неинтересно

«просто большее тебе и не нужно». фую не единожды прокручивал сказанное аки в голове, а к пятнадцатому разу — сбился со счёта. с момента разговора прошло больше недели, однако выкинуть его из головы не получалось. по сути, в отношении маэно изменилось немногое (по крайней мере, тот пытался делать вид, что ничего не произошло): он продолжал лукаво подмигивать фую, сбегая с последних уроков, ласково трепать натсу по голове при встрече, прожигать их совместное время на качелях в парке, рассказывая о последних новостях. но многое казалось неправильным. когда аки отворачивался, улыбка слишком быстро меркла на его лице, а в глазах — отражалась настоящая боль. что-то, о чём хотелось закричать — так эмоционально, насколько это возможно — но не получалось произнести даже шёпотом. он стал чаще переводить темы разговоров, обсуждать что-то поверхностное, скрывая вещи, которые по-настоящему вызывали волнение. незаметно для себя, юноша стал обособляться от фую: после занятий он прятался в городе, бессмысленно слоняясь по улицам. культурный парк, кафе в центре, библиотека, даже караоке — о том, какими окольными путями маэно пробирался туда, думать не хотелось — что угодно, но только не дом. все книги, которые были ранее разбросаны по саду, вернулись в дом к единственному обитателю, дневник, лежавший на стойке посреди шкафов, заставленных сложной литературой — был захлопнут, закрыт на замок и, кажется, окончательно заброшен. окна — после последнего визита ушироно — оказались плотно зашторены, поэтому нельзя было даже предположить, что происходит за ними. (не то, чтобы фую беспокоился: просто заглядывать в чужой двор по дороге из школы — стало привычкой. хотелось убедиться, что маэно не натворил каких-то неприятностей, благополучно вернулся домой — не более). их встречи сократились, однако от попыток завести разговор, прояснить ситуацию — аки отнекивался, отшучиваясь: «всё в порядке! а ты что, серьёзно беспокоишься обо мне? ха-ха, как миленько!» самолично обрывал кое-как окрепшую, выстроенную в детстве эмоциональную связь: «давай-ка я лучше расскажу, о чём прочитал сегодня, а потом — ты поделишься тем, как провёл день, хорошо?» от этого было практически больно. неужели это из-за фую? он сделал что-то неправильное? или, может, аки с самого начала решил посмеяться над ним, потому что ни во что не ставил их дружбу? и впрямь: при первой встрече, маэно абсолютно не проявлял инициативы. пустые глаза бегали по строчкам текста, а лицо, застыв в каменном выражении, совсем не менялось, когда ушироно пытался наладить диалог. выбивать несчастное «м-меня зовут аки маэно» пришлось практически с кулаками — после чего мальчишка снова уткнулся в книгу, позабыв о незваном госте. но ведь аки никогда не уделяет время вещам, в которых не заинтересован? может, это отдельный тип социального эксперимента: посмотреть, как отреагирует простой, но чересчур эмоциональный человек, влипнув в паутину привязанности? как будет барахтаться, захлёбываясь непониманием и волнением, пытаясь в очередной раз получить ответы на перемены в отношении. эмоциональные качели, всё такое — может, в одной из медицинских книг было что-то прописано и об этом? и плевать, что все они о сердечных заболеваниях. если всё действительно так, как думает фую — это жестоко и несправедливо. юноша окидывает взглядом собственную комнату: на столе лежала книга, которую когда-то подарил ему аки, а в углу — рамка с их совместной фотографией. бесит. почему его настолько много? воздух в комнате, вид из окна, дорога в школу. полки в магазинах, заставленные сладостями, бродячие животные, ручеёк в парке. абсолютно всё в этом мире напоминает про аки маэно. особенно — слёзы, сейчас предательски обжигающие глаза. поволока эмоций застелила сознание, из-за чего фую не отдавал отчёт собственным действиям. выжечь из сердца, стереть из памяти, вырвать с корнем. избавиться от привязанности, внушить себе ненависть, больше никогда не общаться. — фую? в следующий раз, при очередной встрече, он точно плюнет в лицо аки. скажет, что ему абсолютно наплевать, что он никогда не нуждался в чём-то большем. это же аки — аки достаточно умный, чтобы решать за двоих, он всегда прав, конечно… — братик фую?! — натсу? если мир напоминает про маэно, то сейчас он перевёрнут вверх дном: рамка была с силой отброшена куда-то в угол, из-за чего разлетелась на части, книга — потерялась где-то под ногами, помявшись, на руках виднелись царапины, а на глазах — стыли дурацкие слёзы. это не то состояние, в котором хотелось видеть кого-то, а особенно — сестру. ушироно опустил взгляд в пол и вздрогнул, когда почувствовал лёгкие, почти невесомые объятия. девичьи руки мягко легли на плечи, когда натсу попыталась заглянуть в чужие глаза. — что случилось? — ничего. кроме того, что аки маэно — по совместительству, наш друг детства и мой самый близкий человек — всё это время издевался над моими чувствами, и почему-то это ощущается болезненнее, чем должно. — не ври, — лицо младшей ушироно заметно грустнеет, когда она оглядывает комнату: всё смешалось в беспорядке, однако это было не столь важно, как тяжесть на сердце фую. пусть тот не замечал, но слёзы всё ещё скатывались по щекам, а плечи — тряслись от переизбытка эмоций, — это из-за братика аки? — конечно, нет! что за бред. фую никогда не будет волноваться из-за маэно: ему же всё равно на эмоции друга. он абсолютно безразличен к тому, что аки ходит подавленным всю неделю и, между тем, бросает в его сторону тоскливые, почти болезненные взгляды. думает, что делает это незаметно, когда сердце ушироно разбивается каждый раз. — так и думала… вы поссорились? — с чего ты вообще это взяла? — просто я видела, что братик аки тоже плакал. — боже… и всё-таки маэно ещё больший дурак. с дурацкой привычкой держать всё в себе, дурацкой улыбкой на лице, дурацкими, но очень красивыми глазами, в которых всегда прятались невысказанные слова и подавленные чувства. — он что-то тебе говорил, натсу? как ты вообще с ним пересеклась? фую просто не может не беспокоиться. — это секрет, — девочка улыбнулась и придвинулась немного ближе, — однако мне интересно, что чувствуешь ты, братик. почему ты плачешь? и ушироно рассказывает. о том несчастном разговоре, о собственных сомнениях, о том, насколько сильно переживает. действительно ли аки его презирает? если нет, то почему избегает, ничего не объясняя? почему не приходит домой, как раньше, не встречается с ним в саду, не зовёт на качели в парке? почему изо всех сил делает вид, что всё хорошо, когда на деле — плачет в одиночестве? после — гордость берёт верх. уже не скрывая слёз и срываясь на крик, фую говорит, что ненавидит маэно, потому что заставлять так сильно беспокоиться — незаконно. он осознаёт, что абсолютно не интересен другу: ни в одной вселенной, ни в одном временном промежутке — это просто издевательство, попытка развеять собственную скуку. в конце концов, аки — гениальный человек, который предпочитает одиночество, налету схватывает школьную программу, делает абсолютно всё идеально. ему просто неинтересно с таким ничтожеством, как фую — им никогда не сравняться — и всё общение строится на социальном эксперименте: неизвестно, когда всё оборвётся, станет нудным и бессмысленным для маэно. по этой причине аки не доверяет ему. по этой причине обрывает надежды на большее, говоря, что «фую ничего не нужно». по этой причине… — братик, перестань. натсу сильнее сжимает чужие плечи, и в её голосе прослеживаются стальные нотки, из-за чего старший ушироно застывает в шоке: такого оттенка в речи собственной сестры он никогда не слышал — это срабатывает лучше, чем любое успокоительное. — прости. — почему ты так жесток к братику аки? после всего, что произошло, думать, что он не ценит вашу дружбу — по-настоящему эгоистично. если он отдаляется — это необязательно из-за того, что ты ему безразличен. — натсу опускает взгляд, пытаясь совладать с эмоциями: у фую есть то, о чём она может только мечтать. ведь того, с какой любовью и нежностью аки смотрит в чужую сторону, игнорируя всё вокруг, не заметит только слепой — и, видимо, у её брата присутствуют проблемы со зрением. — я обещала не рассказывать, о чём мы разговаривали, однако я должна сказать, что ты в корне ошибаешься. братик аки вовсе не ненавидит тебя и точно не хочет обидеть. просто он, как и ты, плохо выражает эмоции, понимаешь? — натсу… — ты должен поговорить с ним, фую. пожалуйста, пообещай, что не бросишь всё на произвол судьбы, не бросишь его. я не прощу тебе этого, — неразделённые чувства сдавливали грудную клетку, пробивали насквозь лёгкие и сердце, однако эмоции аки имели большее значение, чем собственное состояние. натсу читала, что это — выражение искренней, бескорыстной любви. «агапэ», кажется? возможно, она не сможет добиться взаимности, однако видеть маэно в подавленном состоянии, с заплаканными глазами и почти разбитым сердцем — ещё хуже. особенно, когда причиной происходящего является её родной, не менее близкий человек, который, также не решаясь на откровенный разговор, накручивает себя. — я… поговорю с ним, — старший ушироно не может противиться, когда речь заходит о желаниях натсу. особенно — когда она просит о чём-то, в чём он тоже нуждается, но стесняется признать вслух. улыбка расцветает на устах, когда фую протягивает мизинец, чтобы увековечить следующие слова, — это обещание. — хи-хи. рассчитываю на тебя!

***

сдержать обещание оказалось сложнее, чем предполагалось ранее. планируя разговор, фую определённо не учёл того, что аки — слишком гениален и не вписывается ни в одну из существующих концепций. какие ещё планы? он плевать хотел на правила, а потому все варианты шли наперекосяк, разлетались, как карточные домики. выцепить маэно после занятий не получалось, потому что он по-прежнему избегал общения один-на-один, а потому или уходил с последних уроков, больше никого — в частности, ушироно — не предупреждая, или, напротив, задерживался после них. без какой-либо последовательности, повинуясь только собственным желаниям. когда он возвращался домой и где прожигал дни — оставалось загадкой, и по каким-то невиданным обстоятельствам это время никогда не перекликалось со временем фую. но, несмотря на всё, аки продолжал выдавливать из себя дружелюбие: здороваться, задорно улыбаться и обиженно дуться, когда на него не реагировали, абсолютно по-дурацки подмигивать, смеяться — так громко, что фальшь забивалась в уши. просто они никогда не оставались наедине, а обсуждать что-то важное на глазах у одноклассников — себе дороже. оставлять ситуацию неразрешённой, а после — наблюдать за тем, как меркнет улыбка на лице аки — в разы хуже. от неудач у фую, который и так не отличался сдержанностью, волосы чуть ли не вставали дымом. терпение было на исходе, однако не сдержать обещания он не мог. возможно, он привязан сильнее, чем должен. возможно, он «хочет большего», о чём когда-то заикнулся маэно. потому что ценит, дорожит… возможно — даже немножко любит. настолько «немножко», что сейчас, забивая на все правила приличия, почти в открытую выслеживает его. — аки. важно — не упустить собственный шанс. — ой-я, фую? добиться разговора любыми способами. — нам нужно поговорить. — прямо сейчас? просто, понимаешь, у меня дела… — мы оба прекрасно знаем, что ты врёшь. — а? — пользуясь чужим замешательством, ушироно схватил маэно за руку, а после — потащил за собой. всё пошло не по плану с самого начала, а ситуация — нервировала и раздражала всё сильнее. хотелось разобраться как можно скорее: и, если аки не идёт контакт, то придётся прижать его к стенке, чтобы выбить ответы, — что ты делаешь? отпусти! куда мы идём? эй, ф- — помолчи, окей? на самом деле, фую не до конца отдавал отчёт собственным действиям: он собирался поговорить по дороге домой, открыто объясниться в своих чувствах и потребовать от друга того же — но никак не тащить по пустому коридору, очевидно, причиняя боль. но отступать сейчас, как минимум, странно, а как максимум — позорно. если маэно не прекратит общаться с ним, то точно будет припоминать до конца жизни, а такого клейма на собственной репутации он терпеть не собирается. что там есть поблизости? кажется, туалет. ушироно заталкивает друга в помещение, попутно захлопывая за собою дверь, а после — замирает, неловко хлопая глазами. ну, прекрасно: сориентировался в ситуации, среагировал быстро — решение на пять звёзд. а что делать дальше-то? — если собираешься бить, то, пожалуйста, не по лицу! — аки выглядит не менее неловко, когда переминается с ноги на ногу, кривится в подобии улыбки и старательно избегает зрительного контакта. господи, какой позор: фую действительно хочется ударить, но далеко не его. — не собираюсь. — и на том спасибо… так, о чём ты хотел поговорить? — эм… — щёки сами собой залились краской, из-за чего ушироно старался смотреть куда угодно, но только не в зеркало. ладно, уже нечего терять, — я хотел спросить… короче, почему ты избегаешь меня? и только не смей говорить, что это не так, я не слепой! я сделал что-то не то? ты хочешь перестать со мной общаться? — нет! это совершенно не так, фую… ты всё делаешь правильно, правда. скорее, это ты разорвёшь общение, если я скажу, в чём проблема. — не разорву. — конечно-конечно! любой бы так ответил. — пожалуйста, аки… — ты ведь не отстанешь, пока не поймëшь, в чëм дело, да? — ага. — ну, я предупреждал, — на смену панике приходит смирение: маэно по-прежнему боится и знает, что одно неверное движение может разрушить их дружбу. видимо, это судьба — гнить в одиночестве, и терять всё, чем дорожишь. перед смертью не надышишься, а потому лучше действовать радикально: дрожащей рукой юноша хватается за воротник, притягивая ушироно к себе. после — невесомо касается чужих губ собственными. холодные, обветренные, но очень мягкие — всё практически так, как он представлял, ненароком засматриваясь на профиль друга, вслушиваясь в его голос и изредка прикасаясь к плечам, словно к сокровенному искусству. но хорошего — понемногу, поэтому через мгновение аки отстраняется и делает несколько шагов назад, обречённо расставляя руки, — всё, теперь можешь бить. — ахренеть, — фую не верилось в реальность происходящего. глаза неосознанно расширились, а лицо вытянулось от переизбытка эмоций: маэно… поцеловал его? серьёзно? это что, какая-то дорама? одна из романтических книг, которыми по вечерам зачитывается натсу? юноша робко прикасается к собственным губам, едва понимая, что ситуация не является сном. аки, который всё это время не сводил с него взгляд, анализируя каждое движение — не был сном. возможно, он боялся увидеть что-то, говорящее об отвращении или неприязни? ещё хуже — ненависти. чужие щёки были залиты румянцем, грудная клетка — вздымалась быстрее обычного, а тело — подрагивало от страха, когда на лице по-прежнему красовалась улыбка. — вот всегда ты так… почему ты улыбаешься, аки? — потому что люблю тебя… пожалуйста, прости за это. — я не об этом. и не смей извиняться за свои чувства. не в момент, когда фую действительно «надеялся на большее». не в момент, когда думал обо всём на свете, кроме того, чтобы по-настоящему ударить аки и, тем самым, оборвать их связь. неужели маэно серьёзно верил, что, если признается в любви, получит по лицу? или что ушироно попытается разбить собственную голову о кафель раковины, чтобы выбить неприятные воспоминания? будет тереть губы до посинения, в попытках содрать с них прикосновение? дурак. впрочем, как и фую: он серьёзно предполагал, что не интересен аки. и если бы не слова натсу — по-настоящему отказался бы от него: постарался заглушить свои эмоции, наполнить сердце до краёв ненавистью и завистью — сделать всё, чтобы не вспоминать о хорошем. ещё больший дурак. при всём желании, он не сможет обойтись без маэно, который сейчас заметно поник: улыбка окончательно сползла с губ, а голова — стыдливо опустилась. видимо, нужно спасать ситуацию? — эй, аки, знаешь... — что? — а я, кажется, тоже тебя люблю. — что?!