Забыть, чтобы потом припомнить

      Темно, только сцена пестрит огнями. Громкость на максимум. Свет вызывает эпилептические припадки даже у здоровых людей, но всем глубоко плевать, переживут. Перепонки вот-вот лопнут. Но приятный голос и хорошая читка ласкают уши. Визги фанаток и фанатов.              Выступает Хан Джисон — один из самых популярных рэперов Кореи. Его любят все, начиная от соотечественников и заканчивая пингвинами на Южном Полюсе. Он успешен по всем фронтам. Любимое дело приносит баснословные деньги, множество полезных связей и хорошую репутацию. Любимый менеджер-тире-парень всегда рядом: никогда не пропускает концерты Джисона, всегда стоит за кулисами, поглядывая на сцену, оценивая, как проходит вечер и как себя чувствует Джисон. Счастье. Радость. Адреналин. Любовь.              Минхо был с ним с самого начала, еще с тех времен, когда Джисон подрабатывал черт-те где, писал стихи в маленький пожеванный собакой Ппамой блокнотик и мечтал об успехе. Минхо поддерживал, Минхо гладил нежно, шептал приятности и слова, пропитанные верой и надеждой на хорошее будущее, Минхо любил и любит. И будет любить.              И сейчас стоит как обычно за сценой, чувствует ногами вибрацию от колонок, прыгающего вовсю Джисона и такой же раскачанной толпы. Яркие вспышки слепят, но он продолжает наблюдать с улыбкой на лице.              — Дайте шуму! Ваш любимый трек!              Начинается так полюбившееся всем девчонкам шоу. Эта песня всегда проходит именно так: Джисон выливает на себя бутылку воды, тряся головой, чтобы капли попали на людей с первого ряда, снимает черную майку, оставаясь по пояс голым, выставляя на всеобщее обозрение проглядывающиеся кубики пресса, которые Минхо любит вылизывать по ночам, и пухлые мышцы груди.              Ох, его грудь. Подтянутая, мягкая, упругая. Минхо тоже любит ее вылизывать, кусать, любит щипать за темные соски, чтобы вырвать у Джисона смешки и капризные «э-эй!», а в стрессовые моменты или просто после тяжелого дня любит мять всегда теплые и податливые его пальцам сисечки. Никакая из женских грудей не сравнится с Джисоновой, потому что она принадлежит Минхо. Так подходит ладоням Минхо. Так любима Минхо.              По торсу стекает вода, впитываясь в пояс натянутых на талию боксеров, чуть выглядывающих из-под джинсов. Это в стиле Джисона — дразнить публику: не раздеваться, а полураздеваться, не пить воду, а выливать половину на свое разгоряченное тело, флиртовать с каждым из фанатов, будучи в отношениях.              Предсказывая все вопросы: Минхо все устраивает. Джисона хотят все — а получает он один. Джисон мог бы трахать фанаток после концертов — а ложится под него. Джисон получает десятки подарков в месяц — а его подарок носит не снимая. Серебряное искрящееся кольцо на безымянном. Джисону пишут миллионы слов любви — а самое искреннее признание слышит от него по утрам, после пробуждения. Джисон любит ходить по дорогим ресторанам — а любимые его блюда — это мамина выпечка и заваренный им рамен. Джисон любит своих фанатов — а Минхо любит больше.              — I got it, shut your trap 'cause it stinks, everyone back off already-y, — выплевывает Джисон, самодовольная улыбка красуется на его лице, изредка появляющийся изо рта язык вызывает у всех инфаркт в двойной мере, даже парни в толпе текут от такого Джисона.              — Yes, whine more 'cause my answer is I got it, I got it!              — I got it, I got it! — как мантру повторяют в толпе, пища и крича, срывая голосовые связки.              И дальше это.              Между первым припевом и вторым куплетом есть небольшой проигрыш, который Джисон решает заполнить какими-то движениями. Если точнее — поворотом к фанатам спиной и ритмичной тряской задницей. Тверком.              Фанаты в который раз взрываются. Минхо от смеха и умиления — сам не знает, от чего именно, но, наверное, в этом и заключается чувство любви — щурит глаза, сквозь ресницы дальше смотря на соблазнительное покачивание бедрами своего парня. Он не видит, какой шикарный вид сейчас разворачивается перед сотнями людей. Насмотрится еще.              Джисон поворачивается лицом, зачитывая второй куплет, когда в него прилетает чей-то бюстгалтер. Это не ново. Джисон после первых десяти концертов даже начал собирать коллекцию из прилетевших в него топиков, лифчиков и трусов (ого, мужские тоже есть), их собралось уже достаточное количество на одной из полок его шкафа. Поэтому только с удовольствием ловит его, продолжая читать.              Минхо хмурит брови. Джисон ставит микрофон на стойку, которая обычно всегда пустует, читает рэп, но глаза его устремлены на пойманный лифчик. Минхо не может его разглядеть — он вроде полупрозрачный, а вроде цвет имеет, — но главное его волнует: почему Джисон его так рассматривает? Что случилось? Он пахнет чем-то? Он чем-то обмазан? Ядом? Не дай бог, чтобы это было что-то угрожающее здоровью Джисона, потому что Минхо…              Потому что…              Мысли прерываются. Слов не остается. Глаза только становятся двумя огромными блюдцами.              Джисон, уже приближаясь к припеву, надевает лифчик на себя. Минхо видит, как тот с легкостью застегивает его спереди и прокручивает, чтобы грудь оказалась в чашечках, а дальше просовывает руки в лямки. Лифчик сидит как влитой — Минхо чувствует это. Поясок с застежкой не давит на кожу и не сползает, идеально сидит под грудью. Он не видит, как Джисон выглядит спереди…              И конечно. Джисон крутится вокруг своей оси, начиная припев, забирает микрофон со стойки. Минхо на полсекунды увидел это. То, как ткань сидит вплотную к коже груди, словно этот лифчик сшили на заказ парню-извращенцу. Извращенцу и его более извращенцу парню.              Минхо отворачивается, направляясь в гримерку. Еще пару треков — и нужно будет ехать домой. Справляться с потенциальной проблемой — стояком — будет некогда, поэтому лучше забыть. Забыть-забыть-забыть. Не думать об этом. Он же все равно ничего такого не видел, верно? Слишком мелькало в глазах, он видел только очертания. Очертания красивой ткани, обрамляющей идеальную грудь его парня. Она как по шелку легла на его бархатную смуглую кожу, только подчеркнула приятность грудных мышц, их пухлость, их мягкость…              Забыть, блять.              Даже в гримерке слышен шум и гам, через которые пробивается звонкий дерзкий голос Джисона, зачитывающего последний трек. Он не такой быстрый и не такой резкий, как типичный репертуар Джисона, но имеет свою изюминку и красоту.              Минхо успел охладить лицо дважды, потому что как минимум четырежды представлял Джисона в милом бюстгалтере и шестирежды проклинал сексуальность своего парня. Восьмирежды проверял телефон и время, чтобы отвлечься. Десятирежды подрывался подрочить, но успокаивал себя тем, что все успеется.              — Детка! — врывается в гримерку Джисон. Минхо смотрит только на лицо, потому что этот говнюк, видимо, не снимал лифчик до конца выступления и стоит сейчас в нем как ни в чем не бывало. — Детка, прости, я такой потный сейчас!..              И обнимает Минхо. Тот только рад: выдыхает тяжеловато, но будто с облегчением, прикрывает глаза, обнимает своего парня за плечи, пока чужие руки устроились на его талии. Джисон не соврал, он и вправду потный, мокрый весь, а тело его горячо и, Минхо чувствует, так податливо из-за физических нагрузок во время концерта. Все-таки выступать полтора-два часа не мешки ворочать.              — Понравилось?              — Ты шутишь? Я ужасно счастлив! — Джисон в знак подтверждения начинает подпрыгивать в кольце рук Минхо. Тот посмеивается тоже счастливо, но ощущает, как сетчатая ткань на груди его парня скользит по его футболке, напоминая о себе. Минхо выдыхает через нос, чуть хмурясь, но продолжает поглаживать Джисона.              — Тогда и я счастлив.              Проходит как-то все быстро. Минхо кажется, что быстрее, чем обычно, и он понимает, что сам торопится, тем самым торопя всех вокруг.              Так они вдвоем садятся в машину, Минхо рулит как-то резковато, потому что руки потрясывает: мозгами он уже дома вбивает Джисона в холодную постель, телом он все не может туда доехать, от чего раздражается.              — Детка? — тихо обращается Джисон, кладя руку на бедро Минхо. Тот чуть вздрагивает от прикосновения, хоть оно и было невесомым и легким совсем, как перышко.              — М?              — Что-то случилось?              — С чего ты взял?              — Ну, ты просто какой-то… Нервный, что ли.              И если до этого момента Минхо пропускал половину диалога мимо ушей, делал все практически на автомате, то сейчас его осенило.              — В смысле? — он осознаннее пялится на дорогу, напрягается всем телом, действительно нервничает — не будь он за машиной, его правая нога со стопроцентной вероятностью начала бы дергаться.              — Ну… — Джисон мнется, а ладонь на бедре Минхо начинает чуть поглаживать джинсу. — Ты бегал за сценой как белка в колесе, хотя обычно ты ходишь так вальяжно и медленно, что весь мир должен тебя ждать. Ты ни с кем не болтал, но обычно ты к каждому отдельно подходишь и благодаришь его за участие в организации, там, за сам концерт. Ты даже со мной не поболтал…              Машина останавливается на светофоре жестко, что их чуть кидает вперед и обратно прижимает с силой к спинке кресла. Пока Джисон теряется в удивлении — Минхо всегда водит автомобили нежно! — Минхо хватает его за затылок и прижимается щекой к щеке. Губы у самой ушной раковины.              — О чем мне с тобой болтать, м? — полушепчет он. — О том, как тебе идет этот блядский лифчик? Ты его надел, чтобы раззадорить меня, я же знаю, а сейчас ты решил прикинуться невинной овечкой? Хорошо, я поиграю с тобой в эту игру. Чтоб, когда мы приедем, пулей метнулся в ванну, понял меня?              Джисон пискнул, но голова болванчиком мотает вверх-вниз.              — Хороший… И только посмей трогать себя.              Не посмеет.              Доезжают они быстро, Джисон слушается Минхо беспрекословно: сразу после остановки автомобиля вылетает из него и бежит домой, в их квартиру. Снимает куртку и расстегивает ботинки уже будучи в лифте, снимает окончательно в прихожей, а остальное — в ванной.              Минхо как будто все время рядом, позади. Джисон чувствует, как на него смотрят, как тяжело проходятся взглядом по его фигуре, словно вот-вот набросятся. Но Минхо нет. Он в ванной один. Он стоит полностью обнаженный перед пустой ванной и не решается в нее залезть. Если он правильно понял Минхо, то ему нельзя себя трогать. Нигде. Как ему помыться?              Решение приходит в ванную довольно быстро.              — Хороший мальчик, умничка, — говорит Минхо, прижимаясь грудью к спине Джисона и целуя его мокро в шею. Джисон довольно мычит, вытягиваясь, освобождая большее пространство под поцелуи. — Заходи, я тебя помою.              Джисон неверяще поворачивает голову к Минхо, а тот только мягко кивает, подтверждая свои слова, и указывает рукой на ванну. У Джисона, кажется, все тело покраснело от смущения. Они такого не практиковали.              Они заходят вместе, Джисону сразу же хочется отвернуться, закрыться, но Минхо не дает. Он настраивает нужную температуру воды, спрашивает Джисона, все ли хорошо, а тот только молча кивает, глаз почти с пола не поднимает.              Джисон стесняется. Он полностью оголен перед своим парнем. Он смотрит на Минхо: тот такой же голый, такой же грязный — ну, может, немного грязный — у него тоже член еще мягкий, висит спокойно, от любого движения трясется вместе с яйцами. Раз Минхо не стесняется, должен ли Джисон?              Минхо обливает Джисона из душевой лейки, а затем, налив в ладонь большое количество шампуня, принимается намыливать его волосы, почесывая короткими ногтями кожу головы, даря своеобразный массаж. Джисон стоит, закрыв глаза и отдавшись полностью ощущениям, и чувствует, как Минхо тянет его руки на свою талию. Джисон с легкостью поддается, обнимая Минхо, а тот делает шаг, соприкасаясь мягким членом с его.              Джисон вздрагивает, ему ноги хочется свести коленками вовнутрь, а Минхо, будто ничего не произошло, продолжает мыть его голову, вычесывая прядки волос. Споласкивает ее, потом снова нашампунивает.              — Помоешь мне голову? — мягко спрашивает, во второй раз смывая с Джисоновой головы шампунь. Тот покорно кивает, убирает мокрую челку назад, тянется за флакончиком, уже тянется к волосам Минхо…              Минхо обнимает его почти так же. Только не за талию, а за ягодицы. Джисон мычит, начиная растирать шампунь и массируя голову, а руки Минхо будто повторяют за ним: гладят ягодицы, мнут их, то собирая половинки вместе, то, наоборот, раздвигая их, проводят пальцами по расселине и играются, в целом.              Ко второму мытью головы шампунем у обоих уже стояк. Они потихоньку трутся друг о друга, дышат тяжело, а у Джисона руки уже плохо слушаются, бесцельно водят по волосам, совсем их не моют.              Минхо хочет пролезть указательным пальцем в сомкнутую дырочку, но Джисон шипит на него и отходит назад, насколько позволяет ему величина ванны.              — Детка, мне нужно помыться, — говорит он твердо, издалека смывая лейкой шампунь с головы Минхо.              Тот стоит с закрытыми глазами, ждет, когда его голову домоют, а потом выдает:              — Я могу тебя помыть.              — Ч-чего? — Джисон краснеет пуще прежнего, от смущения только пялится на Минхо огромными глазами. — Минхо, ты че…              — Поворачивайся.              — Минхо, может…              — Я сказал: поворачивайся.              И Джисон выполняет приказ. Поворачивается, опираясь на стенку руками, оттопыривает нерешительно задницу, а Минхо тянет его назад за бедра, заставляя сильнее прогнуться и выставить зад.              — Не двигайся, я могу тебя поранить.              — Что?..              Минхо аккуратно размазывает по расселине пену для бритья, станком совершает аккуратные движения сверху вниз, оттягивает то одну ягодицу в сторону, то другую, чтобы побрить сморщенную кожу ануса. Джисон действительно не двигается, от чего тело потихоньку затекает, хочется переступить с ноги на ногу, выпрямить спину, потому что чувствует, скоро поясница крякнет. И Минхо как раз заканчивает с бритьем, смывая пену и споласкивая станок, и легонько шлепает Джисона по правой заднице: разрешает двигаться.              Джисон поворачивается к Минхо лицом и целует в губы, обнимая за плечи.              — Ну все, детка, теперь тебе реально пора…              — Я ж еще не вымыл тебя.              — Блять, Минхо, — выругивается Джисон, утыкаясь носом ему в плечо. — Ты же понимаешь, что тут все будет в говне?              Минхо гладит Джисона по спине и хихикает, словно отвечая: «Да, понимаю, но мне похуй».              — Ванна будет в говне, я буду в говне, ты будешь в говне! — возмущается Джисон, не разделяя веселья со своим парнем. — Ты ж меня потом без говна не развидишь…              — Тщ-щ, — шикает Минхо, возвращая Джисона на место перед собой и беря его ладонями за щеки. — Милый, ты слишком много думаешь…              — Нет, просто ты меня смущаешь такими предложениями и… И вообще, ты реально не знаешь, что ты хочешь сделать!              — Как раз таки я все знаю, милый мой, — Минхо целует одну щеку, а затем вторую, продолжая: — Я твой парень. Любимый. И я тебя люблю до невозможности. Я хочу видеть тебя во всех настроениях и во всех ситуациях. Мне все равно, грустный ты или веселый, чистый или грязный, потный или от тебя пахнет радугой и единорогами — ты это ты. Ты — тот, кого я обожаю всем сердцем, люблю…              Джисон сейчас расплачется. Он смотрит Минхо в глаза, а в них целая Вселенная поселилась, переливается всеми оттенками черного и блестит плеядами звезд.              — Ну хочешь — даже в говне тебя могу трахнуть…              Джисон закатывает глаза и бьет Минхо по плечу, улыбаясь, пока тот смеется.              — Можешь же ты момент испортить!              — Так значит, я могу помыть твою очаровательную попку, милый? — Минхо вглядывается Джисону в лицо, ожидая наконец-таки увидеть зеленый свет на свою хотелку. И видит. Разрешение получено.              А потом понимает, что Джисон напридумывал многое. Не совсем они в говне тонут. Ну да, много его, конечно, но Минхо так на это все равно.              Главное — он после моет их обоих вкуснопахнущим гелем для душа, пару раз щипает Джисона за задницу, слышит возмущенные визги и только счастливо улыбается, целуя Джисона то в плечо, то в шею, то в щеку. А когда Джисон тянется за поцелуем в губы, с удовольствием подается вперед и смакует то верхнюю, то нижнюю.              Они выходят, веселые и отдохнувшие, из ванной в полотенцах, и тогда Минхо говорит:              — Надень тот лифчик, — Джисон смотрит на него недоумевающе, поэтому добавляет: — Я его плохо рассмотрел.              И Джисон надевает. Он заходит — выплывает из коридора — в спальню, медленной походкой самой высокооплачиваемой модели подходит к Минхо, сидящему на кровати с раздвинутыми ногами, и оказывается тотчас на коленях. Грудь выпячивает вперед, чтобы Минхо все хорошо рассмотрел.              Нежно-розовые бретели, таким же цветом обрамлены чашечки снизу. Ткань чашечек прозрачная, сетчатая, в нее вшиты пастельных оттенков цветки: голографические голубые и розовые. Джисон водит по лифчику руками с накрашенными черным лаком ногтями, гладит свою грудь, словно дразнит.              И тянется руками к твердо вставшему члену Минхо, ощупывает его, на пробу гладит влажную кожу, но подносит ладонь ко рту, смачно облизывает ее, лишь бы больше слюны осталось, и уже смачивает член перед собой.              Гладит, прокручивает ладонь на головке, смотрит на Минхо восхищенным хитрым взглядом, надрачивает член двумя руками, делает так приятно, что Минхо стонет нежным тихим голосом и пожирает глазами картину перед собой. Глаз не оторвать. Смотрит то на умелые руки, работающие с усердием на его члене, то на полное похоти лицо, все еще излучающее напускную невинность, то на пухлую грудь, облаченную красивым бюстгалтером.              — Спиной на кровать, — приказывает Минхо, а Джисон радостно подрывается, по пути чмокая влажно Минхо в губы, и устраивается поперек кровати на спине.              Минхо залезает следом медленно, словно пантера крадется к добыче, и оказывается над Джисоном. Вглядывается в лицо под ним, тот смотрит в ответ ожидающе, словно ждет нападения.              Минхо нападает, а у Джисона глаза закатываются и рот открывается в безмолвном стоне. Минхо расцеловывает шею, оставляя на ней несколько светлых засосов, языком очерчивает ключицы, причмокивая, и добирается до лифчика. Он мажет губами по сетке чашечек, кончиком языка водит по ткани, находит сосок и прижимается к нему губами — а тот как штык встает. Джисон стонет, засовывая в рот пару пальцев, чтобы и заглушить себя, и отвлечь еще одной работой. Имитирует рукой толчки члена, обсасывая пальцы и беря их по основание.              Лифчик в моменте оказывается выше груди. Минхо оттянул его, освобождая от оков грудь и припадая непосредственно к соскам. Ласкает языком, касается чуть зубами ради ощущений, присасывается, словно пиявка, мечется от одного соска к другому, оставляя полоски слюны меж грудей. Сисечки наливаются кровью, соски пульсируют и разбухают от постоянной стимуляции, Джисон давится своими собственными пальцами, слюна течет изо рта так обильно, что не успевает сохнуть.              Минхо ложится сверху, нога Джисона оказывается меж его, он руками мнет грудь, чуть играется и снова мнет, посасывая соски, словно ждет, когда ему в рот стрельнет молоко, как бывает у только родивших женщин. Лифчик иногда скатывается на свое место, закрывая грудь, поэтому Минхо судорожно расстегивает его и откидывает к подушкам, продолжая терроризировать грудь своего парня.              И Джисон неожиданно кончает, когда обсасывает кончики своих пальцев и чувствует, как Минхо чмокает его в сосок. Он громко стонет, голос чуть надрывается от прошедшего концерта, поэтому хрипит, а Минхо, почувствовав влагу на животе, сладко улыбается и облизывает всю грудь языком, собирая излишки слюны в рот. Эта слюна быстро прилетает в рот Джисона. Минхо плюнул ему в рот. Агрессивно и собственнически. Как зверь. Джисон глотает ее, со слезами на глазах пытается рассмотреть Минхо, склонившегося над ним. Тот улыбается любовно и тянется к любимым губам.              Они целуются долго. Языки сплетаются и расплетаются. Иногда Минхо думает, что они смогут заплести языки в морской узелок. О бедро Джисона трется истекший смазкой все еще стоящий член. Джисон хныкает в поцелуй, старается руками что-то да сделать, но их сцепляют вместе выше головы и не дают двинуться.              Напоследок чмокнув раскрасневшиеся губы, Минхо встает и уходит в ванную, а возвращается с влажным полотенцем и без засохшей спермы на своем животе. Бережно вытирает стянувшуюся лужицу на Джисоне и откидывает полотенце куда-то в неизвестность.              Джисон слышит только звук открывшегося колпачка и чувствует крепкие руки, что тянут его коленки к груди. Он понимает, что от него хотят: подтягивает колени, обнимает их, выставляя взору Минхо его красную от недавнего раздражителя дырочку. Минхо аккуратно смазывает ее, ненароком вставляя два пальца и крутя ими внутри, и Джисон ощущает, как возбуждение снова бьет по голове — и головке. Растяжка — неприятный и нудный процесс, но обязательный, и Джисон знает, что идет за ней. И Минхо знает.              Влажная головка приятно проходится по смазанной гладкой расселине. Минхо стонет от этого вида: как Джисон покорно лежит, ожидая, когда из него вытрахают все мозги, как раскраснелась его грудь, в некоторых местах она даже отдает фиолетовизной, как подрагивают Джисоновы руки, напряженно сжимая поднятые вверх ноги, как член Минхо смотрится между аккуратных смуглых ягодиц.              — Б-боже, — выстанывает Джисон, когда головка оказывается внутри. Минхо стонет ему в ответ, ощущая, как влажные стеночки обхватывают его и нежно давят, стимулируя головку. Он продвигается дальше, почти укладываясь сверху на Джисона, входя по яйца в податливую дырочку.              — Ну да, я Бог, — со смешком говорит Минхо, за что ему почти сразу прилетает хлесткий шлепок по животу. Джисон хихикает вместе с ним, поворачивает корпус и ноги в одну сторону, чтобы Минхо мог наклониться и поцеловать его.              Минхо правда целует его нежно, мягко, относится со всей осторожностью с ним, как с хрустальной вазой. Но бедра двигаются в таком темпе, словно хотят разрушить Джисона, сломать, превратить его задницу в поле после битвы. Ягодицы красные от шлепков бедер. Минхо использовал настолько большое количество смазки, что она стекла на задницу и бедра и при каждом соприкосновении кожа о кожу, при каждом шлепке тянется между ягодицами Джисона и бедрами Минхо белой вязкой паутинкой.              Фрикции не прекращаются. Они хлесткие, резкие, член во время каждой стимулирует простату и выбивает из Джисона полузадушенные стоны, а во время коротких остановок выдыхает весь воздух из легких, кричит от удовольствия.              — Блять, какой же ты… — Минхо не договаривает, раздвигает Джисоновы ноги в стороны, открывая себе вид на мирно лежащий на животе член, от которого тянутся блестящие полосы предэякулята, тянет колени вверх, чтобы Джисон обхватил их и открыл себя полностью — что до одури смущающе. Входит жестко, бьется яйцами о задницу, слышит каждый хлюп и мокрый звук, наклоняется ближе к Джисону, чтобы захватить во влажный рот распухший сосок, втянуть его сильнее, выпустить и повторить то же самое с другим.              Джисон хнычет от неприятной тянущей боли в грудях, но тянет руку к своему члену, чтобы помассировать и подергать вверх-вниз, получить дополнительную стимуляцию. И чтобы снова кончить.              Оргазм в этот раз длится дольше, ярче, после него тело становится тянущимся подтаявшим зефиром, а задница как будто немеет — поэтому не чувствует, как Минхо выходит из него, давая пережить крышесносный прилив удовольствия. Он надрачивает свой член, выжидая, когда Джисон спустится с небес на землю, второй рукой же тянется к валяющемуся лифчику и протягивает своему парню.              — Милый, — выдохся. У него одышка небольшая, пот стекает ручьями, но держит этот лифчик в руках, передавая Джисону. — Надень.              Джисон без сил. Он еле-еле надевает его, успевает застегнуть только на одну петлю и надеть наполовину только одну бретель, одна чашечка ниже другой, поэтому одна из косточек сильно давит на коричнево-красный сосок. Джисон стонет жалостливо и откидывается в таком виде снова на спину, а Минхо тут же залезает ему на торс, становится коленями по сторонам от его тела и принимается надрачивать прямо над красивой распухшей грудью.              Он ловит уставший взгляд Джисона, тот — как мило — продолжает участвовать в процессе, оглаживая неряшливо надетый лифчик, чувствительные сосочки и сжимая с выдохом грудь. И Минхо это добивает.              Белые полосы украшают нижнюю часть лица Джисона, ключицы, а основная часть семени собирается на груди, разливаясь в стороны и впитываясь в тонкий материал бюстгалтера. Минхо резво задирает лифчик, от чего сетка жестко проходится по соскам и покрасневшей коже — измученный стон касается его ушей, — и постукивает головкой по каждому из сосков, выжимая из себя всю сперму.              Джисон лежит, вытраханный и счастливый, уставший и вытраханный, залюбленный, разнежившийся и вытраханный.              Минхо осторожно снимает испачканный лифчик с Джисона, чтобы не давил на измученную лаской кожу и не делал больно, поцелуями-бабочками одаривает все тело Джисона, на что тот только тихо постанывает. Но Минхо слышит: стоны не боли — любви. Он выцеловывает даже коленки, даже пятки и пальчики на ногах, чуть ли не в подмышки лезет, но Джисон его со смешками отталкивает — щекотно! — и укладывает на кровать рядом с собой, чтобы заобнимать и подарить ответную порцию любви.              — Нужно помы-ыться, — тянет Минхо, в тысячный раз целуя Джисона в мягкие губы. Кажется, от поцелуев они уже стерлись: гладкие такие и скользкие от слюны.              Джисон дуется и сильнее стискивает Минхо в объятиях, словно пригвождая к постели намертво.              — Милый, мы грязные…              — Ну и что? — хрипит Джисон. Сорвал голос, маленький. — Как ты там говорил? Я люблю тебя и чистым, и грязным, и хоть в говне!              Минхо смеется, тянется к Джисоновой шее, награждая ее свежим и темным засосом, пока Джисон выводит никому не понятные узоры на его спине.              — Но помыться реально надо… — выдыхает он, отвлекая Минхо от поцелуев. Тот замечает странное выражение лица и спрашивает, все ли нормально. — Ага, просто… Просто чувствую, как… Ну… Смазка течет.              — Мне нужно второй раз попенцию помыть?              — Честно, — задумывается Джисон, — я не против, чтоб ты всегда меня мыл. Это очень нежно… Я чувствую себя любимым. А еще чистить кишечник веселее вдвоем.              — Веселее? Я тебе в ванной два раза член поднял, пока мыл!              — Ну весело же было! Краник вверх — краник вниз!              Минхо давит бедром на мягкую плоть, заставляя Джисона закряхтеть — тот пытается уйти от прикосновений, которые только возбуждают, и в итоге выпрыгивает из кровати.              — Ну и хер с тобой! Пойду один мыться.              Джисон обиженно отворачивается и походкой от бедра направляется в ванную, а Минхо счастливо лежит звездочкой на кровати пару мгновений и подрывается за ним — все-таки смазка еще внутри, нужно найти ей применение.