Торт с кремом

Кто бы мог подумать. Всего два слова. Два несчастных слова и ее спокойствие пошатнется. Мысли начнут стремительно кружится, не давая покоя. Что подумают родители? Что подумает их дистрикт? Что подумает Гейл? Наверное, ему и в радость такое внимание к персоне девушки, которую он не любит, видит лишь младшую сестру. Как же все сложно! К чему Пит вообще заговорил про это? В кого влюблен? Выживет-то только один… А теперь надо было играть роль влюбленной девчонки, потому что на этом настоял Хеймитч. «Он сделал тебя желанной!» Но она ведь этого не просила! Из общей гостиной они с ментором вылетели быстро. Пенни и сама не поняла, откуда у нее взялось столько силы чтобы выставить Хеймитча в коридор и выйти за ним вслед. Ругались они достаточно долго. От чего-то Пенелопа была уверена, что ничем хорошим эта затея не закончится. Это было шоу, а в любых шоу она разбиралась лучше всех.       — Малышка, успокойся, — заверил ее Хеймитч. — Я смогу вам помочь. Кроуфорд сильно хмурилась, размышляя над доводами мужчины. Может, он был и прав, только признавать этого отчаянно не хотелось. В Игре даже самая выгодная по началу идея могла обернуться ловушкой для любого из участников. Так было всегда.       — А Китнисс? — хмуро спросила девушка. — Что будет с ней?       — Ей я тоже смогу помочь. Ваша, пусть и псевдо, любовь с Питом может помочь и ей. Грудь раздирали противоречивые эмоции. И тогда она решила договориться. Каждое слово их диалога стучало в ушах даже после того, как все разошлись по комнатам. Даже когда она переоделась и легла в огромную и мягкую кровать.       — Хорошо. Тогда помогай Китнисс. Она должна победить. Пускай наша «любовь» отвлечет их от Китнисс. Мы с Питом сыграем этих несчастных влюбленных, которые… — конец фразы так и повис в воздухе. Мысли все так же крутились вокруг их разговора. Желанной она хотела быть для того, кого полюбила бы сама. А не для парня, с которым первый диалог состоялся неделю назад. В голове встал образ Гейла. Хотела бы Пенни быть для него желанной? Чувствовать его губы, обнимать его, зарываться пальцами в короткие жесткие волосы? Быть его? Внутри ничего не екнуло, как это случалось еще год назад. Девушка поджала губы, перевернувшись на бок. Мучила этими недочувстувами и себя, и его. Может, это было и не такой уж плохой идеей притвориться влюбленной в Пита. Хоть в последние минуты жизни будет думать о чем-то помимо смерти и злобы. Умрет прежней собой, назло Капитолию. Пенни откинула одеяло в сторону. В комнате было невыносимо душно. Во всяком случае, ей так казалось. Конечно, надо было заставить себя заснуть, но сон не шел. Мысли отгоняли даже сонливость. Лежать на месте было невыносимо. Размышления о собственных чувствах плавно сменились на тревогу за собственное будущее. Сколько ей придется продержаться, прежде чем она умрет? Кто ее убьет? Главное, чтобы не Китнисс или Пит. Как ей лучше всего помочь подруге выжить, не подставив ее при этом? Мысли загоняли в ловушку. Пенни обессиленно и зло застонала, вскакивая с кровати. Бездействие душило не хуже удушающего газа. Она направилась к двери. Тихо выскользнула в коридор, отходя к лестнице. Тоненькие тряпичные тапочки не сохраняли тепло. Выйдя на улицу, на крышу, девушка почти тут же покрылась мурашками. Свежий воздух заполнил легкие. Внизу, на улицах, праздновали: раздавались музыка и пение, автомобильные гудки. Такие непривычные звуки для жительницы Шлака. За таким шумом можно было сбежать, никто и бы не заметил. Но силовое поле вряд ли бы позволило это сделать. У края стояло два силуэта. Китнисс и Пит.       — У нашего дистрикта, видимо, никаких шансов, — голос Пенни был тихим, но в этой тишине казался слишком громким. Пит вздрогнул и обернулся. Еле заметная улыбка тронула губы.       — Почему?       — Все три трибута не спят и не набираются сил.       — Не хочу пропустить праздник, в конце концов он в нашу честь, — парень мотнул головой в сторону ограждения. Молчание прерывалось только пением капитолийцев.       - Тоже не спится? — негромко поинтересовалась Китнисс. Пенни только кивнула. — Не могу перестать думать о завтрашнем дне. Глупо, конечно.       — О, КисКисс… Ты справишься, я уверена. Ты должна справиться. Эвердин обернулась на Пенни, встречаясь с ней взглядом. Обе подруги уперто молчали. Наверное, сейчас нужно было говорить как можно больше — уже завтра они станут врагами. Но обе молчали. Все, что нужно, они читали во взгляде напротив. Китнисс понимала, что Пенни попробует ее спасти. А Пенни понимала, что Китнисс будет бороться за ее жизнь. А выживет только одна из них…       — Ладно, я спать, — Эвердин раздраженно фыркнула и поспешила уйти. Пенелопа смотрела ей в след, а потом обернулась на Пита. Парень молчал, не прерывая подруг.       — Я должна извиниться, наверное, — вдруг негромко сказала девушка.       — За что?       — Я накричала на тебя, — напомнила про свою злость после интервью Кроуфорд.       — Все нормально, — отмахнулся парень.       — Как скажешь. Еще раз глубоко вдохнула свежий воздух и немного скосила взгляд на парня. Они никогда не общались, виделись только иногда в коридорах школы и в те моменты, когда ни Китнисс, ни Гейл не могли пойти отдать белок его отцу. Было немного странно смотреть на человека, который был привычной декорацией ее жизни, но о чьих мыслях и чувствах она никогда не задумывалась. А теперь вместе стояли на крыше незнакомого здания, подставляя лица ночной свежести, и для всего Панема выглядели как несчастные влюбленные. Взгляд скользил по прямому носу, чуть мягковатым чертам лица, развивающимся пепельным волосам. И только когда заметила, что голубые глаза смотрят на нее в ответ, весело хмыкнула, признавая свою ошибку.       — О чем думаешь? — негромко поинтересовался Пит, когда Кроуфорд наконец отвернулась.       — Об Игре. — Соврала Пенни. Мысли крутились вокруг семьи: медальон холодил кожу под футболкой. — А ты?       — Надеюсь, что не опозорюсь завтра и… — он заколебался.       — И? — с интересом спросила она.       — Не знаю, как сказать. Я хочу умереть самим собой. Понятно? Пенни кивнула, не зная, что сказать на это, но полностью разделяя его чувства. Для себя, с трудом преодолев половину всех стадий принятия за пару дней, уже решила, что если не отдастся течению судьбы, то хотя бы постарается запомниться всем дистриктам самой непоколебимой. На Капитолий и его реакцию на это было плевать.       — Понимаю, — шепотом вдруг сказала девушка. — И наверное разделяю твои мысли. Но что я буду делать на арене — не знаю.       — Ты сильный человек, Пенелопа. И точно сможешь поступить так, как правильно. Легкая улыбка тронула губы.       — Все будет легко, как торт с кремом?       — Что?       — Эту поговорку — «как торт с кремом» — родители используют постоянно. Красиво звучит, нет?       — Да, красиво…       — Спокойной ночи, Пит. И… называй меня Пенни, — это предложение вырвалось само собой. Глупо было его об этом просить — все-таки поддаваться она будет Китнисс, а не Питу, но с другой стороны… Надо было начинать свыкаться с мыслью, что Пит ее возлюбленный. А какой влюбленный человек будет называть ее «Пенелопа»? Или она просто оправдывала свое мимолетное желание снова стать самой собой. Привычной всему дистрикту Пенни Кроуфорд.       — Спокойной ночи, Пенни.

***

Цинна должен был подойти с минуты на минуту. В его ожидании подруги сидели рядом, не в силах что-то сказать. Каменные стены давили на сознание, а в сторону прозрачных лифтов они и вовсе старались не смотреть. Голова Пенни покоилась на плече подруги. Китнисс поглаживала ее по пушистым волосам, прижимая к себе.       — КисКисс, — шепотом позвала Кроуфорд.       — М?       — Ты же позаботишься о Демиане? Будешь носить родителям дичь?       — Неужели сейчас тебя волнует только это? Совсем скоро наступит игра… Пенни, почему ты настолько спокойная?       — Кискисс… я проиграю. С этим сложно смириться, и я сама еще не смирилась. Но я проиграю. Меня толком то никто и не запомнит. Поскорбят для вида и забудут, как всех предыдущих проигравших. А я хочу запомниться хотя бы своему дистрикту. Да, буду бороться до последнего момента, но терять надежду… ни за что я ее не потеряю. Я ненавижу Капитолий. И пускай им назло, но я буду петь, буду радоваться жизни и буду самой собой, — затараторила девушка. Замолчала на пару минут. — И все же проиграю… Скажешь за меня что-нибудь родителям?       — Пенни, прекрати! У тебя шансов победить не меньше, чем у меня! Ты себя уже будто бы похоронила. Думаешь о возвышенном как обычно, а насущных проблем в лоб не замечаешь, — Китнисс отвесила подруге слабый подзатыльник. — Я собираюсь вернуться в Дистрикт-12. И тебе тоже надо бы над этим задуматься. Пенелопа вдруг захихикала. Крепче обняла Эвердин и глянула на нее из-под выгоревших бровей. Буркнув под нос «глупая», Китнисс выпуталась из ее объятий и встала.       — Неглупая, — продолжая улыбаться, парировала Кроуфорд. — КисКисс, не дуйся. Давай не будем ссориться хотя бы сейчас.       — Вот липучка, — тем не менее она обняла подругу в ответ. Совсем скоро появился Цинна. Он помог одеться в специальные костюмы и заплести волосы. Вернул каждой по сойке-пересмешнице — Китнисс ее брошь, Пенни — медальон. Слова мужчины звучали будто из толщи воды. Кроуфорд кивала, но не была уверена, что впопад. Нормальное ощущение мира вернулось только в последний момент, когда голос из колонок начал поторапливать трибутов. В глазах блеснули слезы. Крепкие объятия сначала от Цинны, а потом от Китнисс только ухудшали ситуацию. И тем не менее в цилиндр обе девушки вошли с сухими глазами и гордо поднятыми подбородками.

***

От холода зуб на зуб не попадал. Красными, воспаленными глазами девушка смотрела перед собой. Обхватывала себя руками, стараясь хоть немного согреться. Только начинала ощущать хотя бы намек на тепло, как поправляла небольшую сумку под головой и крепко жмурилась. Ей нужно было поспать хотя бы несколько часов. Вторая ночь без сна никак не способствовала ее плану выжить хоть в начале Игр. Она забралась далеко на юг, придерживаясь тонкого ручейка, протекавшего в поле. Так у нее всегда оставалась вода, а высокие травы степи кишели мелкими животными. В основном грызунами. Быть на открытой местности было непривычно, но в этом явно было свое преимущество. Она видела всех, кто хотел к ней подобраться. Опасно здесь было находится по этой же причине, но Пенелопа уперто ее игнорировала. В конце концов тонкий кинжал она никогда не выпускала из руки и в крайнем случае могла убежать. Кроуфорд сильнее зажмурилась, забиваясь под корни куста, под которым ночевала. Бессонница мучала наравне с холодом и, скорее всего, была вызвана им же. Навязчивые мысли возвращались к трибутам Двенадцатого дистрикта. Ни с кем из них она не пересекалась и это тревожило куда сильнее, чем ночной холод. Как она может помочь Китнисс? Работать в команде — глупая затея. Лучше уже сейчас начинать отвыкать друг от друга, а не дойти вместе до конца. Тогда будет куда сложнее заставить Эвердин убить ее. Да и самой умереть будет проблематичнее. Но если они не видятся, то как она может помочь Китнисс дожить до самого конца? И ладно сейчас, в начале Игр, они обе хорошо справляются. Но ведь скоро основная часть трибутов умрет, и что дальше? А Пит? Как там он? Им тоже было бы неплохо пересечься хоть пару раз. Как никак они играют влюбленных, а строить томные рожи в предположительные камеры и задумчиво пялиться в небо, Пенни уже устала. Нужно же было как-то действовать. Разыгрывать этот спектакль. Привлекать внимание Капитолия к себе. И между прочим от этого внимания зависел и ее маленький бунт. Нужно было насолить Панему. Может, как-то заявить о себе и другим дистриктам. Пока что она обмолвилась только парой ругательств, предназначенных скорее самой себе. Затуманенный взгляд уперся в переплетение веток. Благодаря маленькому росту Кроуфорд с легкостью пряталась даже в степной местности. Только ноги немного торчали из-под куста, но это было не критично. Как можно было заставить камеры смотреть на нее, при этом исполнив что-то такое, что выбило бы Капитолий из равновесия? Итак, что она имела? Внимание Панема, как ни крути, и так было приковано к ним с Питом. Каждый в стране ждал каких-то действий с ее стороны. Пожалуй, надо было действовать в этом направлении. Больше у нее, собственно, ничего и не было. Тихо выдохнув, Пенни вдруг шепотом запела. Боялась напрягать связки в полную силу — мало ли кто мог услышать…

— Здесь безопасно, здесь тепло, Здесь ромашки охраняют тебя от всякого зла, Здесь твои мечты сладки, и завтра они сбудутся, Здесь то место, где я люблю тебя.

Это были слова из песни, которую знал весь Двенадцатый дистрикт. Родители любили петь ее на свадьбах. Прим любила слушать ее как колыбельную, особенно когда болела. И даже Китнисс частенько бурчала ее себе под нос, когда думала, что ни Пенни, ни Гейл ее не слышали. На пару мгновений Пенелопа позволила себе утонуть в воспоминаниях, которые казалось всплывали из прошлой жизни. И только на краю сознания теплилась мысль, такая же приятная, как и мысли о семье, что для всего Капитолия она поет это для Пита. Это тоже был своего рода бунт. Заткнуть ее сейчас не могли, а весь текст так и был пропитан надеждой на светлое будущее. И нет разницы, что у Пенни его не будет. Голос смолк, только когда глаза окончательно слиплись, а сознание провалилось в темноту. Сон продлился не более трех часов — кто-то все же споткнулся о ее ноги.