Здесь правят драконы

      Рёв отразился в холодном небе, сбросив с вековых шапок белые волны снега, метель нарушила свой привычный ход, разметав бесчисленный сноп снежинок, подхваченных ударной волной голоса, уходящей далеко за горы. Огромные метеориты обрушивались вниз, сотрясая Глотку Мира, вызывая чудовищные оползни и лавины, что так немилостиво стремились вниз, к несчастным деревушкам и их жителям, напуганным от многочасовой битвы. Весь Скайрим был охвачен пламенем, льдом и криком, унося жизни храбрых мужей и дочерей, что выступили против алчных жрецов и их деспотичных крылатых хозяев, которые порой обрушивались на землю, оставляя за собой длинный след из земли, крови и костей. Пожиратель Мира, Первенец Акатоша оставил своих братьев, отправившись на самую высокую точку мира; тень крыльев затмевала солнце, окутывая тьмой трёх героев. Гигантские когти вырывали куски камня и сбрасывали на врагов. Зубы, выше и толще человеческого тела смыкались, красные глаза взирали с ненавистью. Бич Монархов недооценил человеческих созданий, когда крылья сомкнулись против воли, проклятье вырвалось из огромной пасти. Он оказался в ловушке.       Эти слова, этот ту’ум, столь еретическое знание дарованное этим предательским червём Партурнаксом! О, Кин, неужели твоя воля такова, что эти недостойные смертные должны одержать победу? Слабые, недолговечные, лишённые радости познать свободу ветра и облаков, счастья воспарить над творением богов, они проявили себя не столько как воины, а как находчивые и целеустремлённые создания, что пошли вопреки всем законам. Тех, кого Алдуин не удосуживался даже удостоить толикой внимания, поставили на лапы, будто одно домашнее животное.       Он не может проиграть, ведь такова судьба — править! Ни проклятый крик, ни боевой дух, ни тайна этих прямоходящих насекомых — ничто не встанет на пути у Пожирателя Мира! Пусть гордость уязвлена, пусть оружия смертных коснулись непробиваемой чешуи, пусть кровь кипит. Злость привела людей к отчаянному шагу, она же и не даст дракону проиграть в этой войне. Зубы пронзили броню, раздробили позвонок, отправили верхнюю часть в глотку. Женщина мертва. Гибкая и мощная шея дёрнулась, врезаясь в каменную поверхность, раздался негромкий вскрик. Мужчина, её брат по всей видимости, объятый горем утраты и праведного гнева, теперь лежит со сломанными костями, пронзившими собственные лёгкие. Они отчаянные, они сильные. Крошечный и абсолютно ядовитый ужас, словно яд, стремительно распространялся в разуме Алдуина, когда старик отбросил посох в сторону и вытащил Свиток. Дракон попытался взмахнуть крыльями и взлететь, оторваться от земли и оказаться в небе, но ту’ум врага лишил главного преимущества. Страх. Всеобъятный, великий, тяжёлый, будто песчаный поток времени. И Алдуин прочувствовал на себе разом одну простую истину — быть смертным невероятно страшно.       Это конец.       Пальцы Феллдира развернули Свиток, но не до конца: потоки пламени обрушились по бокам от старика, растапливая снег, подбрасывая куски крошечных острых камней. Неизвестная фигура в расшитом плаще, золотой маске с небольшими бивнями по бокам пришла на помощь своему тирану. Драконий жрец привлёк на себя внимание нордского героя. Огненный посох в руке трясся, раскалённый набалдашник пылал, источая горячий воздух.       — ZUN-HaaL-ViiK!       Успевший оглохнуть от рёва Алдуина, Феллдир не услышал крика и не успел призвать защитный барьер. За долгие часы сражения пальцы успели онеметь, борода покрылась коркой льда, глаза затмевала буря, мышцы сводило от боли. Лишь когда услышанное коснулось ушей старика, ледяные пальцы с хрустом выпрямились, роняя Свиток, последнюю надежду на спасение. Старый норд издал рычание и посмотрел под ноги, пытаясь заставить себя нагнуться и подобрать, противостоять подлому крику, но бесполезно. А затем острие зачарованного кинжала пронзило сердце Феллдира Старого, заставив последнего негромко вскрикнуть, рухнуть сначала на колени, а потом лицом в снег.       Война была закончена.       Алдуин ощутил как страх отступает и ужас неизбежного сменяется странным ощущением. Да, это победа, но в ней что-то странное, привкус чего-то нового, чужеродного дракону.       — PRUZah, Конарик, — исполинский чёрный дракон повернул острую морду к жрецу. — Ты подоспел вовремя.       В отзывающимся эхом словах не было благодарности, вернее, Алдуин похвалил преданного жреца, но взору крылатого чудовища открылись многие доселе неизвестные истины, способные сбить любого дракона даже без помощи крика.       — Живу, чтобы служить, мой Повелитель, — драконий жрец припал на колено, склонив голову, вниз. Прямо на Свиток. Алдуин почувствовал, будто его бросило в дрожь, появилось желание разорвать жреца. — Я услышал доселе неизвестный крик и примчался сюда так быстро, как только мог.       — Похвально, — с меньшим сомнением ответил дракон, поднимая голову. Нет, Конарик не решится на столь дерзкий поступок, о, нет. Это лишь пугающие мысли, шрамы битвы. Первые и болезненные. — Ты заслуживаешь моего признания.       Конарик только поклонился ещё ниже, встал на колени и взглянул на тело Феллдира. В узких прорезях для глаз сверкнули огоньки.       — Душа этого предателя всё ещё здесь, Господин. Если желаете, я немедленно захвачу в камень и даже после смерти ваши враги не будут знать покоя.       — Niid, — с удивлением для себя произнёс дракон, ощущая трепет в крыльях. Новые шрамы будто распространялись вдоль тела. Люди, смертные, они чувствуют это. — Мы не можем позволить себе так попросту терять время. Собери жрецов, возьми KEL, отправляйтесь в Бромьунар.       — Как прикажешь, Устрашающий, — практически на автомате ответил Конарик, взяв Свиток. Алдуин почувствовал странное отвращение к верховному из жрецов. — Когда нам ждать тебя?       — Сначала я разберусь с братом, — тень от исполинских крыльев снова закрыла солнце. Взмах — снег разметало по округе, и драконий жрец едва устоял на ногах, глядя на гигантский хвост, мерно болтающийся в воздухе. — Ждите меня ближайшие три дня. Скоро мир снова будет принадлежать нам.       Привкус поражения — проклятье смертных, что словно стая блох, перебравшаяся с кожи на чешую Алдуина, даровав доселе невиданное чувство, сотрясшее вековую уверенность навеки. Ибо нет ничего более безумного, чем сомнение, неуверенность в себе, пугающее и уничтожающее изнутри. Его не вырвать когтями, не расколоть зубами, не сжечь, не заморозить. Бессмертное, бестелесное и крайне эффективное. Это заражение, казалось, ослабило Алдуина, заставило утратить былую мощь того, кто никогда не сомневался, ибо драконы — закон, а Пожиратель Миров парит над всеми. Даже когда шея Партурнакса была готова расколоться под силой челюсти, Великий и Пугающий не стал убивать предателя. Парящие вокруг драконы внимательно следили, ожидали финала. Алдуин снова у власти. Алдуин сильнее. Таков закон.       И лишь сам Первенец сомневался в собственном законе. Сомнение навеки стало проклятьем того, кого именовали Проклятьем.       — Слишком просто! — гигантский дракон отпустил Партурнакса. Уставший и израненный брат, младший сын Акатоша, устало смотрел на Пожирателя Миров, сохраняя молчание. Он прекрасно знал, что за чувство поселилось в победителе. О, как же ядовит привкус победы. — Я позже решу, что с тобой делать, TahRODiiS. Ты заслужил ещё немного пожить под солнцем, ибо таково Моё слово!       Алдуин провозгласил приговор и бросил яростный взгляд на остальных драконов. Те кричали в небо, пуская неистовые могучие волны, огненные смерчи и, срывающие кожу, ледяные морозы, подтверждая правление, непоколебимое и вечное. Дурачье. Все они — глупы и надменны, не боятся смерти, ибо считают, что время на их стороне. И Алдуин мечтал снова стать глупым, чтобы забыться среди облаков и не ощущать страха.       — Так не должно быть. TiiD на стороне смертных. Такова воля богов. Ты знаешь это, ZeyMah. Я вижу в твоих глазах, что ты знаешь.       Голос Партурнакса звучал тихо и тяжело, утопал во всеобщих одобрениях остальных собратьев, но Алдуин слышал. Слышал и знал, ибо брат-отступник так же мудр, а в гнусном поступке есть свой резон. Сомнения затронули их обоих, отравили так же, как и людей. Но в сомнении крылась правда, открывались возможности. Ибо люди усомнились в правлении драконов и приблизились к победе просто на ужасающее расстояние. Сомнение порождает действие, если не позволять страху пожрать себя.       — Возможно ты и прав, Партурнакс. Время правда на стороне смертных. И всё же, — красные глаза чудовищного дракона вспыхнули. — KRONGRah принадлежит мне. И я решу, что будет дальше, — в голосе, способном разорвать скалы, прозвучали нотки коварства. — Я знаю, что делать.

***

      Конарик заметил перемены в Господине ещё во время битвы на вершине Глотки Мира. По драконьей морде было сложно определить что чувствует (и чувствует ли вообще) невероятного размера чудовище, превосходящее своих не менее гигантских сородичей, но жрец среди жрецов услышал изменения в голосе и заметил искру чего-то нового в глазах. Великий и Ужасающий сделал то, чего не делал на протяжении всего существования: обратил внимание на мир смертных, заинтересовался влиянием Культа на жизнь. И Конарик приготовился к переменам, нервно поглаживая в руке Древний Свиток, порой обдумывая сомнительное решение: «А не воспользоваться ли мне?» Трёхдневное ожидание походило на своего рода пытку, когда минуты тянулись часами, а дни превращались в недели. Война продолжалась, победа была практически в руках драконов, но какое-то шестое чувство подсказывало Конарику, что пожинать плоды ему не удастся. И лишь когда Алдуин вернулся в Бромьунар, раздал указания самым доверенным из слуг среди смертных, жрец из жрецов узнал истинные мотивы Пожирателя Миров, а с ним и своё место.       — Подготовь восемь жертвенных мест, — повелитель взирал на крошечного человека с вершин. — Созови восьмерых жрецов. Наточи восемь кинжалов, — могучий голос срывался, будто страшась озвучить собственные мысли. — И будь готов.       Конарик прекрасно понимал, что алчность и жажда власти драконьих жрецов стала одной из причин войны. Ослеплённые уверенностью и непоколебимостью, гордящиеся силой и вседозволенностью, жрецы были слишком жестоки и беспринципны к своим слугам. Недовольство росло и чаша весов терпения наконец переполнилась, осознание поражения коснулось не только верховных правителей, но и самого Алдуина. Корень проблемы скрывался не в отважных повстанцах и героях, а в собственных подданных. Может драконы своенравны, надменны и горделивы, они отнюдь не глупы, способны учитывать ошибки. И Конарик надеялся, что его собственная роль окажется не только удачей и случайностью, но искренней благодарностью самого страшного из драконов. Пуская кровь жрецу Морокеи и наблюдая, как кровь сверкает на зачарованном кинжале, последний из жрецов ощущал страх и благоговение.       Но куда больше страха он видел в Древнем Свитке, ждущем на каменном алтаре в центре, но не в том, принадлежавшем Феллдиру Старому. Другой, новый, принесённый несколько дней назад, чья сила должна была оставаться неизвестной до этого момента. Смерть жрецов — не просто казнь и начало новой эры, но и жертвоприношение, дабы усилить способности верховного жреца.       — PRUZah, Конарик, — Алдуин медленно слез на огромную площадку. — А теперь бери KEL, и прочти мне его.       Приказ господина — это закон, и ни боги, ни герои, ни Свитки не могли противостоять правилу, и не мог смертный, каким бы сильным волшебником он ни был. Расплатой за чтение, как гласят легенды, становилось зрение, но могущество восьмерых переполняло душу Конарика. И потом, слепота всего лишь цена за жизнь, которую должен платить каждый. Алдуин сохранил ему жизнь, потому что жрец был нужен. Самый сильный, самый могущественный и самый преданный.       — Я живу, чтобы служить, — громко ответил Конарик и раскрыл Свиток.       Энергия, переполняющая тело жреца, соприкоснулась с энергией Свитка. На пустом пергаменте стали проявляться сияющие символы, чьё понимание ускользало от Конарика. Раздался шёпот, переходящий в гул, а оттуда в крик тысячи и тысячи жизней. Яркий поток света ослепил золотую маску, заставив жреца покоситься.       — Держи крепче! — взревел Алдуин, подходя ближе. — Не смей закрывать!       Человеческая жизнь или восемь, волшебник или нет — влияние Свитков может оказаться губительным для неподготовленного создания, но ему, сыну Акатоша, Богу времени, не стоило страшиться того, что скрывали за собой знания. Алдуин вытянул голову к яркому свету и увидел будущее, ликуя и радуясь. Империи, герои, сражения, вторжения, предатели, разрушенные судьбы, миллионы смертей и подвигов, которые совершат бесчисленные смертные. В том мире, где нет его, Пожирателя Миров, где драконы считаются исчезнувшими и лишь единицы остались живы. Эра сменялась одна на другую, пока Алдуин парил среди потоков времени и судеб, наблюдая за самыми интересными из моментов. Основания Империй, вторжения даэдрических принцев, великие войны, страшные предательства, трагические события, катаклизмы и беды. Он был там, наблюдая как история пишет сама себя, свободная от тиранического влияния дракона, которого попросту не было. Алдуин заглядывал в самые глубокие из потоков, пока искал свою судьбу. Сражение на двемерском дирижабле. Огромная даэдрическая осадная машина. Остановка метеорита. Огни Белой Башни. Ужасающая болезнь с моря. Он провёл неисчислимые века, пока не нашёл себя, отправленного в далёкое будущее, а затем и отправился и туда, чтобы узреть свою судьбу.       И тогда сомнения окончательно развеялись. Дракон вернулся из потоков времени, не оставив в Часах никакого разлома. Тело Алдуина так и не сдвинулось с места, всего несколько минут прошло с долгого путешествия. Алые глаза пылали надеждой и уверенностью, а такой понятный и человеческий хохот разнёсся по всему Бромьунару. Яркий свет Свитка угас, сумерки опустились на землю.       — Знания! Судьба! Жизни! DEZ смертных снова подвластна мне! — ликовал Алдуин, вытянув шею. — Отныне я — правитель TaaZOKaaN, а с ним и весь VUS будет под моим покровительством! — Бич Монархов взревел в очередной раз, вновь и вновь оглашая свою победу над судьбой, над временем, над сомнениями. — Конарик! Отправь гонцов к… Хм.       Драконий глаз смотрел на лежащую фигуру измождённого, высушенного старца, окутанного в жреческие одежды. Маска с бивнями лежала рядом, пока безносое и беззубое создание с белыми, будто молоко глазами, смотрело в никуда, слабо и жалко ловя ртом воздух. Дракон не испытает никакого вреда, ибо существует с сотворения времён, но человек, переживший несколько эр, узревший своими глазами столько судеб, подготовленный или нет, не сможет вернуться прежним.       — Что ж, — Алдуин невозмутимо развернулся к преданному из жрецов спиной. — Достойное служение и смерть для последнего из культа.       Взмах крыльев отбросил бренное, ещё живое тело в стороны, ломая кости и срывая сухую кожу. Чёрный дракон взлетел в небеса и устремился вверх, уверенный, что теперь судьба надёжно сидит в его когтях.