Шахматист

19.07 – 12:36 БПЛА пересек границу нейтральной орбиты Реи ANSA – 19 июля 3160 года, Рея Сегодня утром беспилотный летательный аппарат вторгся в границы Реи. Следящие устройства на стационарной орбите зафиксировали прохождение в 8:45, но задержать его им не удалось. Через десять минут БПЛА был сбит силами ВВС Реи. «Изучение обломков показало, что внутренние части аппарата несут на себе маркировку, которую обычно имеют [беспилотные летательные] аппараты с Амои» - заявил глава комиссии по расследованию Согиз Роттако, - «Расследование будет продолжаться». Премьер-министр Содружества Реи и Локс Клиис те Мероа выразил недовольство произошедшим: "Мы будем защищать наше воздушное пространство... мы будем отвечать каждый раз, когда амойцы посягают на суверенитет Реи", - заявил Клиис. В дальнейшем выступлении на пресс-конференции он также отметил, что это агрессивное действие, вне сомнения, повлияет на дальнейшие отношения государств. 19.07 – 13:29 Представители Амои выражают недоумение в связи с заявлением Реи ANSA – 19 июля 3160 года, Рея Заявление премьер-министра Содружества Реи и Локс Клииса те Мероа относительно полета БПЛА, предположительно принадлежащего Амои, в пределах нейтральной орбиты Реи, вызывает недоумение. Так прокомментировал это заявление источник в консульстве Амои, пожелавший остаться неизвестным. Официальный представитель МИД Амои также добавил, что конфликт получил громкую огласку на Рее, и добавил, что амойский БПЛА не пересекал нейтральной орбиты. "Мы озадачены такой реакцией правительства Содружества. Возможно, речь шла о рутинном испытательном полете, в ходе которого навигатор беспилотного устройства передал неверные данные. В любом случае это производилось в полном соответствии с международными договорами и правилами». По его словам, военные специалисты, в том числе командующие воздушных сил подтверждают, что никаких нарушений воздушного пространства Реи не было. "Не было ни факта нарушения границы, ни намерения ее нарушить. Нездоровый интерес СМИ к полетам авиации Амои был инициирован в угоду внешнеполитическим интересам", - отметил он. 19.07 – 15:07 Министерство обороны Реи приступило к расшифровке «черного ящика» с амойского БПЛА ANSA – 19 июля 3160 года, Рея Министерство обороны Реи распространило заявление о том, что «черный ящик» с беспилотного летательного аппарата, сбитого этим утром после пересечения нейтральной орбиты Реи, обнаружен, и специалисты готовы приступить к расшифровке его записей. Таким образом, уже сегодня станет ясно, зафиксировано ли на нем прохождение заградительной полосы орбиты, что означает посягательство на суверенитет Реи. Чуть раньше стало известным, что принадлежность аппарата Амои сомнений не вызывает. «Мы рассматриваем это как провокацию со стороны Амои», - заявил заместитель министра обороны Реи Аюшде Локку. Внешнеполитическое ведомство Реи и Локс обращается к международному сообществу и организациям с просьбой принять неотложные меры по "пресечению амойской агрессии". 19.07 – 15:34 Внешнеполитическое ведомство Амои выражает возмущение выступлением Реи ANSA – 19 июля 3160 года, Рея Внешнеполитическое ведомство Амои возмущено выступлением министерства обороны Реи по вопросу сбитого БПЛА. "Подобные инциденты никогда не были поводом поднимать шум в прессе, поскольку международное воздушное право в данных случаях не нарушается. Следовательно, любая истерика в данном случае неуместна", - сообщил сотрудник дипломатического ведомства Амои. «Мы рассматриваем заявление об «амойской агрессии» как попытку разрушить мирный диалог, к которому так долго стремились наши страны», - заявил он. «То, что это происходит за 24 часа до того, как представители наших стран должны встретиться в финале Кубка Щита – не более, чем неприятное совпадение», - подчеркнул источник. Естественно, что после таких выступлений столица Цемекиса – Клавий – гудела. Пресса писала об амойской скрытой угрозе, эксперты обменивались хитроумными построениями, основанными более на страхах и слухах, чем на чем-либо еще. О Кубке Щита все почти забыли – забыли, собственно, о том, по какой причине сойдутся Газнал и Шен. Да они и не были больше Газналом и Шеном, двумя гроссмейстерами. Они стали представителями враждующих сторон. Как все – как дипломаты, как торговые представители, как политики. «Осталось только переодеться в цвета флага», - лениво думал Гедеон, - «и выйдет отличное шоу с музыкой, фейерверками и ногастой массовкой». Он скучал. Сентябрь на Цемекисе был прохладным, университетский городок, рядом с которым располагался их отель, оживал с началом семестра – Гедеон от скуки наблюдал из окон двадцать седьмого этажа за разноцветными фигурками – но выйти было никуда нельзя. Безопасность. Его охраняли местные силы безопасности и бронированный автомобиль. После осмотра игровых площадок для финала он уже второй день не покидал номера и даже не видел соперника. Гедеон снова лениво глянул в окно: внизу происходило что-то интересное. Разноцветные фигурки бежали от кампуса к отелю. Человек десять стояли почти точно под его окнами с развернутыми транспарантами. Гедеон прочитал написанное на местном «Остановите провокации», «Так вам не выиграть!» и «Стоп агрессия» на койне. Полицейские скучающе глядели на них из-за прозрачных пластиковых щитов. Зевак – или сочувствующих – было явно больше, чем пикетчиков. Они устраивались на бортиках не выключенного пока фонтана, грызли что-то, плескали друг в друга водой. Пикетчики что-то скандировали, из-за плотных стекол было не слышно. Не то чтобы ему совсем было нельзя покидать отеля. Но устроители очень беспокоились: кажется, это был первый раз, когда финал совпал с конфликтом. В воздухе носилось слово «провокации», и Гедеон догадывался, что они не так пытаются обезопасить его, как других от него. Секундант, сразу после полуфинала давший ему краткие инструкции и определивший режим, заметил: - Никаких провокаций не будет: им это не нужно, нам тоже. Но если им так хочется играть в войну, пусть играют. Поэтому он торчал здесь, и единственным его визитером был Патек Маурани. Он проиграл в полуфинале – ему же, Гедеону, и проиграл, легко, как всегда – махнув рукой «Бронза моя – достаточно!» И почему-то остался на Цемекисе – то ли из вечного своего стремления быть в гуще событий, то ли из интереса к игре Гедеона. Сегодня он что-то не показывался, скука заставляла Гедеона нервничать, побуждала к действиям, и он даже хотел позвать секунданта – просто чтобы поговорить. И как всегда, он пришел сам. Вежливо постучав, вырос в проеме, заслонив собой свет из коридора. - Вас просят о пресс-конференции. Пока это была пара изданий, я отвергал все предложения, но теперь их уже больше десяти. Придется согласиться. - Ну пусть, - лениво бросил Гедеон. - Через двадцать четыре часа – вас устроит? Гедеон кивнул. - Да, и это будет совместная пресс-конференция. Вы как – готовы к встрече с Газналом? - А что он мне сделает? - Это верно. К тому же он вас до смерти боится. Тогда я отдаю указания и согласую вопросы, к утру самое позднее будет известно – какие… Я зайду, и вы прочтете сами. Гедеон прищурился на него: - А почему вы не даете мне стратегий? Как именно я должен у него выигрывать? - Неважно, - секундант покачал головой. - Вы выиграете, в этом нет никаких сомнений. Но нас сейчас интересует другая игра. Секундант ушел, и Гедеон остался в прежнем нервозном состоянии, когда физически нужно что-то сделать, но делать ничего не хочется. В голове стояла характерная нервная пустота. Он поглазел на пикетчиков, притопывая ногой в такт их открывающимся ртам, покидал в стенку мячик, которым разминал кисть, попялился минуты три на неактивированную доску, припоминая последнюю разыгранную позицию – не вспомнил… и тут в дверь забарабанили. Гедеон аж вздрогнул. Это не мог быть оникс: он только что ушел, и он никогда не возвращался. И не обслуге так стучать. Но дверь распахнулась, и в номер влетел развеселый Маурани. Лицо у него было хитрое, а за плечом маячила девушка. - Ты как сюда вообще попал? - Ну… долго лез, в общем. Это Патти, - выдернул он девушку из-за спины. Она была похожа даже не на девушку, а на тень девушки – неопределенно светлые волосы стекали по обе стороны бледного лица, под рубашкой горбились ключицы. Она куталась в чересчур вызывающую для нее куртку с бахромой. «Спорить готов, куртка Маурани», - подумал Гедеон, когда девушка выпалила неожиданно низким, суховатым голосом: - Пэт! - Что? - Не Патти. Пэт. - Патти, Патти, - ласково похлопал ее по плечу Маурани. – А теперь познакомься: Гедеон Шен. Патти неожиданно выпрямилась и ткнула худым сухим пальцем в сторону Гедеона: - Так это вы! Таким тоном обычно говорят про мусор на школьном дворе или окурок в сортире. - Вы чемпион, который играет в политику! – указательный палец снова обозначил восклицательный знак. - Прости, я забыл сказать. Патти – учредитель… или как это сказать… зачинщик пикета, что у тебя под окнами, - засмеялся Маурани. – Она так хотела тебя видеть. - Я играю в шахматы, Пэт. - Не делайте вида! Вы знаете, почему вас охраняют и что делает ваша планета. Вы поддерживаете ее агрессивную политику… - ее койне был правильным, но угловатым – как будто изученным по газетным заголовкам. - Вы ставите под угрозу мир во всей Галактике!.. - Пэт, я никого никуда не ставлю… - это напоминало игру в шахматы с первоклассником, когда каждый ход предсказуем с обеих сторон. - Вы – и ваша планета. Вы намеренно нападаете на других и ждете скандала, вам важно продемонстрировать свое превосходство. Лишь бы вас боялись и не задавали вопросов!.. - Каких вопросов, Пэт? - О том, что у вас живых людей продают в рабство! Детей – насилуют и калечат! Что вы грубо попираете все права и свободы человека и гражданина! - Пэт, я ничего не попираю… - Вы лакей режима! - Уфф… Ну хорошо. Чего вы от меня хотите? - Откажитесь играть! Гедеон аж попятился: - Все прекрасно, Пэт, но какая связь… Она замешкалась на секунду с ответом, видимо, строя предложение. - Вы спровоцировали Рею на агрессию. Вы виноваты. Так принесите извинения. Все понимают, что этот матч политически спровоцирован. А отказ от матча – хороший жест. Неужели вы никогда не хотели сделать что-то хорошее? - Пэт, - Гедеон развел руками. – Я защищаю честь страны. - Вы ей прислуживаете. Вы думаете, вы ферзь. Вы пешка! - Честь, а не политику; это разные вещи. Пэт схватилась за голову: у нее на лице вдруг проступил страх. - Я попробую объяснить. Я плохо говорю на койне. Мир стоит на грани войны. Война возможна только ядерная, и это значит катастрофа. Мы обязаны удержать мир. Мы, - она мотнула головой в его сторону, - и вы, и я. Хоть я с вами и не стала бы сражаться на одной стороне. - Пэт, но вы же сами себе противоречите. Если я пешка, то я ничего решить и отменить не могу. А вы требуете, чтобы я отказался играть. - А что? Вас за это отправят… как это… на психокоррекцию? Гедеон поморщился: - Ну и зачем верить в третьеразрядную пропаганду? Маурани наблюдал за их перепалкой и беззвучно хохотал. - Я видел, что ты скучаешь второй день… Согласись, сейчас не скучно? Они просидели до позднего вечера. Патти, горячась, говорила: именно они - и кто же, если не они, молодые, должны участвовать в галактической политике, студенческое движение Цемекиса - представители разных партий, но все они объединены одним общим желанием - и им не мешают разногласия... Маурани то азартно кивал, то так же азартно спорил - и в конце концов они забыли про Гедеона и нападали уже только друг на друга. А Гедеона весь вечер не покидало ощущение легкого безумия от того, что происходит. К вечеру они заказали в номер дешевый скотч, который разлили по бокалам, но почти не пили. Скотч пропитал воздух горьким смолистым запахом, Патти закурила. Гедеон тоже курил и смотрел, как они смеются, как Патти рубит воздух рукой, доказывая что-то, и как раскачивается бахрома на ее курточке. На следующий день его упаковали в автомобиль и повезли на пресс-конференцию. Не было ни налетающих, как воробьи на кормежку, журналистов с микрофонами, ни зевак, ни даже давешних пикетчиков – от дверей до дверей он шел через бесстрастный коридор блестящих пластиковых щитов и отсутствующих лиц под шлемами. И было совсем тихо. Только мягко чмокнула бронированная дверца «агреда». У Санкт-Лейн-Мемориал рядом развевались флаги Реи и Амои – последний знак их прежней приязни. Гедеон все же увидел поодаль длинные микрофонные штанги, камеры – но также он заметил серых, цвета асфальта, неприметных людей в плащах и шляпах, бормочущих что-то себе под нос. А ведь и правда, все серьезнее, чем кажется. Последние журналисты еще рассаживались, рабочие тянули провода, фотографы пробовали вспышки, пока его вели мимо Газнала и усаживали за стол. Не за общий длинный, как обычно, а за отдельный, оформленный в цветах амойского флага, очень похожий на стойку, за которыми выступают политики. Зал ощетинился микрофонными штангами и алыми глазками видеокамер. Первые вопросы были нейтральными: – Приняты беспрецедентные меры безопасности – мешают ли они вам играть? И их с Газналом единодушное «нет». - Вы имели возможность отложить матч, регламент позволял – пока конфликт не будет урегулирован. И они тоже хором: это решение принимали не мы. Мы не политики. Пока что ни один из журналистов не решался напасть. – Шена называют непобедимым, - журналист с Первого Федерального решил начать с Газнала. - Вы не находите, что его трудно будет расколоть? – Формально он не проиграл еще ни одного турнира. Когда-то Газнал был чемпионом, много лет, время от времени сдавая титул Бен-стору. Интересно, признает ли он когда-нибудь, что отныне – бессилен? – Но все же он непобедим? – настаивал корреспондент Первого Федерального. Газнал пожал плечами: – Непобедимых не бывает. Зал загудел, зашуршал, будто вдохнул воздух. Корреспондент улыбнулся и принялся что-то заносить в планшет. В центре зала вскинула руку женщина в дорогом костюме мужского покроя. – Сэл Тайру, «Время». Господин Газнал, сейчас все говорят о новом поколении шахматистов, молодых, злых и профессиональных. Вы готовы признать, что пришло их время? Лицо Газнала побагровело, он ответил прежде, чем успел подумать: – Нет! ... Я не считаю, что пришло время уходить. – По мнению Али Бен-стора, экс-чемпиона мира, вы продолжаете играть только потому, что у Реи и Локса нет других гроссмейстеров в первой сотне. Так ли это? Усталый Газнал, оставшийся без славы – Гедеону было жаль его. Он немолод, он привык, что его превозносят, а не поддевают, и не знает, как играть в эти незнакомые ему игры. – Уйдете ли вы из шахмат, если выпадете из золотой десятки? - Правда ли, что вы не признаете превосходство действующего чемпиона мира потому, что он ваш идеологический противник? Газнал едва успевал отвечать. Наконец, он выдохнул: «…я работаю на отношения наших планет» - и шумно отхлебнул воду. – А вы, господин Шен, вы считаете свою игру вкладом в отношения ваших планет? – Как и любое мирное взаимодействие. В зале одобрительно зашумели. Где-то вдалеке вверх взметнулась рука с зеленой карточкой. На карточке – знакомый Гедеону символ. Он видел его вчера на майке Патти. Такие же были на транспарантах под его окнами. Студенческое движение, насколько он понял. Но поднялся немолодой уже, высокий бородач, в потертом пиджаке и тяжелых квадратных очках. – Сержи Находны, «Стрелок». В зале заоглядывались. Кто-то даже начал его фотографировать. – Господин Шен, кто вы по системе Зейн? – Э... Гражданин второго класса, страта С, – для Гедеона это прозвучало неожиданно неприятно. Он не привык определять себя таким образом. – 2–С... Довольно высокий статус. Если я правильно помню, ваш класс позволяет вам свободно перемещаться по городу практически по всем зонам. – Вы правильно помните. Они сцепились взглядами, и Гедеон почуял: этого он не пересмотрит. – Но часть города остается для вас закрытой. Как вы относитесь к подобному ограничению вашей свободы? – Жители Амои с детства привыкают соблюдать границы городских зон. – Однако существует неофициальная статистика детских смертей, вызванных неосторожными переходами границ. – Существует вполне официальная статистика детской смертности в результате падений с подуровней на Ферли-Вален и на автострадах Цемекиса. Дети гибнут по неосторожности. Это печально, но это случается. Из глубины зала кто-то выкрикнул: – А это правда, что при переходе границы у нарушителя взрывается голова? В зале поднялся шум. Оникс повернулся к нему. Никто бы этого не заметил, но Гедеону было ясно: секундант забеспокоился. Со своего места поднялся глава Шахматной федерации Цемекиса: – Господа, господа! Пожалуйста, не нужно выкрикивать вопросы с места. Находны улыбнулся, дождался, пока зал утихнет и продолжил: – Извините моего коллегу. Скажите, господин Шен, вы могли бы стать чемпионом мира, если бы родились в семье более низкого класса? Скажем, четвертого или пятого? – Шахматные школы открыты для всех. – Даже для деклассированных лиц? – Деклассированные лица по определению не могут обладать правами граждан. Гедеон все же отвел взгляд. Оникс едва заметно поморщился: неверный ход. – А как насчет общечеловеческих прав? Например, права на жизнь? – Никто не лишает их права на жизнь. – Однако по моим данным... – Господин Находны, ваши вопросы выходят за пределы темы конференции, - вскочил глава Шахматной федерации, - Попросите господина Шена об интервью. Находны развел руками и сел. В зале кто-то буркнул: «Как же! Согласится он!» И откуда-то с другой стороны: «А что, у них и правда головы взрываются?» – Господа! Прошу сохранять спокойствие. Давайте продолжим. – глава Федерации устало провел рукой по лбу. – У кого-нибудь есть еще вопросы? – Рикарду Баци, «64». – Где-то в самом конце зала поднялся очень молодой человек в футболке с ярким принтом и сумкой через плечо. – Скажите, Шен, когда вы проиграете титул, вы будете снова за него бороться? – Нет, – ответил Гедеон, успокаиваясь. – Лучше уйти, пока ты номер один. В первом ряду с видимым трудом поднялся тучный мужчина: – Ральф Ди-Малес, «Зеркало», Ви-Плесси. Я бы хотел свой вопрос адресовать господину Газналу. Шахматы сплавляются с политикой, как никакой другой спорт. Как вы к этому относитесь? Газнал печально кивал в такт его словам. Дослушав, он аккуратно выдержал паузу и, вздохнув, начал: – Да, это грустно видеть. Игра столь древняя и достойная, являвшая собой образец бесстрастности и честности, стала инструментом влияния в руках мелких диктатур. Быть может, нам бы всем стоило перестать делать из шахмат шоу. Но кто на это пойдет? Красивый длинноволосый молодой человек, сидевший рядом с Находны, негромко заметил: «И вы в первую очередь. У вас ведь теперь гонорары раз в десять больше». Газнал услышал его: – Молодой человек. Я начал играть, когда шахматы были клубом для узкого круга интересующихся. Я платил членские взносы и сам себе оплачивал перелеты и проживание на планетах, где проводились турниры. Находны посмотрел на своего спутника и покачал головой. – Господин Шен, а вы? – толстяк из первого ряда повернулся к Гедеону. – Как вы относитесь к росту политического значения шахмат? – Конечно, шахматы сблизились с политикой, зачем отрицать, - тут он знал свою партию. - Перед нами живое подтверждение. Но трагедии я в этом не вижу. Наоборот, я рад, что шахматы стали способом взаимодействия между планетами. Мирного, заметим, взаимодействия, - и в ответ на раскрывшийся рот какого-то еще журналиста, - да, даже сейчас. – Пастан Парак, станция «Свобода». Господин Шен, вы говорите о мире, это прекрасно. Но многие считают, что ваша планета с помощью этого турнира рассчитывает не сгладить, а обострить конфликт. Ваши комментарии. – Как вообще можно при помощи шахматного турнира, который к тому же почти закончился, обострить конфликт? Все разговоры об этом ведутся только в масс-медиа. Безо всякого повода. – Тем не менее, к месту проведения матча вы приезжаете на бронированной машине, по оцепленной улице. Вы чего-то боитесь? – Провокаций. Под окнами моего отеля и так политические митинги. Я не хочу усугублять. – Провокаций с какой стороны? - С любой. Случайные выходки студентов - им по большому счету все равно, против кого протестовать, лишь бы протестовать. Другая сторона конфликта тоже позволяет себе весьма жесткие высказывания. В отличие от нас. – Но вы посягнули на наш суверенитет! – возмутился Газнал. – Это не доказано. А между тем вы согласились на предложение Ферли и уже размещаете у себя их военные базы. Пока шум не улегся. Вам говорит что-то – ущелье Гинра? А Военный союз Четвертого кластера? – Это наше законное право. Мы можем сотрудничать с кем угодно в пределах Федерации! – Никто у вас его не отнимает. Но как это выглядит? Вы вооружаетесь против Амои, одновременно прикидываетесь жертвой и настраиваете других членов Федерации против нас. Пользуясь тем, что мы так и не стали полноправным участником, находимся на правах ассоциированного члена. Неплохая комбинация, вот что я вам скажу. Старая, но эффективная. Но правду же говорят у вас – старую собаку не выучишь новым фокусам? – Молодой человек, вы можете продолжать верить всему тому, во что вас заставляют верить, - начал, снова багровея, Газнал. - Я понимаю, это сложно: бояться, что у тебя в любой момент может взорваться голова и при этом оставаться честным человеком, но... После этого пресс-конференцию пришлось прекратить. Игра продолжалась. Газнал в своих выступлениях сосредоточился на спорте, рассказывая о том, какие стратегии он считает удачными в игре, и в чем композиционная слабость игры Шена. Гедеона никуда не звали. Матч отложили еще на два дня. Ночные беседы с Патеком и Патти продолжались тоже. Гедеон так и не понимал, что ей за удовольствие было сидеть за полночь и вести беседы о конце истории. Ее совершенно не интересовал Гедеон, его игра и его позиция – коль скоро она отнесла их к неправильным и неисправимым. Сцеплялась она в основном с Маурани, споря ярко, азартно, но путано. Гедеону временами даже казалось, что Маурани возражает, лишь бы возразить, а потом с интересом наблюдает, как Патти характерно меняется в лице, подбирая слова. Сигареты и дешевый виски, и разговоры за полночь снова были только декорацией, неточным и неумелым изображением того, что происходило двадцатью этажами ниже, там где стоял так и не исчезнувший пикет – видимо, кроме Патти, нашлись другие духовные лидеры. Там, внизу, не было таких красивых разговоров, такого уместного виски и такого точного сигаретного дыма. И такого театрального азарта. Наверняка все было скучно, обыкновенно – утром вместо занятий на пикет, идеальное оправдание, вечером – шляться по кампусу, чувствуя себя героем-бунтарем, а в промежутках – скучать у фонтана, под окнами жертвы, до которой – это, разумеется, было ясно как день – никому из них не было никакого дела. Они его и не знали. А у них в номере как будто разыгрывали талантливую пьесу по мотивам. Гедеон как-то вмешался в разговор, рассказав пару наскоро выдуманных баек об ужасах режима. Можно было бы рассказать и правду, конечно – но правда была бы не такой яркой, не такой эффектной и уж очень сложной, хоть и не менее страшной. У правды были начала и концы, корни и крона, и побочные побеги, одно цеплялось за другое, и всю правду рассказать было невозможно – чего-то да недоставало. А байки удачно вписались как реплики все в ту же пьесу. Почти сразу Гедеон спросил ее и о Находны. У Патти сделалось трудноописуемое лицо: смесь благоговения и отваги. - Находны? Он герой! - Журналист – ну да, герой, конечно же, - пожал плечами Маурани. – писать разгромные статьи о том, что на Киджи голодают дети, да мотаться по планетам третьего круга много смелости не надо. - Да-да, герой! – Патти тут же вскипела. – А ты просто не знаешь. Он сам спасал людей после оползней на Локсе год назад. - И много наспасал? Супермен. - Дело не в том, сколько! Он привлек внимание мировой общественности, и все помогли терпящим бедствие. Он говорил о конфликте в Ад-Кила-Бей, когда все молчали, а там убивали. И он был там, его чуть не убили тоже. Он весь изранен… - А что, ты видела? – усмехнулся Маурани. Бледные губы с морщинками выплюнули ему в лицо: - Как ты смеешь!.. Он об этом не говорит. Он не такой, кто страдает на публике. - Ну так видела, значит. - Нет, - вдруг серьезно сказала Патти, - навещала в больнице. Гедеон, хорошо было бы, если бы он говорил с тобой. - Он говорил на пресс-конференции. Спросил, к какому классу граждан я отношусь. - Значит, нет и смысла, - развела руками Патти. Секундант ко всему этому оставался почему-то безучастным. Но игра не могла откладываться до бесконечности. День настал, и Гедеон ждал провокации в последний момент. - Быть может, Газнал откажется играть? - Нет, - ответил секундант, - такого подарка он нам не сделает. И будет тихо. - Почему? - Не знаю как, - тут оникс дрогнул углом рта, - но вы расположили к себе силы оппозиции. Когда они выехали, их охраняли, но не преследовали. Перед Санкт-Лейн-Мемориал, однако, собралась толпа – пестрая, поющая, но, как ни странно, совершенно безопасная. Полиция ее теснила, но как-то вяло. Игровая площадка была буквально утыкана представителями Шахматной федерации. На что они надеются, подумал Гедеон – на скандал или его предотвращение? Газнал прятался за стеной своей свиты – врачей, администраторов, секундантов. Он не выступал наружу и не подходил к столу. Когда над площадкой вспыхнул свет и тихо загудело табло нотации, арбитр провозгласил об открытии матча и предложил сторонам вынести необходимые возражения. - Я, - послышался тихий голос главного администратора Газнала, - от лица делегации Реи требую обследовать площадку и мебель на ней, а также все оборудование, на наличие ненадлежащих устройств. - Это было сделано, - провозгласил арбитр. – подслушивающие устройства не обнаружены. - Не они, а другие. Те, что опасны для жизни. - Вы хотите сказать, в ножке стола заложена бомба? – представитель федерации чуть не фыркнул от смеха. - Мы не можем подвергать опасности нашего игрока. - Возражение отклонено. Амои, прошу вас. - У нас нет возражений. - Тогда я открываю матч. - Я не начну играть, пока наше требование не будет удовлетворено, - раздался из-за спин секундантов голос самого Газнала. - Вы отказываетесь играть? - Нет. Но обследуйте площадку. До тех пор я к ней даже не подойду, - и вся делегация хором попятилась в левый угол, прямо под флаг Реи. - У вас есть три часа, господин Газнал, - скучным голосом произнес арбитр, - потом я засчитаю неявку. Делегация не шелохнулась. Доска нотации переключилась в режим отсчета времени. Тогда к столу подошел Гедеон. - Господин Газнал! Хотите, я поменяюсь с вами местами? По залу прошел смех. Но Газнал выдвинулся из сгрудившейся под флагом группы. - Хорошо, вы не верите Амои, федерации, но мне вы поверите? Вы не враг мне, вы только мой соперник. У меня нет причин вас убить или ранить. - Вы хотите победить… - сдавленно произнес Газнал. - Ради победы в турнире? Вы думаете, я без этого не могу выиграть? Газнал молчал, но уже смотрел ему в глаза. - Чем хотите клянусь – своей спортивной честью, самим собой – все безопасно. Опомнитесь, Газнал. Здесь только доска и фигуры, больше ничего. Он подошел к доске, часы пошли, и Гедеон обыграл его. Он победил. И, кажется, впервые пикеты выплеснулись в манифестацию, вернее – в демонстрацию. Гедеон подумал: если б им дали, они бы несли меня на руках. Но им было до него не дотянуться – и потому вчерашние пикетчики приветствовали и провожали его нехитрыми песнями – в основном они заключались в радостном выкрикивании рифмованных строчек о мире, о свободе, о жизни… В него даже временами бросали цветы, хоть служба безопасности весьма волновалась по этому поводу: вдруг бы туда затесался безумец с самодельной бомбой. Через час демонстранты намалевали на куске простыни новый лозунг: «Цветы не взрываются». Когда транспарант подняли, краска потекла, оставив длинные алые полосы на лицах парней-демонстрантов. Они смеялись… Военное положение разрядилось карнавалом. На улицах устроили самочинную иллюминацию. Или не самочинную, Гедеон так и не понял, игра его утомила. Он отмахнулся от всей прессы, у которой тоже были пьяные глаза, и снова спрятался в номере. Секундант сказал всего два слова: - Блестящая победа, - и более ему не докучал. За победу Гедеон получил карт-бланш в общении с прессой и воспользовался им по-своему. Он наскоро накидал что-то вроде программного заявления и спустился вниз, к журналистам. Но из дверей наплывала такая толпа, что пришлось остановиться и прочесть его с галереи отеля. Вышло даже изящнее. И была еще одна встреча, на самом излете триумфа. Не последняя, но неприятная – с Находны. Они столкнулись на бегу, в лобби отеля. - Вы можете со мной поговорить? И пока Гедеон делал знак секунданту, продолжил: - Ваше заявление прессе… - на этом месте Находны мотнул головой, как будто с досадой, - фактически вы говорите чистую правду. Что вы сделали, вы сделали для шахмат. Пока речь шла о политике, вы молчали. - Так и под угрозой был не мир, а матч. Зачем играть в эти игрушки? – пожал плечами Гедеон. - Я вам верю, верю. Просто это как в шахматах: шах почти никогда не означает подойти к королю на расстояние хода. Гедеон кивнул. - Вы сдвигаете фигуру на две или четыре клетки, и если смотреть со стороны, совсем со стороны, вы не делаете больше ничего. А на самом деле, как я понимаю, поправьте, если ошибаюсь - вы запускаете сложный механизм вероятностей и возможностей. Просто это понятно только тому, кто двигает фигуру. Гедеон посматривал на силуэт машин сквозь вертушку, на мельтешащего швейцара в дурацкой шляпе, похожей на кастрюлю, на замершего ровно у выхода секунданта. Взглянул, наконец, и на Находны. Тот потирал подбородок каким-то совершенно докторским жестом. - Поймите, я не пытаюсь вас обвинить, я даже думаю, что вы поступили правильно, и что вы счастливы, и я не имею права лишать вас этого счастья, – он махнул рукой, показывая на цветы и песни за стеклами отеля, – но что вам еще-то остается? Или победа, или… - Ну а что ж, - Гедеон наконец заговорил, - они, там, за окнами – счастливее? Их переиграли – а они радуются? Радуются тому, что ими управляют? - Правильно, их задача – кричать. Они реализуют очень важное право: право на несогласие. Это идея принципиального поражения, вы понимаете, о чем я? Гедеон помотал головой. - Мы сознаем – или, вернее, они сознают, что не могут ничего изменить. Но нужно, чтобы люди знали: мы не согласны. Что есть другая точка зрения. Сейчас они согласны и мне это... - Находны поморщился. Гедеон развел руками. - Но мне было бы больше жаль, если бы эти мальчики и девочки в самом деле пошли в политику, пусть и с желанием сделать всем лучше. - Потому что вы не сможете их использовать? - Потому что они бы сделали хуже себе и всем. - Даже при условии ума и благих намерений? - Даже. Ну вот, я вам изложил свою программу, пора прощаться. - Рад был знакомству. Наверняка мы встретимся еще? – Гедеон поймал себя на том, что произносит стандартную формулу всерьез. - Нет, вряд ли. Вы выиграли, долго теперь здесь не появитесь… Он нарочно оставил время, чтобы проститься с Патти и по-прежнему сопровождающим ее Патеком. Она уже не упорствовала, а грустно сказала: - Очень красиво. Но то, что ты делаешь, это неправда. Они рады, но радуются неправде. - А то, что делаете вы – правда? - По крайней мере, мне кажется, что да, - вздохнула Патти. Они пришли обнявшись, и, в принципе, все уже было ясно, но Патек сказал: - Я здесь остаюсь. Хочется заниматься чем-то настоящим. Ну, это же не жизнь, все время играть в шахматы. Потом помолчал в ответ на молчание Гедеона и добавил: - Я влюбился, понимаешь? Понять-то Гедеон понял. Это было понятнее некуда – вечером, в коротких сумерках Цемекиса, на гигантском полукруглом балконе. Но смысла не увидел. Десятка лучших – и сотня манифестантов. Не говоря уж о порядке, несравнимые величины. Он проводил их, видимо, счастливых, и остался сам с собой.