Антология безумия Маркиза Лерайе

      Почти чёрные тучи сгущаются на небе, создавая зловещую атмосферу над опушкой леса. В воздухе пахнет гнилью. Я сижу у костра, окруженного девушками из поселения. Глафира, Аглая, Сапфира. Не понимаю, как здесь оказалась. Леденящий голос пробивает моё тело до дрожи. Огонь разгорается, кидая игривые тени на лица девушек вокруг. Но есть одна, чье лицо скрыто под покрывалом. Она говорит слова, наполненные страхом и таинством, и я погружаюсь в мир ее истории, чувствуя, как мурашки пробегают по коже. Жутковато.       — В лунном лесу, за проклятым деревом, под землей, там, где до настоящего ада можно спуститься по лестнице. Живут они, дочери Гекаты. Родные оставили их умирать. Дьявол прибрал души младенцев, — её голос звучит странно, словно из глубин темных лесов, и я ощущаю, как в моем сердце скребутся адские кошки. Дева с покрытой головой произносит свою речь осипшим, почти мертвым тоном.       Глафира смеётся, Аглая же смотрит на подругу и качает головой. Не могу понять, что происходит.       — Ведьма пришла на их громкий плач. Они вскормлены молоком богини лунного света и ненавистью к тем, кто нас породил. Дочери Гекаты злы, безжалостны и хитры. Настанет день, и под полной луной они принесут в жертву всех нас, — когда история подходит к своему страшному финалу, она срывает с себя покрывало. Я вижу ужасающее зрелище. Рассказчицей была Лера Бестужева. Её лицо покрыто мухами, а вместо глаз лишь тьма и пустота. Открываю рот, чтобы закричать, но не могу издать и звука. Сердце колотится в груди, разбиваясь о ребра. Холодно, дико холодно и страшно.       Слышу гул грома, глухой и мрачный. Открываю глаза, а затем шумно вдыхаю воздух через ноздри. Это был просто страшный сон. Кошмар и ничего больше. Пытаюсь себя успокоить. В углу комнаты танцуют тени, отбрасываемые мерцающим светом молний, проникающих через приоткрытые занавески. Жутко. Перед глазами до сих пор стоит ужасающая картина. Лера без глаз, а её лицо покрыто мухами.       Оглядываюсь по сторонам. Марк мирно спит, а Кая здесь нет. Где же он? Который сейчас час? Я замираю, вслушиваясь в раскаты грома, нарушающими мёртвую тишину. Где-то напряженно звучат голоса, словно в прерывистой песне, перекликающиеся с ритмом грозы за окном. Поднимаюсь с постели и касаюсь босыми ногами холодной поверхности пола. Дверь в спальню приоткрыта. У постели спит Цербер. Любопытство доведёт меня до греха. Но мне страшно. Обхожу кровать и иду к двери. Половицы мерзко поскрипывают под моими ступнями.       Замечаю, что мои руки дрожат, когда я внимательно вслушиваюсь в разговор, словно пытаясь разгадать тайну, затаив дыхание. Они говорят о чем-то серьезном, что заставляет мои мысли кружиться в бесконечном вихре ужаса и тревоги. Сердце мое стучит громче, чем даже гром за окном, а каждый шорох в темном коридоре вызывает мурашки по коже. Должно быть, это кто-то из слуг.       — Ты же не веришь в эти глупые сказки? — узнаю насмешливый тон своего супруга. Он доносится из темноты. Толкаю дверь и делаю шаг во тьму. Свет молнии освещает мрачный коридор. На меня смотрят мертвые с портретов, что висят на стенах. Проклинают, наверное, за то, что дочь падших посмела стать женой их наследников.       — Конечно, нет, — слышу голос Кира. — Но, я думаю, что пророчество лесной ведьмы кто-то использует в своих корыстных целях, — мужчина замолкает. Будто почувствовал, что его разговор с сыном перестал быть приватным. Замираю. Пророчество лесной ведьмы? Интересно. Даже не знаю, о чём идёт речь, но не могу вернуться в постель. Любопытство сильнее страха.       — Иди в старый дом лесника и проверь, всё ли там на месте, — Кир приглушает свой тон, но я отчётливо слышу каждое его слово. Старый дом лесника? Вздрагиваю. От яростного раската грома даже стены вокруг меня задрожали. Молния снова освещает тёмный коридор. Мне кажется, или с одного из портретов исчезла пожилая женщина?       — Кстати, я заметил, что ты перестал пить свой успокоительный чай, — снова слышу голос своего свёкра, а затем недовольное фырканье супруга. Моргаю несколько раз. Успокоительный чай очень редко назначался местным врачевателем. Обычным магулам его было не достать. Его употребляли только семьи совета старейшин. Не все, только те, кого преследовали бесы. Я не верю в бесов и прочих чертей. Бабушка же рассказывала мне, что успокоительный чай назначали только сумасшедшим. Карга Герд регулярно употребляла этот странный напиток. Теперь я знаю, что и Кай его пьёт.       Слышу звук шагов, они всё громче и громче. Разворачиваюсь и спотыкаюсь на ровном месте. Закусываю губы, чтобы не издавать лишних звуков. Новый ужасающий раскат грома заставляет содрогнуться целый дом. Забегаю в комнату, чей кромешный мрак освещает молния. Спешу к кровати, снова спотыкаюсь, но уже о лапы огромного пса. Такая неуклюжая, даже обидно. Забираюсь на мягкий матрас и накрываю себя одеялом. Отдышаться бы, но момент сейчас не совсем удачный. Неугомонное сердце колотится в груди, а сосуды в лёгких вот-вот разорвутся от переизбытка кислорода. Пытаюсь дышать через нос, чтобы усмирить дыхание. В комнате появляется свет, он исходит от свечи, что принёс с собой Кай. Наблюдаю за ним из приоткрытых глаз. Мой супруг чем-то расстроен. Или мне это только кажется? Он проходит по комнате, направляясь к старому шкафу, что ведёт к тайным лабиринтам. Выдыхаю как можно тише, чтобы парень не услышал. Шатен останавливается у комода и ставит на него чашку. Успокоительный чай?       — Марийка, ты не спишь? — он с прищуром смотрит на меня, произнося слова практически шёпотом. Свет от свечи падает на его лицо. Громко набираю воздух через ноздри, не специально, а чтобы успокоить своё сердце.       — Мне приснился кошмар, — киваю, а затем прикусываю щёку изнутри. Мой голос прозвучал с весьма странной интонацией. С такой обычно говорят дети, нуждающиеся во внимании родителей. Кай берет в левую руку ту самую чашку и подходит к постели. Марк крепко спит, он только поморщился, когда свет свечи коснулся его умиротворенного лица.       — Выпей, — шатен протягивает мне чашку, я приподнимаюсь, но вспоминаю о том, что бабушка говорила об успокоительном чае. Замираю и смотрю на мужа с долей испуга. Что будет с человеком, если он выпьет чай, который прописывают душевнобольным? Не знаю.       — Что такое? — на его губах появляется саркастическая улыбка. Моргаю несколько раз и хмурю брови. — Тебе реально кошмар приснился, или ты подслушивала чужие разговоры? — Кай договаривает наигранным и издевательским тоном, а затем слегка наклоняет голову в бок. Закусываю губы, чтобы не рассмеяться и не разбудить Марка. Я вовсе не напугана. Мне скорее стыдно от того, что мой любопытный проступок был раскрыт так быстро.       — Запомни, глупышка, я всегда чувствую твоё присутствие, — шатен наклоняется ко мне и оставляет нежный поцелуй на лбу, а затем еле слышно проговаривает: «В этом чае только мята и пустырник». Принимаю из его рук чашку и отпиваю один глоток. Действительно, чувствую мяту на языке и ещё что-то. Брюнет, посапывающий рядом со мной, внезапно вздрогнул. Наверное, ему снится кошмар. Оставив чашку в правой руке, кладу на Марка левую ладонь.       — Ты отправишься в старый дом лесника? — спрашиваю Кая, ощущая, как его младший брат снова вздрогнул. Молния сверкнула за окном, осветив каждый уголок комнаты. Жуткая ночка. Неудивительно, что людям в этом доме снятся кошмары.       — Хочешь пойти со мной? — шатен шевельнул губами, его вопрос прозвучал тихо и неуверенно. Киваю. Хочу, конечно. Я слышала много историй о доме лесника. Одна была страшнее другой. Сказки о приведениях и старом проклятии меня вовсе не пугали. Почему? Всё просто. Местный лесник был родным братом моего дедушки. Он когда-то давно был женат на девушке, которую отец старухи Герд обвинил в колдовстве. Её звали Ева. И на самом деле она лишь посмела в тайне от мужа посещать лекции в городском университете. Ева мечтала стать врачом. Она скончалась от заражения крови, её наказали шестью ударами плетью. Из-за глупых слухов даже врачеватель отказался ей помогать. С тех пор мой дедушка никогда не разговаривал с родным братом. Он всегда с печалью вспоминал эту историю. Говорил, что Ева была самой умной девушкой в поселении. К ней обращались падшие за помощью.       — Обуйся и возьми с собой свечу, — немного подумав, Кай соглашается взять меня с собой. Улыбаюсь, после чего допиваю успокоительный чай в несколько глотков и спрыгиваю с кровати. Шатен недовольно шикает. Оборачиваюсь, чтобы взглянуть на Марка. Он всё ещё спит, больше не вздрагивает. Должно быть, парень погрузился в глубокий сон, и его кошмар закончился. Дыхание Марка спокойное и размеренное. Ставлю пустую чашку на прикроватную тумбу, а затем оглядываю комнату в поисках своих вещей.

***

       Гроза не стихала. Мы двигались по тоннелю осторожно, Кай держал меня за руку, но шёл немного впереди. Я заглядывала в чужие дома сквозь цветные стекла фресок. Этой ночью не спала только карга Герд. Она читала четвертый том священного писания у камина. Вся её комната была заставлена свечами. Мне даже показалось, что Надежда боится грозы. Женщина практически подпрыгнула, когда послышался зловещий раскат грома. Я еле сдержала смешок, который защекотал где-то в горле. Даже у Герд были слабости. Она не была бесстрашной и беспощадной львицей. Только делала вид, пряталась под мерзкой маской.       Пока думала о противной карге, забыла, что иду по темному лабиринту. Оступилась и чуть не упала. Кай не растерялся, успел перехватить мою руку за предплечье и удержать меня от падения.       — Осторожно, — он с недовольным выражением лица качает головой. Киваю и опускаю глаза к холодному каменному полу. Крохотные лампы освещают длинный проход. Слишком тусклый свет не позволяет мне разглядеть ничего дальше своей вытянутой руки. Только на стены в темноте не наткнёшься.       Мы прошли ещё метров сто от последней фрески и остановились у двери, покрытой пылью. Лёгкий холодок пробежался по моей коже. Должно быть причина в сквозняке. Кай зажёг мою свечу своей, а затем достал из кармана старый ржавый ключ.       Дверь передо мной похожа на усталого стража тайн, охраняющего вход в мир забытых историй и чужих воспоминаний. Я застываю в предвкушении. Кай отпирает замок, и тяжелая дверь с мерзким скрипом отворяется. Мы оба поморщились. Звук действительно неприятный. Оборачиваюсь и замечаю, что обратная сторона двери замаскирована под стеллаж. Мы в гостиной. Смотрю по сторонам и ощущаю, как стены застывают в мрачном молчании, а тусклый свет, проникающий через окна, лишь подчеркивает забвение, в котором они пребывают не одно десятилетие.       В гостиной, в центре этой мёртвой тишины, висят портреты, словно молчаливые свидетели эпохи, прикованные к стенам. Их черные глаза следят за нами, и я чувствую, как страх охватывает меня. Эти лица, застывшие во времени, будто призраки прошлого, они возвращаются, чтобы напомнить мне о своих судьбах и тайнах, скрытых в глубинах мрачной темноты. На самом деле изначально этот дом не принадлежал брату моего дедушки. Он достался его молодой жене по наследству, как и должность. Отец Евы был лесником.       Жутковатое место, если учесть тот факт, что оно было покинуто людьми уже как сорок лет. Магулы весьма суеверный народ. Никто не посмел забраться в этот дом, чтобы поживиться. На небольшом столике, что находится у старого кресла, стоит небольшой чайник и чашка, а в этой самой чашке серебряная ложка. Всё покрыто пылью. Стены, книги на полках, рамки портретов. Здесь царит мрак и одиночество. Жизни в этом доме нет. Она ушла.       Оглядываюсь и ловлю себя на мысли, что чувствую чей-то мрачный взгляд. Вытягиваю руку со свечой, чтобы осветить стену и камин. Один портрет выделяется на фоне остальных. На нём изображена молодая женщина, её черные волосы и карие глаза словно проникают сквозь темноту и заставляют меня смотреть на неё. Сердце в груди затихает. Её лицо излучает странное, мучительное притяжение. Взгляд притягательный, но тяжёлый. Это она. Ева. Я помню, дедушка рассказывал мне о ней много раз. Ему не нравились мои мечты о продолжении образования в университете. Он боялся, что меня настигнет та же участь. Времена поменялись, а страхи моего деда никуда не исчезли.       — Подожди здесь, — негромко произносит Кай и отпускает мою руку. Я продолжаю смотреть на девушку, что прожила всего двадцать три года. У неё не было детей. Она умерла в этом самом доме, в собственной постели, одна. Её незадачливый супруг испугался того, что его могли признать пособником в колдовстве. Он оставил Еву умирать в полном одиночестве. Любая глупая сказка об этой молодой женщине не пугает меня так, как её реальная история. И сколько таких было? Сколько невинных жертв глупых предрассудков ещё сгинут в одиночестве? Печально осознавать факт последствий безумия магулов.       Кай исчез в коридорах, и мне стало страшно. Гроза бушует за окнами, капли дождя громко стучат по стёклам. Не стоило мне идти вместе с мужем. Вдоль позвоночника пробегают мурашки. Слышу скрип половицы за своей спиной и замираю от ужаса. Даже моё сердце перестаёт биться на секунду. Оглядываюсь назад и замечаю тень с женским силуэтом. Мурашки накрывают мою кожу новой волной. Я слышу чьё-то хриплое дыхание. Тень делает шаг в мою сторону. Хватаю губами холодный воздух. Жутко. Страшно. Наверняка, воображение играет со мной. Здесь никого нет. Качаю головой. Тень делает еще один шаг, и я вижу её. Чёрные как смоль волосы и перепачканное пеплом лицо. Глаза безумные. Облизнув большой палец, она на секунду зажимает фитиль моей свечи и ломает его. Комната погружается в полную темноту, я же падаю во тьму.

***

      Открываю глаза и вижу хмурое лицо Кая. Он смотрит на меня исподлобья. Недовольный. Оглядываюсь по сторонам. Светло. Мы в нашей спальне, дома. Марк надевает на себя тёплый свитер. Ничего не понимаю. Что произошло? Как я здесь оказалась. Должно быть муж принёс меня сюда и уложил на кровать. Приподнимаюсь на локтях и щурю глаза. Слишком яркий свет. Смотрю в окно, на небе нет даже облачка. Была ли гроза? Или всё было лишь мрачным кошмаром? Помню сон, в котором Лера рассказывала страшную сказку у костра.       — Который сейчас час? — прочистив горло, обращаюсь к Каю.       — Половина двенадцатого, — он отвечает мне недовольным тоном. Ловлю на себе грустный взгляд Марка. Они оба чем-то расстроены или и того хуже. Обижены?       — Я проспала школу, — бормочу себе под нос. Если я продолжу пропускать занятия, то не видать мне университета, как собственных ушей. Брюнет закатывает глаза. Не понимаю, что происходит.       — Ты меня напугала, — проговорив, Кай стискивают челюсть до характерного скрипучего звука. Он определенно зол, а не расстроен. Мрачен. Пытаюсь вспомнить события произошедшей ночи. Разум путается в картинках, что всплывают перед глазами. Голова раскалывается на части. Касаюсь пальцами затылка, и нащупываю шишку. Ай! Ударилась, наверное.       — Что произошло? — снова обращаюсь к Каю. Не могу вспомнить, как набила шишку. Будто кто-то стёр мои воспоминания.       — Ты мне скажи, — шатен присаживается на край кровати и наклоняется ко мне. Он смотрит на меня испытывающим пронзительным взглядом. Таким холодным, даже мурашки пробегают по затылку. Мурашки. Точно! Вспомнила!       — Я увидела её, — ответив, вздрагиваю. От ужаса в моих жилах застывает кровь. В памяти всплывает образ молодой девушки с портрета. Но она была реальной. Настолько реальной, что смогла погасить мою свечу. Должно быть, я потеряла сознание, испытав убийственный приступ страха. Упала и ударилась затылком.       — Кого? — Кай прижимает голову к правому плечу, продолжая испытывать меня своими карими глазами.       — Еву, — шевелю губами, озвучивая имя. Мурашки, пробегают по моим ногам. Меня пугает даже её имя, произнесённое вслух.       — Тебе померещилось, она давно мертва, — шатен хмурит брови, а затем язвительно усмехается. Он мне не верит. Но это не могло быть сном. Кай ведь понял, о ком идёт речь. Значит мы были в доме лесника. Мой муж поднимается с кровати и набрасывает на себя пальто. Смотрю на Марка, в его руках куртка.       — Куда вы собрались? — задаю вопрос, после чего присаживаюсь на матрасе, скрестив лодыжки под одеялом. Мой взор скользит по их лицам.       — К твоему деду, — отвечает Марк, оглядывая комнату в поисках чего-то важного. Неосознанно улыбаюсь, я соскучилась по дедушке. Мы редко виделись в последнее время. А в день моего венчания у меня не было возможности с ним поговорить. Я скучаю по нему. Очень.       — Я с вами, — сбрасываю с себя одеяло и касаюсь ступнями холодной поверхности пола. Смотрю на себя, на мне только лёгкая сорочка. Закусываю губы от мысли, что Кай меня раздел, прежде чем уложил на кровать.       — Нет, — Данилевский-старший качает головой. Он не хочет меня брать с собой. Марк переводит взгляд с меня на старшего брата. Между ними чувствуется напряжение. Они снова повздорили? Возможно. Я всё проспала.       — Если хочешь поговорить с ним о дочерях Гекаты, то зря… — прищурив глаза смотрю на Кая, после сказанных слов усмехаюсь. Мой дедушка на дух не переносил всех членов совета старейшин. Данилевские не были исключением.       — Он вам ничего не скажет! — произношу сквозь зубы, прожигая испепеляющим взором дырку в районе сердца старшего из мужей. Представляю себе, как они вернутся домой. Я уверена, что мой дедушка испортит им обоим настроение на весь день.       — Она не выглядит больной, — Марк обращается к брату, потирая костяшкой указательного пальца подбородок. Идеально, он на моей стороне.       — Ты не видел её вчера, — пробормотав, Кай снова качает головой. Он явно не в настроении. Такой колючий, что даже боязно прикасаться. Шумно выдыхаю, поглядывая грустными глазами на шатена. Мысленно умоляю его взять с собой.       — Прогулка мне не повредит, — проговариваю слова и не узнаю себя. Что это было? Манипуляция? Маловероятно, но что-то похожее в своём поведении определенно указывало на хитрость.       — Ладно, — Кай закатывает глаза. Улыбаюсь. Слишком быстро ты сдался. А может просто не захотел оставлять меня одну дома. У камина громко захрапел огромный чёрный пёс.       — Оденься потеплее, — шатен бросает на меня взгляд, который понятен только ему. Не заботливый, нет. В его глазах я замечаю что-то нечитаемое. Он о чём-то думает. Вновь хмурит брови. Мне сложно разобраться в его эмоциях.       — На улице жара! — недовольно фыркнув, заявляет Марк. Брюнет прав, из приоткрытого окна в комнату проникает тепло. Температура в доме ниже, чем на улице. Пожимаю плечами и сдерживаю истеричный смешок. Оденусь теплее, чтобы не спорить со старшим мужем. Его мысли мне не прочитать, а в манипуляциях я не сильна.

***

      Палящее солнце возвышалось на небосводе. Даже в лесу было душно. Я несколько раз прокляла то, что надела помимо пальто ещё и тёплый свитер. Колючий. Он ассоциировался у меня с Каем. Теплый, но колючий. Мы шли молча по тропе, ведущей к отдаленным участкам поселения. В детстве я часто здесь гуляла с бабушкой. Она рассказывала мне о своей молодости и о том, как познакомилась с дедушкой. Бабуля упала с лошади, потеряла сознание. Дедуля нашёл её и отнес на руках домой.        Мы вышли к бескрайним зеленым полям. Эти территории принадлежали Данилевским. Предок моих мужей сколотил целое состояние на пшенице. Он продавал магулам зерно и муку в самые голодные годы. В честь него назвали моего свёкра. Не знаю, был ли тот Кир таким же жестоким, как тот, что до сих пор наводил на меня ужас.       Кай идёт впереди, мы же плетемся за ним следом. Марк немного устал. Он то и дело зевает. Не выспался, наверное. Хотя спал он крепко. Вскоре на горизонте появился дом моего деда и конюшни. Я всегда обожала лошадей. Моя бабушка их терпеть не может. Но она любила своего супруга. Помню, как она плакала на годовщину сорокалетия их венчания. Я тогда подумала, что мне не суждено полюбить также. Отец бросил нас, а мама больше никогда не сможет выйти замуж. Кай же был холоден со мной, и мы практически не общались.       Войдя в дом, ощущаю запах тушеной капусты. Снимаю с себя пальто и прохожу на кухню. Никого нет. Тихо. Странно. Марк и Кай идут за мной. Брюнет, с присущим ему любопытством, разглядывает интерьер дома. Ничего интересного, но я считаю его родным. Белые стены, старая дубовая мебель. Фотографии родных и цветы. В каждой комнате столько цветов, сколько нет во всем поселении. Орхидеи, гиацинты, гибискусы, розы.       Мы проходим в гостиную. В центре комнаты находится невысокий деревянный столик, вокруг которого расставлены стулья с мягкими цветными подушками. На стенах картины с изображениями природы и деревенской жизни. Здесь царит атмосфера умиротворения и тишины. Дедушка сидит на своём любим кресле в углу комнаты. В его руках книга со старыми магульскими сказками. Бабушка читала мне её в детстве, когда укладывала спать.       — Дедуль, что ты делаешь? — с улыбкой на устах обращаюсь к пожилому мужчине.       — А ты не видишь? — он поднимает свои голубые глаза и язвительно усмехается — Читаю, — снова прячется за книжкой. Марк издаёт приглушенный смешок. Кай же, по привычке, хмурит свои брови.       — Ты держишь книгу вверх ногами, — прочистив горло, проговариваю слова так, чтобы не рассмеяться в голос. Должно быть, дедушка заметил нас через окно, а теперь делает вид, что занят чтением. Только он забыл надеть очки и, похоже, переволновался. Отбросив книгу на подоконник, пожилой мужчина недовольно фыркает. Забавный и такой родной.       — Зачем ты притащила сюда этих мерзопакостных мальчишек? — ворчливым голосом дедушка произносит вопрос, а затем, прищурив глаза, проходится взглядом по моим мужьям. Кай закатывает глаза, но ничего не отвечает. Слишком горд, чтобы вступать в полемику с пожилым человеком.       — Дедуль, будь повежливее с ними, — беру один из стульев и ставлю его напротив старичка. Присаживаюсь и шумно выдыхаю. Не прекращаю улыбаться. Я скучала. И он скучал, в этом у меня нет никаких сомнений.       — Расскажи, пожалуйста, нам всё, что знаешь о дочерях Гекаты, — наклоняю голову в бок, замечая, как меняется выражение его лица.О, да! Он любит эту историю.Я знаю. Дедушка не способен сопротивляться моей просьбе. Помню времена, как засыпала под его голос. И яркие сновидения, которые снились мне после.       — Это не глупая сказка, как думают многие, — после минутной тишины он решается заговорить. Боковым зрением замечаю, как Кай проходит по комнате. Марк же не двигается с места.       — В лунном лесу жила пожилая женщина, она спасла столько брошенных девочек, сколько смогла, — слова дедушки больше похожи на правду. Он не назвал женщину ведьмой. И такую вероятность я не могла исключать.       — Почему их называют дочерями Гекаты? — слышу вопрос Кая, но не оборачиваюсь, чтобы взглянуть на его лицо, лишь киваю.       — Когда-то в тех лесах жили язычники, они поклонялись луне. Давно это было. Мой дед рассказывал мне о них. Дочерями Гекаты тех девочек прозвал Лев Бестужев, он утверждал, что нашёл их маленькую деревушку, — отвечает дедушка, поглядывая через моё плечо. Ему не нравится мой муж. Оба, но он смотрит только на того, что находится за моей спиной.       — Отец Владлена? — уточняет Кай. Странно, но я не помню, чтобы в своих рассказах дедуля упоминал Льва Бестужева. Замечаю боковым зрением, что Марк заинтересованно разглядывает книгу, что лежит на подоконнике. Интересно, он читал её?       — Да, именно он, — пожилой мужчина кивает, а затем поднимает руку, чтобы почесать затылок.       — Почему никто об этом не знает? — Кай продолжает засыпать нашего пожилого собеседника вопросами. Дедуля морщит лоб, а затем поджимает губы, выражая своё недовольство. Фыркает, качает головой.       — Спроси у своего отца и старухи Герд. Они добились того, чтобы Льва все магулы посчитали сумасшедшим, — сквозь зубы произносит дед. Марк округляет глаза, он удивлён. Оборачиваюсь, чтобы увидеть лицо шатена. Каменная мрачная маска снова прячет его истинные эмоции. Немое напряжение повисает в воздухе.       — Пахнет тушенной капустой, — решаю сменить тему разговора. И я проголодалась, если честно. Мой желудок громко заурчал. Дедушка поднимается с кресла со словами: «Пойдёмте, покормлю вас!»       Тянусь к подоконнику и беру ту самую книжку с магульскими сказками. Почему-то мне кажется, что Марк их всё-таки не читал. Пожалуй, почитаю загадочному мальчику сказку на ночь.

***

      Плотно отобедав, мы покинули дом, который всегда будет для меня родным. Я не стала надевать своё пальто, а отдала его Каю. Он немного поворчал, но согласился с тем, что сегодня действительно жарко. Даже не знаю, кто сварливее. Мой дедушка или же мой супруг?       Весна прекрасна. Глаза радуются ярким цветам. Я бы насладилась этим моментом по полной, если бы моя голова не начала снова раскалываться на части. Приступ тошноты заставил меня сбавить темп.       — Иди вперёд, нам нужно поговорить, — когда мы подходим к лесу, Кай обращается ко мне. Оглянувшись назад, закусываю губу от обиды. Есть что-то, что они от меня скрывают. Должно быть, я никогда не станут полноправным членом их семьи. Киваю и прохожу вперёд. Парни останавливаются. Марк провожает меня улыбчивым взглядом, не могу ответить ему тем же.       Иду медленно, поднимаясь по тропе на холм. Чувствую и тошноту, и раздражение. Обидно. Дедушка ничего бы не рассказал моим мужьям без моего присутствия. Стираю со лба тыльной стороной ладони капли холодного пота. Мне не хорошо. Желудок просит вернуть всё съеденное обратно. Хватаю губами прохладный воздух. Должно быть, у меня сотрясение. Голова кружится. Слышу шорох и чьи-то вздохи. Вздрагиваю. Оглядываюсь по сторонам и замечаю с левой стороны подножья холма пожилую женщину, она с охапкой хвороста пытается перебраться через ручей. Осторожно спускаюсь, хватаясь за стволы молодых деревьев.       — Вам помочь? — обращаюсь к женщине, и та поднимает глаза. Мы не знакомы, я впервые вижу её в жизни. Странно, как она забрела на территорию магулов. Городские жители не часто посещают наши леса.       — Ну, помоги, если сможешь, — незнакомка ухмыляется, а затем протягивает мне охапку хвороста. Кладу книгу на камень и подхожу ближе. Беру в руки хворост и замечаю, что на ногах старушки нет обуви. Её одежда выглядит изношенной. На локтях заплатки, с трудом узнаю на ней традиционное магульское платье. Уложив хворост на землю, подаю ей руку. Она хватает меня за запястье, и мы чуть ли не падаем в ручей.       — Ох, спасибо, дорогая, — пожилая женщина благодарит меня, вглядываясь в моё лицо. Странное чувство. Будто мы знакомы. Незнакомка касается пальцами моей щеки, и я замираю на месте.       — Не за что, — делаю несколько шагов назад, и она отпускает моё запястье. Разворачиваюсь и ищу глазами книгу. Сердце гулко бьётся в груди. Тошнит. Перед глазами замелькали белые мушки. Наклоняюсь к камню и хватаю книгу. Слышу шорох позади себя. Застываю на месте. Незнакомка обходит меня, а затем резко обхватывает грязными пальцами переплёт.       — Ох, деточка, только не говори мне, что решила полюбить чудовище? — её странный вопрос поражает меня в самое сердце. Её пальцы медленно движутся по переплёту, а затем слегка касаются моего обручального кольца. Она отдёргивает руку. Срываюсь с места и спешу подняться по холму, чтобы вернуться на тропу.       Не оглядываюсь. Хватаю губами воздух и уже через мгновение врезаюсь в Кая. Поднимаю голову, хочу что-то сказать, но язык в буквальном смысле онемел от страха. Марк ловит мой испуганный взгляд. Он оглядывается по сторонам, чтобы понять, что происходит.       — Там женщина, она меня напугала, — прочитав немой вопрос на лице шатена, шевелю губами, издавая еле различимые звуки. Кай изгибает брови. Оглядываюсь назад, но у ручья уже никого нет. Она исчезла. Словно растворилась в воздухе. Её слова навязчиво крутятся в моих мыслях.       — Здесь никого нет, — Марк качает головой. Неужели они мне верят? Задыхаюсь. Закрываю глаза, пока весь мир вокруг меня расплывается. Мне не хорошо. Совсем не хорошо.       — Мариичка, посмотри на меня, — нежным голосом произносит Кай, обхватив пальцами мой подбородок. Открываю глаза и вижу его напуганный взгляд.       — Нужно вызывать врача, — шумно выдохнув, проговаривает шатен. Моргаю несколько раз, я ещё стою, но уже с трудом удерживаю равновесие. Хватаю губами воздух, но не чувствую облегчения.       — Что с ней? — озадаченно интересуется Марк, а затем подходит ближе. Он смотрит то на меня, то на брата.       — Судя по расширенным зрачкам, у нашей жены сотрясение головного мозга, — Кай озвучивает выводы, к которым только что пришёл. Ты не можешь быть чудовищем. Незнакомка наверняка выжила из ума, раз посмела такое мне сказать. Шатен наклоняется ко мне, а затем целует в губы. Я с облегчением выдыхаю. Пусть весь мир сойдет с ума, но ты никогда не будешь для меня чудовищем. Марк кладёт голову на моё плечо, в то время, как его рука касается спины. Теплое чувство разливается внутри. Страх отходит назад. Разрываю наш поцелуй, чтобы прошептать: «Пообещайте мне, что между нами никогда не будет скрываться ложь».       — Если ты обиделась на наши разговорчики за твоей спиной, то зря, — усмехается Кай. Облизываю губы, а после несколько раз моргаю. Голова кружится до сих пор.       — Мы обсуждали скорую возможность переезда из отцовского дома, — объясняет Марк, целуя меня в висок.       — Правда? — смотрю на них с толикой счастья в глазах. Мне никогда не нравился особняк Данилевских. Мрачный и холодный. За всё время моего проживания там, я не чувствовала себя в нём как дома. Лабиринты коридоров наводили на меня ужас, стоило мне покинуть спальню. Кир с вечно недовольным лицом за ужином портил мой аппетит. Прислуги, что постоянно шептались за моей спиной, раздражали. Я часто пряталась в комнате и читала книги, сидя на подоконнике.       — Да, мы будем жить в старом доме нашей матери, — отвечает Кай, а затем снова наклоняется и дарит мне поцелуй надежды. От соприкосновения наших губ, я медленно схожу с ума. Закрываю глаза и растворяюсь в ярких ощущениях.       — Ты прочитаешь сегодня нам одну из сказок на ночь? — жаркий шёпот Марка обжигает моё ухо, разрываю поцелуй со старшим из мужей, чтобы кивнуть, а затем поцеловать другого. Язык брюнета жадно вторгается в мой рот, доводя меня до безумия. Меня пошатывает, но это не имеет значения. Слышу шорох где-то сбоку, но не хочу обращать на посторонние звуки никакого внимания. Кай убирает прядь волос с моей шеи, чтобы прикусить нежную кожу зубами. Шумно выдыхаю через нос. Так сладко и приятно быть во власти нежных губ. Забываю обо всём. Растворяюсь холодной льдинкой в жарком океане ощущений.