время глупых мыслей и потрясающих идей

— Чш, — шикнул Пик, — ты сейчас остальных разбудишь, и мы никуда не сможем уехать. — Хорошо-хорошо, я случайно, — прошептал в ответ Вару, аккуратно закрывая за собой входную дверь. Пиковая масть самая своевольная, необузданная и идущая наперекор всем правилам, установленным обществом вокруг них. Они сами выбирают лучшее для себя, не слушают наставления клонов и с высока плюют на законы о комендантском часе, разъезжая по городу на легком мотоцикле пикового короля. Парни жаждут свободы смешанной с теплым ощущением одномастника рядом, но не желают лишний раз мозолить глаза полиции, следящей за подростками в ночное время, поэтому несколько раз в неделю отправляются за город — на огромную поляну с уже протоптанной тропинкой, что ведет к ручью, деревьям и невысокому, но атмосферному утесу. Они наслаждаются той свободой, что готова давать им жизнь, они способы вырывать ее для себя по таким небольшим кусочкам. Пиковые пылают одной только мыслью о нескольких часах, проведенных далеко за стенами их квартиры, полной назойливых парней, вечно маячащих перед глазами. — Прижмись сильнее, Вар, — произносит король, поправляя шлем и отъезжая со своего парковочного места. Валет, предвкушая скорую беготню по полю, даже не возражает, обхватывая Пика за торс крепче, сжимая сильнее, облокачиваясь щекой ему на спину, чувствуя чужое дыхание и сердцебиение, что даже звуком и вибрацией мотика сбить нельзя. Вару ощущает удивительное чувство в животе, словно у него все разом подлетает, такое еще называют «дух захватывает», когда его король набирает скорость и мчит по пустому шоссе. Парень знает, что сейчас тому в лицо бьет чуть прохладный, утренний воздух, но самому валету, скрывшемуся от этой участи за чужой крепкой спиной, сейчас так тепло-тепло, что он даже не хочет об этом думать до тех пор, пока оба пиковых не доезжают до их места, которое они избрали однажды и все еще не собираются отказываться. Вару улыбается широко-широко, так, что кажется его лицо скоро треснет, пока его король прячет свой транспорт, заставляя теряться в пшеничных колосьях, а затем, завидев веселье валета, открыто и радостно смеется — так, как не делает этого ни с кем другим, кроме зеленоволосого. Когда Пик смеется, давно замечал Вару, у него глаза прямо искрятся, и взгляд становится таким радостным и искренне счастливым, что валет сам устоять не может и хохочет рядом с ним, смаргивая слезинки смеха с уголков глаз и держась за живот, жалуясь, что тот скоро лопнет. Король улыбается, но успокоиться не пытается, пихая зеленоволосого в бок, заставляя разразиться новой волной веселья. Вару пихается в ответ, но чуть ли сам не падает, из-за чего Пик наполняется азартом и начинает убегать от парня, временами разворачиваясь с игривым взглядом, дразня валета, что, не скрывая своей сопернической жилки, бежит за ним, крича: — Ты медленный, я сейчас схвачу тебя и повалю на спину, тогда ты проиграешь! Носиться по полю, чувствуя детский, по-настоящему пробирающий до души, обволакивающий все тело восторг — любимое занятие пиковых. Бегать из-за колосьев трудно, но от этого еще захватывающе и незабываемо; спотыкаться через шаг из-за них — веселее вдвойне, а если гоняться друг за другом, одновременно прикалываясь над одномастником, тогда искреннее счастье от этой безграничной свободы заставляет кричать от радости и удовольствия. — Догони сначала, черепаха, — ухмыляется король, но прямо тогда спотыкается и летит на землю, ломая под собой десятки пшеничных ростков. Приземление на поле всегда мягкое, но оно никогда не отменит тяжести напрыгнувшего сверху Вару, что, махаясь руками, улыбаясь и продолжая хохотать, пытается выдавить из себя слова о своем выигрыше, но получается лишь неразборчивые счастливые вскрики. Пик не выдерживает его дурачеств и в который раз проникается своим идиотским валетом, пытаясь обнять его, но зеленоволосый всегда воспринимает все иначе, поэтому решает: руки, тянущиеся к нему — попытка короля высвободится из-под него, поэтому Вару обхватывает его первым и переворачивается, заставляя кувыркнуться вместе с ним. — Ты… — начинает Пик, резко потерявшийся в пространстве на пару секунд, а открыв глаза оказывается нос к носу с валетом, — чего делаешь? Король сглотнул, всем сердцем надеясь, что Вару как обычно ничего не поймет из-за своей придурошности, столь полюбившейся ему, и слегка порозовел своим неповторимым, тепло-персиковым румянцем, а потом непроизвольно улыбнулся просто потому что видел валета перед собой (и этого действительно было достаточно для того, чтобы в мгновение стать искренне счастливым). — И снова Великий Вару победил всех! — провозглашает он, хохочет еще громче, потом с трудом поднимается с земли и подает руку помощи своему королю. — Вставай, сегодня я в пленники брать не буду, повезло тебе. Пик сияет и без лишней мысли берется за руку, легко поднимаясь, а после, не желая ее отпускать, сжимает крепче, краем глаза замечая промелькнувший на чужих щеках румянец, и бежит дальше — через все поле, сбивая пшеницу, наслаждаясь моментом, теплотой чужого тела и ветром, бьющим в лицо. Рассветные лучи давно светят на них своим свежим, приятным желто-розовым, и король может охарактеризовать это одним словом, кое всегда говорил Вару, вайбово. Чем дальше от дороги бежали парни, тем ближе был к ним лесок с крутым склоном и родником, исток которого находился рядом с небольшим утесом. Когда острые, твердые колосья под ногами сменились на зеленую, свежую, везде покрытую росой, траву пиковые без слов, мысленно сойдясь во мнениях, скинули кеды с развязанными шнурками прямо на бегу и стали наслаждаться холодной росой, что чувствуют их босые ноги; чириканием птиц, коих в городской квартире услышать невозможно; рассветными лучами в три часа утра и, в конце концов, летом — таким желанным, окрашенным в теплые, зелено-желтые цвета, тем самым, о котором можно будет потом вспоминать и ностальгировать по ушедшим временам. По телу бегут мурашки, а узелок в груди сжимается словно от огромных скоростей — электричество между парнями заметно невооруженным взглядом: они искрятся, вспыхивают, но никогда не сгорают, поддерживая их собственное, общее пламя. Пиковые выбегают к склону, и их сразу обдувает ветер — теплый, но донельзя свежий и свободный. Их штаны до колена намокли из-за утренней росы, а стопы испачкались грязью, так что парни пошли смывать ее в роднике, больше плескаясь водой друг в друга, чем отмывая себя. И это было хорошо — так замечательно, как снова стать живым на всю сотню, так отчаянно, как могут только подростки, проводящее свое последнее свободное школьное лето — впереди университеты, но это где-то там, далеко, в эфемерном будущем, а сами парни здесь — рядом друг с другом, в окружении природы и чувств, слишком материально витающих между ними. Вару снова хохочет, и у короля в груди разливается пламенное тепло, Пик снова улыбается, а у валета в голове одни лишь воображаемые сердечки вокруг его лица — общая атмосфера, которую они делят и проживают одновременно, но по-разному делает их еще ближе — настолько, что иногда кажется, что они одно большое неразлучное целое, разделить которое будет сложнее, чем разломать гранит (сколько поколений его грызли, а он все еще, чертила, цел). Началось утро. Полноценное, с палящим солнцем из-за которого воздух становился жарче даже здесь — возле ключа и травы зеленой-зеленой, покрытой росой и высотой по колено. Пиковые, пихаясь, устроились под деревом — большим, прямо по-настоящему огромным, могучем дубом, как в стихах Пушкина. Парни развалились на траве, отдыхая после своеобразной утренней пробежки, и переговаривались, хихикая друг над другом, смеясь совершенно без причин — на веселье пробивало каждое мельчайшее действие любимого человека, и они были не в силах себя остановить. — А ты, а ты, — пытается сказать Вару, но его расщепляет от сдерживаемого смеха. — Это я то? — возмущается Пик, — Не-ет, это ты. — Я не успел даже, ха-ха, сказать о чем речь, — насильно успокаивая себя, выдыхает валет, ложась восьмому на колени, глядя на него снизу вверх. — Будто я не знаю, что ты скажешь, — закатывает глаза Пик, но подчиняется и опускает голову чуть ниже, когда зеленоволосый дергает, начиная заплетать мини-косичку в его волосах. — Отвечаю, ты думал о том, как бы похохотать с моего падения. — Все он знает, — нелепо пародируя обиженную девчонку, надувается Вару, ожидая смеха от короля, но не выдерживает и первым заливается хохотом. — Придурок, слезь с колен. — Пик пытается спихнуть парня с себя из-за вибрирующего Вару, своим смехом щекотящего его. В конечном итоге зеленоволосый с трудом успокаивается и садится рядышком со своим королем — боком и коленями касаясь его, но не ложась полностью. Он сидит довольный, словно кот, пока король треплет его по волосам, играясь с ними. Вару всегда нравилась эта тактильность со стороны короля — одно из его самых любимых черт в Пике было тем, как уверенно, но одновременно аккуратно и с нежностью он гладит его по голове, взъерошившая итак непослушные кудри. — Я так люблю встречать летние рассветы, — спокойно, улыбаясь от удовольствия, смешанного с безграничным чувством безмятежности от знания того, что впереди целое лето, которое он волен провести так, как ему вздумается, говорит пиковый валет. Он не ожидает ничего взамен — его слова это истинные, глубинные, идущие прямяком из недр души, кинутые невпопад фразы, которые он не хочет держать в себе. Вару нравилось делиться всем, о чем он думает со своим королем — путь этот фиолетовый черт знает о его раздумьях, а не сидит в молчании. — Я так люблю тебя, — продолжая гладить валета по голове, легко, будто бы делясь прогнозом погоды или спрашивая о настроении, говорит Пик. Признание вышло таким правильным; соскользнуло с губ так легко, словно король к Вару никогда никаких чувств и не скрывал — слишком, даже чересчур, удивительно просто, от чего донельзя смущающе. — Что ты только что сказал? — удивленно приоткрыв глаза, что, впрочем, за стекляшками очков видно не было, спрашивает зеленоволосый, не зная как реагировать. Пиковый даже не знает, что отвечать — это было так неожиданно и сбивающе, что Вару не может найтись с ответом. — Что люблю тебя, — Пик не смотрит на валета и убирает руки с чужой макушки, начиная понемногу нервничать. Парню неловко глядеть в чужое лицо, чтобы понять о чем его валет думает — скорее он опасается увидеть там не ту реакцию, о которой фиолетоволосый думал по ночам перед сном. — Разве это не было очевидно? — Нет, не было, — уверенно говорит Вару, заставляя Пика теряться в ситуации еще больше. — И… Что мы теперь…? — пытается начать пиковый король, найдя в себе силы повернуться к валету лицом, но договорить у него не выходит и причина этому всего лишь одна: Вару обрывает Пика на полуслове — не любящий ждать и много разговаривать, привыкший действовать и повиноваться сердцу, он берет короля за подбородок и резко притягивает парня к себе, целуя, заставляя его расплываться в ощущениях удивления, неверия, дикой, желающей вырваться на свободу, яростной любви, счастья и блаженства, переходящего из чувств к действиям, поэтому король прижимается к Вару ближе, целуя, словно кушая, забывая совсем-совсем обо всем. Мир будто смыкается тут — центром северного и южного полушария земли был не экватор, а эта возвышенность, ручеек, текущий рядом, поле пшеницы и ковыля сзади, крона огромного дерева сверху и шум-шум-шум повсюду: пение птиц, донельзя радостное, словно благословение пиковых, журчание ключа, создающее чувство спокойствия, вечности происходящего и полной уединенности, шуршание листиков на ветру. Рассветные лучи освещали их — солнце восходило словно только для них двоих — свобода была только для пиковых, поцелуи были только для пиковых, вся природа, весь город, мир — все для них. Абсолютно все парням стало по плечу, пока в груди взрывались фейерверки, а мысли в голове неслись на огромных скоростях из-за чего становились неуловимыми. Парни чувствовали все это — разом, одновременно и, главное, вместе, разрывая поцелуй и глядя друг на друга такими удивлено-сверкающими глазками, что выглядят так, словно поверить не могут в то, что только что произошло. И этот блеск — ни капли не обманчивый, заставлял тепло разливаться по их сердцам снова и снова, проникая во все клеточки чужого тела, согревая, обжигая, а после бережно залечивая; показывая, что есть любовь. Пылкая, яркая, летняя, непорочная и искренняя — вот какая бывает любовь. Будоражащая, честная и крепкая — настоящая. Парни смотрели друг на друга, понимая это без слов, разговаривая друг с другом невербально — просто чувствуя друг друга, а потом в один момент остановили этот мчащий поезд из переполняющих их чувств и рассмеялись, словно малые, придурошные дети, ведь пиковые ими и были — дурашливые подростки, любящие друг друга без слов и объяснений, встречающие рассветы вдвоем вдали от цивилизаций. Два своеволия, нашедшие друг друга — вот, кто есть пиковые.