Лунный волк

Лунный волк. Самое загадочное существо, известное заклинательскому миру. Настолько таинственное, что некоторые и вовсе сомневаются в реальности его существования. Рожденный из слезы обречённого на вечный мрак Бога Луны. В сиянии десятка ярких оранжевых цветков он тосковал по любви к Солнцу. Он мог лишь ловить каждый ее луч, отражать блеклым сиянием в попытке осветить бесконечную тьму ночи. Лунный волк стал отражением тоски, печали и отчаяния. Его серебряные слезы, падая на землю, выращивали невероятной красоты цветки. Те поражали взгляд, пленяли, словно так яростно желали утешить навечно заключённого в тоске волка. Заклинатели верили в существование волшебного зверя, охотились за цветками солнца, которые, по легендам, были способны излечить от любой болезни. Однако Лунного волка мог встретить лишь такой же глубоко несчастный человек. Цзян Чэн никогда не верил в существование Лунного волка. Слишком уж романтичная и глупая история появления, будто бы рассказанная пьяницей с улицы, желавшим привлечь как можно больше внимания. Он уже пережил столько несчастий, что должен был несколько раз встретить таинственного зверя. Сегодня было особенно тоскливо. Цзян Чэн знал, насколько одинок в этом мире, но осознания приходили слишком резко, били по голове так жестоко, что хотелось просто выть от отчаяния. Когда он сидел один в комнате напротив вина, слушал ночную тишину, понимая, как же сильно хотел, чтобы сейчас рядом оказался кто-то. Хоть кто-то теплый, живой, настоящий. Простое общение, чужой голос, энергия другого человека. Цзян Чэн так хотел полюбить, однако сердце оставалось холодным по отношению к каждой влюбленной красавице. Ничто не могло спасти от бесконечности одиночества. Каждый уйдет из его жизни. Бросит и оставит. А Цзян Чэн останется все в той же раздирающей пустоте. Стены давили. В маленькой комнате было нечем дышать. Воздух словно превратился в металл. Давил на плечи, сжимал грудь, пытался вдавить в землю. Цзян Чэн старался отвлечься, почитать свитки, выпить вина. Противное чувство тяжести пустоты не проходило. Голова кружилась от невозможности избавиться от ненужных ощущений, от наплыва воспоминаний. Мужчина не выдержал. Ударил по столу кулаком, поднялся и, переступив через развалившуюся мебель, вышел. Уличный воздух остужал распалившуюся печь мыслей, освежал, позволяя наконец вдохнуть полной грудью. Чувство облегчения стало таким дурманяще приятным, что Цзян Чэн захотел больше. Насытиться воздухом, будто тот мог заполнить внутреннюю пустоту. Ложные надежды повели его в лес. Туда, где одиночество возведется в абсолют, станет безграничным, поглотит с головой. В лесу темно. Он шел, ничего не видел, ориентировался лишь по ощущениям. Торопливые шаги мужчины, освещенного блеклым сиянием луны, шуршание свежей травы, уханье совы в кронах деревьев. Не помогало. Воздух перестал дарить заветные чувства, предательски воткнул в грудь нож. Цзян Чэн ускорился. Побежал, что есть сил, сквозь лес. Пытался сбежать от доставшего его мира. В нем никогда не было места Цзян Чэну. Никому он не дорог, никто не назовет его другом. Почему Цзян Чэна вдруг стало это тревожить? Раздражение рвалось изнутри, он лишь продолжал мчаться, что есть сил. Нога зацепилась за корень. Цзян Чэн запнулся, пролетел несколько метров по траве, врезавшись в очередной корень. Щиколотка заныла от боли. Ладони и щека были покрыты царапинами. Он лежал в темноте леса на сырой траве и не желал подниматься. Тело гудело, руки немели. Тишина резала слух. Шорох, раздавшийся прямо перед ним, напугал. Нечто совсем маленькое мелькнуло во тьме леса, упало на землю. Будто кто-то беспечный решил бросить магический бриллиантик в траву. Слабое свечение становилось ярче, теплело. Цзян Чэн зажмурился от непривычного сияния, прикрылся рукой, дождался, пока оно ослабеет, вновь посмотрел. Во тьме леса распустился такой великолепный цветок. Лепестки заострялись к концу, переливались перламутром вдоль длины. Энергия текла к центру, собиралась в ядро. Весь цветок был наполнен чем-то таким маняще светлым, приятным, выглядел, как маленький сломанный фонарик, сиявший так, словно поглотил солнечный луч. Цзян Чэн приоткрыл рот в удивлении, разглядывая гипнотически прекрасное растение. Что-то шевельнулость внутри, так приятно пощекотало. Хотелось подойти ближе, коснуться, пропустить через себя энергию тепла и света. Во тьме появились еще огоньки. Сначала два вытянутых, будто глаза, а затем и мелкие звездочки и ползущие длинные изящные линии. Очертания сложились в образ. Зверь, состоявший из тьмы и звезд. Лунный волк. Пустые блеклые глаза смотрели на Цзян Чэна, звезды сияли внутри него, перемещались, будто он не состоял из них, а лишь был отражением неба. Шерсть больше походила на удлиненные извивающиеся хвосты падающих звезд. Волк по-волшебному необычный, словно его тут и вовсе нет, ведь состоял зверь из небесных тел. Как рисунок умелого художника, ловко набросавшего основные линии красками и оставившего дорисовать позже. Цзян Чэн не мог шевельнуться или вздохнуть. Смотрел в узкие глаза не в силах усмирить пустившееся вскачь сердце. Лунный волк выглядел таким неземным и при этом невероятно несчастным. Цзян Чэн смотрел на него и видел собственное отражение. Отчаявшийся, бродивший по лесу, смотревший таким проницательным взглядом. Волк шевельнулся, склонился, носом толкнул цветок и вновь посмотрел на Цзян Чэна. В его глазах не было зрачков или хотя бы радужки, но Цзян Чэн понимал, куда именно направлен его взгляд. На кровоточившую рану на щеке. Он, опомнившись, коснулся царапины, пальцы испачкались в крови. Цветки, которые выращивал Лунный волк, излечивали от любых болезней. От любых физических болезней, не касавшихся души и сердца. Так жестоко дать самому несчастному существу в мире лучшее лекарство, которое не поможет от его самой большой проблемы. Цзян Чэн поднялся на подрагивавших ногах, подошел осторожно ближе, не переставая посматривал на волка. Аккуратно уселся около цветка, коснулся лепестка. Так глупо тратить настолько мощное лекарство на мелкие ранки. Пальцы едва коснулись цветка, как по венам пополз сияющий оранжевый перламутр. Цзян Чэн мог проследить, как он медленно перемещался, добрался до ранки на ладони и мгновенно исцелил. Щека тоже перестала ныть, прошла нога. Он посмотрел на волка. Тот прошел к ближайшему дереву, улегся рядом, наблюдая за лечением. Цзян Чэн сам не заметил, как слабо улыбнулся. Сияние, лечившее его, быстро вернулось в цветок. Волк мотнул головой, и растение рассыпалось. Такая дивная красота превратилась в мелкую крошку. Возникла мысль, как же Лунному волку не тоскливо от уничтожения таких потрясающих цветов, а потом Цзян Чэн вспомнил, что он являлся воплощением самой грусти и не мог быть опечаленным еще больше. Лунный волк лишь еще пару мгновений смотрел на Цзян Чэна, а затем уложил голову на сложенные лапы. Его пышная "шерсть" продолжала шевелиться, пусть ветра и не было, будто плыла по волнам океана, в котором отражались десятки падающих звезд. Волк прикрыл глаза. Пришел, чтобы помочь залечить ранки? Лунный волк являлся лишь к глубоко несчастным, но чем он мог помочь, если и сам был таким же? Все, что он мог дать, — цветок. В созерцании существа, так похожего на тебя, было нечто особенное. Цзян Чэн аккуратно подошел ближе, сел рядом, в нерешительности осматривая волка. Хотелось узнать, какое же на ощупь недостижимое небо. Он протянул руку. Пальцы утонули во тьме. На удивление, безумно мягко. Цзян Чэн немного пригладил шерсть, слегка потеребил, увлекшись тем, как ходили волнами изящные линии от каждого его движения. Осознав, чем занимался, он повернулся к мордочке волка. Тот открыл глаза и наблюдал за ним. — Почему ты не приходил ко мне, когда... — он осекся, не в силах договорить. Когда убили родителей, когда уничтожили Орден, когда его лишили ядра. Вряд ли нынешние мучительные чувства могли бы сравниться с той раздирающей болью. Цзян Чэн огляделся. Пустой и холодный лес, в котором был только один источник света — мелкая россыпь звезд на теле волка. Он жил так всегда. Скитался от места к месту, изредка посещая кого-то. Одинокий. Никто не задерживался рядом дольше, чем на вечер. Проклятый при рождении он вынужден вечно бродить по миру, встречаться с такими же людьми, как он, и не быть в силах хоть как-то им помочь. Жестокая судьба. — Тогда рядом со мной был Вэй Усянь, а после его смерти я слишком сосредоточился на поиске последователей культа тьмы и не ощущал подобного. Ведь ты являешься к людям, которые также одиноки, как ты и твой создатель, — говорил Цзян Чэн медленно, едва напрягая голос. — К тем, кто искренне желает любви, но не может ее получить. Волк поднял голову, посмотрел на него сияющими глазами. В нем жила надежда. Скрытая глубоко под покровом отчаяния она теплилась слабым огоньком. Цзян Чэн не столько увидел, сколько почувствовал, что волк ощутил что-то кроме несчастья. — Тебя отправили к таким же тоскующим, но почему? — спросил полушепотом Цзян Чэн, не отрывая от него руки. Словно через прикосновение он мог передать все чувства, все мысли. — Может быть, твой создатель надеялся, что в таком же одиноком ты найдешь родственную душу и обретешь счастье, в отличие от обреченного на бесконечные муки безответно влюбленного Бога Луны. Глаза Лунного волка загорелись еще ярче, словно от осознания. Быть может, он искренне верил, что проклят Богом луны, а потому ненавидел жизнь, погрузился в пучину тьмы, забывая про сияние тысячи солнц внутри себя. Из глаза его пролилась еще одна слеза. Но теперь она больше была похожа на сияние цветка. Отливавшая неземной энергией, потрясающе красивая, она ползла так медленно. Цзян Чэн протянул руку, аккуратно смахнул. Он не знал, что будет, если коснуться слезы, пошел на риск. Лунный волк глянул на его руку, потом вновь на Цзян Чэна. Тьма в нем будто зашевелилась, звезды, ранее неподвижные, засуетились, собираясь в одном месте. Расплывчатые очертания волка и вовсе пропали, шерсть тоже поползла по тьме. Не сразу Цзян Чэн обратил внимание, что звезды принимали фигуру человека. Постепенно формировались голова, руки, пальцы. Тьма перетекла на голову, перешла к телу обвила, образуя волосы и одежду. Цзян Чэн раскрыл рот, но не смог выдавить и звука. Через несколько мгновений перед ним предстал прекрасный мужчина. Кожа его сияла как у небожителя, такая потрясающе волшебная она выглядела так, словно ты не сможешь ее коснуться и пальцы провалятся в бесконечность света. Глаза почти сливались с кожей, но были немного другого оттенка. Длинные волосы и одежда — все то же звездное небо. Подвязанное одним из хвостов падающей звезды ханьфу, состоявшее из чистой тьмы, поглощало свет кожи, плыло, будто не имело веса. Ничем не подвязанные волосы так чудесно обрамляли лицо. Лунный волк имел человеческое обличие. Никто бы никогда не смог о таком даже подумать. Цзян Чэн попытался пошевелиться, но был абсолютно очарован обворожительной красотой. Волк сел рядом, потянул руку и коснулся щеки Цзян Чэна. Так ласково и осторожно. Заглянул в глаза, набрал воздуха, словно хотел что-то сказать, но не решился. — Так ты имеешь человеческое обличие... — прошептал он, будто находясь под гипнозом. Волк опустил на пару секунд взгляд. Жевалки заходили по его скулам. Он нескоро вновь посмотрел на Цзян Чэна и произнес: — Лань Сичэнь. Голос мягко щекотнул уши. Такой приятный, как мерное течение реки, как легкие волны моря. Цзян Чэн лишь улыбнулся. В этих глазах появилась надежда. Надежда, что Цзян Чэн оказался прав и его жизнь не обречена. Что у него все еще есть шанс изменить все к лучшему. Изголодавшийся по чему-то кроме тоски Лань Сичэнь во многом переменился. И Цзян Чэн не мог не чувствовать это приятное движение внутри. Два одиноких существа встретились в лесу, чтобы навсегда изменить жизнь друг друга. — Я... Рад, — проговорил Лань Сичэнь едва ворочая языком. Очевидно, он долго не разговаривал, это давалось ему с трудом. Магическое существо сможет понять любой язык, а вот говорить уже сложнее. — Я слишком давно не чувствовал, — произнес он уже чуть увереннее. Лань Сичэнь. Потрясающее существо, созданное богом. В нем крылось столько доброты и любви, запертых в жесткой тюрьме одиночества. Будь только у него возможность подходить к каждому, кто ему приглянулся. Будь он настоящим человеком, не ограниченным оковами проклятья. Цзян Чэн смотрел в эти глаза и видел мысли без слов. — Хочу остаться, — произнес Лань Сичэнь. Глаза его чуть потухли. Ночное небо светлело, звезды пропадали одна за другой, луна блекла, пряталась за облака. — Оставайся, — кивнул уверенно Цзян Чэн, положил ладонь на его, покачал головой. Лань Сичэнь неохотно убрал руку, поджал губы. — Если Мой Бог действительно желал, чтобы я был счастливым, — говорил он все тише. — Я приду к тебе вновь, Цзян Чэн. Только сейчас Цзян Чэн заметил, что тело Лань Сичэня побледнело, тьма потускнела, стала полупрозрачной, норовя исчезнуть в любую секунду. Рядом с ним не было этого отвратительного чувства одиночества, лишь интерес и любопытство. Рядом с ним он мог дышать полной грудью, забывая о прежних переживаниях. Лунный волк — самый одинокий в этом мире — нашел своего человека. И судьба однажды сведет их вместе. Однажды в грустный и тоскливый вечер одиночества.