по разбитым зеркалам

— Дети, какого черта вы так долго проторчали на холоде, — Донован приносит им плед, когда они садятся рядом на диван в гостиной, отделенной от кухонной зоны высокой стойкой. Он накидывает плед им на плечи, подталкивая и сдвигая их ближе к друг другу, так что Уэнсдей и Тайлер сталкиваются бедрами, локтями и плечами. — Сделаю чай, — ворчит шериф, оставляя их в условном уединении. — Еще пару часов назад он даже не хотел говорить со мной, а теперь беспокоится, что я простужусь, — говорит Уэнсдей. Ее кожу приятно покалывает от разливающегося тепла. Она так близко к Тайлеру, что чувствует запах его шампуня. — Родители такие непоследовательные, — чуть улыбается он, — Например, твоя мама… Миссис Аддамс. Почему она помогла? И почему не сказала тебе о том, что сделала? — Я не могу ответить на твой первый вопрос. Действия моей матери были продиктованы только ей известными видениями будущего. Что касается второго… Если бы она сказала мне о том, что помогла тебе избежать наказания, сразу после того, как я вернулась домой, моя реакция была бы предсказуемо негативной. Я была зла на тебя. Я ненавидела тебя за все то, что ты заставил меня чувствовать. Она смотрит на Тайлера, и тот понимающе кивает. — Но новость о твоей смерти потрясла меня больше, чем я думала. Я не могла отделаться от мыслей о тебе. Я перестала злится на тебя, ведь ты был мертв, и это было бесполезно и глупо. И тогда оказалось, что под гневом и презрением есть и другие чувства. Уэнсдей замолкает. Несмотря на недели рефлексии, ей все еще сложно признавать очевидные вещи. И она чуть меняет тему. — Свидание в склепе Крэкстоуна. Это была твоя идея? — Конечно. Думаю, Лорел всыпала бы мне плетей, если бы узнала, что я устроил пикник над могилой ее обожаемого предка, — Тайлер улыбается слегка злорадно. — Я чертовски старался в тот вечер, — добавляет он застенчиво. — Да уж, склеп в ту ночь смотрелся как страница из каталога Pottery Barn, — комментирует последнюю фразу Донован, ставя на стол перед ними две чашки, над которыми вьется пар. — Давайте, пейте чай, и мы с Уэнсдей двинемся в обратный путь. — Она могла бы остаться здесь до завтра, — выпаливает Тайлер. — Она должна вернуться в школу, пока меня не обвинили в похищении человека, — раздраженно отвечает его отец. — Никто не будет искать меня до завтра, я же уже говорила, — говорит Уэнсдей. — Я хочу остаться, — твердо добавляет она. — Мы уместимся, все будет в порядке, — быстро говорит Тайлер. — Ты со своей больной спиной ляжешь в спальне, Уэнсдей — здесь на диване, а я на полу, в спальном мешке. — О, да, конечно, оставить двух подростков ночевать в одной комнате — это замечательная идея, — говорит Донован и получает в ответ возмущенный окрик Тайлера и насквозь разящий взгляд Уэнсдей. — Ладно, ладно! — Галпин-старший вскидывает руки вверх. — Съезжу пока в магазин. Ей же понадобится зубная щетка и… не знаю, расческа? Через пару минут, когда он уходит, пробурчав на прощение «ведите себя прилично», Тайлер продолжает. — С того момента на Рейвене, когда Лорел увидела, как работают твои видения, она велела мне притормозить. Болтаться рядом, следить, как продвигается расследование, но забыть любую мысль об ухаживании и романтике. Она понимала, твои прикосновения — это русская рулетка. Она не могла так рисковать. И если я пытался найти пути обхода ее приказов, Хайд был всецело предан Мастеру. В ночь, когда мы залезли в дом Гейтсов, Хайд буквально выпрыгнул у меня из-под кожи. — Как он ведет себя сейчас? — спрашивает Уэнсдей. — После смерти Мастера он притих. Ему больше некому служить, и его кровожадность поутихла. И потом, после того, как он получил трепку от Энид Синклер и три пули в задницу из пистолета шерифа, его уверенность в собственной непобедимости тоже пошатнулась. Тайлер осторожно тянется к чашке с чаем, отпивает. Уэнсдей наблюдает за ним. До нее вдруг доходит, что его худоба и изможденность отражают те же изменения, что произошли с ней за время, проведенное дома. Как будто они оба увядали в разлуке. Когда Тайлер ставит чашку обратно на стол, рука у него чуть дрожит. — Все, что я рассказал, не снимает с меня вины, хотя и проливает, надеюсь, свет на некоторые аспекты наших отношений. Ты приехала, чтобы спросить меня об этом?.. Несмотря на то, что Уэнсдей сказала, что она не знает, почему ее мать решила принять участие в судьбе Тайлера, подозрения у нее конечно были. Мортиша или проявила милосердие, вспомнив о своем опыте с семьей Гейтс, или увидела в будущем что-то, что дало ей веские причины действовать так решительно и дерзко. Иными словами, Мортиша знала, что Тайлер важен для ее дочери еще до того, как это осознала и приняла она сама. Поэтому Уэнсдей еще до приезда сюда знала, что шериф ей не солгал, когда говорил, что все, что было между его сыном и Уэнсдей прошлой осенью, было реальным. Но, да. Она хотела услышать это из уст самого Тайлера. Но еще больше она хотела не на словах, а на деле убедиться, что он жив. Увидеть его, услышать его голос, почувствовать намертво связанный в сознании только с ним запах кофейни, ощутить тепло его тела. С тех пор, как Галпин-старший укрыл их, Уэнсдей чувствует себя лягушкой, которую медленно варят заживо. Ее бедро горит от соприкосновения с бедром Тайлера, глаза следят за каждым его движением и все, чего ей хочется с тех пор, как шериф отправился на поиски зубной щетки — это прижаться губами к точке на шее Тайлера, под которой бьется пульс. Должно быть она молчит слишком долго и слишком пристально на него смотрит. Тайлер начинает ерзать под ее взглядом, с его плеча спадает плед. Уэнсдей зовет его по имени. Во взгляде Тайлера столько надежды, что это разрушает ее. А то, что она собирается сказать, требует мужества и веры. — Я тосковала по тебе. Боль от мысли, что ты умер оказалась сильнее той, что я испытала от ножевого ранения, и это был неприятный сюрприз. Мучение и стыд отражаются на лице Тайлера, но Уэнсдей собирается пресечь это. Она кладет ладонь ему на щеку, как знак, как призыв, и Тайлер через секунду целует ее. Его губы обветренные и сухие от холода. Уэнсдей чувствует легкий привкус крови, когда проводит языком по одной из трещинок. Тайлер тянет ее к себе, и Уэнсдей вдруг оказывается сидящей на его коленях. Ее руки вокруг его шеи, его — у нее на талии и спине. Они целуются торопливо, жадно, будто пытаясь восполнить пустоту, образовавшуюся внутри за время их расставания. — Я так скучал по тебе, — шепчет Тайлер ей в шею. — Я думал, что никогда больше тебя не увижу, что у меня никогда не будет шанса объясниться. Уэнсдей вдруг обнаруживает, что нежно гладит его по затылку, путаясь пальцами в отросших кудрях. На мгновение ее смущает такое проявление собственной слабости, но потом она отбрасывает эти мысли. Впервые за несколько недель она чувствует себя спокойно. Она чувствует себя на своем месте. *** Полночи Донован ворочается с боку на бок на узкой кровати. Прислушиваясь к тому, что происходит в гостиной, беспокойно перебирая в уме варианты развития событий теперь, когда младшая Аддамс снова появилась в жизни его сына. На самом деле он знал, что это произойдет. Он вяло сопротивлялся этому даже не из-за упрямства или антипатии к Уэнсдей, а скорее по привычке. Когда он получил письмо от Мортиши Аддамс, то был в таком отчаянии, так боялся потерять Тайлера, что ухватился за предложение убить его — на время — лишь бы не отдавать еще одного любимого человека коновалам из Уиллоухилл. Он принял на веру все, что эта женщина написала своим каллиграфическим почерком. В том числе постскриптум, в котором она говорила, что заранее рада тому факту, что через десять лет она и ее муж породнятся с Донованом через их детей. Но эти десять лет еще предстояло прожить. Донован хотел, чтобы Тайлер уехал в Канаду, подальше от города в котором вырос. Благодаря должности шерифа, который знает что происходит по обе стороны закона, он знал к кому обратиться за фальшивыми документами для сына. Но теперь, когда Уэнсдей была в трех часах езды от него, Тайлер конечно не сдвинется с места. Донован тяжело вздыхает и встает, чтобы выпить воды. Он крадется в гостиную, где в свете ночника останавливается, чтобы взглянуть на детей. Уэнсдей спит на боку, спустив левую руку с дивана. Тайлер, лежащий внизу, прижимает ее ладонь к своей груди. У обоих такое невинное выражение лица, как будто они еще не прошли сквозь огонь и воду. Он не может не думать о Фрэн, когда смотрит на них. Не может не думать о том, что первая любовь может быть тем, что можно пронести сквозь всю жизнь. Донован потерял свою любовь много лет назад. Но в его силах сделать так, чтобы Тайлера эта участь не постигла.