Травница

      – Пшеница, прекрати немедленно, дрянная knabino, – Маомао страшно ворчала на свою новообретённую сестру, когда та принялась собирать недозревшие цветки ромашки. – Они ещё не созрели.       – Do por mi чая! – Возмутилась в ответ Пшеница.       – Бедовая твоя голова, у нас, вообще-то, мало цветков в саду!       – Ni havas sufiĉajn provizojn por tuta armeo, – блондинка недовольно отмахнулась от слов Травницы и сорвала ещё один цветок. – Всё.        Маомао только недовольно закатила на собеседницу глаза, и они направились на кухню, чтобы заварить чай.       – Мелису к чаю добавить не желаете? – Озорно спросила Травница, когда они уже покинули полянку. Блондинка могла идти сильно быстрее, но покорно шла рядом со всё ещё едва ходячей Маомао. Она всего два дня назад выбралась из постели, и Ломень прописал ей лёгкие прогулки.        – Я хочу спать, не дристать, – Пшеница заулыбалась в тридцать два зуба возможности произнести предложение полностью на чужом языке. Маомао улыбнулась её неловкой шутке.       – Вот вы где! – Джинши наткнулся на них в коридоре дворца.       – Ты нас искал? – спросила Маомао.       – Ага, Ломень сказал, тебе нужно много гулять, я хотел составить тебе компанию, но видно, мой подарок тебе куда милее, – юноша наклонился к возлюбленной и невесомо поцеловал её сначала в висок, а потом в губы.        – Мерзость, – Пшеница в подтверждение того, что она прекрасно понимает значение произнесённого слова, высунула язык и сморщила лоб, как будто увидела сгнившую рыбу.       – Почему ты учишь её плохим словам? – Юноша сделал шаг в сторону, позволяя Травнице продолжить свой путь на кухню.        – Потому что они лучше запоминаются, но я учила её и правилам этикета.       Юноша только глаза на возлюбленную закатил.       – Тебя самой их для начала неплохо было бы выучить.       – Aroganta, – не нужно было знать язык, чтобы понять, что сказала блондинка, она сейчас оскорбила юношу.       – Насколько я понимаю, это что-то типа «высокомерный», – предположила Маомао.       – Я ей не нравлюсь? – Решил уточнить юноша.       – Она мне сказала, что ты... – Пшеница не дала Маомао закончить мысль и с напором принялась объяснять сама.       – Господин девушка, красив, ухожен, – она задумалась, подбирая слово. – Оскорбление. Волосы длинные у мужчины.       Юноша невольно заулыбался шире обычного.       – Она приняла меня за девушку?        – Да, и ты её этим страшно оскорбил. Ну, оскорбил её верования, она очень долго объясняла, но я не поняла ни слова, – спокойно сказала девушка. В этот момент они добрели до кухни, и Джинши помог ей присесть на один из табуретов, что предусмотрительно были расставлены по всему дворцу.       Пшеница начала по-хозяйски что-то делать на кухне, а возлюбленные просто наблюдали за ней и продолжали разговор.       – Ты хочешь, чтобы она осталась? – спросил Джинши.       – Вопрос хочет ли остаться она. Да и выгодно ли нам, чтобы она осталась. Тут нужно мнение моего отца. Как он, кстати?        – Вернулся из военного похода с порезом на ноге, рана нестрашная, но он пока застрял в своей столичной резиденции.        – Понятно, если тебе интересно моё мнение, то я бы её ставила и говорила бы всем, что ты просто в восторге от подарка. Во всех смыслах, которые можно туда заложить.       Юноша недовольно нахмурился.       – Я тебе уже говорил, я не собираюсь делать её своей наложницей.       – Джинши, ты всю жизнь прятал свои мысли за образом, а теперь не видишь этого. Тебе пока рано вставать в позу и кричать о своём намерении жить со мной до погребального костра, пускай люди думают…       – Если люди будут думать, что я сделал её своей наложницей, то потом не поверят в мою безграничную преданность тебе, – грубовато сказал юноша, и Маомао только устало на него посмотрела.       – А может, это и к лучшему? Может, к лучшему жить, как заведено устоями?        – И давно ли ты изменила своё мнение? Я ждал поддержки…       – В момент, когда меня чуть не убили. В миг, когда император решил, что я лишняя фигура на политической арене. Миг, когда и тебя могли убить. Император молод, и у него ещё может быть множество наследников, или ты забыл, что через месяц подходит срок трём главным наложницам? Ты неглуп, Джинши. Не нарывайся пока, смягчись, склони голову, живи по устоям и в тиши собирай силы.       – Мне нет смысла собирать силы, Травница, я главный наследник императора, я…       – Глупец, – вмешалась в их спор Пшеница, – траве не важно.       – Травнице не важно, – поправил её юноша.       – Траве не важно.        – Что она имеет в виду под словом «трава», – обратился Джинши к Травнице.       – Не знаю. Но ты обещаешь подумать над моими словами?        – Я обещаю выслушать твоего папашу, прежде чем принимать решение, твои слова здравы, но… – он уткнул взгляд в пол, и девушка взяла его руку и поцеловала тыльную сторону ладони.        – Но сердце твоё противится?       Он согласно кивнул.        – Я всегда знала, что голос разума важнее, но недавно сердце смогло меня переубедить. Я встретила одного юношу.        – Нет, – Пшеница немного испуганно подошла к подруге, опустилась на колени перед ней и указала на плечо. – Болит?        – У меня что, такое грустное лицо? – спросила Маомао у возлюбленного, и тот согласно кивнул. – Я просто запуталась, прости.       – Нечего, – Джинши присел рядом с ней и поцеловал в яблочко щеки, аккуратно приобняв за плечи. – Поправляйся скорее.       Пшеница отошла от них и вернулась с миской риса.       – Я не голодная, – попыталась воспротивиться Маомао, но девушка сделала вид, что вообще не понимает её слов, и нагло открыла рот подруги и положила в него кусочек риса. – Хватит, ты прекрасно понимаешь мои слова, – Пшеница никак не отреагировала и положила ещё комочек риса в рот Травницы. – Дай мне палочки, я сама всё съем, и хоть бы закуску какую дала, почему я должна голый рис есть?        Пшеница отошла и вернулась с палочками для еды и без закуски.       – Вредно, ещё так.       – Несносная, – буркнула себе под нос Маомао.       – Сама несносная, – блондинка громко засмеялась и Джинши, улыбаясь, произнёс.       – Даже не зная языка, она всё понимает. Ешь, и пойдём ещё прогуляемся по дворцу.       – Скорее бы уже выздороветь и сбежать от вас в свою коморку, – недовольно сказала Маомао, запихивая в рот большой комочек риса.       ***       – Рада видеть тебя в добром здравии, – сказала Маомао вошедшему в приёмную Ракану. Рядом с ней сидел Джинши, а за их спинами стоял Гаошунь.       – Про тебя я такое сказать не могу. Гаошунь сообщил мне, что ты всего неделю назад пришла в сознание.       – Рана на плече оказалась очень серьёзной, – девушка встала со своего места и подошла вплотную к отцу, тот попытался отстраниться, но она аккуратно опустила лоб ему на грудь. – Спасибо, что всё уладил.       – Мне стоило лучше подбирать слова, – Маомао сделала ещё один крошечный шаг к отцу и прижалась к нему, позволяя себя обнять.       Джинши видел, как лицо мужчины сначала перекосилось от удивления, а потом исказилось гримасой боли. Он не знал, куда деть руки, не знал, как утешить дочь и нужно ли ему утешать её вообще, он стоял так очень долго для столь краткого мига единения, пока не решился положить одну руку на спину дочери, а второй, трясшейся от ужаса, пригладить её волосы.       – Это награда? – Сдавленно спросил мужчина. – За то, что исполнил твою просьбу?        – Считай как хочешь, – привычно, немного угрюмо сказала Травница.       Ракана в этот миг будто самого посекли, лицо его скривилось от боли, он чуть отстранился и позволил себе впервые за шестнадцать лет по-отечески поцеловать дочь в макушку.       – Сильно плечо болит? – Сдавленно спросил он. – Тебе, наверное, лучше присесть, – мужчина понимал, что должен помочь ей сесть, но не мог понять, как ему её придержать, и умоляюще посмотрел на Джинши. Тот кивнул, встал со своего места и, аккуратно взяв девушку одной рукой за локоть здоровой руки, а второй за талию, помог опуститься на диван.       – Как там Меймей? – Спросила Маомао и боязливо уткнула взгляд в пол.       Он молчал, подбирая слова, потом поднял на дочь глаза и спокойно сказал.       – Она давно хотела стать матерью.       Та немного скривилась, но ответила спокойно:       – Ясно, что ж. Джинши, я думаю, нам стоит перейти к делу.       – Приведи Пшеницу, пожалуйста, – обратился юноша к Гаошуню, и тот привёл девушку, что всё это время ждала в саду. По случаю прихода гостя её одели в традиционный костюм страны Ли, что её очень разозлило, поэтому, войдя в комнату и увидев подругу, она недовольно произнесла:       – Forprenu de mi la malbenitajn ĉifonojn, – увидев незнакомого мужчину, она, как учила её Маомао, поклонилась, но дальше её знания этикета не распространялись, и она, недовольно скрестив руки на груди, села рядом с мужчиной на диван. – Проклятие.        Ракан удивлённо рассматривал девушку с божественными глазами.        – Это подарок мне по поводу представления меня как главного наследника престола, – стал объяснять Джинши, – его, конечно, подарил не сам император, но она точно была лично им одобрена.       – Она из «поцелуев зимы»? – Спросил мужчина. – Не так, – он напрягся, вспоминая слова. – Domo de Morto.       Пшеница удивлённо распахнула на него глаза.       – Blinda, – она заговорила, но он перебил её.       – Voku min Ракан, – он снял монокль и продолжил. – Я не слепец.        – Ты понимаешь её язык? – Поражённо сказал Джинши.       – У меня во время учёбы был знакомый торговец из её земель, он обучил меня парочке фраз. Император не дурак, она будет идеальной наложницей для столь юного принца, навряд ли можно найти в столице человека, перед которым она сможет изъясниться.        – В том и вопрос, – Джинши не успел продолжить, когда Ракан его перебил.       – Вопрос: как лучше поступить с ней? Всё ясно, вот только ответ зависит от того, на чьи плечи ты собираешься опереться, чтобы взойти на престол. И поверь мне, этих плеч сильно больше, чем ты думаешь. Ты сам ответишь себе на вопрос, что делать с девчонкой, когда сможешь ответить на вопрос, что я тебе задал.       – Но тут же дело… – юношу снова перебили.       – Слушать сердце — это последнее дело в вопросах, касающихся престола. Если бы ты не был возлюбленным моей дочери, что решил реформировать страну, чтобы возлегать в постели лишь с ней, я бы сказал тебе, что стоит обрюхатить эту чужестранку до тех пор, пока она не родит наследника с такими же отмеченными богами глазами, а потом объявить на всю страну, что твоего сына выбрали боги, а значит, тебе должно править. Но, учитывая, в какой мы ситуации, я бы пока остановился на мысли, что ты будешь говорить отцу и только отцу, что девица хороша в постели, чтобы он думал, что ты пригоден для трона. Потом соврём, что она от тебя понесла, чтобы уверить его, что ты не бесплоден, а потом скажем, что она лишилась ребёнка, и сбагрим её, куда посчитаешь нужным. Ну, или оставим мыть полы, подучив языку, твои злопыхатели будут очень охотно развязывать перед ней язык, думая, что она ничего не понимает.       – А что говорить придворным?        – Не важно, что ты говоришь придворным, важно, что они видят и думают сами, а с какой радости ты должен показывать им свой подарок.        – Травница предложила всё то же, что и вы.       – Она оказалась достаточно умна, чтобы надоумить тебя её обрюхатить?        – Второй вариант, – недовольно сказал юноша.       – Как знаешь, – Ракан, видно, больше не видел смысла в их разговоре и обратился к Пшенице. – Voku min?        – Mi estas herba novedzino, – гордо произнесла девушка.       – Травяная невеста, тебе достался редкий зверь, щенок, – Ракан хмыкнул себе под нос и продолжил. – Дай ей надеть своё платье, по традиции они поют и танцуют в нём, пока оно не порвётся и не истлеет, и тогда девушке должно принести себя в жертву траве. Или это другие травяные невесты, кто же их разберёт.        – Ili vokas min Пшеница, – девушка схватила стратега за руку, чтобы тот обратил на неё внимание, – diru al ili, ke mi ne povas havi nomon.       – Mi ne komprenas, – вырывая руку из хватки блондинки, сказал мужчина.       – Nomo! – Вскрикнула она.        – Vi ne faras herba novedzino! Vi estas sklavo! – заорал ей в лицо мужчина, и та скривилась, готовясь расплакаться, но сдержалась. – Твоё имя Пшеница. Via nomo Пшеница.        Девушка вскочила со своего места и, никем не остановленная, выбежала из комнаты.       – Что ты ей сказал? – Строго спросил юноша.       – Ты не станешь тем, кем хочешь стать, если собираешься ещё и брать в расчёт чувства какой-то рабыни. Я это ей и сказал. Зовите её Пшеницей. Пусть помнит, кто она.        – Хорошо, – Джинши посмотрел на Травницу, которая, кажется, была абсолютно глуха к происходящему и погружена в свои мысли.       – Ты думаешь, прислуге не стоит знать о том, что он взял наложницу? – Наконец, спросила Маомао отца.       – Можно, но не топорно, слухи — дело тонкое.       ***        – Пшеница, – юноша оставил возлюбленную и отца обсуждать вопрос того, какие слухи насчёт него и пленницы стоит распространить, и отправился вслед за девушкой, которая грустная сидела на полянке с целебными травами и пристально рассматривала сорную траву.       – Mi estas sklavo, ĉar vi donis al mi nomon, nun mi ne povas morti pro la gloro de mia dio.        – Ты чем-то расстроена?        Девушка встала с земли, зашла за его спину, зарылась руками в волосы, и он почувствовал, что она заплетает ему косу.        – Хотите кушать? – Спросила девушка, на которой всё ещё не было лица.       – Давай, – она болезненно посмотрела на него, не понимая слов, и он согласно закивал.        – Я принесу где вы спите, – всё ещё поникшим голосом сказала Пшеница.        – Спасибо, – юноша решил, что она стремиться так проявить к нему заботу, как всё время проявляет заботу к Маомао, запихивая в неё еду, даже если она против.