Теплые мгновения

- Сегодня холодно, надеюсь, хотя бы теплый сидр нас спасет, - поежился Арно, протягивая чашку, но не получая ответа. - Дикон? - позвал он ласково. Реакции все еще не было. Тогда Арно приобнял Ричарда за плечи. Окделл вздрогнул, взглянув потерянно. Теплая чашка ткнулась в его ладони, и Дик, отводя глаза, покорно принял ее. - Выпей, пожалуйста, - ласково произнес Арно. - Хотя бы пару глотков, может, сам напиток и не слишком особенный, но тепло тебе понравится. Ричард послушно поднес чашку к губам, не говоря ни слова. Тепло было и впрямь приятно. Только вот он, Ричард, его не заслуживал. Как и тепла Арно. В конце концов... он был предателем. Замок Окделл разрушен. И это его вина. И то, что под обломками погибли матушка и Айрис, только его преступление. Лионель Савиньяк погиб в Багерлее. И это тоже его вина. Алве вот, будь он неладен, удалось выжить, а старший брат Арно не выдержал, каким бы крепким ни казался. Не повезло ли, или в этом тоже был чей-то план, о котором Дикон ничего не знал? Теперь уже не важно. Ричард мог бы выступить в его защиту. Он был там, когда Альдо принимал решение. Леворукий, Савиньяки ничего не сделали Дику, он мог заступиться. Но он не стал. Он мог повлиять на что-то всего несколько раз в жизни. И ни разу этим не воспользовался. Просто не думал, что имеет право. Не думал, что имеет право сомневаться в праве Альдо на престол. Не думал, что нужно остановить его, когда какая-то незнакомая, звериная натура начала проявляться в нем. И даже в момент безумия... не думал, что имеет право вмешаться. Робер остановил Альдо, буквально на глазах превратившегося в огромное чудовище из страшных сказок. Повелитель Молний спас от него мир ценой собственной жизни. А Повелитель Скал стоял и смотрел. И не посмел помешать. Ведь разве он имел право остановить короля? Тогда замок Окделл, как говорят, и превратился в руины. Ричард не стал бежать, когда столицу пришли "освобождать" от горстки людей, оставшихся после буйства "узурпатора". Он сдался. Он сделал все, что должен был, и готов был за это ответить. Ох, как же он ошибался, надеясь на скорый суд. И на то, что хоть кому-то будет дело до того, что станут творить с герцогом Окделлом. Спустя, как выяснилось позже, несчастных три месяца, Ричард почти обезумел. Теперь он понимал, почему в Багерлее погиб Лионель Савиньяк. Впрочем, его вряд ли осмеливались трогать. С Ричардом же охрана позволяла себе что угодно. Позже был суд. Дик почти его не помнил. Кто-то говорил, кажется, что участие Повелителя Скал было минимальным, и, если найдется кто-то, готовый взять его на поруки... Если бы у Дика была хоть капля совести, он бы отказался. Вернулся бы в Багерлее. Но, похоже, что совести у него не было. Он сидел здесь, пользуясь незаслуженным теплом... и еще более незаслуженной любовью. Арно не понял никто. Ни семья, все еще глубоко переживающая смерть Лионеля, ни друзья, ненавидящие предателя, ни сам Ричард. Он считал себя отвратительным, трусливым серым камнем. Арно, только Четверо знают, почему, считал его драгоценностью. Они переехали в маленькое поместье в Надоре, хотя Арно плохо переносил холод. Но местным хотя бы не было до них дела. Арно подбирал слуг так, что за один осуждающий шепот они вылетали и больше не возвращались. Так никто не смел осуждать "второго хозяина", даже когда Ричард просто сидел по полдня на одном месте, впав в оцепенение. Арно заботился, напоминая о том, чтобы есть, пить и согреваться. Каждый день. Арно рассказывал сказки и предания, приносил книги, засыпал рядом, бережно прижимая к себе, но ни разу даже не попытавшись заговорить о большем. Хотя ему и хотелось. Дик был не настолько наивен, чтобы не понимать. И все же... Арно любил его. Хотя Ричард совершенно того не стоил. - Я достану еще одно одеяло, - ласковый голос вывел Дика из задумчивости. - И будем ложиться спать. Не бойся, Дикон. Никто за тобой не придет. Никто тебя никогда больше не тронет. Будь у Ричарда совесть, он бы возразил. Он бы запретил Арно тратить на него жизнь и свою солнечную любовь. Но совести у Ричарда, кажется, не стало в тот момент, когда он предал своего сеньора. Ведь он, клятвопреступник, тогда впервые позволил себе жить дальше. Он должен был принять хоть одно решение... Теперь же... разве он имеет на это право?