VANTABLACK

      После Хэллоуинской бессонной пятницы, плавно перетёкшей в субботнее утро, которое Эстера и Том встретили вдвоём, никак нельзя было ожидать, что назначенная в этот же день тренировка будет успешной. Однако то ли чудодейственный хрустальный амулет прибавил сил, то ли просто-напросто сыграло хорошее настроение.       «Я научу тебя им пользоваться, — сказал ей Том накануне. Он лежал рядом, перебирал длинными пальцами переливающуюся пену в бассейне старост. Мокрые завитки иссиня-чёрных волос липли ко лбу, а его щёки чуть порозовели от клубящегося пара. Эстера не сразу тогда вникла в суть: в голове было непривычно пусто, и она сама не замечала, как бессмысленным взглядом смотрела на кулон. Но, конечно, это всё заметил Том. — Ты знала, что дату, время и даже место рождения можно зашифровать в комбинацию рун? Это несложное дело, хоть и кропотливое. Поэтому… на свете нет и, я полагаю, не будет человека, которому этот талисман пригодится или подойдёт больше, чем тебе».       Эстера отчётливо помнила, как жарко ей стало после этих слов. Именно от них — не от горячей воды, не от близости его тела и тем более не от возбуждения. А лучше бы было оно — с ним справляться всяко проще, чем со жгучей смесью из смущения и убогого желания прослезиться от распиравшей её благодарности. И это при том, что больших надежд на амулет она и не питала. Её радовал сам знак внимания, а не перспектива стать сильнее.       Ну не жалкая ли она дура? Том — последний человек, которому стоило демонстрировать подобного рода чувства. Он бы только над ней посмеялся. И поделом. Нечего распускать сопли и слюни на ровном месте.       Слабо верилось, что её мать, тётка или любая другая благородная леди теряли голову от преподнесённых мужчинами безделушек — пусть даже самых дорогих или полезных. Ну, Тея, конечно, чуть ли не летала от счастья, когда Малфои подарили ей ожерелье, но и у неё хватило мозгов и приличия, чтобы не кинуться Абраксасу и его родителям на шею. Сдержанная благожелательность, чувство собственного достоинства и гордость — вот что надлежало «дарить» им в знак признательности. И хотя самой Эстере про приличия давно следовало позабыть — не её это стезя, — фонтанировать эмоциями она, к счастью, не стала. Ответила Тому той вежливой улыбкой, которой пользовалась мать.       Но играть в благородную девицу поздновато — на пристани удержаться от объятий не удалось. Что там пристань! От любой из выходок Эстеры её семью хватил бы массовый удар. И Том это прекрасно знал.       Сам ведь её такой сделал.       И сам спустя двадцать часов любезнейше напомнил, что никакая она не леди и не принцесса из сказок. Леди и принцесс не гоняли по вонючему подземелью, расчётливо натаскивая, как охотничьих собак. Не вытряхивали из них душу, безостановочно веля колдовать, уплотнять, расширять и менять форму щитов наравне с парнями. Более того, пока те самые парни имели возможность отойти в уголок и передохнуть, с не-леди не сводили внимательных глаз и контролировали каждое движение.       Но наиболее забавным было то, что Эстера не испытала ни унции раздражения: сама понимала, что ей это необходимо больше, чем кому-либо, и старалась на пределе своих сил.       Не исключено, что тогда от беспрерывного напряжения и усталости разыгралась фантазия, но амулет на шее мелко вибрировал в такт магии. Еле ощутимо вступал с ней в связь и будто бы помогал точнее управлять плотностью барьеров. Нет, никаких ошеломительных успехов за тренировку Эстера не сделала — впрочем, она и не надеялась, — однако в том, что кулон входил в контакт с колдовством, сомневаться не пришлось. И стоило признать: от этого незначительного воздействия, тончайшей вуалью обволакивающего тело, было на порядок спокойнее.       Том, правда, не стал, как любил — и как ожидала Эстера — доводить её до полуобморочного состояния. Отпустил всех к часу ночи до следующего запланированного собрания.       «Хорошо отоспись. — Он нагнал её на лестнице, ведущей из их тайного подземелья. Эстера намеренно шла медленно — не хотела говорить ни с кем из давно поднявшихся наверх однокурсников. А Том, по обыкновению, задерживался дольше всех — проверял Защитные чары. — Утром зайди ко мне в спальню. Я дам тебе зелья для восстановления. Выпьешь их перед тренировкой в субботу. Не смотри на меня так, всем придётся это сделать. Хочу снова увидеть ваш предел. Я уверен, разница с прошлым разом станет заметна не одному мне. Ты молодец, Эстера. Я доволен».       Не иначе как праздник — столько приятных сюрпризов и слов от Тома чуть больше, чем за сутки, она не получала ни на Рождество, ни на день рождения.       «Наверное, я скоро умру, — незамедлительно пронеслось в голове, и Эстера едва не рассмеялась. — И если так, — продолжала размышлять она, — пусть он удивит меня напоследок чем-то феноменальным. Расскажет анекдот, например, или испечёт шоколадные кексики с вишней, чтобы точно не жалко было попрощаться с жизнью».       Словом, объективно долгое и бессонное первое ноября пролетело, как снитч, и оставило после себя приятную ломоту в измотанном теле. Если так ощущали усталость игроки в квиддич, то Эстера могла понять их страсть к этому глупому, хоть и зрелищному виду спорта, ведь благодаря тренировке она впервые за пару недель проспала аж до полудня.       И когда наконец выползла в гостиную Слизерина, ожидаемо застала её пустой. Студенты в такое время или гуляли в Хогсмиде, или праздно валялись до голодных колик в животе.       Но Том в их число, разумеется, не входил: он вставал чуть ли не до рассвета и свободные часы предпочитал коротать в библиотеке. Логичнее всего было бы искать его там, однако Эстера направилась в комнату мальчиков. Конечно, уже давно не утро, и вряд ли бы он соизволил ждать её дольше условленного, но попытаться стоило. В библиотеку он точно не стал бы нести упомянутые зелья, да и некогда ей за ним бегать: помимо своей домашней работы, она обещала помочь Кэсси с Трансфигурацией, а Торфинну… со всеми его предметами.       Опасаясь кого-нибудь разбудить, Эстера почти неслышно постучала и, не дожидаясь приглашения, бесшумно отворила дверь. Все пологи, кроме одного — кровать, кажется, принадлежала Лестрейнджу, — были одёрнуты, демонстрируя разной степени аккуратность их хозяев…       Постели Юлиана и Тома казались вообще «нежилыми» — на изумрудных покрывалах не было ни складочки. Отан небрежно накинул плед на подушку, будто на большее ему не хватило сил или времени, а вот Аспидис вовсе не удосужился как-либо прибраться: покрывало, точно драпировка, свисало прямиком на неряшливо приоткрытый чемодан на полу, простынь скомкалась, а подушка лежала у изножья под грудой разбросанных учебников — и это не считая халата и прочего неведомого мусора на тумбочке. Можно было подумать, что на этой несчастной кровати подрались два взбешённых гиппогрифа.       Эстера прошла вглубь комнаты, к длинному рабочему столу, за которым, слегка склонив голову, спиной к двери сидел Том. Странно, но он, похоже, не заметил её появления.       Или просто делал вид?       Наточенное страусиное перо — вроде бы из набора, который когда-то подарил ему Аспидис, — мерно поскрипывало о пергамент. С постели Норбана доносилось такое же мерное посапывание.       На рабочем столе царил порядок: три потрёпанных учебника аккуратной стопкой лежали слева от Тома, справа примостилась его полупустая школьная сумка. Вот правда развёрнут перед ним был не пергамент, как полагала Эстера, а довольно-таки толстая тетрадь. Желания подсматривать и вычитывать, что он весьма увлечённо писал, не возникло. Ситуация и так получалась не слишком красивая.       — Том?..       Он резко обернулся из-за плеча, и Эстера невольно отступила на шаг: ей померещился не столько гнев во взгляде, сколько жуткий багряный отблеск.       — Что такое? — Том шумно, отчасти встревоженно вздохнул, но ни его лицо, ни глаза не были злыми или недовольными. Скорее, уставшими. Не отворачиваясь, он поспешно захлопнул тетрадь; странно, но края листов, которые Эстера увидела из-за его спины, показались ей пустыми, — и затолкнул в сумку. — Я ждал тебя утром.       Эстера демонстративно вскинула брови.       — Ты сказал мне хорошо отоспаться. Как это совместимо с утренними визитами?       Том усмехнулся и, поднявшись из-за стола, начал неспешно убирать с него своё скромное имущество.       — И то верно… Да, следует отдать тебе должное — хотя бы с одним поручением из двух ты справилась. Притом отлично.       — Воздержусь от комментариев.       — А что? Я серьёзно, — он уложил учебники в сумку, закрутил крышку чернильницы, опустил в ящик и, наконец, повернулся. С достоинством короля, преисполненного милостью к своим просителям, — не каждый ведь монарх удостаивал беззубых крестьян чести лицезреть светлейший лик. Правда, едва ли короли столь придирчиво и оценивающе проходились взором по подданным: неблагородное это дело, пустое. — Обычно ты не такая… свежая, что ли, — чуть поразмыслив, заключил Том и опёрся на стол позади. — Выглядишь бодрее.       Эстера медленно моргнула, силясь справиться с вертящимся на языке ругательством.       — Тебе когда-нибудь говорили, Том, что ты совершенно не умеешь делать комплименты?       Он сложил руки на груди и с неимоверно серьёзным лицом произнёс:       — Нет. Кто бы мог мне такое сказать, Эстера? Я ведь делаю комплименты одной тебе.       Святые небеса!       Видимо, её негодование и смятение столь явственно проступили внешне, что теперь демонстративно вскинул брови Том.       — Обойдёмся без твоих нелепых отрицаний. Я не собираюсь доказывать очевидное, тем более, когда ты сама не потрудилась это увидеть.       — Я тронута, Том, но постарайся, пожалуйста, впредь не использовать оскорбление и комплимент в одном предложении. А то я, знаешь ли, теряюсь и не знаю, на что реагировать.       — А я подскажу: реагируй на сам факт внимания, конечно же. Разве это не естественно? Разве не в этом суть отношений?       Она пыталась уловить хотя бы тень насмешки в выражении его лица или голоса, но Том говорил настолько серьёзно — более того, на грани с безэмоциональной сдержанностью, — что становилось неловко.       — Суть… чего?       — Отношений, Эстера, — любезно повторил он, не меняя при этом тона. — Или я не прав? Скажи, если в отношениях не принято проявлять внимание и делать комплименты, и я перестану.       — Сегодня что, первое апреля? — Она начала терять терпение. — Или ты заболел? У тебя синяки под глазами. Ты не спишь вторую ночь?       — Какая ты бываешь проницательная, — Том скривил губы в усмешке. — Что с того? Мне ничего не мешает мыслить ясно. И поэтому я легко нахожу некоторое несоответствие в твоих словах… даже не побоюсь назвать это лицемерием…       — О чём ты вообще?       — Обвинила меня в грубости, хотя я никого не оскорблял. Лишь продемонстрировал беспокойство касательно твоего самочувствия. В последнее время ты выглядела уставшей. Это неправда? Спроси любого, у кого есть глаза, и он подтвердит моё мнение. Ты ведь тоже отметила мою утомлённость, но я и не подумал затаить обиду. Как мне видится, в этой умилительной внимательности друг к другу и кроется весь замысел, я ведь не ошибаюсь? Люди, если ты не знала — или вдруг позабыла, — зовут это «заботой». Могу предоставить определение этого слова… Итак: за-бо-та — это желание, а иногда и потребность выражать, путём хлопот и различных действий, беспокойство, а также способствовать благополу…       — Довольно, Том.       — Как скажешь, — он смиренно прикрыл веки, затем чуть склонил голову набок и посмотрел на Эстеру со всё больше и больше проступающим ехидством. — Но что насчёт комплиментов? Тебе они неприятны?       — Просто их было… эм-м, непривычно много за последние двое суток… Такое кого угодно застанет врасплох.       — Я могу это понять, — он деловито кивнул и выпрямился. — Тебе хватит передышки до следующего воскресенья?       — Передышки?..       — До нашего свидания. Я назначил его в воскресенье.       Повисшая пауза продлилась неприлично долго, но ни он, ни Эстера не демонстрировали какого-либо замешательства или напряжения. Том так вообще умиротворённо ожидал её ответа и никуда не спешил.       — Что ж… — вздохнула она. — Весьма нетривиальный способ сообщить о свидании… мудрёный, я бы сказала. И не романтичный.       Том цокнул языком.       — Одни придирки, Эстера. Только их и слышу. Но я человек смиренный, и оттого готов работать над ошибками.       Она спохватилась слишком поздно — успела сделать два неуверенных шага назад, прежде чем Том настиг её и притянул к себе за талию. Они оказались столь близко друг к другу, что, даже если бы он не подцепил пальцами подбородок Эстеры, она всё равно вынужденно бы задрала голову.       Том ссутулился, склонившись к её лицу, и очень медленно, щекоча кожу дыханием, прошептал:       — Ты пойдёшь со мной на свидание? В воскресенье.       Эстера дёрнулась в попытке отстраниться, но его рука по-прежнему удерживала её на месте — вплотную к нему. Щёки меж тем стремительно теплели, а от мысли, что в любой момент сопящий на соседней койке Норбан мог проснуться и застать эту… сцену, Эстера захотела провалиться сквозь землю.       И на сей раз проявлять терпение Том не намеревался: его пальцы соскользнули с поясницы чуть ниже, медленно комкая и «подтягивая» юбку, а губы всё ближе тянулись к её губам.       — Я пойду… пойду, — сбивчиво выдохнула она, не без усилия и боли выворачиваясь из его хватки.       Том ухмыльнулся. И отпустил её после мягкого поцелуя в щёку.       А Эстера, точно ужаленная, метнулась к выходу.       Из-за её недавнего вторжения дверь осталась слегка приоткрытой, но стоило протянуть руку, как с оглушительным, пробирающим до мозга костей грохотом эта самая дверь захлопнулась прямо перед носом.       За спиной раздался шорох, весело звякнули стекляшки. Норбан возмущённо проворчал и закопошился на кровати. И Эстера, опасаясь непонятно чего, медленно обернулась.       Том смотрел на неё со шкодливой, довольной улыбкой и развязно побалтывал двумя зажатыми в высоко поднятой руке флаконами с зельем.       — Кажется, ты кое-что забыла…       С наверняка пунцовым от смущения, злости и негодования лицом Эстера вернулась к Тому, перебарывая безумное желание залепить ему затрещину. Но она лишь смиренно, продолжая, впрочем, буравить его осуждающим взглядом, потянулась к зельям.       Улыбка Тома стала шире: он поднял руку выше — туда, куда Эстера достала бы разве что в ещё более унизительном прыжке, — и повернулся профилем.       — Твоя очередь, — сказал он, ехидно приподняв брови; на подставленной щеке проступила еле заметная ямочка.       Прекрасная, поистине соблазнительная возможность влепить ту самую затрещину.       Если бы не Норбан, хрипло причитавший себе под нос и поднимавшийся в кровати, Эстера обязательно испытала бы удачу, но полог, скрывавший эту идиотскую ситуацию, уже стал отъезжать.       Безмолвно выругавшись наиболее гадкими словами, Эстера приподнялась на носочках, быстро — и не слишком нежно — поцеловала Тома в щёку и дёрнула за рукав накрахмаленной рубашки.       — Ну?!       Его забавляло её бессилие. Это было до того очевидно, что не требовалось никаких подтверждений, вроде фирменной нахальной улыбки и издевающегося взгляда.       Но в секунду, когда зевавший Норбан высовывался из-за полога, а взбешённая Эстера уже намерилась наплевать на всё и уйти — кому вообще сдались дурацкие тренировки и зелья?! — Том послушно опустил руку и отдал флаконы.       А в следующее мгновенье Эстера оказалась за пределами мужской спальни, откуда донеслось сонливое: «Что такое? В подземелья пробрался тролль?» Норбана и насмешливый ответ: «Нет, это Роули заходила за зельями…».       Индюк.       Насколько же Том любил ставить её в неловкое положение?.. Если судить по количеству раз, когда он это делал, то безмерно. Однако конкретно эта выходка по итогу вызвала у Эстеры улыбку.       Не от счастья, конечно же, — свидание с Томом ни капли её не интриговало и не будоражило. Но это, определённо, оказалось занимательным — смотреть, как он пытался делать то, что никогда прежде не пробовал.       Быть нормальным парнем, например.       Впрочем, двухдневные ухаживания Тома язык не повернулся бы назвать романтичными и традиционными — скорее, странными и смущающими. Не от его неуверенности — она ему несвойственна, — но от его извращённого видения мира и, как догадывалась Эстера, банального желания позабавиться.       Том поиграется в отношения, а когда ему надоест, всё вернётся на круги своя. Смысла противиться его намерениям не было — упёртость подобного масштаба не оставляла и крошечного шанса на победу, поэтому Эстера решила просто за сим спектаклем бесстрастно понаблюдать.       Да и волею милостивой судьбы ей «повезло» избежать потенциально опасного попечительства Тома. И всё благодаря первому — и последнему — дню дуэлей на уроке ЗоТИ.       Представление, несомненно, выдалось зрелищное. И порядком нервное.       За стенами барьера, которые слегка помутнели, разбушевались алые всполохи пламени, чей ужасающий жар достиг и зрителей. А следом — стремительно множившийся звук битого стекла. Барьер трещал по швам. Эстера, однако, даже испугаться толком не успела — просто шокировано застыла и всё глазела, как загипнотизированная, на ослепляющее пожарище, пока Аспидис, расталкивая всех локтём, тащил её за шкирку прочь из кабинета. В какой-то момент она решила, что Эрион наверняка погиб. Ладно Эрион! Ей казалось, что все они бесславно сгорят — настолько быстро всё произошло. Среди давки и волнений оставалось лишь догадываться, что творилось внутри магического ограждения.       Последнее, что увидела Эстера — как решительно профессор Дамблдор отправился в самое пекло…       Толкучка на выходе, визги, вибрация второго разрушающегося барьера вокруг арены, отдающаяся от стен, — всё было где-то далеко, словно в замыленном абсурдном сне, полном хаоса.       В себя Эстера пришла, услышав жалостливые всхлипы Кэсси — её по-джентльменски утешал Норбан, а Тея, точно рачительная матушка, прижимала к груди. Юлиан уже вовсю препирался с гриффиндорцами, Аспидис периодически добавлял нелестные комментарии, но в гущу суматохи, как поступил бы раньше, лезть не стал. Прочие слизеринцы, оказавшись на безопасном расстоянии в коридоре, озабоченно перешёптывались о Томе. Что касалось друзей Эриона, то профессору Меррисот пришлось применить к ним парочку заклятий и вышвырнуть их, сломя голову полезших спасать товарища, из кабинета.       Их молниеносной реакции можно было только позавидовать. Да и реакции Тома тоже: он успел защитить себя на арене. Вышел из класса немногим позже остальных. Целёхонький, разве что слегка обжёг руку да вспотел. На лице — неизменная непоколебимость, будто не из пожарища выбрался, а решил прогуляться по вечернему саду. Эстера, конечно, заметила, что в потемневших глазах плескалась глубинная злость, но на его недовольство вроде бы никто прочий внимания не обратил. С непроницаемым лицом он остановился по требованию Меррисот: та создала охлаждающий пузырь из воды для его руки и, не терпя никаких возражений, велела идти в лазарет.       Тома встречали и провожали как героя. Слизеринцы, разумеется.       Гриффиндору было не до него.       Да и самой Эстере ни на миг не пришло в голову о нём волноваться — человеку его талантов едва ли грозила смерть от… недоразумения.       А вот от мысли, что заживо сгорел Эрион, стало физически больно дышать. Царящая кругом суматоха одновременно нагоняла лишнюю панику и скрывала беспомощное оцепенение, в котором продолжала пребывать Эстера. Грудь сдавливало, как от непрекращающейся аппарации. Стальным, стискивающим рёбра до скрипа и хруста обручем.       И если бы прошла ещё хоть одна минута и бесчувственного Эриона вскоре не вынес профессор Дамблдор, то выносить пришлось бы саму Эстеру.       «Легко отделался», — с ухмылкой констатировал Аспидис, когда мимо на трансфигурированных из мантии носилках леветировали пострадавшего. Розье злорадно хихикнул. А Эстера кое-как сумела судорожно вздохнуть.       Дальше всё случилось вполне предсказуемо: учуяв катастрофу, прилетел Пивз и стал изгаляться над обеспокоенными, шумящими гриффиндорцами. Те мгновенно ощерились на пестрящего остротами Норбана, наравне с полтергейстом накалявшего обстановку. В переполненном разгорячёнными студентами коридоре, скорее напоминавшем балаган, наверняка бы произошло крупное побоище, коли бы Слагхорн не подоспел вовремя и не сберёг своим появлением мадам Одли от лишних пациентов.       Безумная, поистине токсичная смесь всевозможных чувств и эмоций оставила после себя одно опустошение. Не спасли даже радость и облегчение от осознания, что никто не умер и серьёзно не пострадал, — они улетучились быстрее, чем появились. Зато горький привкус злобы преследовал Эстеру весь день.       «Надо дать себе время, — утешалась она. — Вскоре мне станет всё равно».       Но взрастить безразличие за одни сутки Эстера не могла и не тщилась. И именно поэтому максимально откладывала визит к Тому в больничное крыло.       Наверное, если бы Торфинн не изъявил столь отчаянного желания навестить своего новоиспечённого кумира, она так и не решилась бы переступить порог лазарета.       Том не тот, кто легко прощал обиды, — и неважно, вымышленные они или нет. Прерванный бой и раненая рука — весомый повод для мести.       А Эстере однажды уже довелось испытать месть Тома на себе.       Правда, она до сих пор не поняла, предназначалась ли эта месть ей самой или Эриону… Или всем сразу? Да и имела ли она право считать тот случай местью, если всё вышло весьма… неоднозначно?       От воспоминаний, к которым вдобавок с недавнего времени стали прибавляться отчаянные крики гриффиндорок, сводило желудок. И ещё отвратнее было от мысли, что так же, как Эстера ранее жаждала наказать Гэмп, ей хотелось сделать больно и Эриону.       А раз она солидарна в своём желании с Томом, то почему бы не… Нет, нельзя. Станет хуже. Во всяком случае, не лучше. И если к Гэмп она почти не питала жалости и даже капельки тёплых чувств, то с Эрионом, пусть и в прошлом, их связывало нечто большее и значимое.       И потому Эстера не могла показать, что ей не всё равно.       Его это только спровоцирует.       Но когда она с кузеном пришла в лазарет, Том вёл себя как обычно. Нет, он вёл себя необычно беззаботно и приветливо… Эстера бы решила, что дело в Торфинне, но Том был излишне мил и с ней, когда они на меньше, чем минуту остались наедине. Почти наедине. На одной из коек лежал изувеченный собственным безрассудством Эрион, и это подстёгивало сгущавшееся в душе беспокойство.       Однако ничего не произошло ни в больничном крыле, ни после.       Тома выписали. К концу недели вернулся и Эрион, а школьные будни продолжились своим чередом. Даже межфакультетских стычек не прибавилось — лишь всё те же взаимные косые и презрительные взгляды в обе стороны.       Всеобщая безмятежность вскоре успокоила и саму Эстеру. На выручку пришли рутинные дела: поручения Слагхорна для подготовки к ужину, домашние задания Торфинна и совместный с Теей и Кэсси проект по Нумерологии, от которого они не без охоты — и подачи Эстеры — иногда отлынивали. Да и расслабленное, отчасти игривое поведение Тома невольно усыпляло бдительность.       Видимо, неудавшаяся дуэль оказалась неспособна вывести его из равновесия. Видимо, он достаточно повзрослел, чтобы подолгу не таить негативных чувств. И, видимо, Эстера опять всё попросту надумала. Тревожность и привычка усложнять — главная её проблема. Так, во всяком случае, говорил ей Том. И, надо полагать, в который раз был прав…       Но пускай никаких конфликтов между факультетами не возникло, а болтовню и сплетни, увы, никто не отменил. Основными повестками служили две вещи: «находчивость Тома» и «идиотизм Эриона». Правда, речи гриффиндорцев носили ровно противоположный характер, но с ними Эстера не общалась и не контактировала, так что и жаловаться не могла.       К счастью, эти толки раздражали не её одну. Подругам дуэль наскучила уже на второй день, и сами они тему не затрагивали; Аспидис особого участия в беседах не принимал и, насколько было известно, так и не сходил проведать Тома в лазарете. Да и сам пострадавший герой обсуждать собственное сражение не слишком-то рвался. Похвала чуть ли не от каждого второго преподавателя, лишние сто баллов для факультета от Меррисот, а в среду — ещё тридцать от Слагхорна за «блестящие ответы» и «безукоризненно выполненное домашнее задание» — всё это Том принял за должное. Без какой-либо гордости и с крайне равнодушным взором. Словно эта дуэль являлась чем-то, что он предпочёл бы никогда не вспоминать… Зато сколько раз произошедшее размусоливали Макнейр и Яксли, которых вообще там не было!       Но через четыре дня со злосчастного поединка состоялось плановое и довольно скромное пятничное собрание Клуба Слизней, на котором Слагхорн не преминул возвратиться к случившемуся на Защите от Тёмных искусств.       Стремительно окутывающий замок холод не проникал в уютные покои декана — здесь весело трещал камин, а от расставленных всюду свечей шёл не только щекочущий ноздри аромат цедры и корицы, но и расслабляющее тепло. На сей раз профессор угощал любимцев горячим перечным шоколадом, приторным щербетом, сливочно-лавандовым мороженым и лимонными — кажется, не без добавления рома — пухленькими пирожными. Наевшаяся всем этим обилием сладостей Эстера сидела за длинным столом между Кэсси и Теей, пила кофе и пыталась не уснуть и не зевнуть.       — Опасно, опасно… — причитал Слагхорн, качая круглой лысой головой и покручивая ус, — не просто так закрыли Дуэльный клуб, мои дорогие. К чему эти риски? Ах, ваша пылкая кровь… Впрочем, чего таить? В ваши годы и я жаждал славы, страх как хотелось покрасоваться, — профессор ребячески хихикнул и отправил в рот засахаренную дольку ананаса.       Том улыбнулся.       — Не сомневаюсь, сэр: вам, как и сейчас, было чем блеснуть…       — Чего нельзя сказать о Фоули, — добавил Норбан, опустошив вот уже седьмую чашку кофе за час, и с тихим бряцаньем поставил её обратно на фарфоровое блюдце.       Расположившегося рядом с ним Юлиана от того, чтобы зажать нос рукой, сдерживало только присутствие преподавателя.       — Ну не скажите, Лестрейндж, — лукаво сощурился Слагхорн. — Огненный шторм не проходят в школе, а подобное волшебство особенно сложно в освоении… Магия стихий… Огонь ох как тяжёл в усмирении, н-да… весьма тяжёл… Конечно, мистер Фоули переусердствовал, но, как я слышал, зрелище было восхитительное.       — Не знаю, сэр, я бы предпочла этого не видеть, — Тея нахмурила тонкие брови. — Мне на секунду показалось, что я так и умру в аудитории.       — Что вы, моя девочка! — Профессор улыбнулся и поудобнее устроился в своём большом, обитом мягким фиолетовым велюром кресле. — С вами было как минимум два первоклассных волшебника — они бы такого не допустили… — Слагхорн чуть помолчал, отпил горячий шоколад и с особой гордостью добавил: — Но я бы отметил, что их было даже три… Том, не растеряться перед шквалом пламени, да ещё и догадаться оградить себя землёй и песком! Поистине, вы не перестаёте меня удивлять! Как вы так быстро сориентировались? Всё ведь произошло за считанные секунды…       — Вы слишком добры, сэр, — скромно протестовал Том, опуская ресницы, которым могла позавидовать любая девушка. — Право, я не знаю, что ответить, — в тот момент я не задумывался, а просто действовал по наитию…       Да, Тея сказала всё верно — Эстере бы тоже не хотелось этого видеть. И обмусоливать.       А декан Слизерина вот уже третий раз за неделю просил Тома поведать всю хронологию в мельчайших подробностях. Эстера невольно чувствовала себя так, словно и сама там сражалась, — настолько это приелось. Конечно, окажись на месте Тома она, то наверняка пострадала бы сильнее. Щиты оставались её уязвимостью, а в экстренной ситуации она едва бы догадалась использовать не одно лишь Протего, но и нахваливаемое всеми ограждение из земли.       Рука неосознанно дрогнула в намерении ощупать спрятанный под одеждой амулет, однако Эстера осекла саму себя в последний момент и вместо этого отпила кофе из чашки. И случайно наткнулась на Тома взглядом. Уголок его губ еле заметно дёрнулся, точно он знал наверняка, о чём она думала и что намеревалась сделать. И его это позабавило.       Эстера по неведомой для себя причине смутилась, но Том, к счастью, на неё более не смотрел — обсуждал с Отаном и Слагхорном отличия и свойства крови драконов разных видов.       Покоящийся на груди горный хрусталь почти никогда не давал о себе забыть. А в такие моменты словно ещё сильнее холодил кожу. И почему-то успокаивал…       Зря Эстера его недооценивала. Предстояло много практики, включая и «внеурочную»: на последней тренировке Том наказал в любую свободную минуту создавать маленькие щиты и периодически менять их размеры, плотность и форму. Эстера послушно всё выполняла. Правда, времени у неё было мало: забитое расписание позволяло колдовать разве что перед сном — и так чтобы не беспокоить спящих однокурсниц.       «Чем чаще ты начнёшь делать то, что не получается и не нравится, тем быстрее это станет привычным, нестрашным и несложным». Том не ошибался во многих других, причём более неоднозначных вещах, так что усомниться конкретно в этих было бы глупо. И хотя данный раздел практической магии по-прежнему давался Эстере хуже всех прочих, понемногу начинал её интересовать.       Как знать, может, в итоге даже получится произвести впечатление на отца?..       Он явно остался недоволен её летними попытками совладать с семейными Защитными чарами, а ведь они, ввиду кровной связи, давались ей чуть лучше тех, которым товарищей обучил Том…       Впрочем, и при последней встрече отец никакого довольства Эстерой не выразил. А она всё ещё злилась, потому и не написала ему ни строчки. Семейные совы, на первых годах школы посещавшие её каждую неделю, тоже значительно сократили число визитов. Несомненно, отец уже не находил нужды поддерживать иллюзию их близости.       С того разговора в коридоре Хогвартса он удосужился прислать одну короткую записку: известил, что прибыл на место — в какое именно, не уточнил, — о своём задании в командировке тоже не распространялся; больше спрашивал о Торфинне и его с Эстерой самочувствии, об успехах и подобной чепухе. Крупная остроухая сова отца заодно с письмом доставила внушительную упаковку ярких восточных сладостей со вкусом роз и граната и со всевозможными посыпками, а ещё коробку сухофруктов и миндальных печений с шафраном. Ни к чему из этого Эстера даже не притронулась и на прошлой неделе вовсе передарила всё Слагхорну; он остался весьма рад и щедро угостил своих Слизней рахат-лукумом (печенья, видимо, съел сам, поскольку на столе они так и не появились).       Давно надлежало послать ответ отцу, но Эстера никак не могла себя заставить. Поэтому заставила Торфинна самому поведать заботливому дядюшке о своём здоровье и успехах в школе — ей совсем не прельщало играть роль посредника и передавать поручения старшему или младшим кузенам. Но ладно Торфинн — он был славным и ни в чём не повинным, но Аспидис…       Если когда-то Эстера считала, что никуда не годится, что, родись она мальчиком, отец был бы счастлив, а мать — жива, то теперь уверенность ощутимо пошатнулась. Нет, конечно, настоящий наследник куда желательнее женщины — это неопровержимый факт, и она искренне могла понять досаду родителей. Но вот обожание Аспидиса отцом… уже чересчур. Эстера мирилась с этим раньше, до того как узнала, что он ничем не лучше — а то и гораздо хуже её самой. Но ведь отец о грешках племянника не подозревал. Да и нет гарантии, что он бы в нём после этого разочаровался. Порой закрадывалась шальная мысль всё разболтать, из праздного любопытства поглядеть, что дальше будет. Но, к сожалению или к счастью, всерьёз Эстера никогда бы подобным образом не поступила. Не из-за Аспидиса, который мог кое-что и о ней выдать, а потому что она в принципе не хотела об этом думать лишний раз.       Пускай отец остаётся слеп, развеивать его розовые фантазии — не её работа. Эстера и без того на совесть потрудилась для его разочарования — появилась на свет. Вряд ли в сравнении с этим походы Аспидиса к проституткам как-либо ранят или выбьют из колеи отца. А вот если о её связи с Томом, которого он явно невзлюбил, станет известно… Нет уж, мудрее молчать до самой смерти, если она не хочет лишиться хоть какого-то наследства и оказаться на улице Гэмп на радость.       Тем не менее ответить на письмо всё-таки придётся — слишком долгое молчание вызовет лишние вопросы, а их, по возможности, стоило до поры избегать.       Да и если учесть, что от Эстеры потребуется как-то объяснить расторжение помолвки и предложить в наследники больного Торфинна, навряд ли отца смягчат и порадуют даже самые надёжные и крепкие щиты, которым она наивно планировала обучиться… Рукодельный амулет, увы, не мог кардинальным образом изменить столь нелепую жизнь. Что уж, и сама Эстера этого не могла.       Оставалось только по-детски радоваться подарку… Даже жаль, что его никому нельзя показать. Кэсси и Тея тонкости мастерства не оценят, а относительно недорогой горный хрусталь вызовет у них разве что снисходительные улыбки. Больше и похвастаться-то было некому.       Эстера утомлённо вздохнула и посмотрела на стол перед собой.       На дне маленькой чашки осела чёрная гуща. В отличие от Норбана, который в очередной раз налил себе кофе, Эстера от добавки отказалась и многозначительно покосилась на Тею. Та кивнула, подтвердив готовность уйти, но, когда они уже собрались вежливо откланяться и встать, Слагхорн воскликнул:       — Ох, дорогие мои, хочу напомнить! — И заговорщицки улыбнулся. — Рождественский ужин… Ваш последний год в школе! — с печальным умилением прощебетал профессор и потёр холёные пухлые руки друг о друга. — Знаю, что каникулы многие встретят дома, так что ужин, как и всегда, пройдёт до вашего отъезда. В конце года сложнейшие экзамены, вряд ли нам удастся устроить что-нибудь приличное, поэтому даже не обсуждается — так и передайте всем, кто сегодня отсутствует. Я уже не раз говорил, но повторяю: все обязаны прийти! Конечно же, не одни, — хихикнул профессор. — Я хочу, чтобы по прошествии лет вы вспоминали этот день с теплом на сердце. Мы ведь и сами стали почти что семьёй! — И он любовно оглядел всех присутствующих.       — Сущая правда, — съехидничал Норбан.       Кэсси рассмеялась и добавила:       — Ага, не хватает только домашней стряпни.       — Мисс Аббот! — Слагхорн восторженно хлопнул в ладоши. — Восхитительная идея! Разумеется, я уже… кхм, вернее, по большей части мисс Роули, да… право, моя девочка, ваш вклад неоценим… Словом, мы уже подготовили меню, но как славно, истинно по-домашнему и уютно было бы, приготовь каждый из вас что-то, что вы привыкли есть на Рождество.       Помилуй, Мерлин!       Эстере захотелось заскулить от досады. Мало ей было рассылки приглашений, составления того самого злосчастного меню и подготовки декораций, теперь вот новая идея…       Впрочем, не она единственная не пришла в восторг от этой инициативы. Вежливые улыбки застыли практически на всех лицах. Кэсси и сама растерялась, но, кажется, ей идея хотя бы показалась милой. Что ж, вполне в её духе…       — Ну, что скажете? — с горящими глазами снова обратился к ним декан, а противиться, естественно, никто не стал.       — Потрясающе, профессор, — выдавил Юлиан и степенно отпил свой травяной чай. — Правда, сомневаюсь, что хотя бы половина из нас когда-нибудь готовила еду.       — Бросьте, Розье, — Слагхорн был настроен решительно. — Вы все семь лет учились у меня тонкому искусству зельеварения, где малейшая ошибка, одно лишнее помешивание или недостающая щепотка ингредиента могли привести к катастрофическим последствиям. Кулинария в этом смысле намного проще и, что важнее, безопаснее. Уверен, вы все прекрасно справитесь! Главное — подойти к делу с любовью и искренне захотеть поделиться с друзьями праздничным настроением. Мой кабинет, да и кухня к вашим услугам — не сомневаюсь, эльфы будут рады помочь.       — И всё же, сэр, я бы советовал прихватить с собой парочку противоядий, — шкодливо улыбнулся Норбан. — Мало ли что у кого пойдёт не так…       — К каждому блюду подадим по безоару, — кисло вставил Отан.       Слагхорн лишь посмеялся.       А Эстера всю дорогу до факультетской гостиной посвятила негодованию из-за дурацкой прихоти декана. Подруги приняли всё куда смиреннее — оно и понятно, не они ведь по горло пресытились ребяческими капризами Слагхорна! — их куда больше заботил пошив новых платьев и мантий, и они условились сходить в воскресенье в Хогсмид и снять у портного мерки.       Вообще-то, Тея хотела разобраться с этим как можно скорее, в субботу. Однако суббота была вечером для «внеклассных занятий», о которых никто посторонний не знал. Кроме того, у Эстеры накапливалась целая кипа домашних заданий — причём не только своих, — и всё время до ужина предназначалось урокам, а после — тренировке. Воскресенье и служило единственным выходным, в который они договорились отправиться в Хогсмид.       Но когда оно наступило, Эстере меньше всего на свете хотелось выползать из постели и куда-то там идти.       Выпитые перед тренировкой зелья заметно усилили как мозговую, так и физическую активность. А заодно и периодические, чересчур интенсивные — оттого и слабо контролируемые — выбросы магии… Милостью Мерлина никто не пострадал, но и без того заряженный воздух в подземелье стал настолько тяжёлым и плотным, что больно было дышать. «Ни один стимулятор не даст вам возможности сотворить то, на что вы не способны в обычном состоянии. Запомните силу, которую выплёскиваете сейчас, и сделайте её своей нормой». Поистине прекрасное чувство — узнать и увидеть, сколь много ты можешь, вдохновляющее. Наверное, если двигаться к подобным результатам постепенно, никаких побочных эффектов и не возникнет. Но от зелий они проступили довольно скоро.       Ватное, слабое тело, подавленное настроение и опустошённость — первое, что Эстера ощутила при пробуждении. Последствия, надо сказать, не столь страшные, если имелась возможность как следует отоспаться — и желательно до обеда, — но такой роскошью Эстера похвастаться не могла. Пришлось выпить бодрящий настой, а подскочившую от него раздражительность всеми оставшимися скудными силами подавлять и игнорировать.       Прекрасное начало дня.       И Эстера обязательно бы порадовалась, что не одной ей досталось, ведь на завтрак никто из парней, присутствовавших на тренировке, не пришёл, да не получилось — они-то, в отличие от неё, преспокойно дрыхли. Кроме Тома, само собой. Он наспех перекусил сэндвичем, выпил стакан молока и молча удалился в библиотеку. Должно статься, занимался своим неведомым «исследовательским проектом»; Эстера не спрашивала — давно уж утратила интерес.       Ныне её заботило одно лишь желание поскорее разобраться с портным и вернуться в тёплую постель.       Уже пару дней как ударили морозы, окна и стены в коридорах заледенели, а по замку вовсю разгулялся противный, пробиравшийся под все слои шерстяной одежды сквозняк.       Эстера поёжилась, когда вскоре после завтрака вышла на улицу в компании подруг. Погода стояла сухая и солнечная, но шибко уж ветреная; полы выходных мантий то и дело вздувались от ледяных порывов, и всем троим пришлось прибегнуть к банальным чарам, чтобы к концу прогулки вместо волос на головах не образовались вороньи гнёзда.       План покончить с делами пораньше осложнялся больно бодрыми и энергичными Теей и Кассандрой. Они неоднократно останавливались переговорить с кем-то из многочисленных знакомых, и Эстера готова была злобно шипеть и плеваться ядом. Яркое солнце слепило глаза, они предательски слезились, а ведь ей больших трудов стоило скрыть магией покрасневшие белки и синяки от недосыпа… Дорога до деревни прогулочным неторопливым шагом, от которого клонило в сон, показалась целой вечностью.       — Холод жуткий! Давайте сперва выпьем чего-нибудь горячего, а? — предложила Кэсси, когда они уже углублялись в Хогсмид по Главной улице.       — Я думаю, прежде всего лучше снять мерки, — Тея с тоской посмотрела на их любимую чайную. — Зайдём после того, как разберёмся с костюмами. Заодно попробуем новый мускатный пудинг с апельсинами, Тилла очень его хвалила.       Эстера согласно кивнула — тянуть время почём зря ей не хотелось, — и все трое направились в «Шапку-невидимку».       — Летом я была в голубом, — качала головой Тея, когда здешняя портниха, низенькая полная ведьма в милой шляпке, предложила ей нежные оттенки василькового. — Дома буду справлять в бордовом, так что выбор сильно сокращается. Нет, зелёный не подойдёт, унесите — я, конечно, его люблю, но он мне что-то приелся.       — Как насчёт вот этого? — Кэсси, которая уже давно определилась и подобрала себе пурпурно-розовый шёлк, указала на дымчато-серый.       — Нет уж, я в нём буду похожа на мышь.       — А эти?       — Оранжевые?! — возмутилась Тея.       — Мандариновый и абрикосовый, — уязвлённо поправила портниха. — Очень красивые, насыщенные и тёплые — самое то на Рождество.       — Я не попугай, чтобы так ярко рядиться, — возразила Тея и затем посмотрела на Эстеру. — А ты что решила?       — Ну… — Она обвела беглым взглядом всю внушительную палитру и, недолго думая, взмахнула палочкой и вытянула нужный отрез ткани. — Подойдёт.       — Чёрный? — Тея скептично изогнула брови. — Не слишком ли мрачно?       — Он с ультрамариновым отливом, — снова вмешалась портниха и слеветировала ткань под бьющие в окошко лучи света. — Прекрасный выбор. А если ещё добавить серебро…       — Без фанатизма, — предостерегла её Эстера. — Какой-нибудь лёгкий узор на груди или на манжетах… Не хочу, чтобы у меня весь подол был расшит звёздами, как у профессора Дамблдора…       Кэсси хихикнула, а самопишущее перо принялось делать пометки в парящем над работницей магазина пергаменте.       — И всё же… — не отступала Тея, — как-то скучновато, не находишь?..       — Так ты и сама выбрала чёрное платье на Хэллоуин… — справедливо припомнила Кэсси.       — Потому что красный для суккуба был бы слишком вульгарным! Да и это маскарад — там всё можно. Вы же слышали профессора Слагхорна: он хочет по-домашнему уютный ужин.       — Верно, и именно поэтому я не вижу нужды возиться с костюмами, — заметила Эстера. — Чем проще, тем лучше.       — Ну не скажи…       — К тому же, — спокойно продолжила Эстера, — я не думаю, что кто-нибудь ещё, особенно мальчики, сильно заморочатся и сошьёт новые мантии. Ну, кроме Розье, конечно, для него это сродни преступлению.       — Я уверена, — Кэсси перешла на полушёпот, — что и Тилла превзойдёт саму себя.       — А что, Булстроуд уже кто-то пригласил? — сощурилась Тея.       — Конечно! Я сама слышала, как она обсуждала это с Фриной. Только я так и не выяснила, кто её партнёр…       — Леди, а что насчёт этого? — вежливо обратила на себя внимание портниха, продемонстрировав новые отрезы ткани.       — Ладно, тот сливовый неплох, — чуть поразмыслив, кивнула Тея. — И я хочу высокий воротник — чтобы ничего не отвлекало от моего ожерелья. На нём много изумрудов, я уверена, оно отлично подойдёт…       Кэсси лукаво покосилась на Эстеру, и обе не сдержали улыбок. Это ожерелье — недавний подарок Малфоев своей будущей невестке, и Тея приходила в восторг, когда о нём вспоминала, а делала она это по несколько раз на дню.       Снова пролистав каталоги с выкройками и фурнитурой, уточнив все детали, обговорив сроки, даты примерок и выписав чеки, подруги, наконец, покинули «Шапку-невидимку» по прошествии полутора часов. Хоть это и было утомительно, спать Эстера расхотела и вместо того, чтобы сразу отправиться обратно в школу, решила всё же отведать хвалёный десерт-новинку.       Чайная постепенно наполнялась людьми, но деревянные перегородки с бумажными, раскрашенными осыпающимися лепестками цветов перепонками ограждали от любопытных глаз, и когда хозяйка любезно слеветировала заказ и ушла, Тея, не стесняясь, обратилась к Эстере:       — Это правда, что ты идёшь с Томом?       К счастью, именно в этот момент Эстера отправила в рот кусочек украшенного дольками опалённого апельсина мускатного пудинга и сделала вид, что её очень впечатлил его вкус.       — А я думала, с Лестрейнджем, — протянула Кэсси, помешивая сахар в чае.       Эстера не преминула переключить тему и удивлённо вскинула брови.       — Почему это?       — Ну… вас видели вместе в «Трёх мётлах» в прошлом месяце или около того. Да и вы неплохо ладите.       — Он пригласил эту язву-Селвин, и она согласилась, — отмахнулась Тея как от давно устаревшей новости. — Поэтому я уверена, что Эстеру позвал Том. Ну так что, ты нам скажешь, с ним идёшь или нет? Своих партнёров мы от тебя не скрывали, — укоризненно добавила она.       Но Эстера только улыбнулась и, не доев ещё первый пудинг, заказала второй.       Обсуждение Тома всегда приводило к тяжёлым вздохам Теи и её сочувственным и в то же время беспокойным взглядам. Кэсси вот никого не осуждала, но любила поболтать — и это было главной причиной, почему ничем сокровенным Эстера с ними не делилась.       Тем не менее партнёр на вечер — не такая уж большая и страшная тайна, и ей и в голову не пришло бы его скрывать. Не велика беда, что Тея недолюбливала Тома и не считала достойным — с неприязнью подруги Эстера смирилась и вполне могла понять. Но сознаться в том, что даже «недостойный» до сих пор не удосужился пригласить её на вечеринку Слагхорна, было слишком уж унизительно и стыдно.       По правде, до недавних пор Эстера вообще не задумывалась, с кем пойдёт. Сперва потому, что до Рождества было далеко, затем потому, что все мысли занимала Гэмп, а после неё — поручения декана, помощь в подготовке писем и их отправка, затем уже приближался Хэллоуин, и вдобавок Эстера тогда злилась на Аспидиса и не общалась с Томом.       Может, конечно, он попросту не успел, но верилось в это с трудом. У Тома была масса возможностей сказать незамысловатое «Пойдёшь со мной на ужин?» ещё там, на пристани у Чёрного озера… Или в ванной старост. Или вместо того, чтобы изгаляться в спальне мальчиков. В любой день на прошедшей неделе.       Он что, за время, которое они не общались, успел отыскать пару получше?.. Глупость.       Том нравился многим девушкам, но даже самая отчаявшаяся из них не вытерпела бы и доли того, что выпало на участь Эстеры. Сомнительный повод для гордости, однако такая выдержка заслуживала уважения. Или же палаты для душевнобольных в Мунго. Одно из двух.       Когда по прошествии получаса Кэсси и Тея решили вернуться в замок, Эстера сообщила, что ей нужно зайти на почту и отправить за границу письмо отцу с самой выносливой совой. И хотя они любезно предлагали подождать, она решительно отказалась и заверила их в своём скором возвращении. Естественно, это всё являлось неправдой. За письмо отцу Эстера по-прежнему не садилась и просто хотела в одиночестве прогуляться по окрестностям деревни. Можно было аппарировать и сразу очутиться в отдалении от Хогсмида, но она опасалась, что два с трудом съеденных накануне пудинга от такого приключения настойчиво полезут обратно.       Оставив подруг у «Сладкого королевства», Эстера благополучно прошла «Зонко» и магазин перьев. Впереди снова мелькнула вывеска ателье, мимо которого пролегал дальнейший путь, а за ней — раскачивающаяся на ветру дощечка «Фолиантов и свитков». С весёлым звоном колокольчика дверь старой книжной лавки распахнулась, и из неё вышли тучная Фоссет и бледнющее, худое существо.       Эстера сама не поняла, как и почему замерла, когда до неё с задержкой дошло, что это была… Гэмп.       Салазарово колено, как же она плохо выглядела!       Издалека в Большом зале или в толпе в коридорах это не бросалось в глаза, но сейчас их отделяли жалкие десять футов, и не заметить некрасиво впавшие щёки и нечёсанные волосы попросту не представлялось возможным.       Гриффиндорки подошли уже совсем близко, когда Фоссет подняла голову и очень недобро посмотрела на Эстеру. А затем склонилась к уху подруги и что-то ей прошептала с крайне недовольным видом. Гэмп сразу вся сжалась — хотя и так казалась намного ниже, чем была на деле, — бросила беглый взгляд на Эстеру и тоже замерла на долю мгновения.       — Чего встала посреди улицы, Роули? — Фоссет скривилась из-за общего замешательства; наверняка расценила это как намеренно учинённое препятствие.       Гэмп от этих слов встрепенулась, потупилась и, плотнее ухватив лямку сумки, быстро прошла мимо.       — Ге… Гелла, подожди! — Фоссет поспешила следом, но, в отличие от подруги, не стала обходить Эстеру, а специально толкнула её мощным плечом с такой силой, что она отшатнулась и лишь чудом удержалась на ногах. — По сторонам смотреть надо! И не стоять, как дура, у людей на пути, — грозно бросила корова-загонщица и ушла.       А у Эстеры даже не возникло желания послать ей вслед какое-нибудь заклятье. Ей вообще было на Фоссет побоку — перед глазами всё стояло измождённое и посеревшее лицо Гэмп.       В нём не сохранилось ни былой красоты, ни жизни.       Ледяной порыв ветра уколол открытые участки кожи, и растерянная Эстера невольно опомнилась. Не ведая толком, что ей дальше делать, опять развернулась в сторону ателье, но не прошла и десяти шагов, как снова замерла.       Почувствовала на себе чей-то пронизывающий взор.       Напротив магазина волшебных перьев, спрятав руки в карманы мантии, стоял Эрион и внимательно смотрел на Эстеру. Красный с золотом шарф скрывал губы и подбородок, но его подозрительно суженные глаза и удивлённо изогнутые брови говорили достаточно.       Он всё видел.       И, определённо, счёл увиденное крайне странным — настолько, что даже не попытался ради приличия отвернуться.       Если учитывать две последние малоприятные «беседы», нетрудно было увериться, что ничего хорошего он не подумал. Слухи всегда разносились быстро — стычка в библиотеке с гриффиндорками давно стала лакомым достоянием жадной до сплетен общественности. Да и Эрион знал характер Эстеры… Немудрено, что после оплеухи Ферклу, идиотской драки с Гэмп и слишком уж эмоционального заступничества за Аспидиса любому бы показалось весьма странным, что теперь, когда её ни с того ни с сего толкнули, едва не сшибив с ног, она смолчала.       Так, будто чувствовала за что-то вину…       Нет, никакой вины чувствовать Эстера не могла и, что важнее, не должна была — она решила это ещё тогда, ранним утром на Астрономической башне.       Но вот страх…       Взгляд Эриона, который он и не думал отводить, прожигал дыру в черепной коробке. Если бы Эстера не занималась с ним Окллюменцией, то сочла бы, что её мысли нагло пытаются прочесть.       Она знала, что это не так. Не чувствовала какого бы то ни было воздействия на собственное сознание. Однако, вопреки здравому смыслу, ей начало мерещиться, что вот-вот, ещё одна секунда, один миг — и он обо всём догадается. Прочтёт ужасную правду на её напряжённом, испуганном лице, и жизнь будет кончена.       Ярчайшими вспышками пронёсся колейдоскоп образов: отвращение Эриона, скривившиеся в брезгливости тонкие губы отца, поражённые Слагхорн и Диппет, Совет попечителей и, наконец, унизительные слушания в зале суда Визенгамота. А может, без следствия сразу отправят в Азкабан?       Эстеру вдруг замутило; съеденные десять минут назад мускатные пудинги едва не подкатили к горлу.       «Не смотри. Не смотри на него! Отвернись!» — молил отчаявшийся голос в голове, но Эстера приросла к брусчатке. Словно кто-то незаметно и исподтишка атаковал её Парализующим проклятьем.       Могло ли подобное произойти? Владел ли он, как и его кузен Блез, беспалочковой магией? Или сами небеса уготовили ей такую муку?       Эрион стоял под козырьком лавки и продолжал неотрывно следить за Эстерой, не меняясь в лице: всё тот же прищур, скрытый за шарфом и наверняка поджатый рот, покрасневший от холода кончик носа. Если бы не ветер, трепавший и без того торчащие во все стороны волосы, можно было решить, что время застыло. Даже улица пустовала, и Эстера не знала, радоваться ли этому: вроде не было нежелательных свидетелей столь странной сцены, но и нельзя спрятаться в людском потоке…       Неизвестно, на сколько бы ещё растянулся этот невыносимый зрительный контакт, если бы брови Эриона вдруг не сошлись к переносице и он решительно не зашагал к ней с явным, просто очевиднейшим намерением поговорить. Потому что, стоило ему сдвинуться с места, как оцепенение Эстеры сдуло с новым, особенно сильным порывом ветра, и она, тут же прийдя в себя, рванула в противоположную сторону — завернула в переулок, в конце которого находилась «Кабанья голова».       — Да стой же!       Раздавшийся позади негодующий голос и ускорившиеся шаги побудили Эстеру бежать ещё быстрее. У неё была фора примерно в двадцать футов, иначе шансов скрыться не осталось бы никаких: ноги у Эриона длиннее, да и физической формой он её превосходил.       В висках стучала кровь, полы распахнувшейся мантии вздувались, как паруса, и ледяной, морозящий лицо воздух неприятно свистел в ушах. Эстера неслась мимо не столь ухоженных, как на Главной улице, фасадов зданий, и вывеска с отрубленной головой кабана становилась всё ближе.       Как, впрочем, и её преследователь.       От каждого порыва ветра, взметавшего слизеринский шарф, у Эстеры болезненно сжималось сердце: мерещилось, к ней тянется его рука — в намерении схватить и вытрясти всю правду.       Паника и отчаянье топили резь в боку, усталость и, видимо, благоразумие. Будто не Эрион, а взбешённая мантикора неслась по пятам, но, откровенно, нынче Эстера предпочла бы встретиться лицом к лицу с клыкастым чудовищем, чем с бывшим парнем.       Не добежав до самого обветшалого трактирчика, Эстера свернула в узенький проход между ним и соседним зданием. Нагромождение бочек и деревянных ящиков мешало движению, и она, безжалостно пачкая новую мантию, в спешке протискивалась чуть ли не полубоком.       Сзади снова послышались приближающиеся шаги.       В перепуге преодолев, наконец, злосчастный «коридорчик», Эстера с яростью толкнула одну из бочек и перекрыла ею проход, в который уже настырно пролазил Эрион.       Не оглядываясь и не обращая внимания на его рваное «Давай поговорим», она побежала вдоль заднего двора с привязанными к стойлу козами и гордо расхаживающими курами. Они тут же возмущённо закудахтали и оголтело захлопали крыльями; всюду полетели перья, со звоном перевернулось железное ведро с зерном, и за нарушительницей местного порядка, намереваясь переклевать ей все ноги, понеслись, угрожающе взлетая, два взбешённых гуся и огромный чёрный петух.       «Оно и к лучшему, — подумала Эстера, чудом избежав атаки острого клюва, — пусть теперь накинутся и на него».       Позади раздался звук взрывающейся бочки, ещё более оглушительное кудахтанье, блеяние коз и — Салазар, как же хорошо! — разгневанный голос взрослого мужчины.       Эриону точно попадёт!       Обрадованная Эстера тем временем обогнула дом целиком и снова очутилась на Главной улице. Опасаясь потерять с потом отвоёванное преимущество перед чужой физической подготовкой и не сбавляя темпа, понеслась по безлюдной, как она считала, дороге. И когда резко свернула за парикмахерскую, едва не сбила с ног из ниоткуда выросшего ребёнка.       — Ох!       Эстера чудом успела затормозить, и ребёнок, который оказался не ребёнком вовсе, отделался лёгким испугом.       — Всё в порядке? — не без удивления осведомилась Дита, когда секундой позже пришла в себя.       Обернувшись через плечо и убедившись, что никто не идёт, Эстера, еле дыша, нервно улыбнулась знакомой и выдавила:       — Да… всё отлично.       — А ты не…       Эстере вдруг померещилось, что за спиной шевельнулась тень, но снова поворачиваться она не решилась — слишком долго.       — Прости, я… я спешу. Поговорим потом, ладно? — И, не дожидаясь ответа, стремительно зашагала к Спиральной улице.       Первый крутой поворот — неприметный дворик с кривым, тут же отъехавшим в сторону заборчиком — и, наконец, хлипкая, состоящая из трёх полусгнивших на вид досок дверь.       Только очутившись в полумраке захудалого кабака, Эстера смогла свободно вздохнуть. Её всю потряхивало от возбуждения, вскипевшая кровь звучно пульсировала в висках, а боль в боку и резь в горле заставили застыть на месте, чтобы хоть немного перевести дух. Но стоять на пороге значило привлекать ненужное сейчас внимание, и измотавшаяся Эстера силком потащила себя в дальний угол.       «Мёртвая сирена» — а именно такое название носила эта клоака — практически пустовала. У стойки одиноко сидела уродливая старая ведьма. В тени у стены звучал приглушённый грубый гоббледук, но самих гоблинов было не разглядеть. Кажется, у закоптелого, почти не пропускавшего дневного света окна тоже кто-то сидел — но с большой вероятностью это могла оказаться гора несвежего тряпья.       Заняв место, Эстера некультурно положила локти на маленький деревянный столик и измождённо уронила голову на околевшие руки.       Чёрт её дёрнул прогуляться в окрестностях Хогсмида! Чёрт и непроходимая глупость. Следовало отправиться в замок с подругами, а не устраивать себе это… это!       Эстера поморщилась и от досады прикусила губу.       Нет, нельзя было убегать. Бесспорно, нельзя. Теперь это выглядело ещё страннее… Что он подумал? Что она совсем уж тронулась умом? Самолично совершила с Гэмп то, в чём он винил Тома?.. А если Эрион расскажет всё своему мерзкому дружку, тот непременно подтвердит любую клевету в её адрес… Может, следовало избить и наказать именно Феркла, а не Гэмп? Но тогда…       Чья-то тёплая рука неожиданно опустилась на плечо, и Эстера испуганно подскочила на месте.       — А, это ты… — рассеянно пробубнила она и укоризненно посмотрела на молодого, облачённого в асимметричную мантию мулата.       — Не ждала? — Тоби состроил грустную мину. — Я-то думал, ты пришла ко мне… снова с какой-нибудь любопытненькой просьбой, — добавил он чуть погодя и с лёгкой улыбкой.       — Я надеюсь, — сухо молвила Эстера, — что прибегать к подобным просьбам мне больше не придётся.       — Ну, разумеется… Впрочем, если что-то всё же понадобится…       Эстера вскинула на него мрачный взгляд.       — Ладно уж, дорогуша, не серчай. Я тебе что-нибудь принесу.       — Только давай не… — хотела было предупредить она, но Тоби уже круто развернулся и пошёл к барной стойке, за которой хозяйствовал трупоподобный лысый старик.       А тремя минутами позже на столик слеветировали большую горячую кружку.       Эстера осмотрительно принюхалась; напиток походил на сливочное пиво. Но, вероятно, это было никакое не пиво. После первого своего визита она в принципе опасалась что-либо здесь пробовать. Во второй раз зашла сюда по делу, но, признаться, Оборотное зелье, которым любезно снабдил её Тоби, тоже не принесло и толики радости или положительных впечатлений…       И всё же покидать «Мёртвую сирену» до захода солнца Эстера не решится. Вряд ли уж Эрион станет её где-то выжидать и караулить, но он в Спиральном, да и в Хогсмиде в целом, гость более частый, чем она, а второй марш-бросок из-за случайного столкновения с ним можно и не пережить… И куры с гусями ей тогда не помогут.       Смирившись с тем, что сидеть здесь придётся долго, Эстера сделала нерешительный глоток и почти сразу успокоилась; тёплая жидкость расползлась вниз по пищеводу, боль в горле притупилась, да и на вкус это «пиво» оказалось сносным. Напоминало молоко со слегка забродившим мёдом и специями…       Обхватив озябшими пальцами кружку, Эстера откинулась на спинку протёртого, вмонтированного в стену диванчика и прикрыла веки.       И почти сразу распахнулась скрипучая дверь паба.       На фоне залившего всё помещение солнечного света вырос тёмный силуэт. Радуясь, что не успела раздеться, Эстера натянула шарф на нос.       Вошедший прикрыл за собой дверь. Кругом снова воцарился полумрак, и какое-то время увидеть что-либо было почти невозможно. Шорох одежд посетителя раздался у стойки; он сделал заказ, и пока бармен готовил напиток, а бутылки и склянки парили в воздухе над лысой головой и тихо побулькивали, бегло оглядел таверну.       Эстера вздохнула с облегчением, убеждённая, что ничего интересного он для себя не обнаружил. Видимо, зашёл просто так… Мало ли тут любителей выпить горячительное средь бела дня?! Уже собираясь отругать себя за излишнее беспокойство, она уловила новое движение.       В её сторону, захватив свой заказ, уверенным, но неспешным шагом направлялся скрытый под тенью капюшона человек.       Рука сама собой потянулась к карману мантии — там лежала палочка. Но, стоило «незнакомцу» подойти, как Эстера отчасти негодующе, отчасти попросту удивлённо изогнула брови.       — Можно присесть? — вежливо осведомился Отан и, дождавшись заторможенного кивка, выдвинул из-под стола шаткий табурет и устроился напротив. — Если ты хотела скрыться, — отпив из своего стакана, монотонно заговорил он, — то тебе стоило снять слизеринский шарф. Школьная форма в подобных заведениях привлекает внимание…       Эстера почувствовала, как краснеет.       — Ну, знаешь ли, — она недовольно поморщила нос, — не все могут похвастаться большим опытом шатания по кабакам. — Но, невзирая на досаду от собственного промаха и непрошеного совета, стянула с шеи шарф и сложила его на коленях.       Отан криво улыбнулся.       — Это объясняет, почему я тебя тут раньше не видел. Но уверен, ты забрела сюда не сама.       — Норбан услужил. А что, вы часто здесь бываете?       — «Мы»? Не знаю, я чаще гуляю один. Но место неплохое, конечно. Тут забавные напитки — никогда не предугадаешь их действие, даже если будешь заказывать одно и то же.       Эстера опасливо покосилась на свою кружку. Приключений ей хватило, и очень некстати придётся, если Тоби подсунул не пятиградусный согревающий сидр, а ядрёную смесь с эффектом стирания памяти.       — Не волнуйся, — хмыкнул Отан на её замешательство. — Просто пей дальше. Или у тебя на сегодня какие-то планы?       — Да вроде бы нет… — Эстера смутно пыталась припомнить, что собиралась сделать нынче вечером, однако, несмотря на внутреннее беспокойство из-за некоего упущения, ничего не приходило на ум. — Но завтра с утра Трансфигурация, да и…       — У меня есть все нужные настои, — флегматично прервал её Отан. — Успеешь протрезветь. А коли захочешь, отсыплю и порошок из когтя дракона — будешь соображать ещё лучше обычного.       — И где ты, позволь узнать, его достал? — Эстера таки сделала маленький глоток. — Под его видом продают всё что угодно. Начиная от подкрашенного мела и заканчивая сушёным помётом докси, но никак не настоящий толчёный драконий коготь.       Отан беззаботно пожал плечами.       — Совру, если отвечу, что это такое простое дело. Дряни кругом пруд пруди, но опыт — как ты сказала? «шатания по кабакам»? — со временем помогает обзавестись разного рода связями…       — А я думала, — осторожно начала Эстера, припоминая яд, который она готовила с Томом и Отаном, и основу которого — семена белой беладонны — незаконно провёз в страну Норбан, — что это всё по части Лестрейнджа. Разве не он доставал вам… ну, ты знаешь?       Отан пожевал губу, точно прикидывая, стоит ли признаваться, однако ж сомнения его длились недолго. Эстера и не рассчитывала, что с ней чем-то поделятся, но он беспечно заговорил:       — Если бы мне подвернулось что-то эдакое, то и я бы «достал» — Том давно предупредил нас, что редкие… вещества и ингредиенты лишними не будут и не пропадут. Поверь, мы уже много чем успели его порадовать, пусть он и не сообщает об этом во всеуслышание. Ну, а я и для себя научился находить некоторую пользу… Всё-таки есть и преимущество в том, чтобы хорошо разбираться во всякого рода субстанциях и составляющих зелий.       Приободрённая прямым ответом Эстера отпила ещё немного из кружки и рискнула двинуться дальше.       — А то, что мы делали втроём… Том не объяснил тебе, для чего оно? Я не верю, что он всего лишь хотел попрактиковаться.       — Нет, он ничего мне не объяснил, — простодушно, даже скучающе бросил Отан, словно его абсолютно не волновала судьба смертоносного яда, который они тайно варили в подземелье. — И я бы сильно удивился, если бы Том поставил меня в известность. А спрашивать его… ну, я не настолько наивен.       Эстера невольно хмыкнула. Хоть она и не узнала, кому или для чего предназначалось снадобье, по крайней мере, почувствовала себя не такой в этом незнании одинокой.       Том скрытен со всеми, просто с кем-то чуть менее. Но если он сказал правду, если он и впрямь собирался со временем всё ей открыть, то это бы в корне поменяло дело.       Он докажет, что доверяет ей, а коли нет…       Возможно, это попросту коварно ударил в голову алкоголь, но Эстера поймала себя на крайне странном ощущении. На чём-то непонятном, неуловимом, но смутно знакомом. Будто всё повторяется. Вернее, должно вскоре повториться.       Раньше она не замечала, да и не могла заметить, что их отношения с Томом словно проходят круговые стадии. Закручиваются спиралью, погружая с каждым разом в новые глубины. И, надо признать, с этими новыми погружениями Эстеру неизменно настигали и новые потрясения.       Она поёжилась от скользнувшего вдоль позвонков из ниоткуда взявшегося мороза и сделала несколько глотков согревающего не-пива. На долю секунды ей стало, к своему стыду, как-то… жутко.       Вздор, конечно.       С чего бы это?       Том одним взглядом мог подстегнуть и вытянуть на поверхность чужие страхи. Он умел быть пугающим, не говоря уже о вшитой в его личность жестокости. Но это то, к чему Эстера привыкла. И это то, что ей временами нравилось… Вот правда с каждым витком той самой спирали его действия и решения становились всё бескомпромисснее и необратимее — и вот к этому совершенно точно нельзя было привыкнуть. Глупо даже тешить себя надеждами, что в определённый момент он скажет: «Этого достаточно», и всё прекратится. Эстера ведь ещё несколько лет назад замерла в ожидании надвигающейся катастрофы. И с тех пор будто бы так и не шевельнулась, позволяя приближаться гигантским, вот-вот грозящим перекрыть собой небосвод тёмным волнам.       Чего она ждала? Бесславной гибели или что он вдруг передумает и, как сейчас, побалует заботой?       Том умел быть удивительно неконфликтным и обходительным. Когда хотел. И оттого, что хотел он этого нечасто, проблески благодушия впечатляли особенно сильно…       Не свойственную ему доброжелательность попросту невозможно было не заметить.       Но Эстера не обманывалась. Понимала, что и в этот раз надолго его не хватит: их странные, в некотором роде больные отношения никогда не могли похвастаться стабильностью и… спокойствием. Чем слаще ощущались минуты после воссоединения, тем хуже ей потом приходилось.       Но разве могло стать ещё хуже?!       С другой стороны, не вечно же этому продолжаться — у всего имелся предел…       Ловушка и самообман, ничего сложного. Трезвые ясные мысли и осознание плачевности ситуации не способны были не то что препятствовать, но и рядом стоять с душевными порывами сызнова окунуться в эту ядовитую, привлекательную муть: податься навстречу тем самым волнам, утолить — пусть и ценой жизни — непереносимую жажду.       Дошла ли она до полного принятия своей губительной страсти? Едва ли. В груди и в мозгу по-прежнему безустанно копошились сомнения и чувство вины. Однако кое-какого признания от самой себя Эстера добилась — решила ведь, что противиться не будет, да и незачем: если тянет, она возьмёт.       Научилась у Тома.       Зависимость вызывают не только дурманящие зелья, травы и алкоголь, но и люди. Эстере к этому не привыкать — её зависимости сменяются одна за другой, но она знала, кто служил всему причиной. С кого это началось. И кем, стало быть, однажды закончится…       — Ты в порядке?       Эстера сморгнула наваждение и рассеянно, не слишком осмысленно посмотрела на Отана. И он, и интерьеры кабака, ранее незаметно ставшие чёрно-белыми, понемногу приобретали свои естественные цвета.       — У тебя было такое лицо… — медленно проговорил он, — что я решил, ты увидела собственный призрак.       — Ничего подобного.       — Конечно, — Отан склонил голову набок. — Я малость промахнулся. Готов поклясться, ты думала о чём-то худшем.       Эстера нахмурилась. Ей стало несколько неуютно и захотелось уйти, но она лишь поёрзала ногами и, дабы не терять связь с реальностью, обхватила тёплую кружку обеими руками.       Должно быть, чудаковатые мысли таки спровоцировал алкоголь.       — О чём ты?       — Мне доводилось пару раз окунаться в свои же воспоминания. Забавный опыт, на самом деле. Но, что важнее, помогает отслеживать отпечатки собственных мыслей на лице. Живёшь в уверенности, что никто не заметит то, как ты тихонько «ушёл в себя», никто не поймёт, о чём думаешь, но, знаешь, я убеждён: хороший окклюмент работает не с одними лишь образами в голове, — Отан неопределённо, как бы очерчивая круг, махнул в воздухе ладонью. — Мысли живут не только там, внутри черепушки. Они проявляются во взгляде, в выражении лица, в позе и в жестах. Это то, что я понял, наблюдая за собой со стороны.       — Прекрасно. Но какое это отношение имеет ко мне?       Эстера запоздало сообразила, что не хотела слышать ответ. Однако преисполненный напускного равнодушия вопрос уже сорвался с губ, и Отан, грешащий склонностью к нудежу, наверняка даст ответ.       — Самое прямое, — он потёр костяшками тыльную сторону ладони. — Можешь ничего не говорить — не новость, что ты мне не доверяешь. Собственно, я к этому и не призываю. Просто предупреждаю — на случай, если ты и вправду не хочешь, чтобы кто-то о чём-то догадался, — что твоё… м-м… неодобрение, предубеждение и всё прочее почти всегда неизменно отражается снаружи. Ты наверняка владеешь окклюменцией, не так ли? Полезно, но недостаточно, когда прячешь много тайн. Может быть, никто особо не замечает, хотя к этим «никому» Тома относить было бы грубой ошибкой. Я в этом убедился на собственном опыте, — Отан невесело ухмыльнулся, а затем так же невесело добавил: — А у тебя сейчас было точно такое же лицо, как у меня в лесу. И не только там. И знаешь, о чём я думал? Я думал о том, что встрял по самые уши, Роули, и что мне никогда не выпутаться из этого дерь… кхм, в общем, ты поняла…       Конечно, Эстера поняла. К своему неудовольствию.       Но к чему он ни с того ни с сего упомянул Тома?       «Много тайн…»       Это было так очевидно? Да и кому!.. Нытик, алкоголик, слабак, а разговаривал с ней как с идиоткой.       Том, бесспорно, ценил его таланты и ум, но, Салазар, не мог же её раскусить какой-то там Отан Нотт!       Сцепленные на кружке пальцы дёрнулись. От кажущегося непреодолимым желания швырнуть эту самую кружку ему в лицо. Сломать переносицу о край стола, забить Отана табуретом, отволочь в поле и сжечь ко всем драконам. Опробовать хвалёный Огненный шторм, с которым не совладал Эрион — Эстера искренне верила, что ей-то наверняка удастся.       А может, это какая-нибудь глупая проверка?..       Однако слабо верилось, что Том послал бы именно Отана разнюхать правду, да и с какой стати ему её подозревать? Тем более теперь, когда она натвердо попрощалась со всем «гриффиндорским».       Но вот если Эрион её сдаст…       — Благодарю за совет, Отан, — она испустила намеренно утомлённый вздох. — Я, признаться, без понятия, с чего ты решил, что я в нём нуждаюсь. Тебе случаем не приходило в голову, что это попросту моя особенность — со сложным лицом думать о всякой ерунде, которая не несёт в себе никакого подтекста?       — Разумеется, — Отан улыбнулся. — Ещё скажи, что это чисто «девчачьи дела и замашки».       — Меня порой поражает ваша избирательность, — Эстера неласково глянула исподлобья. — Когда я в чём-то отстаю или не согласна с вами, мужчинами, вы списываете это на мою «женскую натуру». Но во всё остальное время словно бы про неё забываете. Такими темпами я всерьёз начну думать о себе как о бесполом существе. Но ведь я всё ещё остаюсь женщиной. И могу — и, представляешь? — хочу заниматься этими самыми «девчачьими делами».       Отан поднял ладонь в примирительном жесте.       — Я ничего такого не имел в виду. Во-первых, если ты помнишь, моя фамилия — Нотт, а не Эйвери, поэтому у меня нет привычки маневрировать словами в целях уничижения дам. А во-вторых, кроме него никто тебя за мужика в юбке не считает.       — О, я польщена. Такая честь…       — Нет, это правда, — он коротко рассмеялся. — Но если бы ты знала, о чём говорят парни, когда остаются одни, вероятно, и впрямь захотела бы стать мужчиной… ну или как минимум дурнушкой. — Эстера выжидающе вскинула брови, и Отан уже не так охотно продолжил: — Вряд ли ты питаешь иллюзии относительно них после увиденного, однако должен предупредить — скорее, даже напомнить, — что по большей части они именно такие — животные. Не все, но многие. Не подумай, что я пытаюсь выделиться на их фоне — веришь или нет, мне это совершенно не нужно. Но факт остаётся фактом. Полагаю, ты с лихвой ощутила бы это на себе, не будь ты под… кхм, протекторатом Тома и твоего брата. Раньше я бы добавил в «список» и происхождение, но и оно, как ты могла убедиться, не всегда может решить проблему.       — Если всё так, как утверждаешь ты, Отан, то прямо сейчас под угрозой находится большинство студенток Хогвартса.       — Именно так и есть, — спокойно отозвался он. — Не обижайся, Эстера, но ты ведь живёшь в пузыре, притом сильно ограниченном соответствующим и высокородным окружением. Стараниями Кассандры некоторые слухи могли достигнуть и тебя, но это лишь малая — и нередко сглаженная — часть того, что происходит на самом деле. Откуда тебе знать, с какими проблемами сталкиваются нечистокровные? Девушки — да и парни тоже — не часто бегут рассказывать всем подряд о шантаже и домогательствах. Если вообще о них помнят… Так было до нас и, вероятно, продолжится после нашего выпуска. И Эйвери, и Малфой, и те, кто учились здесь десять и двадцать лет назад, понимают, какую власть предоставляют связи и хорошая фамилия. И в большинстве случаев руководство мало чем способно помочь: всё крайне тяжело доказуемо, а если и доказуемо, Совет попечителей своих отпрысков в обиду не даст. Поэтому… — Отан издал смешок и отпил из кружки, — радуйся, что грязные разговоры Макнейра, Яксли и прочей швали останутся разговорами. Не знаю уж, в чём дело: насолила ли ты им, или это их недержание, но к прямым действиям они не прибегнут. Боятся.       Несмотря на захлестнувшее её омерзение, Эстера едва не рассмеялась. «Протекторат Тома!». До чего смешно звучит. И Аспидиса ещё приплёл. Сказать бы Отану в лицо, что, если бы не эти двое, Эстеру в принципе ни от кого и ни от чего не пришлось бы защищать, но он и без того с лишкóм о себе возомнил.       — И чего они, по-твоему, боятся? — съязвила она, не удержавшись. — Что Том или Аспидис их поколотят? Мой брат никто без приписки «Крауч» после своего имени. С Томом, не буду юлить, чуть сложнее, но и он был бы сильно скован без «соответствующего окружения». Ты ошибся, Отан, когда списал мою фамилию со счетов. Так что, если я кому-то и обязана собственной сохранностью, то именно ей — и никак не рыцарям-покровителям. У Теи, Кэсс и Фрины нет под боком заботливых кузенов и всемогущих Реддлов, однако сон их во много раз крепче и спокойней моего. Угадаешь почему?       — Не берусь спорить, Эстера. Правда присутствует и в твоих словах. Но всё взаимосвязано. На Слизерине нет маглорождённых, твои подруги — чистокровные и, не будем друг другу врать, держатся в стороне от того, чем занимаемся мы. И правильно делают. Ты сама это признала. Сама понимаешь, что твоя близость с нами имеет определённые издержки. И если когда-нибудь случится так, что Том от тебя отвернётся… боюсь, твоя семья тебе не поможет.       — Неужели? — вконец взбеленилась она. — Это ты тоже понял на «своём» опыте?! Ощутил его немилость на собственной шкуре? Или он предоставил какие-то бумаги, где несмываемыми чернилами по пунктам разобрал, что ждёт каждого, кто его разочарует? А он случайно не обмолвился о том, как ненароком его не расстроить? Я, представляешь, без понятия…       — Повторюсь, что не могу быть в курсе всего происходящего, но кое-какую закономерность во взаимоотношениях Тома с окружающими проследить могу. И спрогнозировать серьёзность последствий для каждого — тоже.       — А Том знает, что ты за этой закономерностью следишь и что-то там просчитываешь?       Отана не смутили ни испытующий взгляд, ни провокационный, сочащийся ядом вопрос. Во всяком случае, своего замешательства он не выдал. Ему и вправду всё равно, что она и сама может сделать так, что Том от него «отвернётся»? Он настолько храбрый? Или попросту слабоумный?..       — Знает. Если Том хочет что-то скрыть, он скрывает — причём так, что ни у кого и мысли не возникает о чём-то переживать.       Эстера невольно расплылась в жёлчной улыбке и не менее ехидно обронила:       — Это напоминает паранойю, Отан. Не находишь? Том — не всевидящий оракул, просчитывающий все свои и чужие ходы и не допускающий ошибок. Он не может всего знать и за всеми следить.       — Ему и не надо. Том следит лишь за теми, кто ему интересен. И я, как и многие другие, отнюдь не на первом месте.       Отан внимательно наблюдал, как та самая улыбка медленно сползала с лица Эстеры, однако никакого злорадства не демонстрировал. Хотя мог. И имел право. Она вот никогда своих насмешливых взглядов не скрывала и не собиралась.       — Том что-то тебе говорил?.. — Эстера досадливо поморщилась от того, насколько настороженно прозвучал её вопрос. И от того, что он в принципе сорвался с языка.       Дура. Следовало промолчать.       Отан трепался похуже прожжённых хогвартских сплетниц, раз пришёл и так легко вступил в диалог с по сути посторонним человеком. Кто знает, что он обсуждал с другими? Особенно, если был в курсе болтовни Макнейра и Яксли, самых мерзких уродов на белом свете.       От волнения Эстеру бросило в жар, и чтобы не показаться слишком уж растерянной и напуганной, она вновь принялась за своё не-пиво.       — Я не настолько с ним близок, — унизительно-снисходительно отозвался Отан, и Эстера с удвоенной силой захотела его проклясть. — А коли был бы, то, смею думать, не стал бы с тобой делиться чем-то эдаким…       — Значит, — смочив горло, начала она, — ты считаешь, что достаточно неинтересен для Тома, раз позволяешь себе раздавать сомнительного рода предупреждения тем, кто его хоть сколько-нибудь волнует… И полагаешь, что это сойдёт тебе с рук; что Том от тебя «не отвернётся» и что к своим друзьям мужского пола он отнесётся невзыскательно. Я правильно тебя поняла?       Отан смотрел на неё примерно с минуту, безмолвствовал и не моргал. Затем слегка нахмурился, словно вёл в голове спор с самим собой, отпил из кружки и поднял на Эстеру усталый взгляд.       — Мы учимся в школе, — с непроницаемым лицом констатировал он. — Живём бок о бок вот уже который год. В чём-то нас это роднит и сближает, но по большей части теснит и сталкивает с лишними конфликтами. И всё-таки… Хогвартс сдерживает. Держит в рамках не только нас, но и его. А что будет после того, как мы выйдем в мир? Ты помнишь наш разговор летом? Я с тех пор об одном этом и думаю. Морально готовлюсь и всем советую делать то же самое. Что именно нас ждёт, знает один Том. Но о чём-то наиболее предсказуемом и банальном ты ведь и сама догадываешься…       «И догадываюсь уже не первый год», — мрачно подумала Эстера и поставила почти опустевшую кружку на стол.       И именно благодаря этой догадке она когда-то решила во что бы то ни стало сблизиться с Томом. Оправдывалась перед собой, наивно верила — или попросту делала вид, — что собирается тем самым на него влиять, а где-то и вовсе контролировать. Не иначе как шутовство. Если кто на кого влиял и контролировал, то один лишь Том. И тягаться с ним в этом — всё равно что пытаться обогнать гриндилоу в воде, феникса — в небе, а гоблина в — жадности. Даже интерес к Тёмным искусствам, во многом вызванный желанием впечатлить не то Тома, не то отца, в итоге был не более чем попыткой обосновать свою пагубную, примитивную тягу к человеку. И единственное хорошее, что могла подарить близость с Томом, — относительная безопасность из-за самого факта выбора правильной стороны. Ничего кроме. Однако для Эстеры и это — как она недавно осознала — не являлось первопричиной. Иначе продолжила бы она рисковать раз за разом, ставя под угрозу ту самую лояльность, о которой нынче распинался Нотт? Даже он, посторонний ей человек, заметил, что она ходила — и продолжает ходить — по лезвию бритвы…       Неужели это до такой степени очевидно?       — Ты его, значит, боишься… — неторопливо и отрешённо произнесла Эстера непонятно зачем.       — Конечно боюсь, — ни секунды не думая, кивнул Отан. И никак не смутился. — Я же не гриффиндорец.       Эстера фыркнула.       — И слава Мерлину, — добавила она, стряхивая хмурую задумчивость. — Они только и знают, что наживать себе проблем. И другим заодно…       — Есть такое. Не понимаю, завидовать ли их упрямству, или радоваться, что у меня его нет…       — Упрямство Гриффиндора, мудрость Рейвенкло, изворотливость Слизерина и разгильдяйство Хаффлпафф — из всего этого выживанию способствуют лишь два качества.       — Возможно. Но разве в жизни главное выживание? Звучит не очень, если честно. Хаффлпаффцы и их непосредственность — то, к чему я стремлюсь, — Отан уже подносил стакан ко рту, но вдруг остановился на полпути. — Мне, к слову, показалось, что я видел тебя с одной девушкой… Она ведь учится на Хаффлпаффе, разве нет?       Эстера медленно моргнула, параллельно пытаясь сообразить, как бы половчее сменить тему.       — Ты что, за мной следил?       — Просто шёл туда же, куда и ты, — отмахнулся он. — Я бы и не обратил внимание, но вроде как ты с ней же говорила и в Хэллоуин… Не ожидал, что ты общаешься с кем-то с других факультетов.       — Поверь, я была бы не против не общаться. Но, к сожалению, статус старосты порой обязует пересекаться не только с такими же старостами, вроде занудной Оливии Хорнби, — Эстера скривилась вполне искренне и, поймав это пренебрежение в собственном голосе, попыталась пронести его и дальше. — Но и с людьми более… досаждающими, что ли. Им зачастую приходится повторять одно и то же по несколько раз. Утомительное занятие.       — Могу я поинтересоваться… что же такого ты объясняла этой девушке? Я отчего-то подумал, что ваши беседы… носят довольно неформальный характер. И если так, тогда я бы взял назад свои слова о том, что ты живёшь в пузыре.       Отан не стушевался под её сердитым взглядом. Расслабленно допил свою бурду и сделал знак бармену повторить заказ.       Чего это ради он выспрашивал про Диту?..       Что надеялся узнать?       Для каких целей?..       — Я просто умею быть вежливой, Отан. Особенно, когда говорю с чрезвычайно несмышлёнными людьми. А эта маленькая маглокровка, насколько я могу судить по двум нашим встречам, именно что несмышлённая дурочка, крайне наивная и беспечная. Как мне с ней ещё разговаривать? Я испытываю к ней жалость — это правда. И раз уж зашла речь, проясню: я вовсе не против жить в пузыре, если он избавит меня от подобного рода людей. А почему ты ею заинтересовался? — В наступление Эстера пошла с куда большей охотой и напором. — Из-за смазливого личика? Не моё дело, конечно, но я бы не советовала с ней связываться. Ты ведь не глупый — чего нельзя сказать о ней, — поэтому предвижу, что она быстро наскучит любому здравомыслящему человеку. В Хогвартсе есть девушки и красивее. И я уж молчу про то, что коротышка-маглокровка — ну совсем не подходящая для тебя партия. Даже на один вечер.       Отан только рассмеялся, словно счёл её слова шуткой или попросту ей не поверил — разобрать было крайне сложно.       — Ты этому у Теи нахваталась? На тебя совсем не похоже.       — Прости, я как-то упустила момент, когда ты хорошо успел меня изучить. Не напомнишь?       — Да запросто. — Отан отвлёкся на подлетевшие к ним два напитка. Поблагодарил бармена кивком и придвинул один бокал с тёмно-синей, пахнущей древесной корой жидкостью к Эстере. Весьма некстати её не-пиво почти закончилось, а вот пить после него хотелось неимоверно. — У нас — вернее, у меня — было полных шесть лет для наблюдений. За всеми нашими немногочисленными однокурсниками.       Синее пойло так сильно обожгло гортань, что Эстера раскашлялась. А когда всё прошло и она смогла говорить, не узнала собственный голос — до того он почудился ей сиплым.       — Что это, Нотт? Заявляешь, наблюдал за мной шесть лет, но так и не понял, что эта бурда мне не понравится?       — Понравится, вот увидишь, — уверенно кивнул он и достал из-под мантии портсигар. — Давай, выпей. В этом и смысл, понимаешь? Здешние коктейли надо пить до дна — только так и достигается эффект. И между прочим, — он подцепил пальцами сигарету, сунул в рот и жестом указал на лысого бармена, — этот старик непревзойдённый зельевар. Уверен, потягается и с нашим Слагги. Он делает всё сам. И порции рассчитывает, исходя из примерной массы клиента. Первоклассное обслуживание и персонализированный подход — это могло бы быть честным слоганом «Сирены».       — А много ли в Спиральной похожих заведений? — Голос вроде как стал прежним, и Эстера осторожно отпила ещё. На вкус — пряная жгучая ель и сладкая морковка. И вправду… неплохо.       — Ну… — Полоса залившего всё света привлекла внимание обоих. В трактир вошла небольшая группа людей и, закрыв дверь, сразу направилась к барной стойке. Отан же, прикурив себе палочкой, посмотрел на Эстеру и улыбнулся. — Если достаточно интересно, мы составим тебе компанию…       Под «мы», как выяснилось минутой позже, он подразумевал Альфарда Блэка, златокудрую красивую девушку, представившуюся Деборой, и смутно знакомого Эстере юнца — его звали Равен.       — Как, совсем меня не помнишь? — хихикнул он, присаживаясь напротив; количество стульев было ограничено, и молчаливая, чутка странноватая Дебора беззастенчиво села на колени Альфарду. — А ведь мы проболтали целых два часа!       — Что ты ей дал, Равен? — полюбопытствовал Альфард, одной рукой поглаживая Дебору по спине, а второй побалтывая то ли воду, то ли водку в гранёном стакане. Его обычно уложенные волосы были собраны в небрежный короткий хвост, а несколько тёмных прядей касались скул. Ни разу прежде столь расслабленным Эстера его не видела. — И когда?       — По ощущениям — вчера, братишка, — Равен взбудораженно покусывал сухие губы и тарабанил пальцами по своему бедру. — Но я и родился будто бы вчера, ты меня знаешь, как и то, что я не ориентируюсь во времени. Ну а ты? — Он так резко повернулся к Эстере, что она отпрянула; Равен, впрочем, этого словно бы не заметил и продолжил буравить её глазами неопределённого цвета. — Понравилось? Как впечатления?       Эстера силилась понять, кто он такой: низковатый худой мальчишка, на вид самую малость старше Торфинна.       Откуда она могла его знать?       — Мы, сестрица, встретились здесь же, — любезно подсказал Равен, а из его рукава выпал маленький коробок; он ловко сдвинул крышку и, прежде чем Эстера успела что-либо сделать или возразить, высыпал щепотку непонятно чего в её бокал и растянул рот в наглой улыбке. — А ещё поцеловались в уборной.       Мерлин.       Альфард и Отан засмеялись, а Равен всё продолжал свой гипноз — и от его лица почему-то не представлялось возможным отвернуться.       — Сколько тебе лет? — выдавила Эстера, не желая верить, что целовалась с малолетним.       Увы, события той злосчастной ночи обрывками всплывали в голове.       И, к огромному неудовольствию, доказывали, что он не врёт…       Какой позор.       — Больше, чем ты думаешь, — с той же улыбкой ответил Равен. — И точно больше, чем тебе. А возможно — и вам всем вместе взятым…       Эстера не сдержала облегчённого вздоха, и на этот раз рассмеялся Равен.       — То есть для тебя предпочтительнее, — с напускной строгостью начал Альфард, — чтобы он оказался престарелым любителем пичкать школьниц всякой дрянью, чем самой стать растлительницей малолетних?       — Я сказал «возможно», — претенциозно поправил его Равен и, наконец, отстранился от Эстеры. — Может быть, мне двадцать, а не пятнадцать, как она думает. Но я не возражаю, чтобы меня растлила какая-нибудь хорошенькая старшекурсница.       — Нельзя растлить то, что давно утонуло в пороках, — фыркнул Отан; он вовсю дымил своими едкими сигаретами и ловко перекатывал чёрную монетку меж пальцев.       — И всё-таки, дамы, — Равен перевёл взгляд с Эстеры на Дебору, — имейте в виду моё предложение.       Альфард сделал неприличный жест и плотнее обхватил молчаливую красавицу; та, впрочем, ни на что не отреагировала и беззаботно потянулась к портсигару Отана.       — Ты тоже учишься в Хогвартсе? — осведомилась Эстера, когда Деборе подкурили. Кассандра и Тея знали практически всех, кто учился курсом старше или младше, хотя и считали себя выше общения со многими из них. А вот Эстера столь обширными связями похвастаться не могла — Отан в этом не ошибся.       — Нет, — Дебора покачала головой. — В Кембридже.       Эстера озадаченно посмотрела сперва на неё, затем на Отана; и если ей не померещилось, эта озадаченность его порядком позабавила.       — Ты на домашнем обучении? — скорее утвердительно произнесла она.       Однако Дебора снова покачала головой.       — В Кембридже есть университет, — пояснил Альфард, глядя на Эстеру. — Весьма древний, стоит отметить. Немногим моложе Хогвартса.       Повисшая тишина, кажется, не смущала никого, кроме самой Эстеры. Было ли дело в алкоголе или она попросту разучилась общаться с людьми, но смысл полученной информации не спешил укладываться в уме.       — Я сквиб, — вот так легко, не испытывая какой-либо неловкости, сообщила Дебора и, затянувшись, небрежно стряхнула пепел с сигареты.       Сквибка на коленях Альфарда Блэка.       Это было настолько неожиданно и в то же время комично, что Эстера сама не поняла, как умудрилась удержаться от смеха или некультурно выпученных глаз.       Ах, что бы сказала несчастная Вальбурга?!       Помнится, на именинах мистера Малфоя её оскорбил сам факт того, что какая-то девица — кажется, дочь Фаренсбаха — посмела признаться, что магические способности у неё проявились поздно, оттого-де семья пристроила её в магловскую школу, где она и училась, пока не произошёл первый магический всплеск. Да, точно. Оскорблённая Вальбурга тогда разошлась не на шутку. А Альфард… он ведь сдержался, сестре не воспротивился. Знаком ли он был с Деборой в тот момент? Или нашёл её уже после лета?       Сам факт того, что святая плоть Блэков соприкоснулась с подобной скверной, поразил бы бедную Вальбургу до глубины души — если она у неё вообще имелась. Вероятно, после такого откровения засушенную голову Альфарда поместили бы в один ряд к домовым эльфам — никаким другим образом в фамильный дом его больше бы не пустили.       Фантазия разыгралась столь бурно и стремительно, что Эстере пришлось запить уже подкатывающие к горлу смешки.       — Вспомнила мою ненаглядную сестру? — Альфард издевательски изогнул брови и тоже закурил; от едкого дыма у Эстеры защипало в носу. — Не сомневаюсь, её хватил бы приступ.       — Как и всех твоих родственников, — не сдержалась Эстера, всё ещё генерируя в голове разной степени шокированные выражения лица Вальбурги.       — Ну, в этом мы с тобой похожи, не находишь? — Он расслабленно выдохнул мутное колечко в потолок и лукаво улыбнулся. — Полукровка, бесспорно, всяко лучше сквиба, но сомневаюсь, что достопочтенного мистера Роули это утешит…       Что же.       Альфард говорил правду. И от этой правды озорные мысли Эстеры тотчас же улетучились.       — Я и не знал, что попал в Клуб юных родительских разочарований, — ехидно вставил Равен. — Или ты, Отти, исключение?       — Алкоголик, разгильдяй и пессимист нынче повод для гордости? — Альфард многозначительно покосился на Отана; тот флегматично пожал плечами.       — Моим безразлично, пока я не доставляю проблем. А это тяжело, учитывая, что мы почти не видимся.       — Значит, у тебя всё впереди, — хохотнул Альфард. — Обязательно влюбись в какую-нибудь миленькую маглу. Нам необходимо разнообразие.       — А я?! — возмутился Равен и вытряхнул содержимое коробка в стаканы остальных; и Эстера лишь после этого осознала, что уже выпила бурду, в которую он что-то добавил. Беспечности такого масштаба мог позавидовать Варнава Вздрюченный. Но, видимо, дубинки троллей отшибли все мозги не только ему, поскольку никакого беспокойства в Эстере не зародилось. — Мне тогда найти себе страстную русалку? Или кроткую эльфийку?       — Самка акромантула, Равен. Иной пассии с тобой не совладать.       — У них весьма нежная, но крепкая паутина, между прочим. И невероятно ценная. Если я в кои-то веки перестану нуждаться в деньгах, то согласен. Можете вести меня на брачное ложе.       — Ты — и нуждаться в деньгах? Не смеши, — Альфард скривился, разом опрокинул в себя всё содержимое стакана и тут же дал бармену знак повторить. — Если бы не транжирил всё, что зарабатываешь на торговле мутью, то купил бы Малфой-мэнор со всеми его надушенными обитателями.       — Если бы я не транжирил всё, что зарабатываю на таких, как ты, братишка Альф, то жизнь потеряла бы все краски. Для тебя. Да и для Отти тоже. Порой я жалею, что перевёл наши отношения из чисто деловых в сердечные. Как считаешь, стоит вернуться к коммерции, а?.. То-то и оно!       Вот как, значит, Отан познакомился с Равеном. Купил — не исключено, что по указанию Тома, — нечто запрещённое. А заодно обзавёлся друзьями.       Странно, конечно: в школе этих двоих Эстера никогда не видела вместе. Альфард и учился курсом ниже, и в принципе редко проводил время с компанией Тома, хотя наверняка был бы желанным гостем. Ни один Блэк пока что в число приближённых не вошёл: Сигнус закончил школу, когда они учились на первых, Вальбурга хоть и питала тайную симпатию к старосте школы, не позволяла себе с ним общаться сверх необходимого, трусоватый Орион пошёл по стопам строгой кузины, а Альфард… Альфард ни к кому из нынешних семикурсников приязни не питал. Так, во всяком случае, считала Эстера. А теперь не без удивления обнаружила, что с Отаном он вполне неплохо ладил.       Похоже, её «пузырь» ощутимо перекрывал обзор. Если подумать, Эстера мало кем интересовалась и никого вне своего факультета не замечала. Даже с Эрионом она сблизилась исключительно по его инициативе.       Но если учесть, к чему это привело, то не так уж плохо и дальше, не высовываясь, сидеть в родном безопасном «пузыре» и горя не знать.       — Мы хорошие приятели. — Голос Альфарда послышался справа, и Эстера повернула голову на звук. Они сидели плечом к плечу в обветшалом помещении с невероятно низкими потолками. На маленькой сцене в углу пританцовывали одетые в нелепые лоскутные мантии домовые эльфы и играли на причудливых инструментах. Эта какофония, к счастью, доносилась до слуха крайне замедленно и тихо. — Не знаю уж, как это вышло, Нотт иногда занудный малый. Но раз в неделю с ним покуролесить — самое то.       Очевидно, алкозелья давно подействовали, просто осознала Эстера это только сейчас. Перед глазами тут же пронеслись сотни быстросменявшихся картин: как они впятером выдули здоровую бутыль чёрной, смолистой жижи со вкусом фундука, как вскоре вышли из «Сирены» и Равен аппарировал с ними в какую-то дыру под названием «Последний котёл» на окраине Лондона, но короткая перебранка с гоблинами вынудила его вернуть всех в Хогсмид; у Деборы от аппараций кровь носом пошла, и Равен принялся отпаивать её неведомым зельем, которым, впрочем, поделился и с остальными; у всех от него закружилась голова, затем случился групповой истерический приступ хохота, и когда эффект стал спадать, они пришли сюда, в тесную душную каморку, напоминавшую чулан для мётел.       А ещё Эстера поняла, что всё это время разговаривала с Альфардом. И размышляла о природе его дружбы с Отаном не в мыслях, а вслух задавала конкретные вопросы.       Мозги словно превратились в сладкую вату, и это состояние сонного покоя очень ей нравилось.       — Куролесить раз в неделю… — повторила Эстера, устраиваясь на раскиданных всюду подушках; несмотря на тесноту помещения, диван, на котором они полулежали, был широкий, просторный и безумно удобный. — По Нотту всегда видно, чем он промышлял прошлой ночью, а вот по тебе нет. Это какая-то особая магия, Альфард?       Он тихо рассмеялся и, чокнувшись с рюмкой Эстеры своей, выпил содержимое — это была тыквенная настойка с хреном, — затем подложил ладони под голову и откинулся на одну из подушек.       — Не хочу, чтобы Орион настучал Вальбурге, она — отцу, а отец — матушке. Меня лишат наследства, выжгут с семейного гобелена, и не на что станет кутить. Я этого не переживу.       — Значит, обе наши тайны в сохранности? — как бы между прочим осведомилась Эстера. Её не слишком заботило — по крайней мере, на данный момент, когда она валялась в стельку пьяная чёрт знает где, — что о её поцелуе с малознакомым подростком-мужчиной прознали трое людей, не говоря уже о самом факте нахождения в подобного рода местах, и всё же не лишним было перестраховаться.       — Лично у меня одна тайна — моя безнадёжность.       — А я думала, две. Как же Дебора?       — Ах… — Альфард загадочно улыбнулся и прикусил губу. — Милая Дебби… Не знаю, что пленило меня больше: её красота или сам факт её «неполноценности».       — Это шутка? Ты с ней лишь за тем, чтобы насолить семье? В чём смысл, если ты это скрываешь?       — Ну, а что насчёт тебя? — в свою очередь, бойко спросил он. — Какую твою тайну сохранить мне? Факт того, что благоразумная и прилежная Эстера Роули по выходным не прочь махнуть со всяким сбродом? Или то, что встречается с малоимущим полукровкой-Реддлом? Ты, кстати, с ним из-за великой любви? Или тебя тоже, как и меня, влечёт азарт — несравнимое ни с чем чувство от нарушения правил. Вековых устоев. Банального здравого смысла. А может, и ты втайне жаждешь, чтобы тебя поймали с поличным и ты потеряла всё, что ограничивает? Стала свободной, сбросила все оковы и, более ни о чём не беспокоясь, пустилась в вольный полёт? Мы ведь оба никогда не решимся совершить это сами — сказать им в лицо, что отрекаемся и уходим; мы ждём наказания и изгнания; ждём, что выбор сделают за нас.       Эстера поморщилась от того, как много слов он произнёс, и Альфард расплылся в самодовольной улыбке, будто именно такой её реакции и ожидал.       Провокационная речь, однако, не казалась попыткой вывести на негативные эмоции — это было совершенно ясно и по тону голоса, и по тому, с каким выражением он говорил. Без намерения уколоть или пристыдить, но с явным желанием услышать правду.       Наверное, лишь по этой причине Эстера и не разозлилась.       По лицу Нотта, например, зачастую нельзя было определить, о чём он думал. Оно всегда у него оставалось или безэмоциональным, или — в последнее время всё реже — меланхоличным. Даже когда он улыбался или смеялся, в нём недоставало внутренней искры и живости. Силы духа. Эстера ему не доверяла. Не хотела и пытаться; он не мог, как она считала, дать взамен, поделиться чем-то равнозначно ценным. Таланты в школьных дисциплинах — то, почему его ценил Том. Но для неё они были неважны. Отан только сегодня открылся с другой стороны… словно сумел доказать — осознанно или нет, — что не такой уж он и болван и в нём сосредоточена не одна лишь вселяющая уныние и раздражение нерешительность. Нравиться Эстере он больше не стал, и всё же пренебрежения к нему слегка поубавилось.       А вот лояльность к Альфарду родилась чуть ли не в ту же минуту, когда он сел к ним за стол. Его живые глаза, активная мимика и лёгкость в поведении поневоле располагали к себе. Полная противоположность тому Альфарду, которого Эстера знала по школе. Тот был сухим скучнейшим парнем. В меру педантичным, но большей частью холодным и высокомерным — словом, типичнейший Блэк. Кроме имени, фамилии и приятной наружности представлялось решительно невозможным найти в нём нечто занимательное или глубокое. Может, где-то внутри и скрывалось знаменитое Блэковское безумие, но в сравнении с его сестрицей Альфард и здесь никуда не годился.       Ни галлеон, ни лепреконское золото.       Поэтому, если и стоило учиться у кого-то блестящему умению вести двойную жизнь, не привлекая внимания, то только у него.       — Ты же не будешь утверждать, — не дождавшись её ответа, заговорил Альфард, — что я всё это выдумал и ты совсем не такая?       Эстера фыркнула и вынужденно согнула ноги в коленях и подтянула к себе: на край дивана плюхнулся Равен и зацепил с собой и Отана. Они очень увлечённо и громко болтали.       — Нет, Альфард, — устало вздохнула она и поправила подол платья, — сегодня я решила не спорить с очевидным. Хотя признаваться в этом неприятно.       — Значит, я прав, — деловито кивнул он. — Я, знаешь ли, слышал кое-что от Вальбурги пару лет назад. Не сразу поверил, конечно, пришлось приглядеться. Что уж, порой и она бывает на редкость прозорливой.       — Если ты про осуждение моего «тесного» общения с такими, как Том, то твоя сестрица успела самолично это осуждение мне продемонстрировать.       Альфард ребячески хихикнул и, развернувшись на бок, к Эстере лицом, положил голову на руку.       — И насколько же оно тесное?       — Не теснее твоего общения с Дебби, — невозмутимо отрезала она, обняв колени; Равен решил устроиться на диване с удобством даже ценой её отдавленных ног. — Ты и впрямь такой большой любитель сплетен?       — Я не спрашиваю о подобном всех подряд, — улыбнулся Альфард. — Кем ты там мне доводишься? Через двоюродную тётку Ликорис твой отец мне кузен, значит… а ты, стало быть, племянница… Так вот, не чужие люди! Да… семья, гордость, верность, что-то там ещё. Кровь роднит, чистота навек, никаких сквибов и полукровок, на маглов и смотреть нельзя. Общие ценности, Эстера. Надо им соответствовать и взращивать в будущих поколениях. Я по праву старшего тебя научу, как жить эту жизнь.       — Но я старше тебя, — рассмеялась она. — Мне и учить, значит.       Альфард отмахнулся.       — Я твой дядя. Это куда важнее. Так вот, — он склонился ближе к её лицу, — можешь своему дядюшке довериться и поведать, что там тебе нашептал наш уважаемый староста-искуситель, раз ты решила, что сблизиться с ним — хорошая идея? В Хогвартсе полным-полно грязнокровок, выбрала бы любого из них. Это всяко разумнее, чем водиться с ним.       — Не поверишь, Вальбурга сказала мне почти то же самое. Но без рекомендации переключиться на кого-то сомнительней.       — Сомнительней личности, чем Том Реддл, в нашей школе не сыскать, — хмуро заметил Альфард, а затем резко вскинул брови — точно на него вдруг снизошло озарение. — А-а-а… ну, да. Теперь всё встало на места, — он многозначительно закивал. — Мои вопросы отпадают сами собой — причина, по которой он тебя увлёк, оказывается, долгое время лежала на поверхности…       Эстера кинула ему в лицо одну из подушек, а следом полетела и вторая.       — Том красив и умён. Он много каким девушкам любопытен. Даже Вальбурге он нравился, хоть она скорее откусит себе язык, чем в этом признается. А ты бы лучше поинтересовался, почему он увлёк стольких парней.       — Ох, — Альфард театрально вздохнул и, отбросив подушки на пол, уселся по-турецки, — моя сестра и Реддл… Убийственная бы вышла пара… А какая радость нашим старикам — представить не могу. Даже жаль, что этого не случилось.       Эстера повела плечами.       — Вальбурга принципиальная… в отличие от нас.       — Да уж… А те самые «парни» — нет. Вот и весь ответ, почему их увлёк Том. Никакой тайны или интриги, оттого и интереса сей факт не пробуждает.       — Ну и я такая же.       — Я считал, ты должна быть умнее, — выпалил Альфард; судя по его лицу, вообще не переживая, что может обидеть. — Хотя я и про Отана так думал. Он меня разочаровал, и мы долгое время не общались. Но вот мы здесь. Не знаю уж, что там в вашем овеянном мрачной тайной кружке произошло, но на него это оказало сильное влияние. Вроде как мозги немного встали на место, а то такой кретин был…       — Отан тебе не рассказывал?       — Нет. Да я и слышать ничего об этом не хочу, Эстера. Любопытство гнома сгубило. Я планирую пожить в своё удовольствие, желательно подальше от общества кретинов, вроде твоих друзей.       — Они мне не друзья.       — И всё же ты с ними, — невозмутимо парировал он. — Называй это как душе угодно, а суть одна — вы круглые дураки. Я это говорил Нотту и говорю тебе. Жаль, правда, что эффекта ни на кого из вас мои слова не возымеют, пока самолично не обожжётесь.       — Всё куда сложнее, Альфард, — терпеливо обронила Эстера, не надеясь, в сущности, что он поймёт.       — Разве? А по-моему, всё просто. Дураки хотят быть одураченными. А вы, ко всему прочему, ещё и побитыми. Но я не осуждаю. Вернее, осуждаю, но по другой причине. Я, например, тоже дурак. Тем не менее я сам себе голова, господин и судья. Захочу — перестану дурачиться. А вы… Мерлин вам в помощь, но от Реддла я ничего хорошего бы не ждал.       — Продолжай так считать и впредь, — сказала Эстера без малейшей доли сарказма или иронии. — Я серьёзно. Держись от него подальше и наслаждайся. Надеюсь, ты достаточно умён и для того, чтобы не сплетничать о Томе столь неосмотрительно со всеми подряд. А то мне думается, что именно необузданная болтовня вас с Отаном и свела вместе.       — Нас свела трусость, — хмыкнул Альфард. — Так я полагал в начале. Затем понял, что Нотт никакой не трус. Его терзания иного толка, он их со мной не обсуждает. Но я знаю: Отан достаточно смел, чтобы отречься от всего, что презирает. Похоже, верит, что ещё не время. А может, есть и другие причины. Мы же с тобой… ладно, буду говорить только за себя: я так не смогу. Я малодушный. Мне стало менее противно, когда я признал свою трусость и нерешительность. Я, не таясь, плыву по течению и избегаю конфликтов и проблемных людей. Не люблю стресс, знаешь ли. Все эти метания, которым предаётся Отан, моральные дилеммы… мне это чуждо и мерзко. Слишком уж обременительно. Ха! Поэтому-то я и выгляжу хорошо, в отличие от него. Крепко сплю, ни о чём не переживаю — лишь о том, что семья прознает про мои маленькие шалости, — он с нежностью покосился на Дебору, молчаливо игравшую в шахматы в дальнем углу паба. — Но и это не доставит мне больших неприятностей. В крайнем случае я с головой нырну в забавный мир маглов — волшебнику это проще простого. Ну а мой длинный язык… как видишь, из меня превосходный актёр. Я умею строить мину, отбивающую всякое желание со мной заговорить. Тебе ли не знать.       Эстера с недоверием к собственному восприятию обнаружила, что вся их беседа, тема которой вывела бы её из себя в любом другом случае, подействовал в итоге как Умиротворяющий бальзам.       Порицание Вальбурги, регулярные предупреждения Теи и Отан, неоднократно поднимавший со дна то, о чём она старалась не думать, теперь вот увещевания Альфарда — всё оно вдруг перестало вызывать раздражение. И пускай эти люди читали нотации с разными целями и мотивами, Эстера на крохотную долю секунды почувствовала к ним необъяснимый прилив нежности. А следом сердце кольнула не менее приятная грусть. Вероятно, она зря расценивала их слова как своеобразную заботу, но прямо сейчас ей стало так тепло и уютно, как не было довольно давно — с первых посиделок в компании Эриона…       — Я тебя чем-то расстроил? — участливо осведомился Альфард, впиваясь в её лицо истинно Блэковскими тёмно-серыми глазами.       — Нет, — Эстера несколько смущённо пожевала губу. — Я просто подумала, что ты очень милый.       — Кто это милый? — Равен взвизгнул прежде, чем удивлённый её признанием Альфард успел что-либо ответить. — Это он-то?! Блэк?! Шутки шутим или вам мозги высушило? — Он так активно жестикулировал, что на диван из его кубка то и дело проливалось шипящее зелье.       — Ты чего орёшь? — Отан обернулся следом за ним и обвёл недоумевающим — и очень пьяным — взглядом всех присутствующих.       — Эти двое недостаточно готовы, — проворчал Равен и бесцеремонно схватил Альфарда за руку, Эстеру за щиколотку и стал стаскивать их, возмущённых и сопротивляющихся, с дивана. — Дебс, сестрёнка, иди помогай!       И Дебора пришла. Правда, не помогать. С лёгкой улыбкой наблюдала, как Альфарду сунули сигару в рот, подкурили и заставили хорошенько затянуться. До такой степени хорошенько, что из-за плотного синего дыма Эстера практически перестала различать, где чьё лицо. А когда сигара пошла по кругу и их компания обросла новыми людьми, понять, кто есть кто, было уже невозможно.       Чьи-то руки передавали смешанный с травами и порошками сладкий табак, кубки со стремительно менявшимися зельями разной степени противности, а ещё игровые кости; Эстера затем закономерно вручала их незнакомке справа от себя.       Что это была за забава, никто не знал.       Мелодичный женский голос объявлял выпавшие цифры и фигуры, и в густом дыму, заполонившем абсолютно всё обозримое пространство, проклёвывались разные сюжеты.       Из голой почвы прямо на глазах рождались горы, леса и просачивались маленькие ручейки, превращавшиеся в реки. Каждый из присутствующих называл первое пришедшее на ум слово, и видения в тумане обрисовывались новыми деталями. На полях складывались чудны́е постройки. Деревни вырастали в города, наполнялись людьми, возводившими сады и оранжереи. Времена года сменяли друг друга. На улочках бродяга облапошивал зевак, молочник спорил с мясником, а тот подкидывал своему дряхлому псу кости. В кустах под багетной мастерской прятались докси. Один из маленьких проказников швырнул камень в почтенного старика, а тот по ошибке отругал проходившего мимо мальчишку: он убежал в слезах и сам не заметил, как толкнул молочника. Собака жалобно заскулила из-за отдавленного хвоста. Мясник разразился бранью и в ярости метнул топор. Раздался звон битого стекла, и из лавки алхимика пошёл дым, а потом из круглых окон оглушительным фейрверком вылетели снопы красных искр.       Все завизжали и ринулись прочь. Сперва по той самой улице из видений, а затем — сквозь облако синего дыма вверх по ржавой витой лестнице. И чем выше они поднимались, тем дальше оставались причудливые, созданные общей фантазией картины.       Переплёты коридоров, тёмных улиц, дворов, дверей, балконов и ширм сплелись и завязались в такой хаотичный и тугой клубок, что Эстера давно перестала понимать, где находится. Она шла туда, куда влекли чужие голоса и руки. Пила и ела то, что предлагали. И ни в чём и ни в ком не сомневалась.       В тесной комнатушке, в которой они, чуть подустав, по итогу очутились, было на удивление опрятно и уютно. На выложенном паркетом полу сидели одурманенные люди. Кто-то из них уже успел, подложив одеяла под головы, прикорнуть в углу. Альфард провёл их к месту между двумя маленькими кроватями на сверкавший чистотой палас. Отан вынул из-под мантии бутылку огневиски, Равен снова подсыпал туда неизвестно что; заявил, это поможет от похмелья утром, но Эстера не поверила. Они употребили слишком много всего, и она не чувствовала ни своего тела, ни мыслей — в голове было пусто. Приятно пусто. Она знала, что расплата за блаженство придёт в виде угнетённого состояния в ближайшем будущем, но в данный момент это нисколько не волновало. Огневиски ложился на язык нежным цветочным мёдом, а фактура гладкого паркета, пушистого ковра и собственной одежды под пальцами напоминала жидкий тёплый шёлк, который беспрерывно хотелось трогать.       Но более всего Эстере нравились беседы. Неторопливые, лёгкие и необременительные. Слова подбирались быстро, отскакивали от губ и тотчас же выметались из черепной коробки. Однако смысл того, что говорили другие, угадывался сам собой. Естественно, почти интуитивно. Столь непосредственно, что всё уже напоминало дрёму. Чужая речь замедлялась, доносилась обрывками. Но, словно имея доступ к мыслям окружающим, Эстера улавливала их и что-то отвечала. До тех пор, пока не потяжелели веки, а следом — полностью обмякло тело. Некто заботливо накинул на расслабленные плечи плед, и Эстера, не противясь ни секунды возможности целиком погрузиться в соблазнительно окутавшую её мягкость, провалилась в мирный, поистине волшебный сон.       Увы, продлился он недолго. По ощущениям — лишь жалкий миг.       Сквозь сладкую молочную пелену медленно, но настойчиво просочился кислый, резкий запах. А в глаза с посекундно усиливавшимся упрямством впивался яркий луч. Он вдруг исчез, точно его загородила чья-то тень, но, к сожалению, тут же вернулся и окончательно прогнал остатки чудесного беспамятства.       Страшно морщась не то от света, не то от запаха, Эстера приоткрыла веки.       И обнаружила себя в месте, которое не сумела бы вообразить даже в самом жутком кошмаре.       Она приподнялась на локтях с живота и в отвращении глянула на сбившуюся в омерзительных жёлтых разводах несвежую простынь, на которой до недавнего времени так сладко спала. Грубый шерстяной плед на ней насквозь пропах козами и жутко колол кожу. Исконный цвет стен невозможно было даже предположить — столь плотным слоем грязи побрезговали бы и тролли. А вся остальная комната…       На ветхой кровати напротив лежало три тела. На полу — ещё два (или таки пять?), а с ними рядышком — мусор, пустые бутылки, рассыпанный пепел, лужи чего-то непонятного, жирный таракан в котелке с острыми бобами и пожёванный бутерброд с таким же пожёванным на вид дырявым ботинком.       Эстера с трудом вытащила затёкшие ноги из цепких объятий какого-то школьника — он спал, свернувшись калачиком, в самом углу её кровати.       Мордред.       В рот будто насыпали песка и соли. От сухости к нёбу прилип язык, и Эстера расфокусированным, мутным взглядом попыталась отыскать хоть что-нибудь, чем можно было смочить горло. На пыльном, затёртом до проплешин ковре, который до пробуждения казался нежнее облаков, в луче чудом пробившегося солнца маняще поблёскивала серебристая фляга.       Ни о чём другом не думая и ничего перед собой не видя, Эстера свесила ватные ноги с кровати, оттолкнулась руками от прохудившейся перины и… упала.       — Какое жалкое зрелище.       Горгона-мать.       Знакомые ледяные нотки резанули по ушам, и Эстера, игнорируя тупую боль в коленях и малоприятную тряску в голове, обернулась на звук. Перед глазами поплыло. Она едва удержала приступ тошноты и с задержкой узнала Отана, развалившегося в самом дальнем углу. Однако он мирно спал, как и усатый араб рядом с ним, и Эстера весьма нехотя, предчувствуя неладное, повернула голову правее.       Взгляд медленно скользнул с начищенных школьных туфель к брюкам, от них — вверх, пока не наткнулся на бледное, лишённое малейшей эмоции лицо.       — Том… — просипела Эстера, не уверенная, что вообще сумела произвести какой-либо звук.       Пальцы меж тем дотянулись до фляги, не без труда раскрутили крышку и поднесли сосуд к сухим потрескавшимся губам.       Благословенны небеса — это был тыквенный сок!       Не без добавления алкоголя, но какая, к чёрту, разница?       В голове тотчас же прояснилось, да и зрение пришло в норму. Правда, оттого и находиться в этой дыре стало ещё противнее.       Эстера вновь попыталась встать, но безуспешно. Сопевшие туши на полу окончательно лишали и без того недостающей манёвренности.       Странно, но Деборы, Альфарда и Равена среди многочисленных бессознательных тел она не заметила. И славно.       — Не соизволишь помочь? — осведомилась Эстера, перебарывая новый приступ дурноты, и протянула вялую руку.       Том не шелохнулся.       — Нет.       — А зачем тогда ты пришёл? — буркнула она и, кое-как собравшись с силами, опёрлась о кровать, а потом, дрожа от слабости, чудом встала на ноги.       Комнатка тут же заходила ходуном. Лицо Тома стёрлось, словно от резкого мазка кисти по непросохшей краске. Предметы раздвоились, а в ушах зашумело столь сильно, что Эстера решила — мозги вот-вот разлетятся склизкими ошмётками.       Следующие пару секунд она провела вне собственного тела и пространства. Утратила малейшую связь с реальным миром, провалилась куда-то, где было жарко, душно, тесно и страшно, а когда очнулась, обнаружила себя, безжалостно стискивавшую голову, на кровати.       — Зачем я пришёл? — с проступающей в голосе холодной яростью повторил Том. — Ты знаешь, который сейчас час? Или хотя бы день?       Тишину нарушали лишь мерные вздохи спящих; Эстера продолжала молчать.       Думать было больно. До такой степени, что она даже не пыталась вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как она… да и с каких пор считать? Где тот последний островок осознанности, с которого началась поглотившая её разум тьма?       Драконье пламя, до чего же плохо!       — Я задал тебе вопрос.       — Без понятия, — размеренно отозвалась она, желая в данный момент одного — вновь забыться. Не спорить и не оправдываться. — Какая вообще разница?       За очевидно тонкой стеной, где располагался другой номер, тягуче скрипнула кровать. Эстера страдальчески нахмурила лоб и едва не простонала ей в аккомпанемент. С боем вынудила себя поднять голову и выпила ещё немного тыквенного сока.       Удивительно, но это помогло…       — Эстера… — угрожающе прошипел Том и переступил навстречу к ней через чьи-то босые, торчащие из-под одеяла ноги. — Кажется, я предупреждал тебя. Твои выходки…       Она вскинула на Тома такой злобный взгляд, что пальцы его руки еле заметно дёрнулись. Будто он хотел что-то сделать, но тут же себя осёк.       — Я не просила о твоих предупреждениях, а ты пришёл читать нотации. Ты мне отец?       — К счастью, нет, — повысил голос он. — Иначе бы ты давно сидела запертая в четырёх стенах и не позорила меня в моменты безрассудства. А случаются они у тебя, заметь, всё чаще и чаще.       — Мерлина ради, Том, — скривилась Эстера, да и парнишка, спавший в изножье, беспокойно брякнул, — говори потише. И желательно в другом месте и в другое время, ладно?       Безусловно, её просьбу он полностью — да и не без садистического удовольствия — пропустил мимо ушей.       — Не ладно. Я буду говорить в том месте, в котором пожелаю, и так, как посчитаю нужным, — ещё громче заявил Том и снова подступил ближе. — Почти полдень, Эстера. Ты прогуляла урок Трансфигурации. И рискуешь прогулять оставшиеся занятия. Полагаю, ты с чего-то решила отыскать объект для подражания, — он гневливо покосился на Отана, безмятежно дрыхнувшего в углу. — Так неужели не нашлось варианта получше?       — Ты про себя, что ли? Изволь, я не хочу бегать за людьми и при малейшем случае отчитывать их, как первокурсни…       — При малейшем случае? — процедил Том и слегка к ней склонился. Загородил собой замызганное окошко, в которое с неутихавшей настырностью пробивался солнечный свет. — Хочешь сказать, твоё распутство, накладывающее тень и на факультет, и на статус старосты — я уж молчу про твою репутацию, — малейший случай?       Мозги затряслись, как желе, когда Эстера порывисто подскочила. Перед глазами опять поплыло, пошло мигающими крупными пятнами, но прущее из недр души раздражение затмило собой физическое недомогание. Не отступи Том назад, она бы обязательно стукнулась лбом о его подбородок.       — Я, значит, распутная и безрассудная, но Отана ты не спешишь отчитывать. Вот он — только руку протяни. А может, сразу начнёшь с себя? Не стесняйся, Том. Вперёд! Или то, что ты сделал с теми дурами, не распутно? Ни на что не накладывает тени? И репутация ни у кого не страдает? Если Гэм…       — Закрой рот, — приказал он, предупредительно сузив глаза. — Не смей обсуждать это здесь.       За стеной раздался старческий тяжёлый кашель, и Том нахмурился сильнее.       — Ах! — Эстера намеренно громко вздохнула, проигнорировав и его выражение лица, и шум в соседнем номере. — Мне, значит, нельзя открывать рот, а тебе можно? Тебя ведь не смущала перспектива всех перебудить. Что же изменилось? Или ты боишься? Боишься, что кто-то узнает? Что Гэмп…       Эстера взвизгнула, когда её бесцеремонно схватили за предплечье и силком потащили к выходу.       — А ну отпусти! — вскричала она, одновременно стараясь сопротивляться, не наступить на какого-нибудь несчастного и не упасть от очередного головокружения и рези в затылке. — Сейчас же отпу…       Том взмахнул из ниоткуда взявшейся палочкой, и рот Эстеры склеился, не позволяя ей более издать ни звука. Она даже мычать не могла. Запоздало потянулась к карману мантии, которой на ней не оказалось — валялась в качестве скомканной подушки под чьей-то лохматой головой.       Что ж.       Привычка оставлять палочку где попало определённо ничем хорошим не закончится.       Пускай и безоружная, Эстера упрямо не желала двигаться с места и схватилась свободной рукой за изножье кровати. Но Том, кажется, её нелепого сопротивления даже не заметил. Просто дёрнул на себя сильнее, и Эстера, безмолвно пискнув от боли, почувствовала, как на резко соскользнувших с дерева пальцах обломались ногти.       Хвала небесам, что она хотя бы спала обутой, иначе её поволокли бы и босиком. Ему это совершенно точно приподняло бы настроение.       Том уверенно шагал к двери, а Эстере только и оставалось, продолжая трепыхаться, плестись следом и опасливо переступать через чужие ноги и руки. Он не обратил внимания ни на то, что она споткнулась о мешок с мусором, ни на то, как из-за её ошибки захныкал во сне грузный парень, которого она случайно отпихнула в попытке устоять. Том остановился у самой двери, коротко поглядел на возмущённую, с огромным трудом сохранившую равновесие Эстеру снизу вверх и, брезгливо скривив рот, невербально приманил запылившуюся мантию. И, не церемонясь, накинул — едва не швырнул — ей на голову.       Разумеется, лишь после того, как предусмотрительно извлёк из кармана вишнёвую палочку.       Как мило.       Заржавевшие петли мучительно завыли, когда Том толкнул дверь и потянул Эстеру за собой.       Узкий коридорчик был тёмным; не ясно, от недостатка света или от плотного нагара на облезлых обоях. Из больших щелей между сгнивших досок, которыми был уложен пол, поднимались облака пыли от их торопливых широких шагов.       Едва поспевавшая Эстера, гневно дышавшая всё это время носом, беззвучно и крайне болезненно чихнула в себя пару раз. Аж нутро пробрало — настолько сильной получилась встряска. Но Том и тут не дал ей прийти в себя. Ненадолго задержался, чтобы накинуть капюшон и на свою голову, и поволок Эстеру вниз по лестнице.       Вскоре они очутились в пустом зале трактирчика. Не шибко чище всех остальных мест, конечно, но воздух здесь был на порядок свежее. Без налёта перегара. Зато с примесью чего-то органического…       Эстера замерла, озарённая подозрением, что уже тут бывала. Ждала, что воспоминания к ней вернутся, если она внимательно изучит непримечательные интерьеры. Но Том, раздражённо прищёлкнув языком, подхватил её под локоть и потащил к выходу мимо барной стойки. За ней, тихо напевая незамысловатую мелодию себе под нос, засаленной тряпкой протирал мутные стаканы бородатый мужчина. Его лицо тоже показалось Эстере смутно знакомым, но Том не позволил как следует рассмотреть: в тот момент, когда трактирщик исподлобья глянул на неё ясными голубыми глазами, от мановения белоснежной палочки открылась дверь.       Эстеру грубо подтолкнули вперёд, и она, зажмурившись от яркого света, вышла наружу.       — Иди, — приказал Том, продолжая толкать её. — Чего встала?       Будто она могла ответить!       Резко обернувшись, Эстера одарила его весьма красноречивым выражением лица, но тут же про Тома позабыла. Внимание привлекла кривая вывеска с отрубленной головой кабана.       Все события предыдущего дня буйным вихрем всплыли в памяти, и Эстера почувствовала, как зарделись щёки.       Обломки взорванной Эрионом бочки были аккуратно уложены в жестяном ведре, прочие деревянные ящики так же старательно примостили к зданию, а с противоположной стороны узенького прохода слышалось слабое блеяние коз.       Иронично, но Том кивком указал именно на этот самый переулок…       Однако ей не дали дойти и до его середины: так же грубо развернули за плечо и толкнули спиной в стену. Капюшон от этого слетел с макушки, а секундой позже и мантия соскользнула на землю.       — Ты делаешь это специально, не правда ли? — начал Том, насквозь буравя тяжёлым взглядом. Из-за тесноты переулка он стоял некомфортно близко. — Мне назло? Мы ведь это уже обсуждали. Я закрыл глаза на тот, первый раз. Списал на наивность. Решил, ты просто не понимала, что делаешь. Отчитал Норбана — в конце концов, его приставили к тебе в качестве ответственного. Но ты не оценила мого терпения. Ничему не научилась. Теперь уж намерилась целенаправленно и осознанно присоединиться к отребью, опуститься до их уровня. И ради чего? Тебе хочется стать свиньёй? Назови мне хоть одну вменяемую и приличную девушку, которая своими ногами придёт сюда и разделит стол — и кров — с чернью? Что же ты молчишь, Эстера? Тебе нечего сказать, да?       Несмотря на заданный вопрос, Том в упор не обращал никакого внимания на активную жестикуляцию. Словно позабыл, что сам наложил заклятье Немоты.       Или умело делал вид.       Баран.       — Я так и думал. Ты необучаемая. А может, ты неожиданно прозрела и поняла, сколь велика твоя ошибка?       Эстера с силой ткнула пальцем ему в грудь и, кипя от негодования, указала на свой склеенный рот.       — Ах, ну разумеется, — он сухо улыбнулся, затем раздражающе неторопливо поднял белоснежную палочку на уровень её лица и на редкость лениво взмахнул рукой. — А я по глупости вообразил, что ты в кои-то веки решила внимательно меня выслушать и не перечить… Что ж, говори. Тебе ведь так неймётся.       — Ты прав, мы всё это уже обсуждали, — пропустив его колкости мимо ушей, рассержено затараторила Эстера. — И ты, помнится, сам признал, что порой бываешь резок и переступаешь границы. Что-то там ещё упоминал про моё благо, но это неважно. Я не обязана во всём тебе подчиняться, тем более, пока не пришёл «тот самый час», когда ты, как и обещал, выложишь мне всю правду. Или ты забыл о нашей договорённости?       Лицо Тома приобрело столь отстранённое, пустое выражение, что Эстере сделалось малость неуютно.       — Я забыл о нашей договорённости, значит, — так же отрешённо вымолвил он и глубоко вздохнул, словно силясь вернуть себе утекающий сквозь пальцы контроль. — А ты ничего случайно не забыла, Эстера?       Она молчала, неосознанно терзая губу и сдирая с неё сухую кожицу. Искренне пыталась понять, на что туманно намекал Том. Чуяла, что это было важным. Но только-только переставшая болеть голова соображала туго и неохотно.       — Вроде бы я не давала тебе никаких обещаний… — наконец, призналась Эстера, сложив руки на груди. Ей по-прежнему было нехорошо; речь отнимала много сил, как, в сущности, и всё прочее. — Лишь в начале года, когда пообещала, что не буду впредь пренебрегать обязанностями старосты. И, как ты мог, заметить, я сдержала слово.       — Неужели?       — Молю дракона, Том, избавь меня от этих игр в ясновидение. Я не в настроении.       — Я вижу, — прорычал он. — Вижу, что твоё настроение меняется часто. Слишком часто. Настолько, что лишает тебя возможности быть последовательной в собственных желаниях.       — Я не…       — Мне плевать на твои оправдания, — Том перешёл на полушёпот и встал почти вплотную к Эстере. Навис над ней, как скала, одним своим видом грозящая придавить насмерть. Взглядом вгрызался в её растерянное лицо и более не утаивал прущей из него агрессии. — Ты совершенно не заслуживаешь и унции беспокойства, которое по твоей вине испытывают люди. Ты неимоверно поверхностная, глупая и самовлюблённая, чтобы быть достойной чего-то, кроме пренебрежения и жалости. Волею судьбы природа наградила тебя красотой, пожалуй, и некоторыми способностями, но помимо этого — а этого недостаточно, — в тебе решительно ничего другого и нет. Порой я поражаюсь самому себе. Своему терпению, сдержанности и недальновидности. Жалею, что повёлся на тебя. Опрометчиво посчитал, что с тобой возможно строить нечто серьёзное. Ты безалаберное, избалованное дитя — и только. Годишься лишь на то, чтобы приятно и необременительно скоротать час-другой. А это нехитрое дело, не правда ли? И теперь я понял: тебя это вполне удовлетворяет. Так чего ради стараться? Пусть всё остаётся как прежде.       — Том, ты…       Обида и злость — всё, что по справедливости спровоцировали бы его слова, минуло Эстеру стороной.       Внезапно снизошедшее осознание породило в её душе совершенно другие чувства. Противоположные первым.       Её охватили стыд за саму себя, жалость к нему и… абсолютно неуместное нынче веселье.       Драконьи потроха!       Как же так вышло?       — Ох… прости, пожалуйста, — сдерживая рвущиеся смешки и пытаясь подавить наверняка легко читаемое сочувствие, которое он принял бы разве что за очередное оскорбление, пролепетала Эстера самым миролюбивым и даже ласковым голосом. — Я совсем не хотела. Честно. Мерлина ради, Том, клянусь собственной магией, я не специально… Я…       Забыла про свидание.       Попросту на него не пришла. Заставила Тома ждать.       Какая нелепость.       И он так разозлился из-за этой глупости. Настолько неожиданно, настолько не соответствовало его тщательно выстроенному образу, что даже мило. У Эстеры возникло неистовое желание потрепать Тома по голове. Шутливо взлохматить смоляные кудри. Ущипнуть и оттянуть щёку. Или зажать ему пальцами нос. А лучше всё сразу. И под конец защекотать до колик в животе.       К счастью, Эстера сдержалась. Снова прикусила губу и, опустив руки, сцепила их перед собой в замок, чтоб ненароком не поддаться соблазну. Том ей подобной выходки точно бы не простил.       — Понимаешь, я заказывала вчера платье, затем встретила Гэмп и мне пришлось… в общем, я спряталась там, в Спиральной, в пабе, куда меня водил Норбан… Позже появился Нотт и у меня совсем выпало из головы. Давай сходим на следующих выходных? Куда захочешь! Я угощу…       Том посмотрел на неё с ничем не прикрытой яростью, а Эстере стало… ещё смешнее.       И вдобавок улетучилось сочувствие.       — Почему же ты не напомнил мне накануне? Я бы не…       — Напоминать? — цедя буквы сквозь зубы, прохрипел Том. — Тебе было мало самого факта, что тебя пригласил я?       — Ну уж! — борясь с пробивающейся улыбкой, буркнула Эстера. — Ты меня однажды звал, причём на людях, а затем благополучно об этом позабыл. Что, разве такого не было? А я на тебя не ругалась, между прочим. Откуда мне было знать, что в этот раз ты не шутишь? И вообще, я…       Эстера запнулась, когда его глаза затянула мутная ледяная корка и на крошечную долю секунды напряглись желваки. Ей показалось, что он вот-вот ударит её прямо так, по лицу. Или сразу начнёт душить обеими руками.       Воздух вокруг них накалился и потяжелел. Не исключено, что Эстере это померещилось, и всё же… она почувствовала, кожей ощутила слабую, почти неуловимую энергию, исходившую от его тела. Она уплотнялась и стремительно придавливала ближе к стене.       Могла ли эта… магия стать до того осязаемой, чтобы раздробить кости?       Как бы то ни было, Эстера по неведомой для самой себя причине не испугалась. Потому ли, что их нынешняя ссора представлялась весьма безобидной и детской в сравнении с прочими? Или оттого, что утомлённый разум не мог трезво оценить опасность ситуации? А может, эта загадочная энергия — всего-то плод воображения?       Эстере оставалось лишь догадываться.       Поскольку Том, скрипнув зубами, одарил её уничтожающим вязким взглядом, круто развернулся на пятках и пошёл прочь.       А удерживать его она бы не решилась и под сотней вчерашних алкозелий…       И только когда Том скрылся за углом, вспомнила, что её палочку он так и не вернул…       — Мерлин…       Прорвавшийся в итоге смешок вызвал очередной приступ головной боли, и Эстера, подняв с земли грязнющую мантию, направилась обратно к пропахшему козами трактиру. Надо было растолкать Нотта, выбить обещанный толчённый коготь дракона и посетить хотя бы одно занятие.       Ну, а Том…       Пускай пока позлится.