История разочарований и женских слез в потоке дня.

      Да, в такой обстановке растить ребёнка было бы тяжело, не стала я ему говорить тогда о том, что в положении. Не хотелось, чтоб он потом обращался к ребёнку, ему не нужен такой отец. Но знаете, слухи просачиваются быстро и доходят до ненужных ушей.       — Этот твой, любезный то, всему миру наверное уже сказал, что ты нагуляла дите — отпивая чай, пробормотала подруга — Ему кое-кто сказал, мол ты на учёт встала по беременности, бумажки какие-то забирала.       — Да ну, вот урод. Птичке бы этой, певчей, клювик оторвать, чтоб не могла больше нос свой сувать — размешивая сахарок отвечала я.       — Помнишь медсестричку ту, ну, которая белобрысая и недовольная вся ходит из себя такая — Мы обе переглянулись — Так вот, угадай чья подружка, эта певчая птичка — ехидно улыбнулась и засмеялась она       — Да ну, не верю — мы очень долго смеялись, иногда делали паузу, но потом ещё раз осознавали весь абсурд ситуации и заливались смешком.       Могло показаться, что это бред и быть такого не может, ведь Кощей всегда цапался с той мед.сестричкой, говорил что бинты даже наложить она не может нормально, а тут вот такие новости. Жизнь удивительная штука оказывается. Слова, которые он говорил про меня и своего ребёнка ни капли не расстроили, если только слегка. там в душе. Но расстраиваться она и не собиралась, просто убедилась ещё раз, что мужчина ещё сам мал на поступки.       Казань, 1987 год. Декабрь.- Выписка из дневника: Первый триместр проходит спокойно.А он не объявлялся, да и мне честно говоря уже всё равно на то, как он там и с кем. Больно от того, что та самая идеальная семья и золотые горы, что снились, не так давно, вот так быстро обрушились. Но уж лучше пусть ребёнок растёт без отца, чем с таким, с ним опасно. Лишние приключения сейчас уж точно не нужны. Радовало только одно, что меня восстановили на работе, подружки стали чаще заходить и вроде как появились новые силы. " Не всё потеряно! То ли ещё будет.» — гласило в конце записи, такой аккуратной, словно отточенной. **

-«Все невзгоды, горести

Мягкой ватою окутай,

С собой возьми тревогу и печаль,

Чтобы горя не бывало,

Чтобы солнце всем сияло,

Улетай скорее, улетай.

Чтобы горя не бывало,

Чтобы солнце всем сияло,

Улетай скорее, улетай...»

      Конечно, отклики прошлой жизни не давали ей себя забыть, да что уж там, напоминали каждый раз и выводили в суровые реалии. В одном ведь городе живут, не раз виделись, и не пару. Он как обычно с девчонками, курит как паровоз, обжимается показушно. А она вся из себя идёт, как берёзка.такая гордая и одинокая, даже не обращает внимания на его питухарство. А ему всё неймётся, каждый раз новая девчушка, а черты у него грубее и грубее становятся, как её видит, такую лёгкую без единой слезы на щеке.       Но после тёмных туч навешанных над городом, ливней и гроз в жизнь приходят лучики. И вот, уже скоро Новый год, чистый лист для неё и еë первенца, с которым она уж точно найдёт счастье вопреки всему. Работа кипела, после неё в парикмахерской царил покой и чистота,клиенты шли, скучали ведь по таким золотым рукам.       Зная, в каком положении девушка всегда находились те, кто заменял её или просто старался помочь.       — Что решила то, будешь без мужика рожать или папашка его одумался? — Попивая растворимый кофе говорила девушка, обращаясь к парикмахерше, той самой, Царевне.       — Лен, Не нужен ребёнку такой отец, да и он, ни разу ещё не одумался, хотя знал, что единственный и ребёнок точно от него — Срезая очередную прядь с мужских волос, резко проговорила она.       — Мда, ну бандит, он на то и бандит. Такой папаша ему или ей точно не нужен. Мало ли, чему ещё научит ребёнка… Кстати, как думаешь, кто будет то? Девочка? Мальчик? — Помешивая кофейные остатки в чашке, Лена ещё раз обратилась к ней, с явным интересом.       Да, и вправду, было интересно, кто же там такой живёт. Родная ведь кровь.и его, тоже теперь родная. Вопросы рождения и дальнейшей судьбы конечно волновали и очень настораживали.Да , много кто говорил насчёт аборта, расспрашивали насчёт дальнейших перспектив. Но для нее «аборт» был страшным грехом, да и убивать в себе жизнь не хотелось…