Не злодей в моей истории

14 ноября 1973 год. Лондон

      Диана порхала по сцене, словно лёгкая яркая бабочка, наконец очнувшаяся ото сна. Она очнулась и выбралась из тесного кокона, коим с первого дня стали для неё дворцовые стены. И вот она свободна и порхает. Танцы были её единственной в жизни страстью. Только танцуя, она могла проявлять эмоции, которые в обыденной жизни ей были запрещены. По всем протоколам к короне и титулу прилагалось каменное выражение лица, словно ты — изваяние из камня.       Танцуя на сцене, она была живой, она была собой. Элайджа с первой секунды был ею очарован. Он готов был поспорить, что ничего более восхитительного он не видел за всю тысячу лет, что уже прожил на земле. В ней было столько жизни и энергии, что, если бы подключить её к проводам, хватило бы на то, чтобы осветить весь этот чёртов Лондон, вечно утопающий во тьме и тумане. Королевская семья должна была гордиться тем, что она одна из них, потому что Диана могла вдохнуть в них жизнь, которую отняла монархия.       Элайджа был очарован, а вот её муж, которому, собственно, и посвящался этот танец в честь его дня рождения, выглядел так, будто кто-то заставил его набрать в рот грязи и запретил выплёвывать. Наследник трона сидел с таким выражением лиц, словно ничего хуже в этой жизни он ещё не видел.       Сидя в одной из королевских лож, Ребекка, к своему несчастью, имела возможность наблюдать и за Чарльзом, и за своим братом, и этот контраст их взглядов на одно и то же просто убивал, так что она даже обрадовалась тому, что бессмертна.       К тому моменту, как представление закончилось, на улицах Лондона начался традиционный дождь. Крупные капли сыпали с неба, рисуя кляксами на асфальте.       Вечный туман, дожди, ветер и мало солнечных дней — в таком климате то и дело хочется повеситься, но ей сие было недоступно, поэтому лондонская погода по праву входила в личный топ Ребекки Майклсон среди вещей, которые она терпеть не могла.       Дождь становился всё сильнее, но восторженная толпа не уходила. Люди ждали, когда из здания начнут выходить венценосные особы, чтобы хоть одним глазком, но взглянуть.       — Было бы на что смотреть, — то и дело фыркала Ребекка, видя ликующие толпы. У неё восторг перед членами Королевской семьи ничего, кроме тошноты, не вызывал.       Ребекка и Эндрю вышли из здания первыми. Она спустилась к машине, получив прекрасную возможность наблюдать за происходящим. И вот на ступеньках появились супруги Уэльские. Толпа взревела, а Ребекка поморщилась. Ещё в ложе, наблюдая за реакцией Чарльза, она была уверена, что похвалы и благодарности не будет, а, скорее, наоборот, и её прогнозы оправдались.       Он начал отчитывать супругу сразу, как только они покинули здание оперы. Её ухажёр продолжал махать руками, а Ребекка, переминаясь с ноги на ногу у машины, имела в удовольствие наблюдать эту великолепную сцену.       — О чём ты думала? — змеёй шипел Чарльз, с каждой секундой всё больше краснея от злости.       — Я хотела тебя порадовать, — тихонько произнесла Диана, втягивая голову в плечи.       Ребекка сдерживала приступ тошноты одновременно с диким желанием одним прыжком оказаться рядом с наследником трона и сердце ему вырвать или что-нибудь в этом роде. Диана сейчас напомнила ей старшего брата — что бы он ни делал, дабы угодить их отцу, оказался не таким.       — Зачем твой брат женился на ней? Он же не любит её, — спросила Ребекка, когда, закончив махать конечностью в воздухе, наконец подошёл Эндрю.       — Спроси моих родителей, — только и смог ответить принц, дёрнув плечом.       Когда все члены королевской семьи наконец расселись по авто, машины стали отъезжать одна за одной. Так вышло, что автомобиль принца Эндрю вместе с его подружкой выдвинулся сразу следом за машиной супругов Уэльских. Благодаря обострённому слуху Майклсон слышала, как Чарльз всю дорогу ругал жену. Зубы вампирши почти в такт скрипели от злости.       — И всё же, о чём ты думала?! — повторив свой вопрос, крикнул принц.       — О том, как тебя порадовать, — снова тихо прошептала она, видимо, просто не имея другого ответа.       — Этот гротескный убогий спектакль никак не добавит мне радости, — в голосе принца слышалось лишь раздражение и брезгливость, а затем добавилась ещё и зависть. — Целых восемь минут зал стоя тебе рукоплескал, и утром газеты будут писать о тебе одной!       — И пускай народ увидит мои чувства к тебе! — Диана вдруг тоже повысила голос.       — У тебя их нет! Как и понимания того, что публичные проявления тошнотворны!       — Тебя тошнит от всего, что я делаю! — выкрикнула принцесса, едва не расплакавшись.       — И с каждым днём всё сильнее! — просто подтвердил Чарльз, даже не пытаясь оправдаться или хотя бы солгать.       — Не думала, что у тебя получится, но ты делаешь успехи, — принцесса больше не могла даже смотреть на своего мужа и отвернулась к окну, глядя, как по стеклу стекают слёзы. Она смахнула одну с лица, но потом сделала глубокий вдох.       — В чём же? — хмыкнул принц.       — Вызываешь у меня омерзение, — она снова повернула голову и посмотрела на мужа.       — Ты опоздала — у всех остальных оно уже давно!       Слушая этот прекрасный семейный диалог, Ребекка с каждым словом всё сильнее хотела вцепиться в глотку Чарльза и просто разорвать того на куски.       Всё это ей что-то напоминало. Всё это она уже видела — точно так же древний викинг уничтожал нелюбимого сына. Что бы он ни делал — был всё равно не угоден, но с тех пор прошла целая тысяча лет, и они не в древнем поселении Норвегии, а в Англии двадцатого века. Сейчас едут из оперы, где сидели в расшитых золотой нитью креслах, в комфортных авто. Охотятся теперь только лишь ради забавы, выводят новые пароды собак и даже уже летали на Луну. Но как получается так, что, меняя внешнюю оболочку вокруг себя, люди не меняются изнутри?       Совершенствуя вещи, они не совершенствуют свои души и утопают всё в тех же грехах и пороках, что и тысячу лет назад. Но самое ужасное то, что так будет ещё тысячу лет спустя; они долетят не только до Луны, но и до любых других планет и даже освоят их, но так и не научатся любви и уважению. Не значит ли это, что человечество безнадёжно?       

***

      Вилла, в которой Ребекка и принц Эндрю проводили время, располагалась неподалёку от Кенсингтонского дворца. Иногда они ехали в объезд, а иногда проезжали мимо, как теперь, например, и к привилегии подслушать добавилась ещё и привилегия подсмотреть.       Машина супругов Уэльских остановилась. Диана вышла и, не торопясь, побрела ко входу. Почти у самой двери она вдруг поняла, что за ней никто не идёт. Рискуя до нитки промокнуть под дождём, принцесса остановилась. Её муж, кажется, и не думал покидать авто. Тогда несмело спросила, кажется, заранее предугадав ответ:       — А ты что, не идёшь?       — Нет, я еду в Глостершир, — сухо бросил принц через открытое окно.       — Ну конечно, она же знает, как тебя порадовать! — крикнула Диана, всплеснув руками, но эта её реакция осталась без внимания — автомобиль принца просто сорвался с места.       Машина принца Чарльза сорвалась с места и вскоре скрылась из виду, а лицо принцессы намокло то ли от слёз, то ли от дождя, но она продолжала растерянно стоять и не пыталась скрыться от стихии в помещении. Если она нигде не может укрыться от равнодушия, то так ли важно, что она мокнет под дождём?       Ребекка, наблюдавшая за всем этим, несколько минут напряжённо о чём-то думала, а затем, внушив Эндрю, что сегодня ей нужно побыть с Дианой, вышла из авто. Принц безропотно согласился. Благо члены королевской семьи ничего не слышали о вербене, защищающей от внушения, равно как и о сострадании.       

***

      Вампирша шла по пустым коридорам дворца, рассматривая его стены. Что они помнят? Если она не ошибалась, то конкретно этот был основан в тысяча шестьсот пятом году, а значит ему больше, чем их особняку в Новом Орлеане. Что видели эти стены? Сколько на них слоёв краски, которые скрывают пятна от пожаров, следы наводнений, а то и брызги крови…       Она рассматривала портреты, висящие на стенах. У всех людей, изображенных на них, было разное выражение лица, но ни одного по-настоящему счастливого. Так бывает ли счастлив тот, кто так или иначе облечён властью? Хозяева мира, но хозяева ли сами себе? Может, всё, что им оставалось — это следовать чужим правилам, проживая век с людьми, которых они подвели и которые подвели их…       Ребекка нашла Диану в детской комнате. Она нервно пыталась укачать впавшего в истерику маленького Уильяма. Младенец чувствовал, что с мамой что-то не так, что ей плохо и больно. В очередной раз все её старания пошли прахом и продолжают идти, ведь, как бы она ни пыталась его успокоить, он лишь начинал плакать всё сильнее.       — Ди, дай его мне, — Первородная подошла и протянула руки к маленькому наследнику.       Да-да, это именно она, та, что называла себя Чокнутой Бекс, придумала так сокращать имя принцессы.Позже это сокращение станет частью её стиля. Да и самой Диане это сразу пришлось по душе. Ребекка была единственным человеком, кто не обращался к ней вычурным «ваше высочество», а всегда звала по имени, да ещё и причудливо его сокращая, хотя это было против правил, и даже её отношения с Эндрю таких привилегий не давали, но она никогда не следовала правилам.       Зная, что только она могла к ней так обратиться, принцесса обернулась и посмотрела на Ребекку. Девушка всегда напоминала ей куклу — круглое лицо, огромные глаза, длинные белокурые волосы; таких не так давно стали выпускать в США, кажется, они называются «Барби». Однако, с виду походив на куклу, Ребекка была живее многих, и Диане очень хотелось, чтобы брат мужа женился на ней — тогда бы у неё наконец появится тот, кто не будет видеть в ней лишь принцессу Уэльскую и кому она будет небезразлична.       — А… Как ты здесь оказалась? — спросила принцесса, хлопая ресницами. — А где Эндрю? — Но, так и не дождавшись ответа, она передала мальчика Ребекке и устало рухнула на диван неподалёку, закрыв лицо руками.       Первые две секунды Майклсон держала маленького принца на вытянутых руках, словно тот был неизвестным объектом. Ей слишком редко удавалось оставаться наедине с младенцами, и она не сразу могла сообразить, что с ними делать. Но затем она обняла его и стала гладить по спинке, приговаривая:       — Ну, всё, тише-тише…       — Может, он заболел, и надо к врачу? — подняв голову, встревоженно спросила Диана.       — Уверена, он здоров. Просто ты нервничаешь, и он это чувствует, — предположила Ребекка, расхаживая по комнате с мальчиком на руках.       В этот самый момент принц успокоился, стал улыбаться тётушке Бекс и хватать её за белые локоны своими маленькими ручками. Возможно, в этот самый момент Ребекка впервые осознала, какую плату они на самом деле отдают за эту чёртову вечность. Они лишены возможности продолжить свою жизнь в ком-то другом. Как знать — может, это стократ ценнее вечности. И оттого годы спустя она не сможет винить Ника за безудержное желание вновь стать отцом, ибо это единственное, что придаёт смысл вечности.       — Так где Эндрю? — Диана вновь вернулась к вопросу, на который в прошлый раз Ребекка не ответила.       — Я убедила его, что сегодня мне лучше остаться с тобой. С ним мы и так проводим достаточно времени вместе.       — Меня всегда поражает твоя способность убеждать людей. Хотела бы я уметь так же…       «Поверь, не хотела бы», — мысленно усмехнулась Ребекка и вслух спросила: — У меня другой вопрос — где Чарльз?       — Как будто бы ты не знаешь, где он, — разведя руками, то ли спрашивала, то ли утверждала Диана.       Хоть вопрос «зачем ты это терпишь?» и вертелся на языке и жалил пчелой, озвучивать его Ребекка не стала. Она может сказать, что любит его, а может сказать, что у неё просто нет выбора, что по сути одно и тоже. Когда она познакомилась с наследником, ей было шестнадцать, когда вышла замуж — восемнадцать. И, что бы она ни ответила, это истинная правда. Естественно, она полюбила того, кто стал её первым мужчиной — так всё это имело хоть какой-то смысл, но все забывают, что выбора, кого любить, у неё особо и не было.       — Знаешь что, — Ребекка присела рядом с Дианой, — иди отдохни. Я побуду с Уильямом.       — Да нет, что ты, — она улыбнулась, — у него есть няни, отдай его им.       — Держу пари, эти няньки ему уже поперёк горла, а с тётей Бекс будет весело. — Она посмотрела на мальчика. — Да, дружок?       

***

      Вампиры — не люди, и сон для них не столько жизненная необходимость, сколько приятный бонус, что позволяет на несколько часов выпасть из рутинной вечности. Сегодня Ребекка им не воспользовалась. Вместо забытья во сне она предпочла иное. Вампирша сидела над детской кроваткой и любовалась спящим Уильямом. Пятимесячный малыш забавно кряхтел и размахивал руками во сне.       Но, помимо наблюдения за спящим младенцем, Майклсон прислушивалась к звукам вокруг. Мало ли, вдруг в этом старинном дворце есть призраки. Если вампиры существуют, почему бы не быть призракам? Но увы — звуки, наполняющие здание, были вполне обыденными и куда более пугающими, чем звуки из фильмов ужасов.       Спальня Дианы была через стенку, и первородная слышала, как она встала и на цыпочках побрела на кухню. Там она ела; ложка то и дело стучала о посуду — кажется, что её одолел какой-то животный голод и она уничтожала всё содержимое холодильника.       Потом принцесса надолго заперлась в ванной. Сквозь льющуюся воду Ребекка могла расслышать и другие звуки; по всей видимости, её рвало. Услышав, как Диана поворачивает дверную ручку, чтобы наконец покинуть укрытие, Ребекка с помощью вампирской скорости оказалось у двери. Когда принцесса вышла, вампирша была уже там.       Ночью дворец освещали не особо, поэтому единственный свет шел от пары светильников на стенах в конце коридора да ещё от лунного луча, словно в одном месте кто-то пролил молоко. Достаточный полумрак скрывал от глаз вампирши все оттенки стыдливости и смущения на лице принцессы.       — Давно это с тобой? — тихо спросила она, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди.       — С шести лет, как раз с тех пор, когда родители развелись, — принцесса решила не юлить, а просто ответить на заданный ей вопрос, уронив голову на дверной косяк. — Потом прошло, но с тех пор, как я вышла замуж, снова началось.       — Это нужно лечить… наверное, — несмело предположила Ребекка, дав себе зарок завтра же порыться в медицинских справочниках.       — Теперь представь, какой урон нанесёт имиджу Короны болезнь будущей Королевы, хотя я никогда не хотела быть ею, — прошептала девушка и осторожно произнесла: — Ты же не…       — Я никому ничего не скажу. — Пусть было темно, но добрую улыбку на лице Ребекки Диана всё же смогла разглядеть.       

***

      У Майклсонов был свой дом в черте Лондона. Не дворец, конечно, и даже не их новоорлеанский особняк, но он был вполне уютным, имел большую библиотеку, и если не заглядывать в холодильник, наполненный пакетами с кровью, то можно решить, что там живут обычные образованные интеллигентные люди.       Ребекка рухнула в кресло, закинув ногу на ногу. Сегодня она была особенно неразговорчива, да ещё и утро провела в библиотеке, чем заставила своих братьев присмотреться к ней повнимательнее. Ведь обычно она — та ещё болтушка, и библиотека не то место, где бы она стала сидеть часами. Клаус всматривался ей в лицо около минуты и наблюдал, как на нём пляшет злоба, хорошо замаскированная звериная злость. Он опустился в кресло напротив и с сарказмом спросил:       — Дай угадаю: вчера ночью его высочество не захотел быть тебе покорным, но ты не могла его убить, и тебе пришлось подчиняться и быть снизу? Иначе что бы ещё могло тебя так разозлить.       Пошловатую шутку Ребекка явно не оценила. Повернув голову в сторону старшего брата, вампирша взглянула на него, и тому показалось, что из её глаз вылетели молнии и сейчас поразят в самое сердце, сделав его обычным смертным.       — Диана больна, — произнесла блондинка, затягиваясь дамской сигаретой — такие же курила тётушка Эндрю, бунтарка в прошлом, а ныне никому не нужная, словно списанное кресло, принцесса Маргарет.       — Ребекка, ты куришь? — повернувшись, спросил Элайджа, только что это заметив.       — Что, боишься, что сигареты меня погубят? — хохотнула вампирша. — Или что стану зависима? Так я уже наркоманка, как и вы. Мы зависимы от крови.       — Так что с принцессой? — поинтересовался Клаус, допивая капли алкоголя со дна стакана и словно желая перевести тему.       — Булимия.       — Что? — в голос произнесли оба брата. — Что это за болезнь такая вообще?       — Расстройство пищеварения на нервной почве, — пояснила Ребекка.       — А ты-то откуда знаешь?       — Медицинский справочник прочитала, — выплюнула вампирша, и её рот исказился в кривой улыбке.       — И тебя это разозлило?       — Да, чёрт возьми! — выкрикнула Майклсон и даже вскочила с кресла, но через секунду опустилась обратно. — Они так пекутся о своей короне, утверждают, что в любом споре корона должна побеждать, что нет ничего главнее монархии и её наследия, — она сделала глубокий вдох, — что монарх, чёрт побери, посланник самого Бога, раз он является главой англиканской церкви. Тогда какого, скажите, чёрта они не заботятся о матери наследника короны! На неё всем плевать, почти…       Всё это напоминало Ребекке её собственную жизнь. Будучи пятой из семерых детей, она была далека в очереди за родительской любовью. Ей очень часто казалось, что та ещё на Финне закончилась, остальным перепадали крохи, а кому-то и вовсе ничего. Когда-то давно она слышала, что у родителей была первая дочка Фрейя, и её отец обожал до безумия. Ребекка не смогла её заменить и, как и остальные, оставалась не у дел.       — Почему почти?       — А? — голос брата вырвал блондинку из раздумий.       — Ты сказала «почти», почему?       — Наследников должно быть двое — это минимум. Один наследник, а второй на случай, если первый не доживёт до своего воцарения. Ну а дальше уже идут дети, а не головы для короны. Их можно любить, не видя в них свою же смерть, — объяснила вампирша, выдыхая в воздух дым. — Так вот, пока она не родит второго наследника и целиком не выполнит миссию, будет хоть сколько-то важна и в поле зрения Короны, а потом…       — Запасные дети — звучит жутко даже для таких монстров, как мы, — произнёс Элайджа.       — Всякое бывает, — дёрнула плечом блондинка. — Например, меня, Коула и Хенрика Эстер родила, пытаясь загладить вину за измену, но это было тысячу лет назад. С тех пор мир изменился, а варварство осталось — какого чёрта?       Огромными зелёными глазами Ребекка посмотрела то на одного, то на другого брата, и у тех возникло чёткое чувство дежавю. Она делала так, когда её мучил вопрос, на который она никак не могла найти ответ. Она приходила к одному из них, задавала его и смотрела так яростно-пытливо, что иной раз хотелось сквозь землю провалиться, и так до тех пор, пока не получала ответ, причём ещё нужно было постараться, чтобы он её устроил. И если в детстве вопросы были просты, то теперь Ребекка уже давным-давно не ребёнок, её проблемы стали иными, и, как бы они ни хотели, вряд ли у них есть ответ.       — Кстати, раз уже говорили о принцессе, — сказал Элайджа, поправляя галстук, — ей нужен новый личный секретарь. Они хотят подобрать его до поездки в Австралию, в которую они отправятся вместе с принцем Уэльским, и я планирую им стать.       — Кем — личным секретарём будущей Королевы? — в один голос воскликнули Клаус и Ребекка.       — Мне казалось, что у каждого из нас давно есть свои роли. Ты, мой дорогой брат, — заговорил Клаус, — самый благородный, самый умный и самый рассудительный из нас; лишь ты можешь удержать нас от безумств, так в какой момент ты сам обезумел?       — Ты даже не входишь в правительственный кабинет, — вторила Клаусу Ребекка. — Для монархии ты — просто пришлый богач, который незваным явился на их землю и стал скупать недвижимость, как сумасшедший, а потом ещё и его сестра оказалась в постели сына Королевы. Я согласна с Ником — это слишком.       — Вы же понимаете, что у меня есть методы воздействия, — несмотря на бурную реакцию семьи, Элайджа оставался невозмутим. — Я сумею заставить их сделать меня личным секретарем принцессы.       Клаус встал и прошёлся по просторной гостиной, выполненной в лиловых тонах; казалось, что всё раздражение и злость, которые с утра терзали Ребекк, у перешли на него. Почти дойдя до двери, Клаус развернулся и, размахивая руками, начал говорить. Иногда это походило на крик. Элайджа тем временем устроился в освободившемся кресле. Теперь они оба смотрели на него, а Клаус стоял напротив и яростно возмущался.       — Ладно, тебе нравится спать с наследником трона, — он указал рукой на Ребекку, — и, надо заметить, что ему тоже нравится; не знаю, что ты вытворяешь, но он в восторге. Ладно, ты влюбился в юную принцессу, в её чистоту, доброту, искренность, — Клаус перечислял, загибая пальцы, а потом подытожил: — В общем, во всё то, чего давно нет в нас, потому что мы чудовища, и мордашка у неё милая, конечно… — Первородный ненадолго замолчал, а затем спросил: — Вы оба понимаете, что не сможете остаться с ними?       Воцарилась тишина. Майклсон смотрел на брата с сестрой, ища в их взглядах зерно рационального мышления, и, кажется, не отыскав, поинтересовался снова:       — Вы оба понимаете, что рано или поздно нам придётся уйти? Вы не останетесь и не заберёте их с собой, и даже если каким-то образом тебе бы разрешили стать женой принца, — Никлаус вновь обращался к Ребекке, — ты не явишь Короне нового наследного принца.       — Наследники жизненно необходимы тем, кто к трону ближе всего, — справедливости ради подметила вампирша. — Эндрю это не грозит ни в коем случае. Чтобы взойти на трон, ему нужно пережить Чарльза, Уильяма и детей Уильяма.       — А как насчёт того, что ты не меняешься? — у Клауса созрел новый вопрос. — И через пару десятков лет люди это заметят! Ты будешь молода и красива, а он — седой старикашка! Мы можем принудить королевскую семью, но мы не можем внушить одно и то же всем жителям Великобритании, а они все смотрят телевизор. И после этого вы ещё меня называете безумцем! — возмущался первородный.       Брат и сестра лишь переглянулись, но ничего не ответили. Всё, что говорил Клаус, они и так знали, просто предпочитали какое-то время об этом не думать.       — А если Майкл за нами явится? Мы вообще-то в бегах, не забыли? — Клаус отчего-то никак не мог успокоиться.       — Если верить слухам, — до сих пор терпеливо молчавший Элайджа наконец заговорил, — наш дражайший отец пленён ведьмой из Мистик-Фоллс, она высушила его и заковала в цепи. Нам можно больше никуда не бежать.       — Может, нам и можно никуда не бежать, — вздохнул Клаус и заговорил уже спокойнее: — Долго это всё равно не продлится. Придёт день, и вам придётся оставить их. Да вы повлюблялись, чёрт возьми!       — Я не то чтобы влюблена, — Ребекка затушила сигарету. — Да и вообще, — воскликнула она, теперь снова был её черёд возмущаться, — будь Анна в твоём вкусе, я бы на тебя посмотрела!       — Сестра, любовь — это…       — Величайшая слабость вампира, — Элайджа вдруг решил напомнить Клаусу его же слова, сказанные несколько сотен лет тому назад.       — Скорее, непозволительная роскошь, — обречённо произнесла Ребекка, прежде чем Клаус отреагировал. — Причём, как выясняется, она непозволительна не только для нас. Все эти короли и принцы её себе тоже позволить не могут…