Красивая контора

      Так уж повелось: стоит выйти из кабинета, как ему сразу же начинают задавать вопросы. Люди его видят и хотят только спросить. Хуже, когда их много сразу — прям на части разорвать хотят. Поэтому обычно в зал ожидания Митч без повода не суётся.       Но если голова трещит по швам, выбирать не приходится.       И когда Митч, ввалившись в офис и откопав в столе аспирин, не обнаружил поблизости ни капли воды — что ж, из этого вышел хороший повод для того, чтобы наведаться в общий зал. Между двух зол всегда выбираешь второе, если первое — долгая и мучительная смерть от похмелья.       Яркий свет из открытых окон в приёмной режет глаза, а Митч и так ничего толком не видит. Просто идёт к кулеру твёрдо зная, что он там есть, почти на голой вере в его существование. С надеждой на то, что хоть там вода не кончилась.       Боковым зрением он ловит движение со стороны стульев для посетителей — тут же машет рукой, отгораживаясь от вторжения.       — Вас позовут, — бормочет он не терпящим возражений тоном.       — Ты как зомби, — отвечает Ребекка оттуда.       Митч слышит её смех и смеется сам. Ребекку обычно и из-за стола не видно — откуда знать, что она не там, если вообще мало что видишь? Только после того, как запил таблетку, а потом опрокинул в себя ещё несколько стаканов, он смог различать что-то, кроме звуков.       Митч сминает бумажный стаканчик, бросает в урну, оборачивается и…       — Чёрт возьми, девочка.       Он смотрит на Ребекку, пока она проходит мимо с таинственной улыбкой и наконец садится за свой стол.       Точно так же, как когда шёл на водопой, Митч двинул обратно, не видя ничего вокруг. Теперь вместо воды — то, что обтягивает тонкая блузка за секретарским столом.       Он подходит, смотрит на натянутую донельзя ткань и спрашивает:       — Дышать можешь?       Ребекка закатывает глаза и фыркает, но не перестаёт улыбаться. Пытается улыбку спрятать для виду, но та остаётся на её лице.       Митч нехотя плетётся обратно в кабинет, очень красноречиво не сводя взгляда с содержимого одежды Ребекки. Со всего сразу — в том числе того, что под столом, потому что оно прилагается ко всему, что из-за него видно, и это, может, даже ещё замечательнее, чем если бы она просто стояла перед ним голой — так хорошо просто видеть, что всё это есть и занимается своими делами. Вот он и смотрит, поворачивая голову до тех пор, пока шея не хрустит.       «Позвонок на место встал», — думает Митч.       Скоро Ребекка сама заходит к нему в кабинет. Вместе с ней приходит нежная волна по телу, и Митч даже не слышит, как она спрашивает:       — Где ручки?       — Тебе не тесно?       — Перестань.       — Да ты себя видела?       Ребекка снова закатывает глаза. Она понимает, что помощи ждать неоткуда, и идёт к шкафу. Митч не знает, почему её тело так двигается, когда она ходит, но выглядит это завораживающе.       — Понимаешь, я не могу игнорировать тот факт, что ты сексуальная, — отстранённо говорит он, вытягиваясь вперед, чтобы лучше видеть, — потому что даже назвать тебя несексуальной — всё равно, что называть тебя не человеком, а чем-то другим. Кофейным столиком или роботом-пылесосом, потому что твоя сексуальность — неотъемлемая часть тебя, как качество, как и твоя принадлежность к человечеству.       Ребекка оборачивается через плечо и смотрит на него с выражением крайней усталости, Митч — проникновенно в её глаза.       — Понимаешь?       Она отворачивается, продолжая поиски каких-то бессмысленных ручек. Взгляд Митча спускается по её спине до самого низа.       — И у тебя могло быть одно оправдание: если ты бы не знала, какое действие оказываешь, — Митч тяжело вздыхает, — но ты знаешь. Ты всё знаешь.       — Сам ты робот-пылесос, — Ребекка поворачивается и воинственно упирает руки в бока. — Где все ручки? Мои закончились, их постоянно уносят.       Митч с печальным видом подпирает щёку ладонью.       — Поищи на нижней полке, — кивает он на комод.       Ребекка подходит и нагибается, а юбка на ней — натягивается. Натягивается по-настоящему, как будто ткань вот-вот порвётся. Как будто ей нужна одежда минимум на один размер больше.       Митч поднимается из-за стола с задумчивым видом. Он думает, что есть как минимум дюжина способов нагнуться, не прогибаясь при этом в пояснице.       Ребекка выпрямляется — Митч легонько одергивает ей юбку по бедру, и она шлёпает его по руке.       — Я даже ничего не сделал, — тихо возмущается он, дуя на пальцы.       Ребекка щурится.       — Сделал.       — Нет.       — Ещё как.       — Нет. Тебе что-то другое показалось, я просто складку разгладил.       Ребекка качает головой.       — Иногда тебя терпеть невозможно.       — Ты меня доводишь, — Митч беспомощно хлопает глазами.       Она уходит, но напоследок бросает:       — Тогда уволь меня.       Должно быть, ручки она всё-таки нашла. Митч садится обратно за стол и бурчит под нос:       — Не стану.       Половина дня проходит в один присест, и Митч снова выбирается в приемную.       — Обедать будешь?       Ребекка стреляет взглядом из-под ресниц.       — Не хочется, — говорит она, переводя взгляд в монитор. Митч не знает, что у неё там за дела, но, видно, очень важные.       Он наблюдает за тем, как её глаза блуждают по монитору.       — А мне хочется. Пойдём.       Ребекка и ухом не ведёт.       — Пошли уже, они без тебя обойдутся, а я нет.       — Это значит, что все братья заняты, — говорит Ребекка как будто сама себе.       Митч неловко ведёт головой.       — Ну и что. Я хочу провести с тобой время.       — Опять тебе офис обнесут.       — Да ладно, всего раз принтер вынесли.       Ребекка возмущённо фыркает и наконец переводит на него взгляд.       — Не только!       — Да, ещё твои ручки. Ладно тебе, я не единственный тут, кому нужна еда.       Ребекка закатывает глаза, но всё-таки встает и берёт свою сумку.       Митч даже почти не думает о её теле, когда Ребекка проходит мимо, но на всякий случай отводит взгляд и задерживает дыхание.       Через пару часов после обеда Митч снова подходит к её столу, поднимает ручку и показывает Ребекке, как фокусник волшебную палочку.       — Смотри.       Ребекка смотрит с вежливым любопытством.       Митч аккуратно опускает ручку на её бюст.       Хоть рука дрожит тем сильнее, чем ближе подходит к телу, не задеть её всё-таки получается. Митч даже не дышит, пока делает это.       Стоит ему отпустить, как ручка скатывается и падает на стол. Ребекка смотрит прямо перед собой, её лицо раздражённо дёргается.       Митч поднимает брови.       — Удивительно. Я думал, она там задержится.       Но гораздо больше он думал о том, как ручка вошла бы между. Груди так плотно прилегают друг к другу, что между ними та же ручка вошла бы с трудом. Ручка или что-то другое.       Он обречённо качает головой.       — Если бы ты ходила в гавайских муму, мне было бы легче.       Ребекка иронично кивает.       — Чтобы все говорили, что твоя секретарша неряха.       — Эй, я же тебя не осуждаю.       Ребекка смеётся и пожимает плечами.       — Я так каждый день выгляжу.       Митч поджимает губы и смотрит на неё пару секунд.       — Если я перестану это замечать, значит, мне пора будет идти на пенсию, — чуть тише говорит он.       Ребекка смущённо отводит взгляд и улыбается.       — Прими уже того деда, он час ждёт, — говорит она.       Митч оборачивается. Он действительно видит деда, сидящего на стуле, кажется, с незапамятных времён.       — Да нахер деда, — шепчет он.       — Обслужи деда.       Митч страдальчески надувает щёки:       — У тебя всегда дело поважнее найдётся, а я тут не молодею.       После деда Ребекка приходит в кабинет сама. Ничего не говорит и подходит — Митч тоже молчит, потому что когда она подходит, он может только смотреть — и вдруг боком садится к нему на колени.       Митчу нечего сказать, потому что ему становится слишком мягко и упруго, а язык почти немеет из-за того, что приток крови обрубился: вся кровь рванула её телу навстречу. Так Ребекка ещё и поцеловала его в лоб, поднеся грудь к самому подбородку — Митча обдало теплом, он опустил глаза и вблизи увидел, как туго въедается в мягкую плоть граница декольте.       — Так и просятся наружу, — констатирует он, в момент став полным идиотом: ни единой здравой мысли.       Митч медленно кладёт ладонь на бедро Ребекки — ладонь проваливается, как в сахарную вату. Нервы и мускулы у него натягиваются, как бельё под блузкой, которая героически выдерживает такое давление и почему-то не рвётся.       — Не хочу тебя обижать, но иногда я только и думаю о том, как бы куда-нибудь в тебя сунуть… кое-что. Неважно куда. Ты вся…       Митч беспомощно приоткрывает рот и не находит слов. Мысли становятся слишком абстрактными, потому что он смотрит на грудь прямо под носом. Он аккуратно тянет за край блузки, но уже не разглаживает складки.       — Я же не так много и прошу.       Блузка послушно съезжает чуть ниже. Она давно хотела это сделать, и теперь Митч не получает по рукам. Пытается расстегнуть нижнюю пуговицу, но пальцы становятся слишком неумелыми.       — Оторвешь, растяпа, — с улыбкой шепчет Ребекка и расстегивает сама. Все до единой.       Митч наблюдает напряжённо. Как будто не знает, что там появится.       Говорят, что грудь должна помещаться в ладошку, но это они просто хорошую грудь не трогали.       — Вау, — выдыхает он. — Каждый раз, как первый. Можно?       Митч подаётся вперёд. Ребекка двигается повыше, берёт обе груди в аккуратную ёмкость ладошек и его лицо утопает в них.       Её кожа пахнет, как букет роз, а на вкус горько-сладкая — это, должно быть, то же, что сладко пахнет.       — Лучшие на всём восточном побережье, — говорит он, и мягкая плоть вокруг его лица немного вибрирует от голоса.       — Только на восточном?       — Не знаю, может и везде. У них там на западном Памела Андерсон, но я даже сравнивать не хочу.       Ребекка смеётся где-то там, наверху.       — Ты только Памелу Андерсон с сиськами помнишь?       — Зачем мне кого-то помнить, если я каждый день вижу твои? Мне мало женщин кроме тебя нравится.       — Да неужели.       — С каждым годом всё меньше и меньше.       — Такие заявления обычно заканчиваются женитьбой. Я, надеюсь, успею найти себе новую работу раньше, чем ты сделаешь мне предложение.       — Даже не шути так, — Митч внутренне содрогнулся от мысли, что Ребекка уйдёт. Это была жуткая мысль. — Ты сокровище.       — Не хочу видеть тебя ещё чаще.       — Я самый счастливый мужчина на свете, пока у меня есть это, — Митч показательно потёрся щеками о холмистые просторы вокруг. — Мне больше ничего и не надо.       — Целый день в офисе, так ещё и дома — это слишком.       — Достаточно того, что моя секретарша выглядит, как подружка Бонда.       — Какого?       — Не знаю, кого-то из них. Коннери или Броснана. — С огромным усилием воли Митч вынимает себя из груди Ребекки и смотрит ей в глаза. — Но ты не поэтому мне нужна. Ты нужна мне, потому что без тебя всё здесь развалится.       Ребекка цинично фыркает.       — Ты просто знаешь, что женщинам нравится это слышать.       — Мама дураков не растила. Но это правда.       Митч опускает взгляд, неловко ерзает и облизывает губы.       — Я хочу член достать, но не хочу, чтоб ты двигалась, — признаётся он.       Ладонь на бедре Ребекки поддевает юбку и нежно скатывает её наверх. Митч не торопится, потому что процесс этот приятный. Ребекка чуть приподнимается, а Митч вдруг замирает.       Он как можно спокойнее говорит:       — На тебе что, нет…       — Да, весь день, — перебила Ребекка.       Она улыбается. В глазах блестит золотистая искра.       Митч вздыхает и тихо скулит.       — А то все будут говорить, что ты неряха, — сквозь зубы шипит он.       Поцелуй прохладный и острый, как тонкое стеклышко. После него Ребекка встаёт, чтобы раздеться. И, хоть разум Митча от происходящего после затуманился совсем невыразимым и абстрактным, он всё же нашёл слова, чтобы сказать:       — Знаешь, ты делаешь это место очень красивым?