VANTABLACK

      Они не оставались наедине несколько первых недель. Том находился или в окружении однокурсников, или на уроках, или усердно занимался, а Эстера как никто другой знала, что отвлекать его от самообразования — очень плохая идея. И пускай её беспокоило и задевало, что он ни разу не обмолвился с ней словом и даже не посмотрел, она терпеливо одёргивала себя от то и дело возникающего порыва привлечь его внимание.       Долгожданная возможность выкралась в вечер субботы.       Выиграв у Розье партию в шахматы, Том сообщил друзьям, что намерен позаниматься в одиночестве, после чего вышел из общей гостиной Слизерина и направился в сторону библиотеки. Совершенно случайно сидевшая неподалёку от компании мальчишек Эстера, долго и упорно изображавшая, что читает книгу, незаметно для других проскользнула за однокурсником. От него она уже особо не скрывалась, но держала почтительное расстояние и старалась ступать максимально бесшумно.       Том исчез из поля зрения за ведущим к лестницам поворотом. Опасаясь упустить шанс, Эстера тут же ускорила шаг и хвостом юркнула в коридор. И резко встала, когда наткнулась на знакомый, но нежданный ныне безразличный взгляд — Том, конечно же, делал вид, что они друг другу никто. Чужаки…       — Зачем ты идёшь за мной? Тебе нужно в библиотеку? — требовательно спросил он, не потрудившись примерить излюбленную маску дружелюбия, которую не снимал в обществе других людей.       — Нет, — с вызовом отчеканила Эстера, ни капли не смутившись. Она и в сладчайшем сне не надеялась, что он будет мил с ней. — Я хочу поговорить, Том.       — О чём нам с тобой говорить?       Решимость Эстеры слегка пошатнулась из-за непробиваемого холода в его голосе. Но отступать было нельзя.       — Я собиралась извиниться за то, что тогда резко пропала. Понимаешь, моя мать отдыхала летом далеко у моря, но ей стало хуже, и мы отправились к ней… Это всё произошло сразу после нашей встречи в парке, Том, — Эстера запнулась, но силой заставила себя продолжить: — И потом… мама вскоре умерла… И отец уже не захотел возвращаться в Лондон… Мне жаль. Я правда не могла написать тебе, отец бы этого… э-э, не одобрил… Да и сова в магловском приюте… В общем, прости, пожалуйста!       Том внимательно её слушал и, казалось, даже не моргал, однако на его лице не отразилось ни единой эмоции.       — Сочувствую твоей утрате, Эстера, — равнодушно произнёс он со всё той же коробящей пустотой во взгляде.       — Ты меня прощаешь?.. — подозрительно уточнила она и сощурилась.       — Мне не за что тебя прощать, Эстера. Или ты считаешь, что своим исчезновением как-то меня обидела или, может, предала? — Он изогнул бровь, а в его небрежном тоне угадывалась очевидная насмешка.       Эстера от негодования поджала губы. Том так хорошо держался, что она не могла понять: он правда до сих пор был обижен или в самом деле ничего не почувствовал от этой утраты? В обоих случаях его поведение… задевало.       — Я думала, мы друзья… — расстроено пробормотала она, ощущая, как жар приливает к щекам, а от обиды жжётся в глазах.       Том посмотрел на неё чуть ли не с жалостью, и Эстере резко захотелось провалиться сквозь землю.       — Безусловно, я хорошо к тебе отношусь, но я не вожу дружбы с девочками. Не принимай на свой счёт, — Том усмехнулся, с праздным любопытством оглядел её сверху вниз и сложил губы в благодушной улыбке. — А теперь я, пожалуй, отправлюсь в библиотеку, как и планировал. Смею полагать, тебе больше нечего сказать, м-м-м? — и, не дожидаясь ответа, пошёл прочь, оставив её одну в огромном пустом коридоре.

* * *

      Первокурсники потихоньку начинали привыкать к новой жизни в стенах Хогвартса, но кто-то уже плавал, как гриндилоу в воде.       Это был Том, очень скоро ставший главным любимчиком у большинства преподавателей. И не только у них. Вокруг талантливого сироты постепенно образовался союз преданных друзей.       Эстера, терзаемая обидой и ревностью и пристально наблюдавшая за Томом с первого сентября, подмечала всё, что могла: с кем он общается, куда ходит, о чём говорит и как на кого смотрит.       От неё, тихонько следящей за ближайшим окружением Тома, не укрылось и то, что грандиозные планы её заносчивого братца предсказуемо не состоялись. Когда Аспидис воображал свою учёбу в Хогвартсе, то наверняка прочил себе такое положение, которое занял Том. Эстера ожидала, что Аспидис, по крайней мере, начнёт соперничать, не уступит лидерство столь просто, но этого не случилось. Хватило парочки попыток произвести впечатление, абсолютно никак не подействовавших на вечно невозмутимого Тома.       Даже предполагаемая нечистокровность и очевидная бедность словно нисколько не принижали Тома в глазах новоявленных друзей. И в глазах Аспидиса тоже. Потому что в Томе было что-то более важное. Некая незримая, но ощутимая сила. А ещё уверенность и талант. Он не только не стремился подстроиться под остальных, а, напротив, доказывал свою инаковость. Демонстрировал разницу, которую никто не мог оспорить.       Может, у Тома и были какие-то незначительные пробелы в знаниях, отличающие его от детей, выросших в семьях волшебников, но совсем не заметные. Он быстрее прочих осваивал и оттачивал заклинания, накладывал самые плотные и точные чары, варил лучшие зелья на курсе и преуспевал в сложнейшей науке Трансфигурации. А вишенкой на пироге стал призрачный, но шёпотом передающийся в слизеринских подземельях слух, что Том Реддл владеет парселтангом…       Видеть, как самовлюблённый и тщеславный кузен практически без боя отступил перед чужим превосходством и загадочным происхождением, было поистине удивительно.       Шли недели и месяцы, а репутация Тома всё росла. О нём узнали и на других факультетах, и к его компании даже прибилась кучка, как решила Эстера, безмозглых второкурсников: Эйвери, Мальсибер, Гойл и Крэбб. Но самыми близкими его товарищами стали Аспидис и Норбан. Эстера лишь морщилась, наблюдая, в каком благоговении на Тома смотрел её кузен.       Для самой же Эстеры учёба шла естественным путём. Стараясь не отставать от Тома в своём молчаливом и одиноком соревновании, она кровью и потом добивалась кое-каких успехов, но ей давалось это куда бо́льшим трудом, чем ему. Эстера однозначно была способной и, как она считала, не будь тут Реддла, непременно бы стала первой на курсе, а то и среди всех четырёх! Но если она была попросту способной, то у Тома имелся если не талант, то какой-то абсолютно несправедливый дар схватывать всё на лету.       Том оказался блестящ в Зельеварении — он не просто бездумно ступал по рецепту, а понимал тончайшие нюансы, знал свойства ингредиентов, а потому иногда мастерски менял состав, последовательность или методы. Слагхорн был от него в восторге, и хотя имел правило не принимать в свой Клуб первокурсников, разумеется, для новоявленного любимчика сделал великодушное исключение. А Том ловко воспользовался и этим, расположив к себе нескольких старшекурсников Слизерина. Казалось, во всей школе не было никого, кому бы не нравился распрекрасный Том Реддл! Во всяком случае, Эстере с такими людьми пока не довелось пообщаться.       Он был раздражающе хорош во всём. Разве что его совершенно не привлекали спортивные игры. Да и вообще никакие игры. Полёт на метле освоил без труда, но сразу заявил, что квиддич его не интересует (и эту же точку зрения следом занял и Аспидис), поэтому у менее способных слизеринцев был лишний шанс стать первыми хотя бы в чём-то.       Несколько месяцев Эстера таила горькую обиду на Тома. Она не могла не следить за ним в толпе, не коситься уроках и не искать взглядом в зале. Но время шло, учёба становилась сложнее, и чем больше Эстера узнавала, тем больше понимала, как мало знает. А ещё у неё, наконец-то, появились подруги — Тея Флинт и Кассандра Аббот. Обе её однокурсницы, но сближение с ними заняло какое-то время, потому что поначалу Эстера думала только о том, как несправедливо её отверг единственный «друг».       «Не водит дружбы с девочками!» — презрительно вспоминала она, передразнивая его высокомерность.       Что же, Том и вправду не дружил с ними и всегда находился в окружении мальчишек. А с девочками был безукоризненно учтивым, но, к их великому сожалению, неизменно холодным…       Хоть какое-то утешение…       По мере сближения с Томом, Аспидис становился всё более раздражающим. Он перенял некоторые повадки своего нового авторитета и тайно (но довольно очевидно) пытался подражать его манерам.       Так, например, рождественские каникулы были испорчены идиотской истерикой Аспидиса: он совершенно не хотел покидать Хогвартс, где оставался на праздники Том. Эстера оказалась меж всех огней: её атаковала письмами тётушка Цецилия (и даже написал отец) с требованиями, чтобы она привела срывающего все планы брата к благоразумию. В школе же ей жаловался сам Аспидис и убеждал принять его сторону в абсурдном семейном конфликте на пустом месте. К отказам родителей своих прихотей Аспидис оказался непривыкшим и неподготовленным, а потому очень долго и упёрто сопротивлялся. В конце концов он согласился провести каникулы в родовом поместье Краучей, но только после обещания родителей, что это первый и единственный раз, когда ему будут указывать, где и как справлять Рождество и другие праздники.       И за время, проведённое вместе с ним, Эстера смогла по-настоящему оценить степень влияния Тома. Аспидис, и ранее не отличавшийся смиренностью, стал совсем несносным и невероятно болтливым, но все взрослые по-прежнему были им довольны, а его недавнее упрямство и закатанную истерику наивно и слепо (по мнению Эстеры) списали на «деловую хватку и стальной характер». Впрочем, когда они вернулись в школу, он вновь уступил слово Тому, который, в отличие от самого Аспидиса, умел соблюдать баланс и дозировано подавать свои преисполненные важностью речи.       С Эстерой Том продолжал вести себя, как с остальными девочками — был вежливым, держался на расстоянии да и, вероятно, вовсе о ней позабыл. Никто не знал, что им довелось познакомиться до школы, и Аспидис досадовал: «Да-а, очень жаль, что Том не общается с девочками так, как с нами, мужчинами. Тебе бы пошла на пользу его компания. Он зря тебя недооценивает. Но, может быть, однажды…». Она лишь пришла в раздражение и постаралась об этом скорее позабыть.       Досада и чувство вынужденного соперничества подутихли к концу учебного года. Эстера теперь занималась не для того, чтобы перегнать и впечатлить Тома (тем паче, это была тщетная, обречённая на провал затея). Всё стало получаться значительно лучше и проще, когда она поняла, что это попросту интересно. И уж всяко полезнее страданий по недоступному мальчику! Которого ей в итоге вроде как удалось простить… Благодарность за добрую память о днях, проведённых в тенях парка Лондон Филдс, перевесила боль от его высокомерия и холода. Возможно, прощение далось Эстере и потому, что она сама не так давно потеряла мать… Каково же было ему, круглому сироте в чуждом и бедном магловском (!) приюте?.. Да и его ум, красота и обаятельность вызывали невольную симпатию не только у всей школы, но и у Эстеры… А прощение подарило ей ещё одно: она почувствовала себя немного взрослее. Немного умнее. И от этого чуть увереннее.       Но если проблема с Томом уже была позади, то оставались две другие — Аспидис и её отец.       Первый пытался контролировать её в школе. Это началось после зимних каникул, когда они вернулись в Хогвартс и Аспидис вспомнил, что у него, оказывается, есть младшая сестра, которую необходимо опекать. Он даже какое-то время присматривался к её подругам! Убедившись, что это добропорядочные чистокровные девицы, которые не оказывают на Эстеру «дурного влияния», он оставил её в покое. Но исключительно по этому поводу.       Аспидиса глубоко озаботило её нежелание создавать после школы семью и рожать детей. Он читал занудные лекции о важности сохранения волшебной крови, морали и нравственности, которые «пытаются смешать с грязью тайные агенты, желающие ослабить весь Магический мир». Эстера, поначалу имевшая такую же позицию, по мере возрастания давления, всё больше приходила в ярость и всячески избегала общества брата. Разумеется, сохранять волшебную кровь чистой было важным, но ещё важнее — не прилипать с ненужными советами к тем, кому это всё осточертело!       Отец же, занимавший пост главы в Департаменте Международного магического сотрудничества, считал, что Эстера, прежде чем выйдет замуж и займётся воспитанием детей, продолжит семейное дело. И о своих ожиданиях он не забывал напоминать в еженедельных и скучных письмах, на которые ей приходилось отвечать, подробно перечисляя все успехи и вынужденно сообщая о постыдных неудачах…       Не видно было конца и края планам, которые люди вокруг строили вместо Эстеры, и это не могло на ней не отражаться…