Тайны заброшенной дамской комнаты

      "Дорогой, мы с отцом были на званном ужине у Гринграссов. Они посоветовали нам не затягивать с твоей свадьбой. Сообщаю, что подготовка идет полным ходом, ориентировочно рассчитываем на июль. Сердечно надеюсь, что ты относишься к вашей помолвке со всей серьезностью и уже обсудил все нюансы с мисс Паркинсон."

"С любовью, мама."

      Драко от глаз подальше убрал письмо в книгу, лежащую на тумбе возле своей постели, и устало откинулся на подушки.       Любовью здесь и не пахнет, мама. — мысленно ответил он.       Сколько писем ему нужно проигнорировать, чтобы они осознали, что он не собирается следовать их глупым традициям? В каждом из них родители будто предлагали ему присмотреть десерт к обеду, а не будущую супругу. Человека! Со своими чувствами, желаниями и предпочтениями.       Еще в сентябре ему пришел первый конверт:       "Драко, мы с отцом уже начали подыскивать тебе партию. Сначала мы думали остановиться на Дафне Гринграсс, но Паркинсоны на последнем приеме проявляли к тебе интерес. Вы с Персефоной неплохо ладили в детстве, присмотрись к ней. Решение необходимо принять до декабря, но мы не настаиваем и готовы прислушаться к твоим пожеланиям, если у тебя есть альтернативные варианты. С нетерпением жду твоего ответа."

"С любовью, мама."

      Мой вариант вряд ли придется вам по душе. Она даже мне не всегда по душе приходится. — с легкой усмешкой подумал тогда он.       Вариант Драко был слишком целеустремлен, чтобы тратить свою молодость на создание семьи, и слишком непокорен, чтобы следовать средневековым традициям. Строптивая настолько, что хочется стереть непоколебимое выражение с ее лица.       Драко давно смирился с мыслью, что по какой-то уродской издевке судьбы хочет Гермиону Грейнджер. Задолго до этого учебного года. Еще когда она носила отвратительные школьные юбки по самое колено, уродливые свитера из гардероба прабабки Уизли и, уверен, самое что ни на есть невзрачное белье. Довольно длительное время он не мог понять, что его в ней зацепило.       С самого раннего детства Драко был уверен, что маглорожденные — лишь пыль, налипшая к подошве чистокровного мага. Сколько бы эти жалкие подобия волшебников не старались, врожденный потенциал кристальной крови все равно превосходил их по всем параметрам. Одиннадцатилетний Драко доподлинно знал, что каждый маглорожденный выглядит, как оборванец: неотесанный и неопрятный, не знающий манер и не умеющий держать себя в обществе, при всем при этом еще и глупый до ужаса. Одним словом, бестолковый. А потом он встретил ее. Гермиону Грейнджер нельзя было назвать бестолковой. На ее форме не было ни единой складки, вечно открахмаленный воротник, и юбка, с идеально выглаженными стрелками. Если поначалу хотя бы ее неукротимые волосы поддерживали его представления о грязнокровках, то с четвертого курса она, похоже, нашла способ их обуздать, и больше совсем не вписывалась в понятия оборванки. В отличии от многих чистокровных она была с ним на равных и по некоторым предметам даже превосходила. Тогда впервые Гермиона Грейнджер поставила представления Драко об окружающем его мире под сомнения.       И это нормально. Умные люди, обычно, полны сомнений, но то снова было не про Грейнджер. Она никогда не сомневалась в своих знаниях, а особенно в решениях и поступках, и это всегда вызывало в нем теплые чувства. Он ни за что бы ни с кем не поделился, но в тайне восхищался ею. Ведь сам Драко наперекор своему образу на людях, сплошь и поперек был напичкан мнительностью. Он тоже был уверен в себе, но не в своих решениях. Это и только это отличало их.       Первый раз Драко поймал себя на опасной мысли на четвертом курсе. Тогда Грейнджер в глазах многих, словно прекрасный цветок, проросла сквозь толщу грязи и расцвела еще больше, сияя в лучах славы долбанного Крама. Малфой злился! Сначала он думал, что все дело во внимании. Это он, аристократ с самыми высшими баллами, — после нее, гребанный Салазар, разумеется, — должен быть в центре, а не тупоголовый качок и его грязнокровка. Но затем на голову, словно груда камней, свалилось осознание, что дело действительно во внимании. Внимании, которого эта кудрявая заноза оказывала болгарину. До того дня она казалась ему сухой и одеревенелой, но Грейнджер и здесь обвела его вокруг пальца. Оказалось, она неплохо держалась в центре внимания. Ее глаза горели азартом, подпитываемые увлеченностью толпы, а на губах сияла совершенно чарующая улыбка. И несмотря на абсолютное отсутствие умения танцевать, к балу гриффиндорка отточила свои навыки на превосходно. Как и все, к чему когда-либо прикасалась.       Тогда он, к своему разочарованию, смирился, что Гермиона Грейнджер была лучшей из всех существующих ведьм на его веку, и заслуживала, черт возьми, только самого лучшего. А Драко всегда знал, что был лучшим из лучших. Это он должен вести ее в танце, ощущать на кончиках пальцев гладкость голубого шелка. Это из-за его шепота на ухо она должна была так по-девичьи смущенно улыбаться.       С тех пор Малфой часто и совсем ненамеренно представлял, как однажды, когда во время сдвоенной пары она в очередной раз вздернет свой маленький полный уверенности вездесущий нос, он намотает на кулак ее пышные волосы и нагнет к столу у всех на глазах, прямо там, в классе. И тогда ее дерзкий убежденный в своей правоте прищур растворится, сменяясь непониманием, даже возможно паникой… Ему было любопытно узнать, как она выглядит, когда теряется и чего-то не знает. Хоть раз в жизни увидеть, как спадает вся ее спесь. Как она выглядит, когда ее терзают сомнения? Можно ли Гермиону Грейнджер по-настоящему загнать в краску? С возрастом фантазии все углублялись и становились порочнее. Драко в своих мыслях задирал ее юбку, спускал по стройным ногам эти абсолютно не привлекательные трусы и… уже в реальности ощущал к себе отвращение. Почти каждый вечер он ласкал себя до искр в глазах, представляя ее смазливое высокомерное личико, а затем изводил себя сомнениями. Может, это в нем проблема? Он точно какой-то неправильный! Ведь маглорожденные не могли быть настолько совершенными, а чистокровные не должны думать о них в подобном ключе…       Он приказал себе позабыть о своем увлечении лишь на шестом курсе. Тогда Драко уверенно выбрал путь темной стороны и стал пожирателем. Надеясь, что таким образом, возможно, сможет искупить вину перед многовековыми традициями за свое греховное падение. Гордость за дань наследию затмевала все сомнения, пока в его сознании не всплывало ее чертово лицо. Каждый гребанный раз, выполняя задания Темного Лорда, ему приходилось переступать через самого себя. Нет, через нее. Да простит его Салазар! Грейнджер стала голосом его внезапно проснувшейся совести. Назойливой мухой! Нет! Ангелом, маячащим над ухом, когда парень собирался сделать что-либо во благо Пожирателей Смерти. Не поселись эта заноза в его голове, он бы исполнил все поручения в два счета. С чего это вдруг его стало волновать, что подумает о его поступках Гермиона Грейнджер?       Ох, наивный мальчишка. Маленький росток влечения к ней давно уж пустил прочные корни, проросшие вглубь до его души. Когда Лорд раз за разом копался в его мыслях, проверяя на вшивость, Драко, наконец, пересилил свой страх и посмотрел правде в глаза. Одна лишь вероятность поставить Гермиону под угрозу вселяла в него неподдельный ужас. Он переживал за нее! Действительно переживал. Не так, как испытывают долю сочувствия к обычной, почти обезличенной однокурснице. Он был влюблен в Грейнджер, и это… Все меняло. Малфой скрыл гриффиндорку под непробиваемой толщей льда в своем сознании. Она стала его тайной, осязаемой лишь для него. Теплым уголком, к которому наедине с собой, холодными вечерами Драко возвращался, когда становилось совсем тяжко.       Война закончилась и Малфои потеряли свое былое могущество перед всем магическим сообществом. Люциус отделался домашним арестом, а Драко обязали закончить обучение в Хогвартсе. Огласив приговор, его насторожили, что при любом нарушении или сомнительном поведении, обучение закончится навсегда, а к дверям Азкабана для него проложат персональную красную дорожку на девять месяцев. В целом не такое уж и страшное наказание — перетерпеть еще один учебный год, если бы не одно «но».       Когда под конец битвы Темный Лорд подозвал Драко, его глаза, чертовы предатели, среди всей толпы ненамеренно обратились к ней. На ее лице не было злости и ненависти, как в те моменты совершенно нелепых детских перепалок на школьном дворе. В ней не было разочарования и грусти, а уж тем более сочувствия или сожаления. Из неугомонной и живой, — полюбившейся, — Гермионы Грейнджер вынули жизнь. Драко не смог стереть с памяти ее тотальное безмолвие по его пропащей душе. В тот миг рухнула последняя крупица надежды Грейнджер, когда задиристый мальчишка из ее детства погиб, переродившись настоящим монстром.       Малфой не жаждал прощения общества, но, преследуемый ее взглядом, полным отчуждения, нуждался в объяснении перед ней. За неделю до начала учебы он дал первое и единственное интервью, где по-настоящему раскаялся. Он и не надеялся на какую-либо реакцию, лишь поставил точку для самого себя, выпустив терзающие мысли на публику. А она вдруг подсела к нему в библиотеке, бросив статью с интервью прямо на книгу, которую он читал.       — Не могу поверить, что в статье с извинениями ты упомянул термин истеблишмент.       — Я же не мог назвать нас элитой или сливками общества — в статье с раскаяниями не место превосходству. Не находишь? — Драко слегка растерялся. Он не думал, что их диалог может начаться подобным образом. Положа руку на сердце, он вообще не думал, что диалог между ними когда-либо состоится.       — Можно было вообще не упоминать ваш статус.       Драко глубоко вздохнул и оторвался от фолианта. Гермиона говорила так, будто между ними никогда не существовало пропасти. Будто это в порядке вещей, вот так бесцеремонно сдвинуть соседний стул и подсесть к нему со своим мнением. Грейнджер вернулась. Та самая полюбившаяся — живая.       — Только идиот не знает о статусе Малфоев, Грейнджер.       — Мне понравилась та часть, где ты сказал, что хотел бы поговорить с прежним собой — глупым ребенком, который пошел на преступление. Объяснить, что к чему, и утешить. — проигнорировала она, витая где-то в своих рассуждениях. — Нам всем пришлось слишком рано повзрослеть.       Внутренне Драко ликовал — статья то сработала! Несмотря на безмолвно объявленное между ними перемирие, он и думать не смел о том, что его чувства могут быть взаимными. Пока Грейнджер не начала вести себя нетипично для Грейнджер. Когда их поставили в пару на зельеварении, она мялась, мямлила, сбивалась с мысли, краснела, как девственница перед первой брачной ночью. Изначально Малфой даже предположил, что девушке не здоровится. А потом отследил цепочку, за которой следовала ее сбивчивость, и пришел к изумительному выводу — кажется, Гермиона Грейнджер хочет его! Годами ее образ в его голове изводил Драко, и теперь пришла очередь отмщения. Грейнджер рядом с ним была, как натянутый оголенный провод, готовый коротнуть в любой момент, а он сознательно капал на нее воду. По чуть-чуть, прощупывая почву. Чтобы перейти к действиям, ему необходимо было убедиться в своей догадке. И вот однажды…       — Ты такая умница.       Драко чуть не запищал от восторга! Вот же оно! То самое потерянное выражение лица, о котором он грезил в своих пубертатных мечтах. Грейнджер стушевалась перед ним, мать его, Драко Малфоем! Вот как, сладкая… Синдром гребанной отличницы — ей даже на подсознательном уровне необходима похвала. Малфой настолько ушел в свое восхищение, что момент затянулся. Наступила длительная пауза, за которой последовала неловкость. Грейнджер небрежно всунула свои свитки в сумку, и, промямлив что-то про письмо с расписанием, поспешно сбежала. Почти полтора месяца ей успешно удавалось избегать общения с ним, но теперь, когда она попала в его обитель, спрятавшись в нише за колоннами от праздничной суеты, ей не улизнуть.       — Я первый нашел это место, Грейнджер. — объявил он о своем присутствии, выйдя из тени на свет.       — Малфой, я тебя не заметила, — в ее глазах стоял характерный блеск, а скулы мило порозовели. Кажется, наша тихоня в кой-то веки решила расслабиться. — Не переживай, я не буду нарушать твой покой и поищу другое место для уединения.       — В подземельях нет лучшего места для уединения.       На ее лице сразу отразился протест. С чего ты взял, Малфой, — уже почти произнесла она, как вдруг до нее дошло. Наверняка слизеринцу, который провел здесь большую часть своей сознательной жизни, виднее, чем ей.       — Тогда, может, ты проявишь свое аристократичное воспитание и, как настоящий джентльмен, уступишь даме?       Легкая улыбка, сощуренный взгляд. Может, его фантазия сама дорисовывала и усугубляла картинку, но ему всерьез казалось, что Грейнджер кокетничает.       — Ты же знаешь, из меня плохой джентльмен, — смочив горло глотком крепкого напитка, напомнил он.       — И как я могла забыть? — скрестив руки на груди, Гермиона усмехнулась и отошла от колонны, на которую облокотилась, когда только пришла. — Так уж и быть, проявлю свое воспитание и не стану тебя беспокоить.       — Я не против разделить его с тобой, — остановил ее он, и не придумал ничего лучше, чем, — Сыграем в правду или действие?       — Если это твой новый способ поиздеваться, то я не в настроении.       — Я давно не издевался над тобой, как раньше, — подчеркнул он, потому что с недавних пор его издевательства вышли на совершенно новый уровень. Теперь у него действительно получалось затронуть ее.       — Малфой, поищи себе другую жертву, — щурится она, продолжая сверкать своей очаровательной игривой улыбкой. Наверняка сейчас его ждет колкость. — Более заинтересованную в общении, — сделала паузу, — с тобой.       О, ты меня убила, сладкая.       — Не будь собой хоть один вечер, все веселятся, и ты повеселись.       — Почему же ты не в их числе?       — Я зануда, ты не знала?       — Скорее педант.       — Многие считают педантичность синонимом занудства. — но не ты.       — Я не вижу ничего плохого в педантичности.       Ну, конечно.       — Потому что ты такая же зануда, Грейнджер. Мы похожи.       В яблочко!       — Мы… — это местоимение по отношению к ним почти физически резануло ее слух, отразившись секундной эмоцией непринятия. — разные.       — Мы педантичны в разных моментах, — продолжил давить он, делая акцент на них, — но мы педантичны.       Гермиона неоднозначно повела бровью, отвела взгляд к немногочисленной толпе и прикусила губу, давая понять, что беседа окончена.       Нет, Грейнджер, я только разогреваюсь!       — Я побуду джентльменом ради тебя и выберу правду.       — Я же сказала, что не стану играть с тобой.       — Ну же, неужели ты никогда не хотела узнать обо мне что-нибудь грязное? Я слышал, у гриффиндорцев не в чести сбегать от вызовов.       Да, и Финниган, огнем спаливший волосы на своей груди в этой глупой игре, прямое тому доказательство. Хотела. Конечно, хотела. По правде говоря, она бы многое отдала, чтобы узнать о Малфое все. Особенно грязное. Ее охватила смесь тревоги и любопытства. Играть с Малфоем, как сунуть руку в клетку ко льву и надеяться, что он ее не откусит. Вероятность, конечно, есть, но в смехотворном процентном соотношении. Только дурак смог бы на него положиться.       — Быть храбрым не значит быть безрассудным. Я не вступаю в сомнительные авантюры.       — Сомнительное утверждение. — справедливо подметил он, — Ну же, Грейнджер. Хочу проверить границы твоей смелости.       — С чего тебя вдруг заинтересовали мои границы?       — Твои границы всегда были мне интересны. Драко смерил ее таким пристальным взглядом, что Гермиона почувствовала себя неуютно, ощутив уже ставший привычным в присутствии него трепет.       — Твой черед.       — В каком смысле? — опешила она, витая где-то в его почти поглотивших радужку зрачках.       — Я ответил на твой вопрос. Правда или действие, Грейнджер?       Вот же… Малфой! Не на ту напал.       — О, какая дешевая провокация. — хихикнула Гермиона, — Мне даже жаль, что ты не придумал более оригинального способа втянуть меня в свою авантюру. Ты не умеешь следовать правилам, а я не играю в такие игры.       — Ты не пробовала играть со мной, чтобы рассуждать подобным образом. — Я обещаю тебе, что все будет предельно честно.       — Чего стоит твое слово, Малфой?       Черты Драко резко ожесточились, и Гермиона сразу осознала, что ляпнула лишнее. Он не заслужил этих слов.       — Ты права, ничего.       — Я имела ввиду не это, — начала она виновато.       — Все в порядке, не забивай голову, Грейнджер.       Драко улыбнулся уголком губ, уверяя ее, что он действительно не в обиде. В конце концов, ему не привыкать слышать упреки в свой адрес. Он подвел школу, подвел всех учащихся с ним бок о бок, поставил под угрозу всю магическую Британию. Он подвел ее.       — Малфой, прости меня. — Гермиона остановила его, прикоснувшись к предплечью, — За все.       Ее сладкий парфюм, вторгнувшийся в его пространство, вскружил голову. По телу прошла волна мурашек. Грейнджер творит с ним совершенно неестественные вещи.       — Мои чувства действительно были глубоко задеты. Возможно, игра могла бы сгладить впечатление? Такая провокация тебе больше по душе?       — Мерлин, ты просто невыносим!       Гермиона отдернула руку, в голос рассмеявшись. Засранец — синоним к его фамилии.       — Правда или действие, Грейнджер?       — Нет уж, Малфой. Ты обещал играть по правилам, и ты все еще должен мне правду. Правду, которую я захочу.       — Дерзай.       — Самое страшное твое воспоминание, — с вызовов заявила она.       — Нагайна, скользящая по изголовью постели над лицом моей спящей матери. — и одна кудрявая авантюристка на ублюдском полу в моей гостиной. — У Лорда всегда были изощренные рычаги давления. Твой черед, Грейнджер.       — Я выбираю действие.       Правда была больной, выстраданной. Малфой мог ударить ею куда сильнее, чем пресловутым действием в стиле любой школьной вечеринки. Она лучше выпьет воды из унитаза, чем позволит Малфою вытянуть из нее что-то личное, а тем более неприличное...       — Есть что скрывать?       Он отлеветировал свой недопитый стакан на деревянную этажерку за спиной девушки и приблизился к ней. Воздух вокруг пропитался ее сладостью. Драко прилагал все усилия, чтобы не отступить от своей идеи и не спугнуть ее раньше времени. Ему нужно поставить ее в настолько безвыходное положение, что у Грейнджер просто не останется шанса отвертеться.       — Как и тебе, полагаю.       — Сегодня я буду откровенен с тобой. — пообещал он, и у нее перехватило дыхание. — Могу я прикоснуться к тебе?       — Зачем? — выдавила она из себя, слегка затянув с ответом.       — Мое действие. Я хочу, чтобы ты позволила прикоснуться к тебе.       Драко готов был поклясться, что ее разум, слегка затуманенный действием алкоголя, окончательно поплыл под его очарованием. Гермиона никак не могла заставить себя отвести взгляд от его губ.       — Для чего спрашивать мое разрешение, если у меня нет выбора?       — Я же джентльмен. — сделал он последний шаг, оказываясь почти вплотную. — Ради приличия.       — Тогда, пожалуйста, помни о рамках приличия, когда будешь касаться меня. Она совершенно не была готова к тому, что столкнется с ним так близко. Гермиона не просто всунула руку в клетку ко льву, она вошла в нее полностью, запечатав дверь на ключ, который выбросила сквозь прутья прочь. Малфой сверкнул легкой улыбкой и потянул ладони к ее лицу. Гермиона следила за каждым его движением. Он обхватил ее голову, заглянул в глаза, его губы слегка приоткрылись...       — Легилименс.       — Последний штрих, — радостно воскликнула Гермиона, забрасывая в котел засушенный и перемолотый в труху стебель заунывника. — Семь дней выдержки и все готово. Мы почти справились и даже не уничтожили друг друга, Малфой. Это победа!       — Блестяще, Грейнджер.       — Нужно ежедневно проверять зелье, — она начала собирать свои вещи в сумку, складывая их в определенной последовательности. Педантка до мозга костей. — Вряд ли что-то может пойти не так, но лучше перестраховаться и записывать цикл изменений запаха, цвета и консистенции. Думаю, нам не обязательно делать это совместно.       — Ты такая умница.       Что?       По позвоночнику прошел импульс совершенно неестественных мурашек. Нет, она и раньше ощущала нечто подобное вблизи Малфоя. Легкое волнение где-то внутри, когда он вроде бы нечаянно касался открытых участков ее кожи, передавая перо, пергамент или, показывая нужную строчку в книге. Пару раз он даже придержал ее талию, когда обходил гриффиндорку, чтобы переместиться от одного края парты к другому. Тогда это необъяснимое чувство кололо ее особенно остро. Но чтобы от слов…       Она слышала в свой адрес куда более изобретательные похвалы. Самая умная ведьма столетия, дарование нашего времени, — гласили заголовки газет, когда речь заходила о Гермионе Грейнджер. В семье ее с детства шуточно называли маленьким вундеркиндом. Да и нередко она слышала лестные слова в сторону ее сообразительности от учителей, друзей и других учеников. Краткое умница его совершенным бархатистым тоном, и глупое сердце почти выскочило из груди.       — Из нас получился неплохой тандем. Мне понравилось работать в паре с тобой, — в его зрачках бушевал шторм, а Гермиона как самая настоящая идиотка, игнорируя табличку «купаться запрещено», погрузилась в воду. — И я бы не хотел прекращать.       Волна затянула ее с головой, а когда девушка попыталась вынырнуть, чтобы набрать в легкие воздуха, накрыла с еще большей силой. Прекрати топить себя, Гермиона! — приказала она себе, пытаясь достучаться до разума, о котором в прессе слагали легенды.       Ей определенно следовало подумать о чем-то другом, переключиться, но… Она продолжала прокручивать в голове его слова. Голос Малфоя был создан для разного рода порочных слов. Гермиона хотела услышать это еще раз. Нет, она бы хотела слышать это регулярно.       Малфой не мог оторваться от версии дальнейших событий в мыслях Грейнджер. Находясь со стороны, Драко завороженно наблюдал, как «он» небрежно сбрасывает все со стола, приподнимает девушку за талию и сажает ее на то место, где только что лежали принадлежности для приготовления зелья. Проникает в нее пальцами, шепча на ухо грязные словечки. Облизывает шею, поцелуями оставляя свой след. Блядский Мерлин, прямо так, как и мечтал он — настоящий Драко. Гермиона в своем воображении со всей страстью двигала бедрами ему навстречу, выглядела свободно и, как и полагает ее характеру, быстро училась новому. Каждый ее взгляд, каждое движение приобрели новое значение. Малфой почти физически прочувствовал влагу на своих пальцах, как вдруг…       — Ты редкостная сволочь! — Гермиона пошатнулась. Вытолкнуть легилимента, не имея подобного опыта, стоило немалых сил. Драко машинально придержал ее от падения, но девушка сбросила с себя его руки, отпрянув назад. — Не прикасайся ко мне!       — Интересная интерпретация событий, Грейнджер. Или мне стоит называть тебя Гер-ми-о-на? — промурлыкал он. — У близких людей не принято называть друг друга по фамилии.       На лице Драко расцветал настоящий триумф, пока Гермиона боролась с желанием зарядить ему по этой поганой физиономии.       — Поверить не могу! — воскликнула она, пытаясь отдышаться. — Ты не имел никакого права вторгаться в мое личное пространство! Ты обещал играть по правилам! Я разрешила прикоснуться ко мне, а не к моим мыслям!       — Я лишь хотел убедиться, что мне не показалось. — начал серьезно он.       — Ты мог бы просто спросить! — не зная куда деть нахлынувшую ярость, она толкнула его. Драко лишь слегка пошатнулся, но остался стоять на месте.       — Чтобы ты снова убежала? Я ведь оказался прав. Ты хочешь меня!       Гермиона толкнула с большей силой, и он таки отпрянул назад.       — Оставь свои влажные фантазии для той, кому это интересно, Малфой! — ей хотелось заплакать от беззащитности. Или ударить его по-настоящему от злости. Или поцеловать. Гребанный урод. — Я не знаю как это извращение попало в мою голову. Это все твои козни! Наверняка ты навязал мне…       — А знаешь почему? — игнорируя ее оправдания, продолжил давить он. — Мы похожи.       — Мерлин, Малфой! — еще один толчок, и Драко почувствовал спиной холод малахитовой колонны, — Ничего глупее я в жизни не слышала!       — Наверняка ты уже миллион раз проанализировала свою неприязнь ко мне. — судя по ее сведенным бровям, он был прав, — Поделись со мной, к какому выводу ты пришла, Гермиона?       — Я не анализировала! — запротестовала она, вызвав его довольную ухмылку. Отныне Грейнджер была читаема для него от и до. Малфой точно знал, что она скажет, но позволил ей высказаться. — Все лежит на поверхности. — Именно, сладкая, — Ты заносчивый и считаешь себя лучше, чем другие просто по факту существования, — Так и есть, Грейнджер. — Ты корыстен. Тебе нет дела до других, и ты думаешь только о себе.       — Не совсем. — он мотнул головой, не соглашаясь, — Что еще?       — Полное отсутствие чувства такта и, кажется, норм морали!       — А кто устанавливает нормы?       — В тебе нет ни капли сочувствия, — продолжала она, пытаясь то ли задеть его посильнее, то ли оправдаться. — Тебе доставляет удовольствие унижение других, а я… Я не такая!       Невыплаканные слезы скопились в уголках ее глаз. Малфой не умел играть по правилам, и она должна была быть готова, что, вступая с ним в игру, подписывает себе приговор. Сейчас она испытывала такой спектр смешанных эмоций, что, казалось, при одном неосторожном движении могла лопнуть. Гермиона дышала полной грудью, высказав все, что таилось у нее в душе, кроме одного. Воспоминания о тех фантазиях, вопреки здравому смыслу, распалили ее.       — Ты жаждешь признания, Грейнджер. Тебя прельщает чувство власти, и ты хочешь быть лучше их во всем. Нет, ты знаешь, что ты лучше. И ты упиваешься этим не меньше, чем я. С четвертого курса думая о том, какая ты сука, у меня встает. И не пытайся теперь убедить меня, что это не взаимно.       Драко смирно стоял, не предпринимая никаких действий, и ожидая ее реакции. Если он оказался не прав, в худшем случае Грейнджер просто объявит ему байкот до конца своих дней. Тогда он женится на ком-то вроде Паркинсон, лишь бы родители от него отстали и проживет свою скучную, заготовленную по праву рождения жизнь, в качестве нового лорда поместья. Пусть так. В конце концов, его с детства готовили к данной участи. Он и не надеялся, что будет иначе. Но Малфой не мог быть не прав, только не сейчас.       — Я почти уверен, что влюблен в тебя, Гермиона. Просто скажи, что ты не чувствуешь тоже самое, и я отстану.       Невыносимый засранец! Гермиона была уверена в том, что это не взаимно. Почти. Кажется. Едва ощутимо. Совсем на капельку. Она ощущала, как по ее спине струился пот, а белье между ног почти насквозь пропиталось влагой. Годами копившееся жгучее напряжение между ними накалило воздух. Сгорать, так вместе. К черту!       Она потянулась к его лицу так быстро, чтобы никто из них не успел передумать. Будто бы кто-то смог. Мир вокруг смазался в пятна. Несколько секунд Малфой пытался поверить в действительность происходящего. Словно находясь под чарами, он отвечал ей скорее интуитивно. Но спустя всего мгновение, Драко уже сминал ее губы так требовательно и жадно, что у нее подогнулись колени. Девичьи руки обвили его напряженные плечи, и он прижал ее к себе так близко, что между ними не осталось пространства. Жар тел становился невыносимым. Гермиона отстранилась от него, чтобы задать вопрос.       — Правда или действие, Драко?       Легкая дрожь охватила его губы. В бурной симфонии чувств каждый понимал одно: как прежде не будет никогда.       — Действие, — прошептал он, переводя дыхание.       — Я хочу знать какого это. — Гермиона услышала, как он сглотнул. — Научи меня, Драко.