Коричневые гладиолусы

Такемичи протягивает свой билет проводнику и, дождавшись одобрительного кивка, входит в вагон, сразу же занимая своё место. Дракен, следующий за ним, опускается рядом минутой позже, предварительно убрав их вещи на багажную полку. Днём ранее Рюгуджи заявился к нему домой с заявлением, что, раз уж он стал невольным свидетелем и участником тайны его болезни, то Такемичи может использовать его, как рабочую силу. Ну, точнее он сказал, что «подставит плечо помощи» в случае чего, однако потом доподлинно объяснил, что это буквально значит, что тот без зрения совести может на это самое плечо вешать, хоть ста киллограммовые сумки, хоть повиснуть сам. Такемичи разумеется тут же начал открещиваться, оправдываясь тем, что эксплуатировать друга он не намерен, тем более злоупотреблять своей болезнью. Как итог: не вышло. И вот, сейчас время четыре часа дня, они сели на поезд метро, на другой конец Токио, чтобы посетить храм Сэнсо-дзи и пройтись вдоль знаменитой торговой улицы Накамисэ-дори. —Почему именно туда?— искренне интересуется Рюгуджи, когда они сидят у Ханагаки дома на кухне и он поинтересовался, есть ли у него какие-нибудь планы, ну или мечта, куда-нибудь съездить, увидеть что-то. И тем не менее тут же полезает в телефон для поиска и покупки билетов от Сибуи до Асакусы. —Всегда мечтал вживую посмотреть на статую бодхисаттвы Каннон.— простодушно отвечает Такемичи, слегка пожимая плечами и заливая сушёные чайные листья кипятком. Дракен весело хмыкает: —Не знал, что ты верующий. —А я и не верующий,— парень ставит дымящиеся чашки с чаем на стол и садится на стул напротив.— Но согласись, Каннон достойна того, чтобы любой человек, хоть раз в жизни, увидел её облик вживую. —И не поспоришь,—снова усмехается Рюгуджи.— Итак, у нас есть два варианта. Либо выезжаем завтра и решим шагом проходится по всей Асакусе. Либо выезжаем сегодня, но максимум, через час, чтобы успеть до закрытия храма. Что думаешь? —Хм,— Такемичи всерьёз задумывается над ответом.— Можем отправиться сегодня, а завтра посетить храм,— предлагает альтернативу, но тут же сам себя одёргивает.— Но, посещать храм с утра пораньше или снова ждать вечера, чтобы не тесниться в душной толпе... —Ты хотел ещё куда-то заглянуть?— перебивает его Дракен. —Вообще-то нет, но... Знаешь, не хочется просто бездельно проваляться в кровати полдня.— неловко опускает взгляд на собственные руки, сложенные на столе, словно ему вдруг стало стыдно за собственные капризы, которые, в принципе и капризами можно назвать с натяжкой. А если учесть, что время у него ограниченное и в любой момент с ним может случиться что угодно... Дракен помахал головой, прогоняя ненужные в данный момент мысли и вновь посмотрел в свой телефон, на котором всё ещё была открыта страница для покупки билетов на метро. Не думая ни секунды он нажимает на кнопку «купить» и тут же захлопывает крышку гаджета, привлекая тем самым внимание, едва не ушедшего в себя, Такемичи. —Думаю получаса тебе хватит, чтобы собрать вещи на пару дней,— не то спрашивает, не то констатирует факт Рюгуджи и делает первые глотки слегка остывшего чая. —А?— глупо хлопает глазами Ханагаки, до которого ещё не дошёл смысл сказанного.— А... Да. Да, конечно хватит. Но, погоди... Пару дней? —Я так и сказал,— невозмутимо кивает Дракен.— Пару дней. Хотя, знаешь... Есть вероятность, что задержимся на подольше. И без того широко раскрытые глаза Такемичи, лишь ещё больше увеличились в размерах, поражено смотря на собеседника, который преспокойненько продолжал сюрпать чай из своей чашки. Он немножечко в шоке от того, что только что услышал и старательно пытается это проанализировать у себя в голове. Но, видимо делал это настолько медленно, что его молчание восприняли неправильно. —Если ты не хочешь, то мы можем... —Нет-нет-нет,— тут же перебивает Ханагаки, подскакивая на стуле.— Я совсем, совсем не против. Я сейчас,— и, сорвавшись с места, побежал на второй этаж собирать вещи. Через десять минут он был уже собран и завязывал на шее шарф,попутно печатая матери сообщение, чтобы не ждала его сегодня, и завтра, и вообще, он на неопределённый срок уезжает с другом, развеяться. И уже потом они отправились до Дракена, за его вещами. На вопрос, почему бы им не отправиться в Тайто на его байке, Такемичи получил короткий, но весомый аргумент — «потому что», смысл которого дошёл до него только тогда, когда они пешим шагом отправились к станции метро.

***

Конец октября в Японии не такой холодный, как к примеру, в той же Европе. Поэтому, когда они уже добрались до Асакусы, заселились в небольшой мотель и направились к храму Сэнсо-дзи, небо только начало окрашиваться в розовые тона. До закрытия оставалось чуть меньше получаса, однако это никак не помешало Ханагаки в полной мере насладиться прогулкой и общей атмосферой этого места. Как он и предполагал, статуя бодхисаттвы Каннон поражала своей красотой и величием. Люди сновали туда-сюда их было несметное количество, не смотря на время. Обильным потоком, что пестрил своим разнообразием,— кто-то был одет в кимоно, кто-то по последней моде, также из толпы выделялись иностранные лица туристов полные восхищения чужой культурой,— люди неспешно прогуливались по широкому двору храма, наслаждаясь атмосферой. Среди посетителей было также очень много подростков, что вертели во все стороны камерами телефонов и делали бесконечные селфи. Одними из таких были и они двое. Дракен был восхищён не меньше остальных, однако в отличие от Такемичи, камеру доставать не спешил, рассматривая местные достопримечательности. Ханагаки же любовался всем и вся, с предыханием поднимая глаза на статую богини, которую мечтал увидеть. Рюгуджи, усмехнувшись его детской радости, решил не мешать и недалеко отошёл. Такемичи же понаделав снимков с нескольких ракурсов, подошёл к одному из настоятелей храма,— выделяющегося из толпы, облаченный в одежду тибетского монаха и бритой головой,— в голове возникла мысль, которую он тут же решил воплотить в жизнь. И уже через пять минут, он стоял на коленях у алтаря бодхисаттвы и возжигал благовония. —А говорил, что не верующий.— послышалось ироничное со спины. —Ну-у,— весело протянул Такемичи, оборачиваясь через плечо.— Надежда ведь умирает последней. Дракен хмыкнул, переводя взгляд с парня на блаженное лицо богини, с мягкой, полной нежной любви улыбкой, но с закрытыми глазами. На секунду ему подумалось, что все боги по своей сути похожи,— все любят, благословляют своих почитателей на свершения, на подвиги; дают советы и наставления, при этом плотно закрыв глаза, чтобы намеренно не видеть страданий молящегося. Н-да уж, наверное подобные мысли в храме являются богохульством, но тем не менее, в данный момент они не кажутся чем-то неправильным. Наоборот, объясняют большинство тайн и несправедливостей мироздания. Ну, или одно конкретное, прямо сейчас. Такемичи тем временем уже встал, отряхивая штаны и беря друга под руку, возвращая его из собственных мыслей в реальность, и направляясь дальше по широкому коридору. —Амулет,— коротко отвечает он на немой вопрос во взгляде.— Хочу именно отсюда амулет, а не из лавок на улице,— добавляет он и на манер маленького ребёнка пару раз подпрыгивает на месте, вызывая у Дракена весёлый смешок. —Сколько тебе лет? Ведёшь себя, как несерьёзная малолетка. —Зато ты серьёзный взрослый,— тут же передразнивает его Такемичи.— А раз такое дело,— резко останавливается, серьёзно смотря в глаза оппоненту.— То будешь терпеть и выполнять все капризы этого несерьёзного ребёнка. И, прежде, чем ему успевают что-либо ответить, срывается с места и бежит к примечательному ларьку во дворе, у бокового входа. —Эй!— раздалось возмущённые ему в спину, тем не менее в голосе отчётливо слышалось веселье. Около десяти минут они стоят и выбирают какой именно амулет Ханагаки хочет себе приобрести,— то цвет не тот, то узор не очень, то в принципе ему «просто не нравится». Знал бы Дракен, что тот такой придирчивый, ещё тысячу раз подумал над тем, чтобы соглашаться на эту покупку. И тем не менее, когда они покидают храм, направляясь вдоль улицы Накамисэ-дори, состоящей сплошь из сувенирных лавок, магазинов и продавцов традиционной японской уличной еды, или ресторанчиков с полноценными чайными церемониями. Здесь есть и магазины одежды, тоже разной эпохи и расцветки; украшения, сумочки, бамбуковые зонтики. И главное, толпы, буквально непрерывный поток из людей и туристов. Если в храме было много людей, то здесь их просто тьма. Дракену пришлось брать Такемичи за руку и следить за тем, чтобы он от него не отстал или, чего хуже, не потерялся или тому стало плохо. Ханагаки же, ни видом, ни словом не показывал, что ему плохо. Наоборот, словно волчка под зад поймал и уже сам тянул Рюгуджи за руку, ловко лавируя мимо прохожих, то к одной лавке, то к другой, нигде особо не задерживаясь и в основном лишь осматриваясь. Первые пару раз он просит сфотографировать его с чем-то, в следующий раз уже останавливает прохожих, чтобы сделать совместные фото с Дракеном вместе, и снова делает кучу селфи. Дракен искренне недоумевает зачем ему столько и куда он потом всё это денет, но тактично молчит, пока тот выбирает подвеску в подарок,— наверняка матери. Время тянется очень непонятно. С одной стороны, они долго и медленно продвигаются вдоль улицы, пока солнце неспешной улиткой ползёт по небу. А с другой, и глазом моргнуть не успевают, как Накамисэ-дори заканчивается, а вдоль аллеи уже зажигают уличные фонари. И всё же, как бы Рюгуджи не казалось, что у Такемичи просто нескончаемый поток энергии в запасе, у выхода с улицы, стоит им увидеть первую попавшуюся на глаза свободную скамейку, тот мгновенно подлетает к ней, опускаясь на неё с облегченным вздохом. Видимо, последним силы потратил как раз на то, чтобы успеть занять место и вытянуть, наверняка уже гудящие от активности, ноги, запрокинув голову к небу. Дракен в очередной раз усмехается его непоседливости и детскому поведению,— ну правда, как упёртый ребёнок, который спорит с родителем и идёт на все ухищрения, лишь бы добиться своего,— однако, ни раздражения, ни негодования это не вызывает. Только лишь приятное тепло разрастается в груди, разбавляясь лишь неприятным осадком осознания, что всё это не то, что не вечно, а ограничено ещё меньшим отрезком времени. И пока, тот самый осадок не успел до конца осесть тяжёлым комом в области солнечного сплетения, Дракен быстро трясёт головой, в попытке прогнать неприятные мысли и невольно останавливается взглядом на Такемичи, что всё ещё распластавшись на скамейке бессознательной амёбой, выглядел донельзя счастливым, умиротворённым и расслабленным. Очень расслабленным. Присмотревшись получше, Рюгуджи к собственному удивлению осознал, что тот кажется умудрился задремать. И снова усмехнулся, едва подавив в себе приступ смеха. —Эй, спящий красавец, подъём!— похлопал он Такемичи по плечу.—Рано засыпать, до мотеля ещё десять минут.— не смотря на назидательный тон, в его голосе отчётливо слышались смешинки. —Ещё пять минуточек и я буду свеж, как огурчик.— еле слышно пробормотал Ханагаки, махнув ладонью, так и не открыв глаз. —Ага, конечно. Рюгуджи иронично вздохнул, покачав головой, как уставший взрослый на нерадивое дитя,— что-то часто он за последнее время, стал сравнивать их отношения, пусть и шуточно, с отношениями родителя и ребёнка,— подошёл ближе, потрепав его за плечо и, дождавшись, когда тот откроет хотя бы один глаз, присел рядом на корточки, спиной к нему. —Давай, запрыгивай. А-то такими темпами, мы и пары метров не пройдём, а ты снова заснёшь. —Я не сплю!— возмущённо воскликнул Такемичи, резко вскинув голову, но тут же сонно клюнул подбородком себе на грудь.— Но если ты настаиваешь,— уже более спокойно, даже как-то устало, продолжил он.— Можешь понести меня на спине. Последние слова были уже совсем невнятными и о их значении, Дракен скорее догадался сам. Казалось, Такемичи потратил на это свои последние силы и свалился ему на спину, не иначе, как чудом, повиснув на шее. —Конечно,— уже поднявшись на ноги, усмехнулся Рюгуджи и взял в руки пакеты, которые Такемичи небрежно кинул рядом с собой на скамейку.— Это только потому, что я настаиваю. А никак, не из-за того, что ты понятия не имеешь о том, что такое шоппинг и как на нём правильно расходовать силы.— и уже более тише добавил.— И как на полпути не свалился, ослу ж было ясно, что устал. Говорил он больше для себя, уверенный в том, что его бедовая ноша, к которой его возмущения напрямую и относились, уже сладко спит. Поэтому и не заметил, как чужие губы растянулись в счастливой и, по-идиотски смущённой, улыбке. Ну и конечно же, из-за того, что тот повис у него на спине, а глаз у него на затылке не было.