Травница

      — Ирис, невыносимая девчонка, прекрати немедленно! — мама Меймей была вся красная от злобы и стояла на крыльце, грозно оперев руки о крутые бёдра.       Девочка трёх лет только высунула язык и стремглав помчалась сквозь высокие красные цветки маков. В прошлом году, когда они цвели, она была ещё совсем малышкой, но ещё тогда они заворожили её, и теперь, когда она была уже очень большой, девочка не могла оторваться от поляны, которая распростёрлась рядом с их дворцом. От быстрого бега с широко раскинутыми руками, лепестки осыпались и кружились алыми волнами вокруг неё, подхватываемые тёплым ветром. Ирис знала, что маме не поспеть за ней, отчего ей казалось, что её ноги не просто как у всех, отталкиваются от земли, толкая её вперёд, а сам ветер подхватывает её, делая столь стремительной.       Она бежала и бежала, не чувствуя усталости и наслаждаясь свободой, прикрыв глаза от удовольствия, как вдруг ветер перестал сам нести её ноги, и она, споткнувшись, упала лицом в воду. Сначала она немного испугалась, но быстро перевернулась и позволила воде подхватить себя. Вода в реке, протекавшей совсем рядом, была холодной и приятно касалась разгорячённой кожи. Ветер принёс в реку множество лепестков маков, и девочке казалось, что она плывёт в водовороте красного шёлка, который очень редко носил смурной хозяин дворца.       Стоило ей о нём вспомнить, как огромная ручища больно схватила её за загривок платьица и выдернула из воды.       Девочка тут же начала сопротивляться столь вероломному обращению, но когда она поняла, что именно хозяин дворца вытащил её из воды, позволила ему нести себя, как мама кошка носит своих котят.       — Господин, — мама Меймей испуганно подошла к вечно смурному мужчине и забрала девочку из его хватки. — Спасибо большое, она такая быстрая, я не могу за ней угнаться.       Ирис знала, почему мама Меймей за ней не поспевает, у неё в животике живёт такой же шебутной ребёнок.       — Простите, — вдруг извинилась мама Меймей, и этим заставила Ирис внимательно посмотреть в лицо хозяина дворца. Оно было ещё более жутким, чем обычно, и он, не сказав ни слова, тряхнул длинными волосами, которые сейчас очень редко распускал, и ушёл восвояси.       Ирис подумала, что он столь раздосадован, потому что ему пришлось намочить своё дорогое платье, когда он пошёл за ней в воду. Мама Меймей всё время ругала дочь за то, что она портит одежду, а её наряд всегда был не таким красивым, как у хозяина дворца.       — Что такое? — к ним вышел папа Ракан, и Ирис поспешила взбунтоваться и слезть с рук женщины.       — Просто несносная девчонка, никак не могу ей втолковать хоть что-то, и прости меня.       — Что случилось? — мужчина приобнял жену со спины и ласково положил руки на огромный живот.       — Ляпнула при господине, что не могу за ней угнаться, хорошо хоть не успела добавить «в кого она такая». Он очень расстроился.       — Не переживай, — мужчина в монокле поцеловал женщину в щеку, и Ирис, поняв, что больше ей тут делать нечего, начала потихоньку удаляться, чтобы вернуться к своей беготне в поле.       — Стоять! — гаркнул папа Ракан, и девочка замерла как вкопанная. — Марш переодеваться, а потом к брату слушать сказки.       Девочка недовольно топнула ногой, но послушалась мужчину и с нескрываемым недовольством побрела внутрь дворца. ***       Нянюшка сотый раз читала им одну и ту же сказку про лисицу, которая украла у хозяюшки чарку со сливками и после принесла ей, наполненную лунным светом, а потом все жили в достатке, долго и счастливо.       Ирис невероятно злило то, что Химавари с широко распахнутыми глазами слушал этот бред, что был уже повторён для них бесчисленное количество раз.       — Ирис, тебе не интересно? — закончив одну сказку и прежде чем перейти к другой, спросила нянюшка. Девочка согласно кивнула. — А словами сказать?       Ребёнок только недовольно фыркнул на замечание воспитательницы. Зачем говорить что-то, когда всё итак ясно из одного кивка головы?       — Я расскажу сказку, которую ты захочешь, если ты назовёшь её название вслух, — женщина пыталась выторговать у девочки хоть словечко, но всё было тщетно, потому что в её арсенале не было сказок, которые могли бы заинтересовать ребёнка. Поэтому девочка только молча отошла к окну и облокотилась на подоконник, любуясь красотой макового поля в самом цвету, под невыносимый бубнёж няньки, и начала думать о том, как бы ей извиниться перед вечно смурным хозяином дворца.       Если он и вправду так сильно обиделся на то, что она заставила его намочить костюм, то он вполне мог позвать её с берега. Его она всегда слушалась, как и папу, а плавать Ирис хоть и плохо, но умела.       Может, он обижен на то, что она не слушается маму Меймей? Но она никогда не видела, чтобы он, как папа Ракан, обнимал и целовал её. Значит, и обижаться за неё ему нет смысла.       В голове девочки появлялась теория за теорией: от того, что она испортила вид макового поля, но эту догадку она отвергла, потому что маки и так цветут очень недолго, и своим бегом она картинку не испортила, и до того, что он просто старый, взрослый, вечно недовольный пердун, как его помощник Баошунь.       ***       — Ирис, куда ты? — девочка, неосторожно выбираясь из кровати посреди ночи, разбудила своего брата, спавшего рядом с ней.       — Спи, — шикнула на него Ирис. Тут без слов было не обойтись.       — Дура! — экспертно выдал Химавари и, не желая вляпываться в неприятности вместе с сестрой, отвернулся к стенке и укутался покрепче в одеяло, вновь засыпая.       Девочка же, выскользнув из спальни, тут же шмыгнула во внутренний двор дворца. В нём не было маков, что очень её расстраивало, но там цвели другие очень красивые цветы.       Чуть дальше от её спальни был сад, в котором она любила гулять с мамой Меймей, когда та могла ещё далеко ходить, но прилизанность тех цветов ей быстро наскучивала, и она сбегала сюда, где в некотором хаусе росли дикие травы. Она не знала названия большинства из них, но её любимцами были высокие колючие растения с плоскими жёлтыми дисками цветов, совсем без лепестков. Они были похожи на куст ромашек, с которых обобрали все белые лепесточки.       Но сегодня она не стала любоваться игрой лунного света на листьях причудливой формы и отправилась к ещё нераспустившимся цветкам аконита. Мама Меймей жутко кричала всякий раз, когда она касалась их, поэтому девочка облазила вокруг них всё вдоль и поперёк и обнаружила тайный лаз в комнату хозяина дворца. Ирис решила всё-таки извиниться перед господином, вне зависимости от причин его злости.       Пробираться по тайному ходу было очень легко. Для неё он был просто огромным, всего минута, и она уже была в богато украшенной спальне мужчины. Она ожидала застать его спящим, но он, не услышав её тихих шагов, продолжал сидеть на кровати.       — Прости, три года, как она погибла, три года, как я не уберёг её, — Ирис с удивлением обнаружила, что господин говорит с увядшим синим цветком, — а девочка с каждым днём всё больше и больше похожа на неё. Такая же молчаливая, такая же смирная и также любит цветы. Она будто слышит того, чего нет, как и мать.       Ирис поняла, что господин говорит о её настоящей маме, а не о Меймей. О ней ей было почти ничего не известно, кроме того, что она умерла, когда та была совсем малышкой.       — Прости, — мужчина едва коснулся синего лепестка, — я знаю, что ты умерла, но не могу в это поверить, всё жду, что ты ворвёшься снова в мою жизнь, прости.       Девочка сделала ещё шажок, чтобы ей стало лучше видно мужчину, и половица под её весом едва слышно скрипнула. Он тут же схватил кинжал, который был под его подушкой, и в один шаг навис над малюткой.       — Не надо! — она вскинула руки, сдаваясь, зная, что господин просто подумал, что не она пробралась в его покои, а какой-нибудь злоумышленник.       — Ирис? Что ты ту забыла? И как ты сюда пробралась? — мужчина убрал кинжал под подушку и вернулся к девочке.       — Через лаз, — смело ответила она, — я хотела извиниться, ваше платье намокло из-за меня, и вам стоит в следующий раз просто позвать меня, я ведь умею плавать. — Она видела, как с каждым её словом глаза мужчины невольно расширяются. И понимала, что это оттого, что обычно она очень молчалива. Просто обычно вопрос столь глуп, что слова — это лишнее в ответе на него.       — Правда? — искренне удивился мужчина, но не улыбнулся.       — Да, и… — она поняла, что явно просчиталась с причиной его злобы. — А вы мне не расскажете сказку?       — Сказку? Разве у тебя недостаёт нянек, которые бы читали тебе всё, что вздумается?       — Они не рассказывают ничего интересного, — парировала девочка.       — Мне стоит позвать твоего отца, чтобы он задал тебе отменной порки.       — Не стоит, — девочка уткнула глаза в пол.       — Ну и что ты там стоишь? — когда она подняла глаза, господин уже сидел на своей кровати. — Или мне стоя тебе сказку читать?       Девочка тут же радостно улыбнулась и взобралась на высокую кровать. Мужчина хотел помочь ей, но она смело отодвинула его руку. Как только она оказалась на кровати, девочка юркнула на колени господина, так что тот сначала немного растерялся, а потом положил тяжеленную руку на голову девочки.       — И о чём тебе рассказать?       — О Кицуне, — с редким знанием дела сказал Ирис.       — Кицуне? Это же не наши сказки, они с морских островов.       — Хочу про Кицуне! — Протестующе сказала девочка, поудобнее прижимаясь к боку мужчины.       — Я не знаю её, — немного горестно сказал господин, — давай лучше…       — Сказку о синей розе! — увядший цветок так и лежал на кровати.       — Нет такой сказки, — ответил мужчина.       — Тогда придумай, ты же умный, — девочка подняла на господина божественные глаза, что в лунном свете были только тёмно-фиолетовыми, всё золото в них будто сжирал голубой свет.       — Я не хочу придумывать об этом сказку, — горестно произнёс он, и девочка не посмела продолжить разговор.       Они ещё немного помолчали. Девочке было просто приятно прижиматься к тёплому боку мужчины, а Джинши гадал, отчего она так искренне к нему тянется, хотя он и был причиной смерти её матери.       — У меня живот болит, — буркнула вдруг девочка.       — Что? — мужчина не ожил от неё такого и испугался, что с ней что-то серьёзное. — Я тебя отнесу к лекарю, — он уже встал с кровати и протянул руки, чтобы взять ребёнка, когда увидел лисью улыбку на её губах, — хотя, что мне стоит сделать так, чтобы он у тебя прошёл?       — Покачать меня на ручках! — уверенно сказала девочка, и мужчина как-то уже совсем неловко взял её на руки и прижал к себе.       — Ещё что-то? — он, наконец, едва заметно улыбнулся, начав укачивать ребёнка.       — Можно спеть колыбельную или всё-таки рассказать сказку, — девочка настырно вымогала внимание.       — Мама вот так тебя укачивает? — он несколько раз слегка присел. — Или вот так, — мужчина сделал несколько движений из стороны в сторону.       — Ум, не знаю, — ребёнок сладко зевнул и прикрыл глаза.       — По маме скучаешь? — неожиданно спросил мужчина.       — Немного, когда у неё в животике появился новый ребёнок, она перестала носить меня на ручках, — девочка ощутила, как тёплые губы мужчины прижимаются к её лбу.       Миг и он начал напевать смутно знакомый мотив.       «Пойдёмте девоньки, пойдёмте красные»       Ирис ощутила, как сильные руки покрепче прижимают её к себе.       «В сырой бор гуляте, в сырой бор гуляте»       Мужчина лаково зарылся носом в макушку девочки и выдохнул тёплый воздух.       «Сорвёмте девоньки, сорвёмте красные»       «Мы себе веночков, мы себе веночков»       Знакомая песня лилась строчка за строчкой, но скрытый смыл всё никак не мог достичь девочки. Ей казалось, что мелодия просто уносит её куда-то в неведомые края, в тёплое безопасное место, где такие же девочки, как она, днями поют песни и пляшут в лепестках маков.       Мужчина остановился на середине песни и отстранился, чтобы посмотреть, не уснула ли девочка, но встретился с огромными, удивлённо распахнутыми глазами.       — И что ты не спишь?       — Откуда ты знаешь эту песню?       — Мне пела её твоя мама, — честно ответил мужчина.       — Выходит, ты мой… — она не договорила. Не задала вопрос, который годами мучил всех жителей гарема.       — Нет, я твой брат, — мужчина вновь прижался мягкими губами ко лбу девочки.       — Как Химавари?       — Нет, вы с ним молочные братья, — его голос был бархатным и нежным, девочка вновь прикрыла глаза, — а мы с тобой родные. Точнее, сводные.       — Правда?       — Конечно, — ирис приподняла голову, старясь поцеловать мужчину, держащего её на руках, хоть куда-нибудь. На что он аккуратно протянул ей пальцы, позволяя обхватить их крошечной ручке.       — Но ты такой большой.       — Так бывает, — он посмотрел на девочку с какой-то странной нежностью, будто и не её вовсе видел на своих руках.       — Хорошо, — Ирис почувствовала, как засыпает, сладко зевнула и улеглась поудобней, тут же проваливаясь в сон.       ***       — Джинши, что случилось? — Ракан встретил его в своём кабинете, несмотря на столь поздний час, мужчина всё ещё корпел над какими-то бумагами.       — Ко мне пробрался шпион, — только сейчас стратег рассмотрел разноцветные волосы девочки на руках господина.       — Пробралась в тайный лаз?       — Ага, и отказалась засыпать, пока я не прочту ей сказку, не спою колыбельную и не покачаю на руках.       Ракан был поражён тем, каким сейчас перед ним предстал Джинши. Последние годы тоска и печаль не сходили с лица мужчины. Годами он оплакивал девушек, что безвременно покинули его. Годами топил свои мысли в работе. Но сейчас он был тем простоватым юношей, которого Ракан встретил ещё в императорском дворце: с лёгкой улыбкой и задорным прищуром фиалковых глаз.       — И как же ты это понял?       — Она мне сказала.       — Шутишь? Я не могу из неё и слова вытянуть.       — А я едва заставил её помолчать.       Девочка от громкого разговора завозилась, и господин прошептал:       — Нашему с Травницей сыну было бы столько же, сколько и ей.       Ракан почувствовал, что сейчас самый лучший момент, чтобы раскрыть наследнику престола жуткую правду, которую стратег нёс столько лет.       — Думаю, он успел родиться.       — Что? — до Джинши не сразу дошли его слова. Миг и глаза наследника уже горели яростью. Он аккуратно опустил девочку на диван, стоящий в углу кабинета, и кинулся на стратега. — ЧТО! ЧТО ТЫ СКАЗАЛ?       — Она скрывалась в северных землях. Там последние годы был голод. Не думаю, что она смогла выжить, — мужчина не мог поднять на наследника глаза.       — Что ты несёшь, старик! — Джинши тряхнул его за грудки, как котёнка, но тот не поднял на него глаза. Не мог он смотреть в эти пронзительные фиолетовые глаза, которым столько лет врал.       — Мы ничего уже не можем сделать, тогда её возвращение убило бы её, а сейчас, сейчас некого уже возвращать, — мужчина, наконец, посмотрел в фиолетовые глаза и шепнул: "Прости".       — Ты просишь у меня прощения… — он недоговорил, потому что пронзительный детский плачь перебил его, и крошечная девочка схватилась за полог его платья.       — БРАТИК! — он тут же поднял девочку на руки и только бросив испепеляющий взгляд на Ракана, прошипел.       — Потом поговорим, — прижал Ирис к себе поближе и принялся успокаивать испуганного ребёнка, — тише, тише.