Find your own place

— Это просто кризис, Кавех, тебе стоит сменить обстановку, — Тигнари обеспокоенно поглядывает на убитого блондина, опустошающего очередной бокал вина. — Разве он не в вечном кризисе? Не припоминаю, была ли минута, в которую я бы не слышал его жалоб, — Аль-Хайтам раздраженно щелкает языком. — И не припоминаю ни дня, когда мне не пришлось бы тащить эту пьяную тушу домой. — Все-все, хватит! — Кавех ноет, плюхаясь лицом на собственные сложенные на столе руки. — Это не кризис, я просто бездарность, если не могу нарисовать человека. — Ты рисовал с натуры? — Тигнари продолжает, игнорируя тихий вздох соседа Кавеха. — Нет. В университете было проще найти желающих попозировать, а сейчас… Может кто-нибудь из вас… — Нет, — Аль-Хайтам с Тигнари отвечают в один голос. — Могли бы хотя бы отказаться и помягче ради приличия! — Кажется, у меня осталась знакомая из университета, которая раньше подрабатывала натурщицей… — ПРАВДА?! — Кавех оживленно подрывается, хлопая ладонями по столу. Тигнари морщится, но продолжает. — Да, я могу написать ей. Только веди себя прилично, если она согласится! Никакого вина! Кавех уже не слушает, весело плюхаясь обратно на стул. — Спасибо, Тигнари! Учись, Хайтам, — блондин фыркает, бросая своему соседу раздраженный взгляд. — Так нужно подбадривать друзей. — Хорошо, в следующий раз, когда ты снова будешь ныть на кухне, я приведу домой голую женщину, если это поможет тебе заткнуться. — Да где такому, как ты, вообще взять женщину! — Что угодно для помощи другу и моим ушам отдохнуть от твоей нескончаемой болтовни. — Т-ты…! Тигнари закатывает глаза, тактично покидая стол и тихо удаляясь к барной стойке. — Принесите за наш столик еще вина. Иначе я не вынесу этого… ✧ ✧ ✧ — Как давно я здесь не был… Рубиновые любопытные глаза скользят по знакомым коридорам и открытым аудиториям. Жизнь в университете все так же кипит, как и в годы его обучения, и это навевает блондину приятную ностальгию. По пути к кабинету, где у него назначена встреча, мужчина успевает помочь некоторым студентам поднять по лестнице сумки с инструментами и перекинуться несколькими словами с бывшими преподавателями. В студенческие годы все казалось таким… Легким. Кавех не чувствовал груза ответственности, а видел светлое будущее впереди, которое оказалось далеко от того, что рисовала его богатая фантазия. Искусство поистине удивительно. Сколько способов, чтобы передать чувства, сколько изумительной красоты в творениях, созданных на чистом вдохновении и сколько историй увековечено на каждом холсте, которого коснулась рука выдающегося творца. Но чем больше лет миновало, тем меньше Кавех стал понимать, что значит искусство лично для него. Награжден ли он талантом или же все его успехи — лишь результат приложенных усилий? А прикладывают ли усилия талантливые люди? Каждый из вопросов, осевших в голове художника, так и остался без ответа. Быть может именно это загнало его в тупик, поэтому он здесь. Распахнув двери кабинета, алые глаза засияли, остановившись на силуэте девушки, устроившейся на стуле у окна. Изящные кисти, придерживающие книгу, и обнаженные голени — единственное, что выглядывало из-под халата, запахнутого на твоем миниатюрном теле. Ветер, колышущий шторы в аудитории, мягко развевает распущенные волосы, переливающиеся, точно золотые нити, на солнечном свету. Лицо вдумчивое, но расслабленное, сконцентрированное на поглощении строки за строкой, напечатанной в книге. Изумительно. Ты захлопываешь книгу, небрежно откладывая ее на подоконник, прежде чем повернуться в сторону застывшего в дверях Кавеха. Глаза сразу подмечают небольшую сумку с инструментами на плече мужчины, и ты встаешь со стула, выпрямляясь и коротко кивая. — Значит это ты тот художник, о котором говорил Тигнари? — Д-да, спасибо за помощь… — Кавех прочищает горло, как только слышит, насколько тихо и неуверенно звучит его голос. — Что ж, присаживайся. Аудитория в нашем распоряжении на три часа. Надеюсь, этого будет достаточно? — Разумеется. Мне нужно всего лишь попрактиковаться, — блондин отвечает, устанавливая холст на один из мольбертов, расставленных вокруг платформы посреди кабинета. — Хорошо. Ты уже рисовал раньше с натуры? — Я учился здесь, — Кавех усмехается, копошась в сумке и доставая кисти с красками, пока ты забираешься на платформу. — И до сих пор не научился рисовать людей? Ты вскидываешь бровь, скрещивая руки на груди. Ваши взгляды встречаются, и Кавех почти чувствует, как стыд розовым румянцем рассыпается по щекам. — Очень смешно! Я же сказал, мне нужна только практика, я умею рисовать людей! — Хах, как скажете, господин художник. Блондин дуется в ответ на твой сарказм, решая перевести тему. — Откуда ты вообще знаешь Тигнари? — Может по мне и не скажешь, но я питаю страсть к ботанике. Какой он забавный. Все на лице написано. Мужчина хмурится, отводя взгляд и всерьез задумавшись над твоим ответом, неспешно смешивая краски на палитре, пока в аудитории не раздается твой тихий смешок, заставляя Кавеха снова поднять свои большие алые глаза на тебя. — Мы учились вместе, а после я стала подрабатывать здесь. — Вот оно как… Ты улыбаешься, мягко кивая в ответ, прежде чем развязать пояс халата, позволяя атласной ткани соскользнуть с твоего тела. — Приступим? Кавех застывает от изумления. Твоя кожа подобна фарфору, идеально ровная, точно перед ним стоит искусно высеченная фигура. Изгибы столь женственны, что у мужчины перехватывает дыхание, когда взгляд скользит по хрупким выступающим ключицам, твоей груди и талии, плавно переключаясь на бедра. Разве стоит ему хотя бы пытаться изобразить это великолепие, если ты уже словно сошла с холста величайшего художника? Достоин ли он пытаться повторить этот шедевр? Сперва ты, как и обычно, просто отворачиваешься к окну, но краем глаза ловишь на себе пристальный взгляд блондина, даже не притронувшегося к холсту. — Надеюсь, ты не пришел сюда только для того, чтобы пялиться на голую женщину? — твой нос морщится, когда ты прикрываешь грудь руками, отворачиваясь в пол-оборота от мгновенно покрасневшего Кавеха. — Н-нет, нет, все не так! Я просто… — мужчина спешно отводит от тебя взгляд, крепко сжимая кисть в руке. — Не могла бы ты одеться? — Одеться? — твои глаза округляются, а ладони отпускают грудь. — Ты что, правда какой-то извращенец? — Да нет же! Я хочу нарисовать тебя по-другому! Если ты не против… Не похож он на извращенца. Рубиновые глаза напитываются грустью и разочарованием, заметными даже с твоего места на платформе, несмотря на то, что Кавех не решается встретиться с тобой взглядом. Короткий вздох срывается с твоих губ, пока ты наклоняешься, чтобы поднять с пола халат, снова небрежно набрасывая его на свое тело. — Тогда как мне встать? — Просто сядь, как сидела тогда, когда я зашел в аудиторию. — Ха-а? Но ты ведь хотел… — ты замолкаешь, замечая, как мужчина разворачивает мольберт и стул в сторону окна. — Ладно. Ты затягиваешь пояс халата, перемещаясь обратно на стул у окна. Кавех наконец снова водит кистью по смешанным краскам, поднося ее к холсту, прежде чем наконец посмотреть на тебя. — Ты можешь продолжать читать. Просто не обращай на меня внимания, ладно? «Какой странный парень…» — ты думаешь про себя, снова беря книгу с подоконника. Первые полчаса прошли в тишине. Так тяжело читать, пока из-за мольберта на тебя постоянно таращатся воодушевленные рубиновые глаза, а руки художника водят то карандашом, то кистью по холсту, наполняя аудиторию тихим шуршанием. Ты привыкла к позированию, но сейчас тебе почему-то не по себе, поэтому ты тихо прочищаешь горло, прежде чем предпринять попытку разрядить обстановку хотя бы разговором. — Как успехи? Мужчина несколько секунд игнорирует тебя, пока до него наконец не доходит, что ты задала ему вопрос. — Оу, ну… Неплохо. В последнее время у меня были некоторые проблемы, поэтому рисование дается мне не очень легко, — голос блондина пронизан нотками печали, но при этом его губы слегка растягиваются в улыбке. — Но я не собираюсь задерживать тебя на долго, обещаю. — Все вы художники всегда такие неуверенные в себе. В этом ваша проблема, — ты фыркаешь, возвращая взгляд к строчкам в книге, которые ты пыталась перечитать уже десяток раз. — Возможно, ты права, — Кавех тихонько усмехается, продолжая скользить кистью по холсту. — Но это не недостаток, — ты продолжаешь, заставляя блондина замереть и поднять взгляд на тебя. — Разве неуверенность в себе не говорит о том, что ты осознаешь свои недостатки и готов двигаться дальше? Губы Кавеха распахиваются, но тут же смыкаются обратно. — Не думаю, что талантливые люди страдают чем-то подобным. — Так ты, значит, не считаешь себя талантливым? Кисть снова начинает шоркать по холсту. — Не знаю, пожалуй, что нет. — Это хорошо, — ты улыбаешься, разминая шею, прежде чем снова выпрямиться. — Почему? — Потому что ни один талантливый человек не признает, что он талантлив. Худощавые пальцы, сжимающие кисть, вздрагивают после твоих слов. Никто еще никогда не говорил Кавеху ничего подобного. Что ты имеешь в виду? Ты назвала его талантливым? Разве это так? Сомнения и извечное самобичевание — спутники, следующие за Кавехом еще с момента, как он решил связать свою жизнь с кистью и красками. И с каждым днем он чувствовал все отчетливее, как это утягивает его на дно. Бессилие настолько омерзительно, что только вино могло приглушить отвращение к самому себе, но сейчас нечто теплое проникло в его грудь после сказанных тобой слов… Оставшиеся полтора часа прошли в тишине. Блондин замолчал, казалось, погрузившись еще глубже в свою работу, и ты не стала ему мешать, в какой-то момент даже сумев расслабиться и продолжить читать свою книгу. Этот парень… Не похож на тех художников, с которыми тебе приходилось общаться раньше. Почему-то тебе хочется подбодрить, утешить его, чтобы стереть эту печаль с его лица. Но это не твое дело. Ты поднимаешь взгляд на Кавеха, как только мужчина встает с места, делая пару шагов назад, чтобы рассмотреть картину. Алые глаза поблескивают в дневном свете, просачивающемся в кабинет, и ты наконец замечаешь, как его лицо смягчается. Длинные ресницы подрагивают, когда Кавех зачесывает челку назад, прежде чем удовлетворенно выдохнуть, упираясь кулаками в бока. — Уже закончил? — Хах, я думаю, что мне потребовались бы недели, чтобы довести эту работу до идеала, но… Я остановлюсь на этом. Ты захлопываешь книгу, вставая со стула и лениво потягиваясь. Не успела ты открыть глаза после небольшой зарядки, как кабинет наполнили звуки стукающихся друг о друга принадлежностей для рисования, которые мужчина спешно сбрасывает обратно в сумку. — В таком случае, надеюсь, я смогла тебе помочь, — ты улыбаешься, отворачиваясь к окну. Солнце уже начало садиться за горизонт. День прошел так незаметно, хотя первые часы твоей сегодняшней работы, казалось, тянулись целую вечность. Ты уже собираешься проследовать к шкафу в начале кабинета, чтобы достать свои вещи, как тебя останавливает мягкой прикосновение мужской руки, нерешительно осевшее на твоем плече. Развернувшись, ты встречаешься с большими рубиновыми глазами, в тишине смотрящими в твои, пока Кавеха не склоняется, громко произнося. — Спасибо. Ты тихо хихикаешь, скрещивая руки на груди. — Брось, я почти ничего не сделала. Если бы тебя здесь не было, пожалуй, я провела бы это время точно так же. Мужчина выпрямляется, застенчиво отводя взгляд. — Нет… Ты сделала даже больше, чем должна была. Ты даже не успеваешь сформулировать свой ответ, или даже скорее вопрос, прежде чем Кавех разворачивается и уходит все с той же сумкой, с которой пришел. — Подожди! Разве ты не заберешь с собой картину? — ты кричишь блондину вслед, и он останавливается в двери. — Нет. Пусть это скромная плата, но… Мне больше нечего предложить тебе взамен, — мужчина бормочет едва слышно, прежде чем перешагнуть за порог и скрыться за дверью. — Но я же даже ничего не просила, — ты произносишь в пустоту, тяжело вздыхая, прежде чем подойти к оставленному Кавехом холсту. Ни одно слово не касается твоего языка, а мысли покидают голову, как только глаза впервые встречаются с картиной по ту сторону мольберта. На ней изображена ты, нежная, воздушная и изящная с книгой в руке, окруженная цветами жасмина. Изумленная тишина повисает в аудитории вокруг твоего застывшего силуэта. Рука неосознанно протягивается, чтобы прикоснуться кончиками пальцев к аккуратным мазкам красок, и твои губы растягиваются в улыбке. — Я же совсем не такая… ✧ Бонус ✧ Дорога Кавеха обратно домой прошла в глубоких раздумьях. Смятение, сомнение и раздражение, обращенное к собственному бессилию, все еще терзают его сердце, но блондин все никак не может выбросить из головы твое расслабленное лицо в солнечных лучах, пробивающихся сквозь шторы, и изумительный вид твоего тела, от которого он едва сумел оторвать взгляд. Эти мысли одновременно и смущают, и заставляют Кавеха улыбаться, пока он просовывает руку в карман в поисках ключей, прежде чем слышит звук уведомления в телефоне. «Можешь сомневаться в себе сколько влезет, но твоя картина теперь будет украшать мою спальню;)» Блондин едва не взвизгивает, открывая фотографию, которую ты прикрепила к своему сообщению, замечая на ней его картину, висящую над кроватью в твоей комнате. Кровь приливает к щекам, и Кавех что-то судорожно печатает, прежде чем стереть и написать свой ответ заново, настолько увлеченный, что даже не замечает, как позади него уже несколько секунд стоит его сосед. — Опять забыл ключи? Кавех вздрагивает, спешно оборачиваясь, чтобы встретиться с холодным взглядом Хайтама, устало смотрящего на него сверху-вниз. — Придурок, хватит так тихо подкрадываться! Хайтам закатывает глаза, безразлично подходя к двери и вставляя ключ. — Как прошла практика? — Теперь тебе интересно, что происходит в моей жизни? — Кавех надувается, решая ответить тебе позже и убирая телефон обратно в карман. — Нет, просто хочу выяснить заранее, стоит ли мне сегодня надеть звуконепроницаемые наушники или я проведу вечер в тишине без них. — Можешь вообще их никогда не снимать, я даже не собирался с тобой разговаривать! — Кавех фыркает, скрещивая руки на груди. — Но, если уж тебе интересно, все прошло хорошо. Хоть кто-то наконец по достоинству оценил мою картину, в отличие от некоторых. Хайтам едва заметно улыбается, прежде чем открыть дверь. — Замечательно. Может тогда тебе стоит переехать жить к ней и забрать с собой все остальные картины, которые занимают половину моей квартиры? Блондин краснеет, на секунду допустив мысль о том, что действительно мог бы когда-нибудь жить с тобой, но сразу же отгоняет смущающие мысли, снова закипая от раздражения. — Хайтам, ты…