Ванхувер ещё никогда не был таким тихим

      Прошло уже два месяца… Он всё ещё шёл. В никуда. В пустоту. Не зная зачем. Но он шёл. И сегодня он дошёл до чего-то…       Он не знал точно, когда начал ценить спокойствие, которое предлагала тишина. Как будто с самых ранних воспоминаний, его жизнь представляла собой постоянную симфонию шума и беспорядка. Его слуховые чувства сохранили яркие воспоминания о резком свисте ножа в воздухе или тошнотворном ударе биты об плоть. Навязчивое эхо крика, казалось, настойчиво разносилось по коридорам его разума, будучи нежеланным спутником, который отказывался растворяться в безвестности. Каждый громкий звук, особенно тот, который достигал его левого уха, действовал как непроизвольный канал, переносящий его обратно в прошлое. Это было прошлое, наполненное воспоминаниями, которые он неустанно пытался отправить в глубины своего сознания. Во многом, это прошлое, определяло его существование. И всё же теперь, окутанный тишиной, он почувствовал особое чувство радости. И ничего больше. Ничего.       Эстакада. Когда-то украшенная пышной зеленью и яркими деревьями, чьи листья шелестели, нашёптывая тайны, разносимые ветром. Ритмичный стук капель дождя часто создавал успокаивающую мелодию, наполняя сцену ощущением умиротворения. Но теперь, некогда процветающая природа была безжалостно уничтожена. Ними. И не только. Безжалостное нападение на окружающую среду заставило замолчать симфонию дождя, заглушило мелодичное щебетание птиц и резко остановило непрерывный гул проезжающих машин. Мир погрузился в жуткую тишину, оставив лишь отголоски того, что когда-то было. Среди этого запустения одинокий и частично сломанный знак появился как загадочный пережиток прошлого. На его выветрившейся поверхности остались шрамы времени, из-за чего обычному путешественнику было непросто расшифровать его послание. Но он, с тяжёлым сердцем знал, что этот несчастный знак был немым свидетелем гибели некогда оживлённой экосистемы, острым напоминанием о необратимых изменениях, постигших мир. И он конечно мог расшифровать его…

      «Ванхувер»

      Ещё в километре впереди разворачивалось шоссе, по бокам которого виднелись остатки разрушенных Имперсимволмов, каждый из которых был испорчен и побит, появляясь через равные промежутки в пятьдесят метров. Ни один не смог противостоять разрушительному воздействию времени и конфликта. Ещё километр. Наконец перед глазами ему являлась тропа. Куда-то вниз. По мере его продвижения по пути появлялись скелетные останки некогда очаровательных домов. Удар принёс свои плоды, в результате чего все пони были мертвы, а их дома превратились в руины своего прежнего облика. Гриб, свидетельствующий о разрушительной силе, вырос далеко на юге, стал ярким напоминанием об уникальном ударе, нанесённом городу. Слишком далеко. Ведь по городу был нанесён всего лишь один удар. Считал ли он это своей ошибкой? Да. Исправил ли он её? Да… После нескольких мгновений созерцания он повернул копыта, спускаясь на север. Склон был крутым, и эта местность могла бы его удивить, если бы он продолжал жить в Мэйнхеттене. Однако незнакомство не имело над ним власти. На короткое мгновение в его голове мелькнула странная мысль — воспоминания о том, как фиолетовые военные когда-то охраняли эту самую территорию от угрозы жуко-чейнджлингистов. По мере того, как он спускался, дома становились всё более ветхими. Пейзаж украшали мешки с песком и артиллерийские воронки, их присутствие было ярким свидетельством тех лет, которые прошли без ремонта. Подойдя к двухэтажному дому с выбитыми окнами, частично обрушившейся крышей и пустынном участке мёртвой земли, его внимание привлекла собачья будка. В пределах небольшого сооружения должна была лежать фигура скелета. Но… «Мёртвое копыто» разъедало даже кости.       Стоп.       Он опустил взгляд вниз, осматривая пейзаж в течение нескольких секунд. Впереди было ещё несколько кварталов, и его охватило необычное чувство. Он же знает принцип работы Феромона. Почему он подумал о скелете? Скорей всего, решил он для себя, он проголодался за видом трупов и скелетов. Его размышления быстро изменились, превратившись в неуловимый танец мимолётных идей. Переход был резким, мысли уступили место окутывающей тишине — идеальному спокойствию, которое, казалось, заглушало любой другой звук. Ничто не нашло отклика; мир погрузился в тихую тишину. Постояв минуту в глубоком молчании, он продолжил своё путешествие вниз. Перед ним раскинулись десять кварталов, и появился главный признак разрухи — асимметричный дом, правая сторона которого превратилась в руины. Три квартала спустя удручающий ряд домов показал свои разрушенные вторые этажи, а их скелетные останки свидетельствуют о неумолимой силе удара. Продолжая спуск, он наткнулся на остатки Святого Памятника, когда-то гордо стоявшего на небольшом кольце, но теперь рухнувшего на землю. Ирония такого падения не ускользнула от него. Через еще два квартала разрушенная машина перекрыла дорогу. Справа должен был расти пышный сад. Однако «Мёртвое Копыто» опустошило зелень. Два квартала… Вдалеке, внизу, появилось подобие поля для гольфа, отсутствие травы сигнализировало о повсеместном разрушении. Забор, окружавший его, был разрушен. Оба здания поблизости были почти полностью разрушены, и лишь остатки пулемёта и заброшенная огневая точка свидетельствовали о предшествующем хаосе. Ему остался всего один квартал до того, как развернулась следующая глава его путешествия.       Была в воде жуткая особенность, которая привлекла его внимание. Это был не чёрный цвет который отражал его собственный… Это было отсутствие звука, которое показалось ему странным. Неподвижность водной поверхности вызывала тревогу. Она была лишёна обычной ряби и нежных брызг. Он не мог понять почему, но это казалось неестественным, как будто чёрная жидкость поглотила саму суть звука. Справа и слева окрестности открывали ландшафт, изуродованный разрушениями, остатки территорий, опустошённых неумолимой силой. А вода… Это была не обычная вода; она поглотила подавляющее количество Феромона. Концентрация «Мёртвого Копыта», была настолько мощной, что, если бы обычный пони на секунду и только краешком копыта дотронулся до воды… Скончался бы за считанные секунды. Среди тревожного пейзажа в центре поля для гольфа дерзко стояла ржавая артиллерийская установка, являющаяся ярким свидетельством бурной истории города. Он вспомнил исход многих жителей Ванхувера во время Великой Священной войны с захватчиками-жуками-чейнджлингистами, которые либо добровольно ушли, либо были отправлены на передовую. После триумфа Эквестрийской Империи лишь немногие вернулись в город. Вскоре, Ванхувер часто грабился дружбригами. Так то, что никто не убрал артиллерийскую установку, было не удивительно. А вот то, что она почти не пострадала от удара… Это было… Странно. Очень.       Повернувшись на девяносто градусов, его встретила тревожная тишина, распространившаяся по широкой насыпи. Небольшие магазины, когда-то кипевшие жизнью, теперь лежали в руинах, уничтоженные ударом. Затянувшееся презрение к мелким бизнесменам закралось в его мысли, пока он осторожно пробирался сквозь обломки разрушенных предприятий. Дальше впереди показались скелеты первых высотных зданий, каждое из которых было свидетельством беспощадной силы удара, пронзившего Ванхувер. Пока он лавировал среди руин, его разум боролся с приводящим в замешательство вопросом: почему Ванхувер был таким устрашающе тихим? Ведь даже в презираемом Мэйнхеттене он слышал звук. Падение зданий, шум воды, даже звук своего дыхания. Однако здесь, в Ванхувере, царила жуткая тишина. Он повторил это наблюдение в уме, пытаясь разгадать тайну… Повторение окончилось, и он вновь смотрел по сторонам. По жукам стреляли гранатомётчики из, теперь уже разрушенного здания неподалёку. Это здание было подорвано ещё во время войны. А это чудом устояло, хотя и сократилось до трёх оставшихся этажей из девяти. Некогда оживлённые маленькие дворики, где когда-то играли жеребята и кобылки, теперь лежали в руинах, а маленьких пони эвакуировали ещё до эскалации войны. Он почувствовал стук в голове. И что самое странное — беззвучный стук. Он не знал, как это возможно. Но он знал что это стук. Он размышлял о судьбе жеребят, беззвучный стук всё ещё сохранялся в его сознании. Подобный опыт был для него беспрецедентным, и аномалия Ванхувера стала ещё более очевидной.       Мэрия раньше гордо возвышалась в южной части города — сооружение, ставшее свидетелем бурных событий, развернувшихся вокруг неё. Контратака, инициированная Фиолетовой армией, произошла из этого стратегического места и стала поворотным моментом в конфликте. Последствия оставили мэрию на грани разрушения, однако её символическое значение сохранилось. Он боролся с осознанием того, что, несмотря на разрушения, он безошибочно идентифицирует это здание как мэрию. Сомнение ненадолго задержалась, но он отверг возможность ошибки; он гордился непоколебимой точностью, не допускающей ошибок. Размышляя о прошлых решениях, он задумался об упущенной возможности уничтожить город сразу после победы в Священной войне. Город, который стал свидетельством его сдержанности, стал свидетельством ещё и нерешительности, которую он не мог полностью понять. Внутренние дебаты продолжались — была ли это одна ошибка или две? Он вновь остановился. Перед ним лежала бывшая статуя Святых. Что интересно, изначально она была снесена жуками, двух Святых сломали на куски местные дружбриги, а вот статую его ГосСвятой, разрушил удар. Очередная ирония?! Он пошёл дальше…       Достигнув новой эстакады, он повернул на север. Тишина. Жуткая тишина окутала его, когда он подошёл ближе к воде, где плеск волн не нарушал её. Он снял противогаз, который был бесполезен, а смысл предмета даже он не мог объяснить. ТИШИНА. Тяжёлый вздох вырвался у него, когда он опустился в сидячее положение, его глаза были прикованы к руинам, простиравшимся к центру и северу Ванхувера. Некогда оживлённый город лежал в руинах — череда спасений, предательств и катастрофических событий оставила его таким. Спасённый Святой и предателем, опустошённый жуками, задушен Священной чисткой, поглощённый пламенем удара и в конечном итоге побеждённый «Мёртвым Копытом». Созерцая остатки города, он поймал себя на том, что сомневается в желании не нарушать тишину. «Почему он хочет услышать хоть что-то? Какой цели это служит?» Его тяга к тишине была неоспорима. И всё же необъяснимая тоска охватила его, часть его жаждала услышать хотя бы шёпот среди руин. Посреди обломков он размышлял о противоречии внутри себя. Внутренний конфликт между утешением тишины и врождённой понической потребностью разыгрывался в его созерцательном взгляде. Наконец, словно по принуждению невидимой силы, он произнёс в тишине единственную фразу, тихое признание, которое эхом разнеслось по пустынному ландшафту:       «Ванхувер ещё никогда не был таким тихим.»