Травница

      Кадзуйгецу узнал о страшной вести за пару мгновений до того, как слуга сообщил её Императору. Гонец по старой привычке всё выпалил бывшему начальнику и поспешил в императорские покои, куда за ним отправился и юноша.       — Ребёнок наложницы Лоулань родился уже мёртвым, это был мальчик, — протараторил слуга, низко склонив голову перед императором.       — Есть ещё вести? — Тягостно опустившись на диван, спросил мужчина.       — Травница, что служит во дворце бывшего смотрителя гарема, была арестована и уже находится в дворцовой тюрьме.       — Что ещё? — Спросил император, когда юноша грубо вмешался в их разговор.       — Выйди, — приказал он слуге.       — Но… — Гонец в испуге ещё ниже склонил голову.       — Выйди, нам с императором нужно поговорить.       Слуга, боясь вызвать гнев юноши, что в этот миг казался ему более устрашающим, чем извергающийся вулкан, вышмыгнул из комнаты императора.       — Как это… — Кадзуйгецу не дал отцу договорить.       — Как это понимать? Это мой вопрос, отец, как ты смеешь арестовывать моих слуг?!       — Как ты смеешь так со мной говорить?! — мужчина вскочил со своего места.       — Как ты смеешь пренебрегать жизнью одного наследника престола в угоду бездоказательному мщению за другого? — Холодно смотря в разъярённые глаза отца, произнёс уже не юноша, а молодой мужчина.       — Ты решился её обрюхатить? Эту чернь? Как ты посмел тратить своё семя на неё?       — Эти слова могут быть адресованы и тебе. Мне, как смотрителю гарема, хорошо известно, что ты не одариваешь своим присутствием никого, кроме дочерей влиятельных кланов, стараясь не навлечь на себя их немилость, хотя небо завешало тебе совсем другое.       — Не тебе попрекать меня небом, щенок!       — У щенков всегда очень острые зубы, отец, достаточно острые, чтобы указать место овцам, что сейчас от чего-то управляют своим пастухом.       Император не нашёл, что ответить наглому юнцу, и тот продолжил.       — Ты не тронешь Маомао, в её чреве моё дитя, и ты не докажешь, что она была виновна в смерти сына Лоулань.       — Боюсь, овцы мне этого не простят. Она будет казнена на рассвете, а ты задержан, чтобы не творить глупостей.       — Отец, — юноша метнулся к нему, хватая за руки, — ты не можешь убить её!       — Я могу делать всё, что посчитаю нужным в этой стране, — он как-то странно улыбнулся. — Мне нравится тот норов, который ты приобрёл, когда стал мужчиной. Он пригодится тебе в борьбе за престол. Вот только я не позволю этой черни кружить тебе голову.       — Умоляю отсрочить исполнение приговора, хотя бы пока она не разрешится. Ты ведь не убьёшь моего сына?       — Я спокойно убью дитя императорской крови, которого ещё нет, — брызжа ядом и смотря прямо в глаза сыну, сказал император. — СТРАЖА! УВЕСТИ!       — Прошу, — юношу уже крутили по рукам и ногам, — позволь мне исполнить её последнее желание.       — Какое?       — Умереть от яда.       — И казнить ты её хочешь сам?       — Да.       — Как тебе будет угодно.       ***       Маомао удивилась тому, насколько большой помост для казни возвели за одну ночь, которую она провела на холодном полу дворцовой тюрьмы. Не меньше её удивляло, что такое масштабное зрелище, как казнь убийцы наследника, вынесли за пределы внешнего двора, в квартал красных фонарей. Множество простолюдинов, чиновников, воинов, проституток и дворцовых слуг, что вывели сюда, кажется, даже из внутреннего двора, собрались перед грандиозной плахой.       Девушка позволяла последним лучам солнца греть замёрзшие кости, глазам впитывать бешеную голубизну неба и сердцу наполняться восторгом, когда она поняла, что на сцене нет нечего, что сопутствовало бы отрубанию её головы или повешенью.       — Неужели... — Она не смогла сдержать волнение в груди. Неужели её возлюбленный выхлопотал для неё казнь через яд.       — Что ты вякнула? — буркнул угрюмый стражник.        — Ничего, молюсь.       — Молись, правда, небеса тебя уже услышали. — Она подняла на мужчину глаза, силясь понять смысл его слов, но их суть ускользнула от неё.       Девушка взобралась на плаху. Грубым движением конвоир усадил её на колени, наклонился, чтобы проверить крепость узла на верёвке, что связывала ей руки за спиной, и сошёл со сцены, оставляя преступницу перед недовольным лицом толпы. Маомао немного отстранённо принялась рассматривать человеческие лица и ,к своему ужасу, увидела ошарашенные синие глаза Ракана, который в суматохе умудрился остаться без монокля.       «Не плачь».       Одними губами, но очень отчётливо произнесла она и увидела, как мужчина быстро согласно закивал головой.       Теперь он навеки, чтобы не произошло, будет верен её возлюбленному. Она была в этом уверена.       Толпа неожиданно взбурлила, увидев, кто поднимается на помост. Молодой мужчина был облачён в церемониальные одежды, предназначенные для свадьбы богатых особ. Краснота его одеяния была слишком крикливой для погожего утреннего денька. Он словно светился в толпе людей, притягивая каждый взгляд к себе и заставляя умолкнуть и внимать шелесту его шагов. Когда ему оставалась сделать пару шагов до неё, Маомао отчётливо услышала, как встревоженная внезапной для красного квартала тишиной, птица взмыла в воздух.       — Эта девушка, — начал зачитывать приговор молодой мужчина неописуемой красоты, — обвиняется в убийстве наследника императора. Своими умениями она привела к смерти принца ещё в утробе матери.       Толпа зароптала, не особо веря, что такое возможно.       Главный наследник престола глубоко вздохнул, силясь продолжить свою речь, но его горло сжало, и болезненный всхлип услышала вся площадь.       Он достал флакон с ядом и протянул его к губам Травницы. Она с охотой приняла снадобье, пытаясь понять, как быстро она умрёт. И по вкусу, и по тому, что язык почти не немел, девушка догадалась, что смерть будет долгой и мучительной, но достаточно быстрой, чтобы толпе не наскучило это зрелище.       — Если на этом свете нам не суждено больше быть вместе, так пусть небеса объединят нас, — сказал он и, вытянув из рукава ещё одну склянку с ядом, быстро выпил её содержимое, вскинув руки и тут же зажав рот, силясь удержать яд, который тело поспешило исторгнуть из себя.       Вся огромная площадь, вся тысяча ртов в изумление ахнули от его поступка, и толпа вскипела. Мир наполнился плачем, криком, борьбой и требованиями спасти невинную. Вот только Маомао, кажется, оглохла, смотря на своего возлюбленного, что уже болезненно скривился, сжавшись в калачик от боли внутри живота.       — НАСЛЕДНИК! — Взревела она, вскочила, но кружащаяся от яда голова не дала сделать ей и шагу, повалив на плаху. — СПАСИТЕ НАСЛЕДНИКА!       Девушка закрутила головой и увидела, как стражники пытаются втащить Ломеня и лекаря из внутреннего двора на сцену, но те наотрез отказывались помогать. Тут, как из небытия, возникает сам император, и кипящая толпа приходит в ярость. Стражникам уже не до того, чтобы втаскивать врачей по лестнице, они вынуждены теснить разозлённую толпу, что в праведном порыве хочет разорвать неугодного правителя.       — ОТПУСТИ МЕНЯ, И Я СПАСУ ЕГО! — Кричит Маомао, чувствуя, что её тело начинают пробирать судороги. — ТОЛПА ТЕБЯ РАЗОРВЁТ!       Император молча оглядывается, будто только сейчас заметив, что люди вокруг него —это не скопище муравьёв, а растревоженный улей с шершнями. Он демонстративно разрезает её верёвки, и стража тут же стремится уволочь его подальше в безопасное место. Император, как безвольная овца, плетётся за ними.       Девушка, быстро очистив свой желудок, чтобы не дать яду больше всосаться в кровь, вся грязная, полетает к возлюбленному с непонятно откуда взявшимися в ней силами, распрямляет его и видит, как он болезненно зажимает рот, зная, что она попытается его спасти, хотя самой ей больше жизни нет.       — Прошу, поцелуй меня на прощание, — он не может отказать ей в этой просьбе, закрывает глаза, отстраняет руки, и она нагло просовывает ему два пальца в рот, вызывая рвоту.       — Зачем? — Взмолился он.       — Ты выживешь! — Строго говорит ему девушка, и тут толпа взревела с новой силой.       — БЕГИ! — Люди кипят, не надеясь на справедливость, и решают сами исполнить свою волю. — БЕГИ! — Кричат они, и руки тянутся к помосту, чтобы выдрать девушку из лап смертельной воли императора. — БЕГИ! — Кто-то уже прорвался на сцену и поднимает невесомое для огромных рук тело девушки и передаёт его в руки людей, стоящих позади. Травница, кажется, видит Ломеня, склонившегося над её возлюбленным в последний миг перед тем, как водоворот толпы утягивает её вглубь, передавая хрупкое тело из рук в руки.       Она отчётливо чувствует, как чьи-то руки останавливают эту гонку и прижимают её к своей груди. Девушка поднимает глаза и узнаёт человека, с которым ещё вчера завтракала вместе.       — Ли Бо, — шепчет она и пытается вытянуть руки, чтобы обвить его шею, но в её теле недостаточно для этого сил. Ей кажется, что толпа расступается перед ней. Травница не знает, как она оказывается в тёмном переулке, где знакомые руки вливают ей горький настой из трав, чтобы ещё раз промыть желудок.       — Бегите на север, — тараторит чей-то голос. Она узнаёт его.       — Папа, — она тянет руку в сторону голоса, глаза уже заволокло туманам отравления, — папа.       Последнее, что она помнит — это мягкие сестринские руки, что касаются её щеки, и какие-то колючие губы, что опускаются на её лоб.