Дуэль сердец

      Долохов действительно всю дорогу усмехался про себя, когда понял, в какую ловушку загнала себя Софи, приютив Лизу. Вначале он рассердился, когда услышал от матери историю бегства Лизы, и вознамерился во что бы то не стало вернуть сестру домой. Но поговорив с Софи, он принял её резоны. Действительно, их матушка слишком уж зашпыняла сестру. Так что неудивительно, что даже ангельское терпение Лизы однажды лопнуло. И Софи права – пусть матушка почувствует пустоту в жизни от отсутствия дочери. Возможно, это действительно переменит отношение к ней.       Кроме того, эта ситуация подкинула ему немалый козырь – возможность свободного доступа в дом Софи. Теперь ему не нужно будет встречаться с Софи только на людях, чтобы поговорить с ней, и не нужно будет выдумывать предлоги, чтобы заявиться к ней. Достаточно будет сказать, что он пришёл навестить сестру. Так что всё складывается удачно для него. Придя от этой мысли в хорошее настроение, Долохов поехал к матери, чтобы успокоить её и убедить, что Лиза должна остаться у Софи. А заодно собрать вещи Лизы и отвезти их на квартиру Софи. Таким козырем, как свободный доступ к ней, Долохов был намерен воспользоваться на всю катушку, как говорится. Он чувствовал всем своим существом, всей кожей, всей своей сущностью опытного в любовных делах мужчины, что в настоящее время Софи уже не только не безразлична, но и испытывает влечение к нему. Пожалуй, теперь уже не меньшее, чем он к ней. Это ощущалось и по перехваченным им некоторым её взглядам, когда она смотрела на него словно заворожённая. И по тому, как она при этом старалась быстренько напустить на себя безразличный вид и отвести глаза. И по волнению, которое иногда охватывало её при разговорах с ним. А если так… то он добьется своего. Того, чего не смог добиться девять лет назад. Софи будет принадлежать ему душой и телом. Что касается её карьеры, то Долохов не сомневался, что если она полюбит его, то ему удастся уговорить её бросить платные выступления, уроки, все эти глупости и стать ему просто хорошей женой и матерью их детей. Он был абсолютно в этом уверен. Хотя иногда какой-то тревожный голос внутри его предупреждал, что Софи слишком предана своему искусству и призванию, считает свою карьеру делом всей своей жизни, и не откажется от неё ни при каких обстоятельствах. А её сильный характер в отстаивании своих интересов он уже не раз испытал на себе. Но Долохов старался отмахиваться от предупреждений этого голоса. У него воля не менее сильная, и он сможет победить в объявленной им дуэли эту упрямую девчонку, столь желанную ему и любимую им давно, страстно и отчаянно.       С тех пор Долохов стал частым гостем в квартире Софи. Обычно он там появлялся либо к обеду, днём после службы, либо по вечерам, когда Софи и Лиза садились ужинать. Разумеется, и его приходилось приглашать ко столу. Софи с первого же дня заподозрила, что он просто вызнал у Лизы время, когда Софи обычно обедала или ужинала, и выбирал именно это время, чтобы провести в квартире Софи как можно больше времени. Однажды она даже не выдержала и с показным раздражением сказала ему:       – Вот ведь говорили мне, что нельзя прикармливать бродяг и бездомных! Иначе они повадятся без конца таскаться к вам! Не послушала я умных людей!       Долохов одарил её блеском голубых глаз и беспечной ухмылкой безо всякого раскаяния.       – Но вы же никогда не приглашаете меня к себе, Софи! – проговорил он, совершенно бессовестно оглядывая её фигурку и лицо. – Поэтому мне приходится проявлять инициативу.       Софи уперла руки в бока и ответила:       – Долохов, вы так часто появляетесь в моём доме, что не даете мне возможности пригласить вас!       - Ну, если вам жалко для меня какой-нибудь чёрствой горбушки хлеба или сухаря, – с горестным видом произнёс Долохов, – то я уйду и буду голодать дома! Моя кухарка совершенно не умеет готовить, и кроме пригоревшей картошки и холодной овсяной каши без сахара и соли, у меня дома ничего нет.       Софи хотелось рассмеяться, но она старалась изо всех сил удерживать раздражительное выражение на лице.       – Сегодня мне не жалко для вас консоме из лосося, расстегаев с сёмгой, белужьей икры, салата из свежих овощей, бутылки отличного рейнвейна и первой оранжерейной клубники со взбитыми сливками на десерт. Так уж и быть, проходите ко столу, я в очередной раз накормлю голодающего.       Лиза, которая с улыбкой слушала пикировку Долохова с Софи, поцеловала брата в щёку и сказала:       – Всё он врёт, не верь ему, Софи! У него отличная кухарка, которая прекрасно готовит. Только она поперек себя толще, и я понимаю, почему. Он почти никогда дома не обедает и не ужинает. Обедает он в первоклассном трактире рядом со службой или вот, как сейчас, у нас. А ужинает или у нас, или в клубе, где они играют в карты до посинения. Поэтому несчастной кухарке приходится всё съедать самой и толстеть ещё больше.       – Ах, да, я совсем забыла, что он ещё и в карты играет! – продолжала ворчать Софи. – Мало того, что бродяга бездомный, так ещё и картёжник!       – Смолоду такой, – со смехом отвечала Лиза. – Мы с матушкой уже давно привыкли, что он с картами не разлучается! К тому же он всегда выигрывает, так что мы и рукой давно махнули на это его увлечение.       – А вам, что, не нравится игра в карты? – спросил Долохов у Софи, когда все уселись за стол.       – По-моему, из всех бесполезных занятий это самое пустое, – пожала плечами девушка.       – Напрасно вы так думаете, – ответил Долохов. – Было время, когда я жил в основном на доходы от моих выигрышей. И жил небедно, могу вам точно сказать. Да и сейчас карты приносят мне немало денег.       – Ну ладно, – смилостивилась Софи. – Если вы выигрываете, а не проигрываете, то это ещё куда ни шло. Давайте ужинать.       Обычно в такие дни за столом текла неторопливая беседа. Долохов был интересным собеседником и много чего мог рассказать увлекательного. В основном это были истории из опыта его воинской службы, походов, войны 1812 года и заграничного похода русской армии, а также рассказы об экзотической Персии, где он пробыл около трёх лет. Обе девушки догадывались, что он там был не из праздного любопытства, это его путешествие каким-то образом было связано с русской разведкой, но не пытались ничего выведать, понимая, что на эти вопросы он не ответит. Зато его рассказы о жителях Персии, об обычаях и нравах этой страны были очень интересными, и Софи с Лизой заслушивались ими. А после ужина Софи обычно играла на фортепиано для Лизы и Долохова. Однажды она сыграла им прелестную мелодию, которую раньше оба не слышали. И при этом напевала песню на английском языке. У Софи был хороший голос, не настолько громкий и сильный, чтобы петь на оперной сцене, но вполне приятный для камерного исполнения. После того, как Софи закончила, Лиза зааплодировала и в восторге спросила:       – Что это за песня? Никогда раньше не слышала. И о чём там речь? Я, к сожалению, не знаю английского.       – Это старинная английская песня «Зелёные рукава», – объяснила Софи. – Я услышала её в Англии на гастролях этой зимой. По легенде, её сочинил король Генрих VIII для своей второй супруги Анны Болейн, пока ещё только ухаживал за ней*. А перевод приблизительно такой:       «Одну надежду я таю, что, как жестока ты ни будь,       Любовь несчастную мою вознаградишь когда-нибудь!       Пусть ты глуха к моим мольбам, мучительница милая,       Твоим зелёным рукавам послушен до могилы я.       Твоим зелёным рукавам я жизнь безропотно отдам.       Зелёные, словно весною трава, зелёные рукава!»       Как нарочно, на Софи в этот день было платье цвета травы с отделкой из валансьенского кружева. Она невинно смотрела на Долохова, но он сердито думал про себя: «Специально дразнит, ведьма! Ну ничего, я тебя ещё переупрямлю!» И он поглядел на Софи самым раздевающим взглядом из своего репертуара, настолько наглым, что она не выдержала и отвела глаза, ругая себя за свою маленькую провокацию.       Хуже всего для Софи было то, что Долохов перестал стараться держать дистанцию между ними, как это полагалось по правилам светской вежливости. Раньше он не позволял в общении с Софи каких-то излишне интимных прикосновений. Но теперь всё изменилось. Он пользовался любой возможностью и любым поводом, чтобы прикоснуться к ней. Не успевала она сесть или подняться из-за стола, как он был тут как тут, и помогал ей отодвинуть или придвинуть стул. При этом стоял или наклонялся так близко, что их тела невольно соприкасались – плечом или бедром. То как-бы нечаянно проводил рукой по её плечу или спине, вроде бы поправляя шаль или шарфик, которые совсем не нуждались в поправке. А на сердитые взгляды Софи отвечал самым невинным взглядом. Завёл обыкновение целовать ей руку при встрече и прощании, чего в нём прежде не замечалось. И обязательно надолго задерживал ладонь девушки в своей руке. Чтобы избежать этого, Софи попробовала держать руки за спиной всякий раз, когда замечала, что он готов взять её руку в свою, но Долохов таким бесстыжим взглядом начинал смотреть на её высокую грудь, которая становилась ещё выше при этом её маневре, что ей невольно пришлось отказаться от этой идеи. Причём всё это он проделывал настолько ловко и незаметно для Лизы, что она ничего не замечала. А у Софи всё больше появлялось ощущение, что её как-то обхаживают. Как будто Долохов приучал её к его прикосновениям, его мужскому запаху, его близости. И она не могла не сознаться себе – её действительно с каждым днём всё больше волновала эта близость.       Несколько раз они вместе с Лизой ездили по приглашению Долохова в театр. И тут он пользовался любой возможностью, чтобы прикоснуться к Софи. Подсаживая и высаживая из кареты, он надолго задерживал свои руки на её теле, иногда даже пожимал её ладонь или руку выше локтя. А в театре обязательно садился позади и немного сбоку от Софи в ложе и либо неотступно смотрел на неё пылающими глазами, либо близко-близко наклонялся к ней, задавая какие-то пустые вопросы. В такие моменты его лицо оказывалось вплотную с лицом Софи, щека могла прикоснуться к щеке, его горячее дыхание обжигало шею и ухо девушки. А один раз она почувствовала, как горячие губы Долохова коснулись её шеи сзади… почти поцелуй… Софи сердито обернулась на него, но он уже выпрямился и отстранился… И только глаза его горели такой страстью, что она вынуждена была повернуться обратно к сцене, но до конца действия не видела и не понимала, что там происходит. Сердце её колотилось в бешеном темпе, дыхание участилось, внизу живота всё напряглось… Лиза, которая стала завзятой театралкой и всегда жадно следила за представлением, сидя в ложе в первом ряду рядом с Софи, совершенно не замечала этих маневров своего брата.       Сама Лиза, поселившись у Софи и выполняя обязанности компаньонки, не желала порывать с матерью окончательно. Пару раз в неделю она навещала Марью Ивановну, захватив с собой горничную в качестве сопровождения. Пока, судя по рассказам Лизы, её мать не была готова выкинуть белый флаг, признать свою неправоту и помириться с блудной дочерью. Тем не менее двери её дома всегда были открыты для Лизы. Вот только Марья Ивановна встречала её холодно, так же холодно разговаривала и сквозь зубы отвечала на вопросы о здоровье и самочувствии. Лиза всегда возвращалась с этих встреч в расстроенных чувствах. Всё-таки она очень любила мать и жалела о ссоре с ней. Но возвращаться на прежних условиях, чтобы к ней снова придирались по пустякам, она тоже не хотела. Софи успокаивала подругу и убеждала, что рано или поздно, но они помирятся с матерью.       Однажды Долохов заявился в дом Софи именно в то время, когда Лиза навещала мать. Очевидно, опять вызнал у сестры, когда она уйдёт из дома Софи, чтобы провести какое-то время с ней наедине. Софи сразу же догадалась об этой его уловке и попыталась заставить его уйти, говоря, что Лизы нет дома – ведь все визиты Долохова он объяснял желанием навестить сестру. Но Долохов с самым невинным видом ответил, что подождёт возвращения Лизы, ведь сестра никогда не оставалась в доме матери надолго, и бесцеремонно прошёл в гостиную. Софи ничего не оставалось как последовать за ним.       – Долохов, вам кто-нибудь говорил, что вы очень назойливы? – сердито спросила она, когда они уселись.       – Да, говорили, и очень часто, – ответил он с довольно-таки наглой усмешкой, раздевая Софи глазами.       – И бесцеремонны? – ещё более сердито сказала Софи.       – И это говорили, – подтвердил он, продолжая озирать Софи с головы до ног. Она была в самом скромном и закрытом домашнем платье, но больше всего на свете ей хотелось, чтобы в этот миг на ней была стальная броня вроде тех, которые носили средневековые рыцари – настолько наглым и раздевающим был взгляд Долохова.       – И нахальны? – продолжала допрос Софи, уже окончательно выведенная из себя этим взглядом.       – Тоже говорили, – развёл руками Долохов. – Скажите мне что-нибудь такое, что я про себя не слышал или не знаю.       Софи не выдержала и рассмеялась.       – Вас, я смотрю, ничем не проймёшь. Лучше расскажите, как дела у Лизы с вашей матушкой.       Долохов стал серьёзным.       – Матушка очевидно тоскует по Лизе. Мне кажется, до неё что-то начало доходить. Но она пока не готова признать, что была неправа по отношению к ней. И, положа руку на сердце, я не могу сказать, что матушка во всём была неправа. Например, книга из-за которой разгорелась ссора. «Опасные связи». Я видел в комнате Лизы, что она читает не только эту книгу, но и другие, подобные и похожие. Матушка всегда запрещала Лизе читать романы про безумную и неимоверную любовную страсть. Считала, что они слишком вредно влияют на девушек, заставляя верить и мечтать о том, чего нет на самом деле. Слишком сильно развивают в доверчивых девицах… скажем так, воображение.       – И вы согласны с вашей матушкой, как я полагаю? – подняла брови Софи.       – Да, в общем и целом согласен, – кивнул Долохов.       Софи от души расхохоталась.       – Я не верю своим глазам! Фёдор Долохов, известный ходок по дамам и девицам нетяжёлого поведения… и вдруг выступает в роли охранителя нравственности женской половины рода человеческого! Вот уж не ожидала, что доживу до лицезрения такой смешной сцены! Я ведь прекрасно поняла, что вы имели в виду, когда говорили о женском воображении. На самом деле это просто тактичная замена другого слова, которое было у вас на уме. А имели вы в виду слово «страстность». Так вот что я вам скажу по этому поводу. Если вы желаете сделать всех женщин не подверженными никаким страстям, то ликвидация романов о любовных переживаниях не поможет. Тут поможет только одна небольшая, но радикальная операция, которую необходимо будет произвести над всеми представителями вашего пола. Вот когда все мужчины станут евнухами, тогда женская нравственность будет надежно охранена от вредных влияний. Ведь это мужчины преследуют женщин как с приличными, так и неприличными предложениями, подталкивая на нарушение тех самых строгих моральных запретов, о которых вы столь неожиданно стали заботиться, – с насмешкой в голосе закончила Софи.       – Говоря о мужских преследованиях, я полагаю, вы намекаете на меня? – Долохов снова нахально усмехнулся.       Софи вскинула голову и сверкнула глазами.       – И на вас, и не только на вас, – ответила она. – Посмотрите вокруг: ведь это мужчины бегают за женщинами, а не наоборот. Мужчины стараются соблазнять нас либо выйти замуж, либо согласиться на любовную связь без брака. Обратные примеры тоже есть, но женщин-соблазнительниц мизерное количество по сравнению с мужчинами-соблазнителями. Овидий написал своё «Ars Amandi» как пособие в основном для мужчин, желающих соблазнить женщину. С тех пор ничего не изменилось. Вот и вы… и вы стараетесь изо всех сил соблазнить меня.       – И как, у меня получается? – с прежней ухмылкой спросил Долохов       – Пока не очень, – мило улыбнулась Софи.       – Это всего лишь «пока», – пристально глядя на Софи, ответил по-прежнему улыбающийся Долохов. – Сдавайтесь, Софи, я ведь всё равно добьюсь своего. Сдавайтесь, упрямица!       – Ни за что! – почти пропела Софи. – Можете таскаться сюда хоть до второго пришествия и мешать мне работать.       – Вы работаете? – удивился Долохов.       – Да, представьте себе, – кивнула Софи. – Помимо концертов и занятий с учениками у меня появилась ещё кое-какая работа. И я пользуюсь любой свободной минуткой, чтобы ею заняться. – И она показала на стол, заваленный какими-то бумагами. – А вы являетесь сюда пустословить и мешаете мне заниматься делом.       – Что это за дело? – спросил Долохов.       – Да вам это не интересно, – отмахнулась от его вопроса Софи.       – Софи, – со значением произнёс Долохов. – Мне интересно всё, абсолютно всё, что касается вас.       Софи с недоверием посмотрела на него – уж не подсмеивается ли он над ней – но лицо Долохова стало предельно серьёзным. Ни следов прежней ухмылки или какой-то насмешки. Тогда она вздохнула и ответила:       – Ну, хорошо, я вам расскажу. Вскоре после возвращения из-за границы у меня появилась мысль открыть школу для девочек, подобную тем, какие я видела за границей. Девочки эти будут из бедных семей. Я планирую открыть её где-нибудь в районе Охты. Я уже присмотрела там дом, который вполне подходит для помещения школы. И он продаётся. Вот только дело застопорилось из-за денег. У меня достаточно денег на жизнь, но недостаточно для покупки здания и организации учебного процесса. Поэтому без помощи благотворителей мне не обойтись. И я намерена получить эту помощь. Я уже поговорила об этом с Болконскими, с Наташей и её мужем. Они согласились устроить благотворительный бал в своём доме, чтобы собрать средства для покупки дома под школу. Пока они ещё срок не назвали, но я думаю, что недели через две или три этот бал состоится в их доме. А я пока составляю смету: сколько денег потребуется на организацию учебного процесса, на выплату жалованья учительницам, на то, чтобы нанять дворника, сторожа, другого персонала… короче, много чего надо посчитать. Надо найти начальницу школы, но это будет попозже, я дам объявление в газеты и буду сама разговаривать с претендентками. А когда найду подходящую женщину, то уж дальше мы с ней будем работать вместе.       Долохов поразился неуёмной энергии Софи. Мало ей занятий с учениками и концертов по вечерам в филармонии или в частных домах, так она ещё но́шу в виде школы хочет на себя взвалить.       – Скажите, – спросил он. – А как вы представляете себе дальнейшую судьбу девочек, окончивших вашу школу? Чему вы их будете учить там? Кем они могут выйти из неё? И какая особая польза для дочерей бедняков в образовании?       Софи сердито глянула на него.       – Да такая же польза, как и для мальчиков! Для мальчиков из бедных семей всё-таки есть кое-какие школы. В той же Охте есть такая школа, и открыта она на государственные, казённые деньги. Но учат там только мальчиков. То есть правительство понимает пользу образования для мальчишек из семей даже бедноты. А вот образованием девочек из бедных семей никто не занимается. Кем эти девочки выйдут из школы, вы спрашиваете? Профессий для женщин не так много, но всё равно кое-какой выбор у девочек, закончивших мою школу, появится. Их будут учить чтению, письму, счёту, закону Божьему, дадут основные знания по географии и истории, самые способные в старших классах смогут учиться музыке, рисованию и даже начать изучать французский язык. Выпускницы моей школы могут потом работать гувернантками, учительницами в женских пансионах, или начать учиться на акушерку. Могут, в конце концов открыть какое-то своё небольшое дело: держать лавочку и торговать всякой мелочью, нужной в хозяйстве. Или домашней выпечкой. Или открыть прачечную, швейную мастерскую… да мало ли чего. Но для ведения своего дела нужно знать грамоту и счёт, потому что потребуется вести записи, расчёты с заказчиками, платить жалованье помощницам или помощникам. Безграмотная и еле-еле умеющая считать женщина такое не потянет. Именно поэтому хозяевами подобных заведений чаще всего являются мужчины, ведь среди них больше образованных. А женщины в подобных заведениях лишь работают. Так что девочки, окончившие мою школу и получившие хоть начальное образование, будут в более выигрышном положении, чем их безграмотные или малограмотные подруги. У них появится хоть небольшое, но право выбора, возможность самой прокормить себя, а не стремиться исключительно к замужеству. Если они и будут выходить потом замуж, то только по сердечной склонности и за любимых мужчин. А не продаваться тем, у кого мошна тугая. Да и любом случае образованные женщины лучше знают свои права и лучше умеют отстаивать их. У нас в России женщины в некоторых случаях более свободны, чем, например, в той же Англии или Франции. Там женщина, выходя замуж, теряет право на своё имущество – всё передается под контроль мужа. У нас всё-таки женщины после свадьбы сохраняют право на своё состояние и имущество. А управиться со своим состоянием может только образованная женщина. Не передать всё под контроль мужа, а распоряжаться самой. Для этого надо хотя бы хорошо уметь читать, писать, считать, разбираться в законах. Вот это и будет преподаваться девочкам в моей школе!       Долохов покачал головой.       – Много ли у вас будет учениц? – спросил он с досадой. – Ведь бедные семьи не могут позволить себе платить за обучение даже небольшие деньги.       – Сколько будет учениц, столько и будет! – упрямо возразила Софи. – Оплата обучения в моей школе будет мизерная, чисто символическая, а если девочка покажет отличные способности, но семья её будет совсем небогата, то платы за её обучение не будет взиматься вообще. Разумеется, в одиночку я это дело не потяну. Даже после покупки дома мне придётся ещё не раз прибегать к помощи благотворителей. Но с их помощью я надеюсь справиться. Кроме того, недавно я говорила о плане организации школы с императрицами Марией Фёдоровной и Елизаветой Алексеевной. Они обещали помочь, обещали из своих фондов выделить кое-какое ежегодное вспомоществование для моей школы, когда она будет организована. Так что я убеждена в успехе своего предприятия, и вы меня не отговорите, – закончила свою речь Софи с самым решительным видом.       – И пытаться не буду, – махнул рукой Долохов. – Знаю ваш нрав. Уж если вы чего-то добиваетесь в деле уравнивания прав женщин и мужчин, то тут вас даже упряжка из десяти лошадей не остановит, не то что я один. Но приготовьтесь к тому, что другие будут противодействовать вам.       Софи саркастически улыбнулась.       – Да к этому я уже давным-давно готова! – ответила она. – Сколько ни говорила об идее организации школы с разными светскими господами, все только брови поднимали, вот как вы только что. Говорили, что девочкам из бедных семей даже то небольшое образование, которое они будут получать в моей школе, совершенно ни к чему. Дело этих девчонок, дескать, выскочить побыстрее замуж и нарожать детей. А для этого грамота не нужна. Как-то при подобной беседе присутствовал один модный доктор, личный лекарь старой графини Зубовой, у которой я тогда выступала на вечере. Так он надулся, словно жаба, и принялся мне доказывать, что образование вредит женской плодовитости. Мол, если женщина учится, то у неё кровь приливает к голове и отливает от детородных органов. А от этого у женщины начинается бесплодие. Я хотела сказать ему, что он кретин, но не захотелось устраивать скандал при всех. А неделю назад этот идиот разразился статьёй в одной из газет на эту тему, что женское образование приводит к женскому бесплодию. И ведь люди читают эти благоглупости, а кто-то и верит в них. Так что я уверена, палки даже в саму идею женского образования мужчины ещё будут вставлять, и немалые. Они понимают: чем больше образованных и умных женщин, которые сами могут заработать себе на жизнь, тем больше угроза единовластию мужчин в этом мире. Вот и сочиняют и будут сочинять подобную ерунду!       Долохов усмехнулся.       – Знаете, Софи, может этот доктор и кретин, но в его идее что-то определённо есть. Сколько я не наблюдал за женщинами, всегда замечал: чем образованнее женщина, тем меньше у неё детей.       Софи даже руками всплеснула.       – Неужели вы верите этой глупости, что при образовании кровь у женщин откуда-то отливает и куда-то приливает? Образованные женщины действительно склонны иметь меньше детей, я это тоже замечала. Но дело тут не в том, что проповедует глупый лекаришка. А в том, что образованные женщины могут знать способы, как предотвратить ненужную им беременность. И рожают они при этом детей не сколько Бог пошлёт, а сколько самой женщине надо. Вот и весь секрет.       – Возможно, вы и правы, – задумчиво сказал Долохов, не сводя пристального взгляда с Софи. Она казалась такой увлечённой, когда рассказывала об идее организации школы. Эх, если бы она всю свою неуёмную энергию вложила в страсть к нему… Но он поскорее постарался отогнать от себя эту крамольную мысль. И так тет-а-тет с Софи давался ему не просто. Больше всего на свете ему хотелось встать, подойти к Софи, поднять её на руки, зацеловать и отнести в спальню… но об этом и мечтать нечего. Она скорее прочистит ему мозги каким-нибудь тяжёлым предметом или позовет слуг на помощь. Он отвёл глаза от Софи, чтобы избежать дальнейших искусительных мыслей, и посмотрел на бумаги, лежащие на столе. – И чем же вы занимались, когда я пришёл? – спросил он.       – Составляла смету, – ответила Софи. – Записала все, или почти все расходы, которые предвидятся, теперь стараюсь подвести общий баланс, чтобы знать хотя бы примерно, какую первоначальную сумму надо собрать на благотворительном балу у Болконских.       Долохов встал и подошёл к столу. Взял один из листов и бегло просмотрел его, потом ещё один и другой… Внезапно он повернулся к Софи и протянул ей лист.       – Вот здесь у вас ошибка в расчётах, – сказал он.       – Где? – она встала, подошла к Долохову и внимательно вместе с ним посмотрела на листок. Он указал ей ошибку.       – Действительно, я ошиблась, – покачала головой Софи. – Как это вы быстро углядели? Я смотрю, вы так же легко обращаетесь с цифрами, как и ваша сестра. Она говорила, что у вас обоих уникальные математические способности, вынуждена признать, что не только у неё, но и у вас.       Софи стояла так близко, что от её нежного запаха и близости у Долохова закружилась голова. Даже не отдавая себе отчёта в том, что он делает, он обнял её за талию и слегка привлёк к себе.       – Софи, – шепнул он, – у меня есть и другие уникальные способности. Я показал бы вам, как я могу любить вас, если бы вы дали мне такую возможность.       Софи замерла в его объятиях, и на несколько секунд ему показалось, что она готова позволить ему обнять себя крепче и даже поцеловать. Долохов уже склонился к её лицу, но тут она резко отшатнулась и вырвалась.       – Нет, не надо, – воскликнула она. На лице её явно был написан испуг. Но испуг не перед ним, а перед собой, перед собственным желанием сдаться и покориться ему. И Долохов это понял. Он сделал к ней ещё один шаг…       Неизвестно, чем бы кончилась эта сцена, но тут в дверь зазвонили. Софи, как испуганная лань, выскочила из гостиной в коридор, и оттуда послышались голоса её и Лизы. Через некоторое время Лиза вошла в гостиную и приветствовала брата. Но тут же она обратилась к Софи и спросила её с расстроенным видом:       – Софи, это правда, что я услышала? На обратной дороге от матушки я встретила одну знакомую даму, и она рассказала мне, что Билибин сделал тебе предложение!       Софи казалась совершенно поражённой.       – Господи, да откуда она об этом узнала? – воскликнула она.       – Она сказала, что это последняя петербургская сплетня, – с тем же расстроенным видом отвечала Лиза. – Про это уже многие болтают. Так это правда или нет?       Долохова тоже потрясла эта весть. Оба они, и брат, и сестра, с одинаково напряжённым видом ждали ответа Софи. Она с досадой покачала головой и ответила:       – Он действительно сделал мне предложение неделю назад. На балу, который устроил граф Пьер Безухов в честь своей свадьбы. Билибин сначала пригласил меня потанцевать, а потом попросил прогуляться с ним по саду, благо вечер был тёплый, и вдруг неожиданно объяснился мне в любви. Да ещё в самых пламенных выражениях! Я сначала думала, что он смеётся надо мной по своему обыкновению, но он кончил самым настоящим предложением руки и сердца.       – И что ты ему ответила? – спросила Лиза. Софи пожала плечами.       – Отказала, разумеется, – сказала она. - Во-первых, и это главное, я не люблю его. Во-вторых, он слишком стар для меня, ему уже сорок пять, он на целых двадцать лет старше. А в-третьих, и это тоже главное, он, как и все претенденты на мою руку и сердце, тоже хочет, чтобы я оставила свою карьеру и засела дома только как жена и мать семейства. Так что я сразу решительно сказала ему «нет». Но наш разговор был с глазу на глаз, я никому не рассказывала о нём. Откуда сплетники всё узнали, не понимаю. Разве что кто-то подслушал наш разговор, в саду ещё были гуляющие.       – Слава Богу, что ты отказала, – с облегчением сказала Лиза. – Он действительно слишком стар для тебя, хоть и умный человек и всё такое. Ладно, – тут Лиза улыбнулась и обратилась к обоим, – вы меня подождите, а мне надо переодеться. Под конец дороги мы попали под первый весенний ливень и вот смотрите, – она тряхнула мокрым подолом платья, – платье почти полностью вымокло.       Когда Лиза вышла, Софи и Долохов стояли и просто молча смотрели друг на друга. Оба были ещё под впечатлением сцены, когда у них чуть было не случился первый поцелуй. Неловкое молчание первой нарушила Софи.       – Два предложения за полгода – это уже перебор. Даже и для меня, – с некоторым смущением произнесла она, отводя глаза от Долохова.       – А кто был второй, что сделал вам предложение? – спросил Долохов, чувствуя, как ревность кольнула его в сердце.       – Вторым был человек, которого вы знаете, – ответила Софи со вздохом. – Помните лорда Харлоу, англичанина, с которым вы виделись в Париже? Перед самым отъездом из Англии, когда у меня закончились гастроли там, он сделал мне предложение остаться в Англии и стать леди Харлоу. Он к тому времени уже вернулся из Парижа на родину и ходил на мои выступления. Но я и ему отказала. И почти по тем же причинам, что и Билибину. Я не любила лорда и не желала отказываться от моей карьеры. А он тоже хотел, чтобы я была просто его женой, а от выступлений на сцене отказалась навсегда. Впрочем, я ждала от него предложения, он явно ухаживал за мной и в Париже, и в Лондоне. Но Билибин меня поразил. Сделать мне предложение после всех его насмешек надо мной… Вы можете такое понять?       – Как раз я и могу это понять, – негромко ответил Долохов, в упор глядя на девушку. – Когда мужчина безумно влюбляется в женщину, но при этом чувствует, что он безразличен ей, то порою в душе мужчины рождаются такие чувства… Женщины при безответной любви страдают молча, как правило, а вот мужчина может впасть в ярость, в гнев, как это случилось со мной три года назад, когда я захотел отомстить вам за ваше безразличие, ударив по вашей кузине… А другие начинают убеждать себя, что эта женщина недостойна внимания, что она смешна и нелепа в своих привычках, поступках, пристрастиях… Короче, «зе́лен виноград»… Очевидно, Билибин своими насмешками хотел и себя убедить в том, что вы ему безразличны, пытался таким образом избавиться от чувства к вам. Но у него ничего не получилось, так же как не получилось это у меня. И потому он рискнул признаться вам и сделать предложение… Вот и весь секрет его поведения, его первоначальных насмешек над вами, – так же негромко закончил Долохов.       Софи хотела что-то ответить, но не успела. Вошла Лиза. А при ней продолжать откровенный разговор они уже больше не могли.