Первая ссора

Настойчивый стук нарушил тишину и привёл в себя уже почти отключившегося Ремуса. Не уснувшего, именно что отключившегося — невозможно назвать сном то, что накатывало после сильнейшего потрясения, когда человеческая, магическая и животная части боролись за контроль. Сердце пытается вырваться из груди, магическое ядро пульсирует, подталкивая ошалевшее сердце к краю скалы, а оборотень внутри никого не слушает и с разбегу несётся к пропасти. Стучание в дверь продолжалось, не обещая ничего хорошего, и Ремус, шаркая ногами в полной темноте всё-таки пошёл вниз. Он бы с весомой долей облегчения сделал вид, что не слышит настойчивых звуков, но если за дверью стоял тот, кто он думал, то удары будут продолжаться не один час, пока рука не отсохнет, дверь не сломается или, что вероятнее, не иссякнет терпение Ремуса. Он опёрся о стену возле двери, раздумывая. Не стоит открывать — он знал это. Стоит уйти, сбежать, а лучше вернуться обратно в Хогвартс, где Ремус на самом деле и должен быть. Он убрал выбившуюся прядь за ухо и всё-таки прикоснулся к круглой потёртой ручке. Удары в дверь смолкли. Тот, кто стоял за дверью, чувствовал его нерешительность. «Прости, но я правда тебе не пара», — попытался убедить себя Ремус или же подготовиться к речи. — «Я кто угодно, но не твой спутник. Дай Мерлин друг, о большем и мечтать не могу». И как вышло, что они зашли так далеко? Что они стали сбегать из-под взглядов друзей, укрываться в проёмах коридоров, целоваться до вспышек перед глазами, и по-животному скулить, но в человеческом обличии. Не он ли самый рассудительный и сдержанный из их компании? Как он это допустил? И Ремус сделал глубокий вдох, взгляд потвёрже, надеясь, что мозг подсунет ему в нужный момент что-то получше «Я правда тебе не пара», и распахнул дверь, собираясь закончить всё здесь и сейчас, как того заслуживает Сириус, как того требует этот чёртов мир, его дурацкая семья, но… на пороге стоял Блэк, заглядывающий своими почти чёрными глазами в самое нутро. Ремуса самого трясло весь последний час и сейчас перед ним стоял точно такой же в равной степени обессиленный, надломленный и встревоженный Сириус. Люпин крепче вцепился в дверной косяк, чтобы не сорваться в такие нужные сейчас обоим объятия. Хлопья снега уже образовали кучки на плечах и макушке Блэка. В воздухе и за его спиной, прячась в гирляндах, украшающих окна соседей, властвовал дух праздника, которому всё же не удалось пробраться в дом Люпинов. Канун Рождества. Вдоль шеи Сириуса, прямо к груди, спускался чёрный порез, неровный, сочащийся тёмной жидкостью, такой же как на предплечье Ремуса. Свежий, болезненный скорее морально, очерчивающий не просто линию мышц, а скорее «было» и «стало». «Уходи», — хотел сказать Ремус, но лишь нервно сглотнул, пытаясь отвести взгляд от пореза. Люпин опустил голову, разглядывая что-то на полу. Он должен был быть в Хогвартсе. Они оба. Или, в крайнем случае, здесь, в доме Люпинов — украшать гостиную, помогать единственному домовому эльфу с готовкой, смеяться, целоваться… Да что угодно, но только не стоять вот так, разделенные тонкой дверью, за которой пытался спрятаться Ремус, чтобы не произносить страшных слов. Стояли словно по разные стороны баррикад, словно ещё час назад не мечтали о неосуществимом. Должны были отмечать этот маггловский праздник, шутить и воображать, как пройдёт первый совместный праздник семей Эванс и Поттеров, гадать, поладят ли родители их лучших друзей, и уж точно не отправляться в дом Блэков, точно не поддаваться на уговоры Сириуса, не встречаться с его сумасшедшей матерью, не… Ремус осторожно поднял глаза, и врезался в чужой взгляд, рассматривающий его предплечье. Глаза Блэка налились болью и злостью при виде забинтованной руки Ремуса. Он поспешил спрятать её за дверной косяк. «Всё в порядке», — хотелось сказать, но слова снова застряли в горле. Весь этот час Люпин уговаривал себя, как мог, оставить Блэка, не поддаваться на его уговоры, не верить его влюблённым глазам. Уже решил, что заставит Сириуса бросить его, заставит подумать хоть раз в жизни о себе, заставит перестать превращать свою итак непростую жизнь в фарш. Он попытался вспомнить, что хотел сказать Блэку. Вроде «Давай останемся друзьями» или хотя бы «Нам не по пути», но все планы разрушил сам Сириус, который склонил голову набок, пытаясь скрыть оставленный матерью порез, а ведь они могли бы, как это обычно происходило, приложить свои раны друг к другу, выискивая в трещинах кожи видные только им одним фигуры, бесконечно долго зализывать раны. Сириус опустил глаза, попытался скрыть вставшую в них влагу, и хриплым голосом произнёс: — Тоже меня выгонишь? Люпин не успел сообразить, как уже затаскивал Сириуса внутрь, отчаянно вжимая в объятия. Его глаза тоже заслезились. «Не могу тебя потерять», — так хотелось шепнуть на ухо, но чувства разрывали изнутри. Чувство неправильности в первую очередь. Ремус усадил Сириуса на диван, а сам почти бегом отправился на кухню, где, оперевшись о стол, уже не пытался сдержать горьких слёз, что катились по щекам и падали на светлую скатерть. Вокруг царила непроглядная тьма, которая из-за слёз ещё и размылась, словно ребёнок поигрался с красками. Груз ответственности, усталость навалились на плечи, прогибая под собой, и стало так вмиг тихо, что Ремус испугался, что умер, оказался там, где нет ничего, кроме боли. Но это явно было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. В реальности же помимо боли были ещё ярость, чувство одиночества, сомнения… Ремус, не глядя, направил палочку на плиту, и чайник тут же зашумел, нагреваясь. Люпин опустился на пол, пряча лицо в коленях. У него было еще несколько минут, чтобы прийти в себя. Домовой эльф Марта шныряла рядом, выполняя безмолвные поручения. Кухня тут же наполнилась запахом ромашкового чая, мелиссы и мёда. Ремус сделал глубокий вдох, наслаждаясь одним только ароматом. Прийти в себя пришлось быстро, ну ничего, он уже привык. Как после полнолуний приходилось вставать и идти на занятия, как после тяжёлых разговоров на собраниях Ордена Феникса приходилось возвращаться к нормальной жизни и довольствоваться крохами мирных дней. Он быстро вытер слёзы и взял чашки в руки, не надеясь удержать их Левиосой. При воспоминаниях о случившемся, в глазах Ремуса бы потемнело, если бы вокруг уже не было темно. Это было ужасно. Час назад они, веселые, держась за руки, предвкушая праздничный вечер в компании друг друга, выпали из камина Блэк-мэнора. Они торопились, еще хотели успеть украсить дом до полуночи, но Сириус, применив на нём один из своих щенячьих взглядов, уговорил заглянуть в мэнор, хотел что-то забрать из своей комнаты. Мать с младшим братом должны были уехать на праздник в Бельгию к тётке, но Ремус чувствовал, что не только это заставляет Сириуса торопиться с делами в мэноре. Они оба были на собрании Ордена недельной давности — война начинала новый виток, и скоро ей будут совсем безразличны родственные связи. Она постучит в каждую дверь и скажет «выбирай». Сириус поторопился отряхнуть его после перемещения через камин, чмокнул в щёку и попросил подождать здесь. Не прошло и двух минут, как… — Кто ты такой? — раздался в тёмной гостиной Блэк-мэнора звонкий и одновременно глубокий голос, заставивший Ремуса поджать невидимые уши, а ступни буквально уйти глубоко в пол. Это была высокая мрачная женщина, с годами не потерявшая красоты, она выплыла из-за угла, держа в руке бокал с красной жидкостью. — Вальбурга? — Сириус тут же оказался на лестнице. — Ты разве не должна быть у тёти? — удивленно произнёс он, тут же огибая маму и вставая рядом с Ремусом. — Мне не здоровится, — она отхлебнула из бокала, оставляя на губах ярко-красный след, словно пила не вино, а настоящую кровь. — Сколько раз я говорила, чтобы ты не звал меня по имени? Мать я тебе или кто? — она говорила всё это своему сыну, но не отводила взгляд от Ремуса, словно боялась, что он может украсть особо дорогой подсвечник. Он тут же пожалел, что не переоделся с их прогулки у озера и сейчас был в потёртых, но удобных джинсах, грязным пятном выбивающихся в аристократичном мэноре. Люпин заметил, как лицо Сириуса скривилось от её слов. Не нужно быть Трелони, чтобы понять — Вальбурга делала многое из того, что матерям не свойственно. — Ещё раз спрашиваю, кого ты привёл в мой дом? И главное зачем? — Это мой друг, мама, и мой дом, — вторил ей также твёрдо Сириус, сжимая что-то в руке. Вальбурга медленно обошла сына и ещё раз, теперь ещё внимательнее, осмотрела Ремуса. — Ах, это тот самый Люпин. Гриффиндорец. Полукровка, — потом она сделала шаг вперёд и в её руке тут же оказалась чёрная, сделанная словно из камня, палочка. — Нет, не так. Часть волшебника, часть маггла и часть... оборотня, — на последнем слове ее лицо неприязненно скривилось. Потом она посмотрела на мешочек в руке Сириуса, и видимо это сказало ей больше, чем Ремусу. — Ты думаешь я дура, Сириус? Ты не сделаешь этого, не с таким, как он. Бокал тут же был отставлен в сторону, и она из элегантной и опасной, но всё же чем-то завораживающей женщины, превратилась в ту, кого магглы называют «ведьма». — Я уже совершеннолетний, Вальбурга, — последнее слово он выплюнул, смотря прямо на неё. — И сам могу решить, что делать с наследством. Её глаза загорелись, а на губах возникла та самая улыбка, что появлялась, когда она делала глоток красной жидкости. — Ты мой старший сын и у тебя есть обязанности. Сириус тут же сделал шаг вперёд, загораживая Ремуса, и поднял палочку одновременно с ней. Люпин от неожиданности отшатнулся. Каждый направлял палочку в лицо друг друга, так что почти касался чужой щеки. Ремус испуганно сделал шаг назад, он привык не вмешиваться в разборки Блэка, зная, что тот всегда выходит победителем, но сейчас… невозможно было победить. Сириус был немного выше Вальбурги, и в отличии от самого Люпина, казалось, ни капли не боялся. Сейчас, когда всё уже было позади, Ремус пытался вспомнить, что тогда чувствовал, но на деле тогда он смотрел на всю эту ситуацию словно со стороны и ещё смел надеяться, что сейчас эти двое рассмеются, посмотрят на его глупое испуганное выражение лица, признаются, что всё это была шутка, и отправятся пить чай, но… — Ты должна была узнать об этом не так, — мягко и как-то даже с жалостью произнёс Сириус. — Но день, когда ты причинишь ему вред, станет последним днём, когда ты видишь меня, Вальбурга, я тебе обещаю, — он даже не моргал, боясь упустить мать из виду. И эти слова задели Ремуса почему-то сильнее, чем брошенное Вальбургой «оборотень». Блэк собирается оставить семью из-за… него? — Мой сын не будет с полукровкой. Никогда. Не свяжет наш род с оборотнем, — она сказала это, а потом посмотрела в глаза Люпина, парализуя и снова словно бы завораживая, обращаясь прямо к нему, словно знала, куда давить, словно знала его тайные мысли. — Ты ему не ровня, мальчик. Сам должен понимать. Понятно, что такой шанс тебе больше не выпадет, так что скажи спасибо и никогда больше не появляйся в нашей жизни и в этом доме, — потом она снова посмотрела на сына, продолжая мягче, так словно на миг в неё вселился другой человек. — Ты ведь делаешь это только чтобы позлить меня, я права, Сириус? — палочка в его руке от этих слов дёрнулась, а лицо неопределенно скривилось. — Ты можешь играться, сколько тебе хочется, можешь пытаться доказать мне и всем вокруг, что ты не такой, как мы, но не делай того, о чём потом будешь жалеть, сын. Магия Блэков не простит тебе этого, не простит, если ты внесёшь его в наш род. Ремус совершенно не понимал, о чём она говорит, но боялся даже сделать вдох, надеясь, что она забыла о его существовании. Он лишь надеялся, что… кто-то даст ему минуту, чтобы подумать обо всём, что эта женщина уйдет и оставит их наедине, даст поговорить. Что значит «он делает это, чтобы позлить её»? Что значит «магия Блэков не простит тебя»? Внутри набирал силу шторм, волна обещала захлестнуть всё вокруг, сердце словно остановилось, магическое ядро замерло, обещая неконтролируемый выброс через «три», «два»… А Вальбурга тем временем опустила палочку, прикоснулась к щеке замершего сына, лицо которого было сейчас скрыто от Ремуса и продолжила: — Если ты не хочешь служить Лорду, сын, не хочешь служить ценностям нашего рода, я отправлю тебя в Бельгию, прямо сейчас, хочешь, мой мальчик, будешь жить у моря, и не о чем не думать. Я подыщу тебе достойную пару, мальчика если хочешь, ты только продолжи род и я больше ни о чём тебя не попрошу. Сириус весь дрожал, как будто его тряс кто-то невидимый. Ремус не видел его лица, но боялся, что тот всерьёз раздумывает над её словами. Люпин сделал шаг назад, к камину, понимая, что не помнит, как сделать вдох. Чудовищная, странная сцена разворачивалась перед ним, а он словно был отгорожен от неё стеной дождя. Но тут, когда Сириус открыл рот, чтобы что-то сказать, может возразить, когда сделал полушаг вслед за Ремусом, Вальбурга загорелась уже вся и сказала, размазывая по ним каждое слово: — Он станет твоей слабостью, Сириус. — Уже стал, — зачем-то ответил он. — А болезни нужно вырывать с корнем, — и не успели они что-либо сделать, Ремус по глупости уже и правда решил, что сможет уйти невредимым, как палочка, почти невидимая в темени гостиной, снова оказалась в её руке, и она бросила красное проклятье в сторону Ремуса. От шока он даже не закричал, только смотрел, неожиданно оказываясь на коленях, как ровный и глубокий порез, девственно чистый поначалу (он уже испугался, что в нём и нет на самом деле никакой крови), словно в замедленной съёмке наполнялся густой жидкостью. Вальбурга бросила ещё одно проклятье, теперь в сторону сына, который тут же кинулся на неё, даже позабыв о палочке, и обвязала его плотными узлами. Страшно было не за себя, только за Сириуса, он вмиг понял все обеспокоенные и опасливые взгляды Блэка, когда речь заходила о его матери. — Пока он с тобой рядом, ты будешь в опасности, Сириус. Не я, так кто-то другой навредит тебе, пусть даже сам он. — Сириус закричал что-то невразумительное, скорее даже завыл. А она спокойно развернулась, утаскивая парящего и пытающегося вырваться сына за собой, продолжила: — У тебя нет выбора, сын. Ведь иначе я вычеркну тебя из рода, и ты навсегда останешься один. Без семьи. Регулус станет старшим в роду, достойным чтобы его продолжить. Не думаю, что ты хочешь этого. И эти последние слова впечатались в мозг Ремуса сильнее остальных, и он вдруг ей поверил, и даже как будто оказался на её стороне. Стоило только первым каплям крови Люпина упасть на ковёр, как рядом оказалась домовик, она схватила его за руку, тут же перемещая в безопасное место. Последнее, что увидел Ремус, это Сириус, который превращается в пса, и веревки ослабевают, и он прыгает на мать. А в голове стучало «останешься один», — разве мог он дать такую жизнь любимому человеку? Ведь он не понаслышке знал каково это. Домовик переместила Ремуса прямо в его комнату. Принялась залечивать рану, но не от этого было больно, куда больнее было от мыслей, что поселились в голове. Истёк бы он кровью, если бы не помощь родового домовика? Того же домовика, что прямо сейчас тонкой струйкой магии поддерживала чашки в его руках, чтобы он их не уронил. Он проматывал в голове воспоминания и понимал, что не удивлён такому исходу. По правде, он знал, что так будет. Это как удивляться, когда вдруг кто-то заявляет: «Ты парень. Ты гриффиндорец. Ты полукровка. Ты не заслуживаешь Сириуса Блэка. Ты и сам знал, что это не навсегда, и в одну прекрасную ночь ему придется выбирать — жить жизнь, ради, которой он был рождён, или с тобой». Так и получилось. Но вот теперь это «тоже меня выгонишь?», ломающее все планы, и жалобный взгляд, а до этого целый час вопросов без ответов, и он уже почти принял то, что Сириус оставил его, уже почти принял то, что всем так будет лучше. — Сириус, — попытался твердо звучать Ремус, рассматривая фигуру Блэка на диване и ставя чашки на стол. — Ты зря пришёл. Твоя мать, она… может навредить тебе. — Только если ещё раз увидит… — его голос был тихим и непривычно хриплым. Нет, конечно нет, конечно Ремус не на миг не поверил, что Сириус может оставить их, оставить всю эту войну и отправиться в Бельгию, отдыхать и продолжать род. Но как же он надеялся, что тот, кого он без ума любит, сделает хоть раз что-то для себя, что-то, что не будет пророчить ему смерть. — Она обещала вычеркнуть тебя из рода, — снова попытался Ремус, присаживаясь рядом на диван. — Плевать. — А мне нет, — голос Люпина задрожал, в попытке стать громче. — Она только успокоилась, что ты поступил в Гриффиндор. Я не хочу видеть тебя таким снова. Да и она… в чем-то права. Я не подхожу тебе, я далеко не лучший вариант, — даже в темноте было видно, как Сириус нахмурился. — Ты что это, бросить меня решил? — Блэк отсел, непонимающе мотая головой. — Я не… защитил тебя, прости, я знаю, я… но… — он задрожал и приложил пальцы к вискам, чтобы хоть как-то унять боль. — Я очень виноват, Ремус… — Дело не в этом, — против воли вырвалась улыбка. Блэк всегда был таким — никогда не подумает о себе, Мерлин, это куда больше, чем заслуживает один человек. — Я и мечтать не мог, что такой как ты обратит на меня внимание, захочет дружить, разделить последний кусок пирога, и теперь… — Какой такой? — Сириус растерянно бродил взглядом по дивану, столу, по своим коленям, словно выискивал там лицо Ремуса. — Умный, внимательный… Сириус, — их взгляды, наконец, встретились. — Я не позволю тебе остаться одному, не позволю твоей семье отказалась от тебя. Не дам тебе пережить это… Из-за меня. Пальцы Блэка на его коленях зло сжались. Сириус поднял его подбородок на себя, и Ремус встретился с Блэковским взглядом, тем самым, каким выжигала и Вальбурга чуть больше часа назад. — Ремус. Ты сказал, что не оставишь меня одного, так не оставляй. Ты думаешь я и правда ценю свою семью? Думаешь я хоть миг сомневался, когда она предложила мне уехать? Бросить тебя? — Я видел что сомневался. — Ты видел то, что хотел видеть. Я не держусь за мать, Ремус. И уже давно. — А как же Регулус? — Он уже взрослый. Я помогу ему, чем смогу. Но теперь это его война. — Но она вычеркнет тебя из рода, — попытался убедить его Ремус, но пальцы Блэка уже захватили его ладони и не выпускали. — Сколько волшебников живут без поддержки «великого» рода, семьи. Плевать. Даже без их помощи и родовой магии я стану аврором. Лучшим из лучших. И плевать, что думает об этом мать. Ремус резко уткнулся в его колени, обнимая длинными руками поперёк талии, вдыхая любимый запах. — Я… Я уже решил, уже решил, что не позволю тебе быть со мной, заставлю тебя бросить меня. Я так волнуюсь, так люблю… Больше жизни, больше всего на свете, больше всего я хочу, чтобы ты был счастлив, — он продолжать сминать уже влажную ткань под пальцами, — но стоило только тебе прийти, как я сдался… На лице Блэка появилась улыбка, он притянул Ремуса к себе и посмотрел в глаза: — Чтобы я был счастлив, тебе достаточно просто быть, глупый, — и невинно чмокнул в лоб. — И зачем мы вообще пошли туда? Теперь я чувствую себя таким виноватым, что засомневался в тебе, что поверил её словам, — Ремус звучал тихо и слабо, словно не верил, что говорил это вслух. Сириус медленно выдохнул и притянул в объятия: — Да, она в этом хороша, — Ремус почувствовал, как грудь Блэка начинает мелко дрожать. — Прости меня. — За что? Блэк коснулся повязки на его руке. — Она больше не тронет тебя. Никто и никогда. Я обещаю. — Ты не можешь этого обещать, Блэк. — Я сделаю всё возможное, чтобы ты никогда больше не сомневался во мне… и в себе. Теперь есть только мы. В руках его оказался мешочек, тот самый, что он забрал из мэнора, чёрный бархатный с серыми узорами. Он развязал его и высыпал что-то себе в ладонь, распахнул её, показывая — два кольца. Почти чёрных, с тонкими серебряными полосами. От них исходила волнами магия. — Я люблю тебя, Ремус. И попади я к Мордреду, если ты еще хоть раз во мне усомнишься, — он взял ладонь Ремуса и вложил в неё кольцо. — Теперь ты моя семья. С сегодняшнего дня и навсегда. — Но, Сириус… — он непонимающе смотрел на него. — Это родовые амулеты от моей прабабушки, она завещала их мне. Они защитят нас, Ремус. Я всегда буду знать где ты и что с тобой. Мы теперь одно целое, если… Ты, конечно согласен… Ремус продолжал неверяще смотреть на кольцо в своей руке. Он ещё не знал, что после Рождества никто из них не вернется к учебе, потому что война приобретет новый, куда более серьезный виток. И Сириус в следующий раз окажется в Блэк-мэноре только через несколько лет, уже после смерти матери. Ремус не знал и о том, как Джеймс будет крепко обнимать их, когда узнает, что они встречаются, он едва не расплачется, захваченный счастьем, и только Лили спасёт его, поручив принести что-то с кухни. А сейчас Ремус лишь неверяще глядел то на кольцо, то на Сириуса, пытаясь понять, не безумный ли это всё сон. — Рем, ты меня пугаешь. Если ты не чувствуешь того же, я… — Замолчи, — он пытался сдержать чувства, но внутри всё разрывалось на части, все щиты, что он успел выстроить за этот час, рухнули. Он понимал только одно — тучи рассеялись, кажется даже в комнате стало светлее, но в его душе уж точно. День, когда они с Сириусом стали семьёй, оказался самым счастливым. Ремус сам не понял, как набросился на Сириуса, повалил его на диван, уселся сверху и принялся целовать до чего дотянулся. И тогда он поверил. Поверил, что дорог ему, и что ещё более безумно — что всё будет хорошо. — Это значит «да»? — рассмеялся Сириус куда-то ему в в ухо, находя чужую ладонь в складках пледа. — Да, — и тут же Сириус надел кольца на их пальцы. Тела пронзила магия. Теперь уже Блэк сидел сверху, а сами они были на полу. — Я люблю тебя. — Ремус, это будет чудесная свадьба. Там будут все наши друзья, на мне будет черный костюм, на тебе какой захочешь, но обязательно в тон туфель, — он затараторил, видимо забывая, что хотел наброситься с поцелуями. — Твоя семья, все наши, мы будет танцевать и на вечер забудем о всех ужасах. Никто не достанет тебя и не достанет меня. А когда война закончится… Мы поселимся в большом и красивом доме, и каждый день я буду признаваться тебе в любви… — Ох, да хватит уже болтать, — нарочито недовольно произнёс Ремус, толкая его на себя в поцелуе. Первая серьёзная ссора, способная отчаяннее других разрушить ещё не окрепшие отношения, но благо в их случае — сделать лишь сильнее. Повезло, что Блэк такой настырный и прямолинейный, а Ремус такой слабый перед ним, но оба до чёртиков влюблённые. Друзья и правда были счастливы услышать такую новость, хотя со свадьбой и пришлось подождать. Магических амулетов пока было достаточно. Оба понимали — всё что угодно могло пойти не так, но когда Сириус предложил на всякий случай сделать хранителем тайны Поттеров Питера, как менее очевидную фигуру, никто не нашёл что возразить. Блэк хотел скрыть это и от Ремуса, но брачные амулеты не позволили. Все они ждали рождение маленького Поттера и не могли дождаться конца войны. И когда… новость о смерти лучших друзей обрушилась на Ремуса… В этот же день кто-то попытался забрать и его любимого. Огромный огненный смерч чуть не унес к Мордреду авроров, что пытались арестовать Сириуса, и дома магглов, что стояли поблизости. Ремус доказал невиновность мужа, но в сердце всё равно было две, нет, даже три дыры. Лили, Джеймс погибли в бою, а предатель Питер сбежал, и напоминанием о всех потерях, был лежащий на их постели ребёнок, с изумрудными глазами, он не понимал, куда делись мама с папой. Не понимал, что больше их не увидит. Но и не понимал, как повезло ему с новой семьей. Да, это будут не родные мама с папой, но точно люди, которые сделают всё ради его безопасности. Первая ссора была далеко позади, но всё ещё наполняла силами в особо трудные дни. Их история только начиналась.