На 180° и обратно

На них синими глазами смотрит

И о помощи уже не просит

Декабрьский мороз беспощадно колет обветренные щеки, забирается под осеннее пальто, на которое мать пришила подкладку, чтобы не так холодно, и кусает лоснящиеся кожей губы. Андрей снимает варежку и тонкими, мгновенно покрасневшими пальцами загребает снег, где почище. Прикладывает к синяку под глазом, продолжая держать платок под разбитым носом — мать расстроится. А несколько кровавых капель все равно падают в снег. Смотрится красиво: темно-красное на белом. Эстетично. Хотя Андрей не художник, чтобы об этом рассуждать. Он музыкант. Пианист, чтоб его. Когда скула перестает гореть от удара, а кровь вперемешку с соплями останавливается, Андрей умывается все тем же, растаявшим снегом, и направляется в музыкалку. Плюсы зимы. Хотя синяк и царапину на переносице уже ничем не скроешь. Но все это дело можно свалить на гололед, тем более что морозы стоят собачьи. Нет, какое все-таки чудесное время года — зима! Хрен бы он летом так отмазался. Андрей проходит несколько дворов и тормозит, когда видит фуру с мебелью. Грузчики потихоньку выгружают компьютерный стол, пока возле машины трутся двое парней: постарше и помладше. У того, что постарше, военная форма и смешные усы, которые были модными в годах эдак девяностых, а у младшего — ярко-синяя куртка и капюшон худи на голове. Андрей задается вопросом, как тот до сих пор не околел от холода. А еще Андрей задается вопросом, почему он вообще остановился. Наверное, потому что засмотрелся на то, как парни (братья, наверное) перешучиваются между собой. Младший кидает в старшего снежок, а старший, с наигранно суровым видом, быстро перетекающим в ехидную ухмылку, трет младшему макушку кулаком, после чего толкает в сугроб. Заливистый смех разносится по пустому заснеженному двору. Андрей немного завидует. У него в семье все непросто, особенно с тех пор, как мама стала встречаться с Ильдаром Юнусовичем. Она всегда была слишком опекающей, слишком контролирующей, слишком нервной. А теперь Андрея еще и пытается воспитывать по сути незнакомый мужик. Искренняя только младшая сестра Юлька, ходящая во второй класс. И то, когда она станет подростком, вряд ли они останутся также близки. Старший брат все-таки не старшая сестра, чтобы таскаться за ним хвостиком и копировать поведение. Особенно, если брат — ботан, которого кошмарит собственный бывший друг. Очухивается Андрей, только когда чувствует на себе чужой взгляд. Младший смотрит на него исподлобья, и даже издалека видно, что ничего хорошего он в этом взгляде не найдет. Тот начинает двигаться в его сторону и уже открывает рот, чтобы крикнуть что-то явно нецензурное, но старший тормозит его, опуская большую ладонь на плечо. Андрей отводит взгляд и уходит, пока не огреб во второй раз. Боже, как стыдно. Стоял там и пялился, как придурок. Он оставляет пальто в гардеробе музыкалки, переобувает школьные туфли и направляется в класс. Римма Рашидовна начинает кудахтать над ним, как только видит его фингал. Андрей отмахивается «гололедом» и садится за пианино. По традиции, он сначала проводит пальцами по клавишам и нажимает несколько. Дома пианино у него нет, для них это слишком дорого. — Сегодня разберем сонату Рахманинова, а потом порепетируем твое произведение для экзамена. — Какую? — Первую. Если успеем, в конце урока посмотрим вторую. Римма Рашидовна ставит перед Андреем ноты. Вскоре по классу разносится звук играющего пианино. Пальцы Андрея практически летают над клавишами, парят и едва касаются белых прямоугольников — легкие, как перышко. Римма Рашидовна довольно улыбается, но он смотрит только перед собой. Как же хорошо, когда можно избавиться от мусора в голове и не думать ни о чем, кроме музыки и звука, издаваемого пианино. Андрей чувствует, как расслабляются доселе напряженные плечи. По окончании занятия он даже немного улыбается. Улыбка маленькая, едва заметная, но она есть и тянет губы. От мамы приходит SMSка с просьбой забрать Юлю из продленки. Андрей снова шагает в сторону школы, чувствуя, как хрустит снег под подошвами ботинок, а ветер бьет в лицо. Надо будет намазаться маминым кремом — он терпеть не может тот факт, что его кожа шелушится от малейшего понижения температуры. Выглядит, как ксероз. Юлька встречает его громким «Андрюша!» и прыгает на руки. Андрей пошатывается. — Ух, — он перехватывает младшую сестру поудобнее и смотрит ей в глаза — такие же голубые, как у него. — Юль, ты уже не маленькая, мне тяжело тебя удерживать. — Ты сильный, — легкомысленно бросает Юлька. И столько веры в детском голосе, что разочаровывать ее совсем не хочется. Он же должен ее защищать. — Пойдем домой? Я сегодня пятерку по английскому получила! — Молодец какая, — Андрей опускает Юлю на землю и поправляет ей шапочку. — Это потому, что ты со мной занимался, — радостно делится Юлька по дороге домой, держась за андрееву руку. Андрей улыбается.

*

Мерзкая трель звонка ввинчивается прямо в уши. Андрей вздыхает и прикрывает глаза, крутя в руках ручку. Разговоры одноклассников продолжаются, пока в кабинет не заходит учительница по русскому. На секунду воцаряется тишина, а потом девочки начинают перешептываться с удвоенной силой. Андрей слышит обрывки фраз: «кто это?», «какой хорошенький» и прочее. Он открывает глаза, чтобы понять, о чем идет речь. И замирает. Потому что рядом с Еленой Антоновной стоит вчерашний пацан со двора. С коротким ежиком темных волос, скуластым красивым лицом и сбитыми костяшками. Ленивый взгляд из-под полуопущенных век и бесформенная черная толстовка. Он выглядит так, будто это место принадлежит ему. — Знакомьтесь, класс, это Марат Суворов, наш новый ученик, — Елена Антоновна неодобрительно смотрит на Марата. — Надеюсь, завтра он придет в школьной форме. Марат ухмыляется. — Не пошили еще, — бессовестно врет он. — Но как только, так сразу. В прошлой школе не было формы, сами понимаете. Настя рядом мечтательно вздыхает. Андрей этого не понимает. Что Суворов такого сказал? По его мнению, Марат — обычный клоун, который наверняка попортит жизнь учителям и некоторым ученикам, в частности ему. — Хорошо, — Елена Антоновна, кажется, ведется на эту откровенную ложь. — Может быть, расскажешь нам что-нибудь о себе? Марат пожимает плечами, чуть ли не руки в карманы засовывая. — Да нечего рассказывать. Я жил когда-то в Казани, потом переехал из-за работы отца, а сейчас вот вернулся в родные пенаты. Поэтому экскурсии мне не нужны, — он подмигивает девчонкам с первой парты. — Но я с большим удовольствием буду учиться в вашем классе, — Марат очаровательно улыбается, намереваясь задобрить Елену Антоновну. Настя снова вздыхает. Андрей мысленно закатывает глаза. И это все, что надо, чтобы понравиться? Симпатичное личико, харизма и аура плохого мальчика? Боже. Девчонки такие странные. Может, поэтому ему никто никогда не нравился? Хотя он пытался лет в пятнадцать встречаться с одноклассницей Гузель. Это было неловко. И странно. Она показалась ему интересной, и Андрей решил, что он влюблен. Как выяснилось, нет. Благо, она ушла после девятого и они избежали неуютной атмосферы бывших, учащихся в одном классе. К тому же, расстались они не очень. Гузель много плакала и предъявляла ему за то, что он даже поцеловать ее нормально не может. Как и сказал Андрей — неловко. Он только надеется, что ушла она не из-за него. Но Гузель вроде изначально собиралась в мед.колледж, чтобы потом перейти на вышку. Так что совесть Андрея более-менее чиста. — Можешь присаживаться на любое свободное место, Марат, — Елена Антоновна машет рукой в сторону парт. — И начнем урок. Кто мне скажет, на чем мы остановились в прошлый раз? Марат лениво оглядывает класс. Арина, сидящая одна, убирает сумку со стула и хлопает ресницами. Марат дергает уголком губ и движется в ее сторону. Опустившись рядом с ней, он разваливается на стуле и широко расставляет ноги. Андрей не успевает отвернуться, когда темные глаза Марата обращаются к нему. Тот тоже его узнает. Суворов скалится, и его взгляд не обещает Андрею ничего хорошего. — Ну здоро́во, чушпан, — шепчет Марат. Андрей хмурится, складывая брови домиком, и отводит взгляд. Если просто игнорировать проблему, она же исчезнет, верно? Марат исчезать не собирается. — Че это было вчера? — он толкает его под лестницу, чтобы никому не видно, и хватает за воротник рубашки. От Марата пахнет сигаретами, каким-то дорогим одеколоном с типично мужским запахом и мятной жвачкой (как будто это перебьет вонь табака). — Ты больной? — Андрей хватается за чужие руки со вздутыми венами, чуть ли не до треска сжимающими белую ткань, и пытается отцепить их, впиваясь ногтями и оставляя царапины. — Отпусти меня! — Я задал вопрос. — Я тоже, — фыркает Андрей. — Ответим друг другу? — Смелый дохуя? — они смотрят друг другу в глаза. Голубой напротив непроглядной черноты, подсвеченной изнутри бушующим пламенем. Мир сужается до перекошенного злобой лица Марата, а воздуха будто бы становится меньше. Словно кто-то выкачал его и выдает порционно. Суворов ему горло что ли пережал? — А если и да? Марат наконец отпускает его (непонятно только, почему), и Андрей поправляет смятый чужими пальцами воротник. Они продолжают пялиться друг на друга. — Я просто задумался вчера, поэтому остановился, — считает нужным все-таки пояснить Андрей. — Вы с братом — братом ведь? — лишь попали в поле зрения. — Братом, — подтверждает Марат кивком. — Ну смотри мне. Таращиться — невежливо. За это и в табло словить можно. Мой тебе совет: не делай так больше. Или думай поменьше, — Марат смеется над собственной шуткой, и уходит, похлопав его по плечу напоследок. Андрей кривится. Да пошел он, придурок. Андрей ненавидит хулиганов.

*

А у меня душа воина

И пускай я в поле одна

Пока моя правда жива

Я двигаюсь к цели, мама

— …в твоих же интересах молчать, понял, пиздюк? Узнаю, что сдал с меня, мамка родная не узнает, так разукрашу, — слышит Андрей перед тем, как зайти в туалет. Марат, с сигаретой, свисающей с разбитых губ, держит какого-то младшеклассника за ухо. Мальчик хнычет и трясется, а Суворов упивается властью, которую имеет над ребенком. — Пусти его, — твердо произносит Андрей. — Оп-па, защитничек всех убогих и обездоленных нарисовался. Вали отсюда, — бросает Марат младшекласснику. Того как ветром сдувает. Марат в это время подходит к Андрею и толкает того в грудь. Андрей пошатывается, но упрямо стоит на месте, вздернув подбородок. — Я не пойму, тебе больше всех надо, Андрейка? — саркастично выплевывает Марат. «Андрейка» из его уст звучит, как ругательство. — Че ты лезешь не в свое дело постоянно? — Потому что херней занимаешься. Ребенок не виноват в том, что ты решил покурить в школьном туалете. — Самый умный? — Не из глупых, — «в отличие от некоторых», не добавляет Андрей. Но Марат это понимает, по вспыхнувшим глазам видно. Он больно хватает Андрея за светлые волосы на макушке и тянет вниз, на один уровень с собой. Спустя неделю он до сих пор в толстовке, только на это раз в серой, отбрехавшись чем-то вроде «пришлось перешивать, не подошла». Андрей все еще не может понять, как учителя до сих пор не поняли, с кем имеют дело. Они считают одиннадцатиклассника Марата Суворова хорошим парнем, просто немного нарушителем спокойствия, что выражается в безобидных шутках на уроках. — Повтори. — Я не глупый. — В отличие от меня, да? Договаривай! Андрей не успевает даже дернуться, когда его впечатывают боковой стороной лица в настенную плитку. Рассеченная бровь вспыхивает болью, а перед глазами взрываются фейерверки от силы удара. Он дезориентировано мотает головой, и в ту же секунду дверь в туалет распахивается. Марат отталкивает его от себя, отходит на два шага, выбросив почти докуренную сигарету в окно, и прячет руки в карманы. На пороге стоит физрук. Он осоловело моргает на них. — Что тут произошло? — Ничего, Тимур Валерьяныч, — лыбится Марат во все тридцать два. — Неприятность случилась. Ударил вот случайно Андрея дверью, когда выходил из кабинки. Думаю, вести или не вести его в медпункт. — Веди, конечно! Крови-то сколько… — физрук продолжает бормотать себе под нос, скрываясь в кабинке. Марат хватает Андрея за локоть и выводит из туалета. — Пошли, — едва слышно шипит он. — И не вздумай ляпнуть лишнего. — Не трогай меня, — отражает чужое шипение Андрей, бросая на Марата взгляд, полный отвращения. — Сам дойду. — Как скажешь, принцесса, — Марат поднимает руки в знак капитуляции. Они молча доходят до медпункта. Школьная медсестра не перестает причитать, пока смывает с Андрея кровь и обрабатывает рану. Марат сидит на стуле, пока Андрей — на кушетке, и снимает нитки с джинс, делая вид, что очень занят. Он не смотрит на Андрея и медсестру, которая успела отругать его за якобы неосторожность. Андрей не знает, почему не сдал Суворова. Наверное, потому что не стукач. Он сидит, закусив пухлую нижнюю губу, и молча терпит покалывающую боль, пока ватный диск, смоченный в перекиси, прижимается к его брови. Налепив квадратик пластыря, медсестра отпускает их на всех четыре стороны. — Ты это… — бормочет Марат так тихо, что Андрею сначала кажется, что у него начались слуховые галлюцинации. — Молодец, с яйцами. — Я вообще-то парень, — почти обиженно возмущается он. — Ты в курсе вообще, что если неправильно ударить в висок, можно человека убить? Или об этом ты тоже не думал, когда в стену меня впечатывал? — Господи, ты такой правильный, что аж бесит. А ты в курсе вообще, что уж я-то знаю, как правильно бить? — Действительно, о чем это я, — язвит Андрей. Марат выглядит готовым снова замахнуться на него, но в этот раз его останавливает подбежавшая Юлька. Лицо у нее покрасневшее, распухшее и зареванное. Андрей мгновенно падает перед младшей сестрой на колени, с глухим стуком ударяясь о плиточный пол, и берет ее личико в свои ладони. — Юль, что случилось?! Ты почему плачешь? — Я Жору потеряла, — заикаясь и всхлипывая, выдает она, после чего громко шмыгает носом. Глаза Марата округляются от недопонимания на заднем плане, но Андрей не обращает на него внимания. Он крепко обнимает сестру, гладя по светлым косичкам. — Ну все, все, — бормочет Андрей в чужую макушку. — Не реви. Найдем мы твоего Жору. А если нет — я тебе нового куплю, со своих денег. Мама даже не узнает ничего. — Купишь нового Жору? — все еще охреневая, переспрашивает Марат. Васильевы его дружно игнорируют. — Я не хочу нового, я хочу своего Жору-у, — воет Юлька, продолжая захлебываться слезами. У Андрея сердце разрывается. Юлька, в противовес другим детям, плакала редко, но метко. С соплями, обезвоживанием и иногда обмороками. Она сотрясается в его объятиях, а он ничего не может поделать, чувствуя себя при этом беспомощным и абсолютно бесполезным старшим братом. — Ну, Юленька, ну ты чего, — голос Андрея становится мягким-мягким, как зефир. — Я же сказал, найдем. Я когда-нибудь нарушал свое обещание? Юлька мотает головой, не отрываясь от его груди и размазывая по рубашке слезы и сопли. Андрей старается не морщиться. — Тогда чего ты ревешь? Рева-корова, — шутливо обзывается он. Юлька хихикает. — Пойдем. Поищем в местах, в которых ты сегодня была, — Андрей поднимается на ноги и берет маленькую ладошку сестры в свою, после чего оборачивается к Марату, смотрящему на них ностальгическим взглядом. — Марат… Можешь сказать Татьяне Юрьевне, что меня не будет на алгебре? Пожалуйста. — Если ты мне скажешь, че за Жора. — Жираф плюшевый. Марат глупо хлопает глазами. — Андрюш, а это твой друг? — наконец замечает его Юлька. Она вытирает лицо рукавом формы и прихорашивается. — Красивый. А у него девушка есть? — Э-э, одноклассник, — потерянно поправляет ее Андрей, игнорируя остальную часть фразы. Еще не хватало. — А я что сказала? — наивное светлое дитя, пока не знает, что не со всеми одноклассниками можно дружить. Иногда попадаются такие, как Марат. Суворов в это время тепло улыбается Юльке и тычет ее в нос-пуговку: — Привет, красавица. Девушки у меня нет, но ты, к сожалению, еще слишком маленькая для меня. Подрасти сначала, да? — Упаси боже, — бормочет Андрей себе под нос. Марат обжигает его взглядом. Юлька снова хихикает: — Это обещание. Андрюш, пойдем, нужно найти Жору. Он замерз, наверное, уже. — Скажешь? — Марату. — Скажу. — Андрей, что это?! — мама заливается слезами, не успев даже узнать, в чем дело. Она хватает его за лицо, поворачивая в разные стороны, и поглаживает большим пальцем пластырь на брови. Андрей морщится, потому что давит она слишком сильно. Юлька хмурит бровки, насупливается и встает перед ним в защитной позе. Это немного умиляет, но, пока мама не поняла, Андрей отводит ее обратно за спину. — Мам, — устало просит он. Мама прижимает ладонь ко рту, заглушая рыдания. Андрей, наступая на пятки, стягивает ботинки и усаживает Юлю на пуфик, чтобы помочь снять обувь ей. — Почему ты опять избитый? Андрей, тебя обижают?! Скажи Ильдару, он обязательно разберется! — Что мне нужно сказать? — из кухни выходит дядя Ильдар и опирается о косяк, сложив руки на груди. Он в домашней одежде, и Андрей с недовольством понимает, что тот собирается остаться на ночь. Дядя Ильдар… Странный. Он вроде пытается сблизиться с ними, но при этом ведет себя так, будто он уже их отец. Воспитывает, читает нотации, может отвесить оплеуху (благо, только Андрею — если бы Ильдар Юнусович тронул Юльку, Андрей бы ее из дома забрал). Ему не нравится находиться в квартире, когда там дядя Ильдар. — Ничего, — мгновенно говорит Андрей, пока мама не успела нажаловаться. — А что с лицом, боец? — Парень в туалете дверью случайно ударил, — Андрей снимает пальто и шапку, разматывает шарф. После этого он забирает шубку у сестры и вешает на вешалку. Мама, с дрожащими губами и пряча лицо, уходит в ванную. Андрей вздыхает и смотрит ей вслед побитым щенком. Он не хотел опять ее расстраивать, но иногда кажется, что это невозможно. Мама расстраивается всегда, от любой мелочи. Он проходит на кухню, где моет руки и усаживается за стол. Дядя Ильдар ставит перед ним тарелку макарон и опускается напротив, сверля тяжелым взглядом. Андрей чувствует себя неуютно, будто бы он в ловушке — по глупости забрался в клетку к голодному льву. — Рассказывай. — Я уже все сказал, — осторожно начинает он и вздрагивает, когда дядя Ильдар ударяет кулаком по столу. — Не ври мне! Ты понимаешь, что ты мать своими выходками доводишь? С кем ты опять подрался? — Ни с кем я не дрался! — не выдерживает Андрей, резко вскакивая на ноги. — Просто случайность! — в кухню забегает Юлька, потревоженная шумом. Андрей усилием воли принимает спокойное выражение лица, расслабляет плечи и даже выдавливает улыбку для нее. — Спасибо, я потом поем. Садись, Юль, пообедай. — Тема не закрыта, — обещает дядя Ильдар, и это звучит зловеще. Андрей закрывается в комнате, сползая спиной по запертой двери на пол. Он впервые испугался того, что может сделать Ильдар Юнусович. Не будет же он его бить, верно?..

*

Дай знак мне, если ты на нашей стороне Ты на нашей стороне, на нашей стороне

Марат опаздывает. Сильно опаздывает. Не то чтобы Андрея это волновало. Биологичка просто спрашивала про него, вот Андрей и заметил. Он не пялился на пустующее место рядом с Ариной, задумчиво грызя кончик ручки. С чего бы? Они не общаются и не являются, упаси боже, друзьями. Ему все-рав-но. Марат — практически взрослый, самостоятельный человек, и может делать все, что ему вздумается. Хочет прогуливать — пожалуйста, тут надо беспокоиться его родителям, а не Андрею. Под конец урока дверь в класс все-таки распахивается. Марат без стука влетает внутрь, тяжело дыша и опираясь ладонями в колени: — Приношу свои извинения. Лифт сломался, я полчаса лифтеров в темноте ждал. Компанию мне составляли только фонарик на телефоне и отсутствие связи. Не смог даже позвонить, предупредить. Арина прямо-таки расцветает, когда видит Марата. А Андрей ему почему-то не верит. Может, из-за того, как лукаво блестят чужие глаза. Или из-за того, как хитро́ Марат улыбается. — Ладно, садись, — ворчит биологичка, не особо-то и обращая внимание на него. — Чтоб в последний раз такое. Раньше, когда дети в школу опаздывали, их линейкой по рукам били, а сейчас что?.. — А сейчас демократия и культ личности! — весело отвечает Марат, прежде чем плюхнуться на свое место. Настя хихикает. Андрей закатывает глаза. Когда биология заканчивается, он закидывает тетрадки в рюкзак и выходит из кабинета. — Чушпан! Эй, Андрейка! Андрей, бля, погоди! — Марат нагоняет его и разворачивает за плечо. Андрей недовольно сбрасывает чужую руку и угрюмо смотрит на подошедшего Суворова, всем своим видом выражая раздраженное, безмолвное «чего тебе». — Сделай мне контру по инглишу, а? Ты же шаришь. Глаза Андрея расширяются от такой наглости. — Марат, ты офигел? — разъяренной кошкой шипит он. — А что? — Марат беспечно пожимает плечами, будто ничего такого не сказал. — Тебе явно несложно. Ты не хуже Флюры Габдулловны шпаришь. — И что мне за это будет? — с сомнением тянет Андрей. — В табло не получишь. Как тебе такой расклад? — Ты офигел, — уже констатирует Андрей. Он обходит Марата по широкой дуге и направляется в кабинет английского. — Слышь… — Марат, отвали, — даже не оборачиваясь, бросает Андрей. — Я не собираюсь тратить на тебя свое время. Если бы ты вежливо попросил, я бы, может, еще подумал. А так — ищи другого дурака. — Так ты единственный умный дурак! — Ты себе не помогаешь! Андрей спешно уходит, пока Марат не вспылил окончательно. Потому что, когда Марат злится, кому-то становится больно. А если Андрей опять заявится домой со стесанным лицом, простым разговором он точно не отделается. Мама пойдет к директору, и от этого позора Андрей никогда не отмоется. Или дядя Ильдар решит устроить профилактическую беседу (а в его понимании это угрозы постановкой на учет), и тогда злиться будет не только Марат. После уроков Андрей старается как можно скорее покинуть здание школы. Он не хочет встречаться ни с Искандером, ни с разъяренным Маратом, который под конец теста по английскому выглядел, будто сейчас заплачет или что-нибудь сломает. Андрей чувствует некоторую жалость к нему, но та быстро заглушается рациональной частью его мозга, которая бьет тревогу. Ему этого не простят. И если до этого Марат особо не лез к нему, то сейчас может начать избивать похлеще искандеровых прихвостней. — Эй, чушпан, покурить есть? — какой-то парень в кожаной куртке на меху и кроссовках свистит ему. — Не курю. — Стоямба! А че так газанул? Может, ты нам пиздишь? Нам с друзьями не нравится, когда нам пиздят. Выворачивай-ка карманы, пока не помогли. — Турбо! — раздается за спиной голос Марата, и Андрей впервые искренне рад его слышать. — Турбо, здаров. Здаров, пацаны, — Марат здоровается с этим Турбо за руку, после чего машет парням сзади. — У него нету, эт мой одноклассник, я его знаю. Реально не курит, прикиньте, — Марат сообщает это, как шутку. Парни гогочут. Турбо прищуривается. — Одноклассник, говоришь? О’кей, — Турбо поднимает руки в знак капитуляции и ехидно смотрит на Марата. — Тогда сорян и все такое, бес попутал. Солнышко проводить домой, или ты сам справишься? — Нахуй иди, — любезно желает Марат. Турбо смеется и обнимает Марата за плечо. — Не обижайся, я ж шучу. — Если бы не шутил, я бы тебя ударил. — Какие мы грозные. Грозный гном, — Турбо одной рукой сплющивает щеки Марата. Теперь тот похож на недовольную рыбку. Андрей сильно прикусывает внутреннюю сторону щеки, чтобы не улыбнуться. Марат в это время хлопает Турбо по руке с трудно различимым «отвали». — Ты выпил что ли? Вы чего здесь вообще? Школьников прессуете? Не боитесь? — Обижаешь, ни капли. Терплю до клуба. Мы в клуб собирались, забыл что ли? — Бля, забыыл. Сегодня? — Алле, гараж, — Турбо щелкает длинными пальцами перед лицом Марата. — Нет, сука, завтра. Погнали, мы тачку неподалеку припарковали. Солнышко, ты с нами? Это, кстати, Сутулый и Ералаш, — Турбо поворачивается к Андрею и закидывает руку ему на плечо, великодушно кивая на двух других парней. Марат аж спотыкается: — Че? Не, не, не. Пусть домой валит. — А что ты так занервничал, Маратка? — Я не занервничал, — отрезает Марат и с неприязнью оглядывает Андрея с ног до головы. Андрей поджимает губы. В его глазах стынут арктические льды. Если Марат так не хочет, чтобы он поехал с ними, Андрей сделает это ему назло. — Он не такой, ему там делать нечего. — Тебе-то откуда знать, какой я? — ерничает Андрей. — Я согласен. (А. Так вот что называется подростковой импульсивностью.) — Воот, это по-нашему, — одобрительно хмыкает Турбо, обнимая Андрея второй рукой и прижимаясь щекой к его макушке. — Зима подтянется прямо туда, поэтому можем ехать. И вот так Андрей оказывается в машине с тремя незнакомыми парнями и Маратом. Он честно не знает, что им двигало в тот момент, кроме злости за этот маратов взгляд. Будто он второй сорт. Пошел он. Или, может, Андрей просто устал от своей скучной, размеренной жизни мальчика-зайчика. Школа, музыкалка, дом. И по новой. Он даже не пил ни разу, даже шампанское в новый год. Кто-то умный сказал, что чем больше подростку запрещать, тем больше он будет хотеть это попробовать. Вот и Андрей захотел, когда представился шанс. — Написал Зиме, — говорит ему Турбо с водительского сиденья. — Привезет тебе нормальные шмотки. Андрей хочет спросить, что не так с его одеждой, а потом вспоминает, что до сих пор носит школьную форму. Стыдливо краснеет и отводит взгляд, уставившись в окно. — Спасибо, — бормочет он. Марат фыркает, за что получает подзатыльник от Турбо. Машина виляет, и парни рядом радостно визжат. — Турбо, еб твою мамашу, следи за дорогой! — ругается Марат, пристегивая ремень. — Мать мою не трогай, святая женщина — спилась и сдохла, избавив мир от своей персоны! — парни никак не реагируют, а глаза Андрея округляются. Турбо сообщает об этом беспечно, явно не в первый раз, но уголки его губ опускаются, а взгляд тяжелеет. — Ты в порядке? — осторожно спрашивает он, чувствуя себя, как на тонком льду. Шаг вправо, шаг влево, и все — бату. Турбо умиляется ему: — Как там в песне было? Поболело и прошло. Марат включает радио, чтобы сгладить неловкую тишину, и они нестройно начинают подпевать Burito. Андрею трудно оспорить тот факт, что петь Марат умеет. Его сильный, резкий голос выделяется среди других. Андрей принимается постукивать пальцами по коленке в такт. Турбо выкручивает громкость на максимум, песня сменяется песней. Парни смеются над собственными голосами, пихаются и фальшивыми воплями пытаются перепеть какую-то попсовую песенку о любви. Сутулый прикладывает одну руку к груди, а вторую протягивает Ералашу. Тот хохочет, утирая выступившие из глаз слезы: — Ну романтик, романтик. Петь научись только. — Все слышали? — возмущается Сутулый. — Меня абъюзят. — Арбузят! Илюх, что бы сказала твоя девушка? Это измена чистой воды, — Турбо ухмыляется, глядя на парней в зеркало заднего вида. — Мы ей не скажем, — Ералаш возвращает ухмылку. Сутулый закидывает руку ему на плечо и активно кивает, чуть ли не щекой трясь об лицо друга. Андрей только сейчас понимает, что не знает их имен: — Ребят, а как вас зовут-то? — Я Валера. Это Илья и Миша. Зима — Вахит. — Понятно. А я Андрей. Они доезжают до клуба. К машине подходит парень, курящий до этого в стороне и выдыхающий дым привлекательными кольцами. Маленькая черная шапочка не прикрывает уши, а болотная парка расстегнута. Турбо заглушает двигатель и выходит из машины, здороваясь с ним за руку. Видимо, это и есть Зима. Высунувшегося с пассажирского сиденья Марата Зима треплет по голове, как щенка. Тот недовольно фырчит, отмахивается и тоже протягивает руку. — Новые лица? Ему что ль шмотки нужны были? Кто это вообще? — Друг Маратки, Андреем звать, — Андрей даже не успевает открыть рот, прежде чем Турбо вмешивается, игнорируя маратовское «он мне не друг». — Он сегодня с нами. И так много вложено в это с нами. Зима понятливо кивает. — Ну здаров, Андрей. Держи, переоденься в машине, — Зима, растягивающий букву «р», отдает ему пакет. — Мы снаружи подождем. Андрей достает предложенную одежду: большой черный свитшот с надписью «иди нахуй» и рваные джинсы. Он с трудом переодевается, ударяясь локтями и коленями. Один раз даже головой об потолок, когда пытается подтянуть джинсы и застегнуть пуговицу, не поддающуюся трясущимся пальцам. Он ведь реально в клуб собирается. Собирается нарушить все материны запреты. Андрей чувствует легкое возбуждение от своего маленького бунта. Он выходит из машины, накинув на плечи пальто. Парни, стоящие рядом, курят и перебрасываются ленивыми фразами. Первым оборачивается Марат. Он проходится оценивающим взглядом по его внешнему виду, и Андрей подавляет желание поежиться, ощущая себя манекеном в магазине. Марат криво ухмыляется: — На человека хоть стал похож. Андрей набирает в легкие побольше воздуха, чтобы возмутиться, но его снова прерывают. Что за дурная привычка? Зима с усмешкой толкает его в спину: — Погнали. Нечего размусоливать, у меня уже яйца отмерзли. Охранник впускает их без проблем, даже не спрашивая паспортов. Видно, знакомый. По ушам тут же ударяет громкая музыка, а в глазах начинает рябить от неоновых огоньков. Андрей с интересом осматривается, чувствуя себя не в своей тарелке. Как ему вести себя?.. — Расслабься, — Турбо склоняется к его уху. — Иди с Мараткой и остальными к столику. Мы с Зимой принесем выпить. — Но я не- — Сегодня можно, — Турбо шкодливо улыбается ему, когда на его лицо падает розовый свет. Его глаза блестят, а улыбка настолько широкая, что делит лицо пополам. — Ща выпьешь, потанцуешь, может, склеишь кого-нибудь. Отпусти себя. — Че ты ему советуешь? — Марат подходит к ним, подозрительно глядя на Турбо, после чего берет Андрея за локоть. Некрепко, давая возможность вырваться. Андрей не вырывается. Марат не наседает в этот раз, не пытается задавить авторитетом, и это приятно. Прикосновение аккуратное, почти невесомое. Андрей практически не ощущает, что его держат. — Хуйню опять какую-нибудь? — Мне больно, что ты такого низкого мнения обо мне. Просто посоветовал пацану расслабиться, а то он как будто палку проглотил. Щас спина переломится. Марат закатывает глаза и уводит Андрея за собой. — Будь осторожнее, — нехотя бросает он. — Ты, конечно, с нами, но мало ли придурков. Могут и предложить чего-нибудь. Или избить, потому что рожа не понравилась. Все ж пьяные. Или под таблетками. — Спасибо за заботу, — иронизирует Андрей. — Мне похуй, Андрейка. Но ты здесь из-за меня, так что я вроде как в ответе. Мне проблемы не нужны. Андрей все-таки стряхивает его руку: — Я могу идти сам. И разберусь как-нибудь, не маленький. — Ну-ну. Андрей опускается на мягкое сиденье из фиолетового плюша. Сутулый и Ералаш втягивают его в разговор. Марат не участвует, оглядываясь по сторонам, будто что-то ищет. Или кого-то. Вскоре к столику подходят Турбо и Зима с подносами. — Давайте что ли за то, что выбрались наконец! — Зима первым поднимает стопку. Парни следуют его примеру. Андрей осторожно поднимает свою рюмку с чем-то разноцветным внутри и чокается вместе со всеми. Крепкий алкоголь жжет глотку, и он закашливается. На ресницах выступают слезы. Турбо и Зима смеются, а Марат качает головой, но больше ничего не говорит. Мол, сам разбирайся, ты ж так рвался. Сутулый сразу хватается за вторую стопку. — Тост! — он театрально поднимается с места. Ералаш подбадривает его улюлюканьем. — За новые лица в нашей компании. Давай, Андрюха. Андрею, еще не отошедшему от первой порции алкоголя, тут же суют вторую. Остальной вечер размывается в одно сплошное мессиво и цветные пятна. Андрею жарко, он закатывает рукава чужого свитшота. Андрей много танцует — сначала с парнями, а потом какой-то девчонкой с симпатичным каре. Много пьет, кажется, проливая водку себе на одежду. Андрей забывает, что хотел предупредить маму о том, что задержится (его пьяному мозгу плевать, как он собирается в таком виде заявиться домой). Но помнит, как Марат сидел рядом с ним на грязном полу, пока он блевал в туалете клуба, и ругался на татарском. И как он вис на Марате, пока тот тащил его до такси. Андрей вырубается в машине, упав головой на чье-то плечо. Вроде Турбо, который принялся гладить его по волосам. А че, кстати, с его тачкой? На парковке клуба оставил что ли?..

*

Утро — это пиздец. Андрей обычно не использует обсценную лексику, но невозможно подобрать хоть одно цензурное слово, чтобы описать его состояние. Он раздет до нижнего белья и заботливо укрыт теплым одеялом, но он находится в незнакомой квартире и у него раскалывается голова. Будто молотком ударили. Свет слишком яркий, а храп Марата, спящего на полу, слишком громкий. Андрей, завернувшись в одеяло, садится на кровати. Это было не самой удачной идеей, потому что комната мгновенно начинает кружиться. Под ногами у него валяются шмотки, которые он вчера носил. От свитшота воняет потом и водкой. Смесь этих запахов вызывает у Андрея тошноту. Он отбрасывает кофту прочь и берет свой телефон с тумбочки. Мама, наверное, с ума сходит. Андрей убавляет яркость экрана до минимума. Странно, ни одного пропущенного. Только разговор на десять минут с абонентом «мама». А время сколько? Андрей щурится: часы показывают почти полдень. Боже, он даже в выходные столько не спит. Повезло, что сегодня суббота и в школу не надо. Андрей собирается с силами и встает с кровати. Его немного шатает, но он упрямо двигается вперед, перешагивая через Марата. Коридор из комнаты ведет прямо на кухню, где на раскладном диване спят Турбо и Зима. Андрей хочет тихонько уйти и отлить, но ударяется локтем о ручку двери и шипит сквозь зубы. Зима возится, после чего медленно поднимается и смотрит на Андрея мутными глазами. — О, доброе утро, Андрюх. Как себя чувствуешь? Валера, Валер, просыпайся! — Зима расталкивает Турбо, что-то промычавшего и глубже уткнувшегося носом в подушку. — Валера, блять. — Я не блядь, я по любви, — Турбо вяло отмахивается от него и накрывается одеялом с головой. — Зимушка, че ты приебался? — Вставай, говорю. Будем лечить андрюхино первое похмелье. — А он че, проснулся уже? — Обернись, дебил. — Оо, Солнышко, доброе утро, — Турбо сонно улыбается ему и показывает знак мира. — Хули не спишь-то? Еще дрыхнуть и дрыхнуть. — Время двенадцать? — получается почему-то вопросительно. Турбо медленно моргает на него. Во взгляде наконец-то появляется подобие осознанности. — А… Ок. Сядь тогда пока куда-нибудь туда, мы диван соберем и завтрак намутим. От упоминания о завтраке к горлу Андрея подкатывает новая волна тошноты. Он сглатывает и с коротким «я ща» бежит в туалет. Проблевавшись, он отливает, моет руки и умывается холодной водой. Лучше становится, но не на много. Он смотрит на себя в зеркало. Лицо опухшее, бледное и зеленоватое, на висках выступил пот, а в глазах полопались капилляры. Выглядит, как алкаш со стажем. Андрей прополаскивает рот и возвращается на кухню. Турбо хозяйничает возле плиты, Зима копается в аптечке, а проснувшийся Марат втыкает в одну точку. — Доброе утро, — он кивает Андрею. Голос у него после сна низкий, с хрипотцой. — Ага, и тебе, — Андрей усаживается на стул, подпирая гудящую голову рукой. Зима неопределенно хмыкает и ставит перед ними баночку с таблетками от похмелья: — Мелюзга зеленая. Вам еще пить и пить. — Иди нахуй! — Нет, спасибо, — одновременно отвечают Марат и Андрей, после чего переглядываются. Рты расползаются в улыбках. У Марата вырывается смешок, который Андрей подхватывает. Турбо поворачивается к ним со свисающей с губ сигаретой. Зима щелкает зажигалкой и подносит к ней огонек, будто делал это миллион раз. — Заткнитесь и ешьте. Андрей кривится от запаха яичницы и тостов. — Я не могу. Меня опять стошнит. — Через силу. Поверь опытным людям — тебе станет гораздо легче, когда поешь. Давай, за маму, за папу. А потом водички, да побольше. У тебя обезвоживание, — Турбо звучит так заботливо, что Андрей не знает, куда деваться. Они же абсолютно незнакомые друг другу люди. Марат тоже морщит нос, но не спорит и берет в руки вилку. Андрей вдруг замирает, не донося тост до рта. — Марат… Почему я помню, как ты полез мне в джинсы? — и, только когда Турбо и Зима заливаются гиеньим хохотом, а у Марата краснеют уши, Андрей осознает, что ляпнул. — В карман! Я имел в виду, в карман. — Алкашня, — Марат сводит брови к переносице, но горящее лицо портит весь его суровый вид. — Тебе мать звонила. Я ответил, сказал, что ты пришел подтягивать меня по английскому и уснул. Что ночевать останешься, потому что будить жалко. Она десять минут меня пытала: кто я, кто мои родители, где живу. Благо, папаша у меня известный. Она посчитала, что все чинно-благородно и наряд полиции не требуется. — Боже, — Андрей закрывает лицо руками, чувствуя, как оно нагревается. Зима уже икает от смеха. — Извини за это. И спасибо. — Ну пьянь же, — Марат указывает на него рукой, как на экспонат в музее. — Турбо, дай сигареты. — За своими сходи. Марат матерится себе под нос, но выползает в коридор, к карману куртки, где лежит заветный бумажный коробок. В кухне пологом поднимается дым от трех сигарет. Андрей доедает тост, половину яичницы и отодвигает от себя тарелку: — Больше не могу. — Нормально, — Турбо машет рукой с зажатой в пальцах сигаретой. — Воды попей. Андрей опустошает половину графина и со словами «пойду маме позвоню» уходит в комнату. Прислонившись лбом к холодному оконному стеклу, он прикладывает телефон к уху, слушая длинные гудки. Мама отвечает после пятого. — Привет, мам. У меня все хорошо, да. Прости за вчерашнее, сам не ожидал, что вырублюсь в гостях. Неделя была тяжелой. Нет, я позавтракал. Яичница и тосты. Да, да, — Андрей начинает рисовать на запотевшем стекле узоры. — Скоро буду, как раз собираюсь. Нет, не нужно отправлять дядю Ильдара, я сам доберусь. Что?.. Да, Марат хороший. Маам. Мне нужно бежать. Давай, жди. Пока. — Хороший, да? — раздается за спиной самодовольный голос. Андрей вздрагивает и поворачивается. Марат стоит в дверях, привалившись к косяку. — Ты подслушивал? — Больно надо, — Марат закатывает глаза и проходит в комнату, поднимая с пола одежду. — Собирайся, домой почапаем. — Ну не мог же я сказать ей, что ты меня споил. — Можно подумать, я в тебя силой вливал. Я предупреждал вообще-то. Это ты решил выебнуться и зубы показать. Непонятно только, перед кем, — Марат влезает в джинсы. — Твоя школьная форма в пакете под кроватью. — От меня перегаром тащит… — Андрей достает помятую форму и начинает медленно одеваться, пытаясь разгладить складки на рубашке. — Зубы ща почистишь и жвачкой зажуешь, нормально будет. Повисает молчание. Закончив, Андрей поднимает одолженные джинсы и свитшот, аккуратно складывая их, чтобы забрать домой и постирать, прежде чем возвращать Зиме. Марат цыкает и, застегнув часы на запястье, подходит к нему, чтобы расправить воротник на рубашке. Андрей застывает, растерянно моргая, когда чужие пальцы прикасаются к нему. Закончив, Марат поднимает на него взгляд и легонько стучит костяшками по лбу: — Хорош залипать в пространство. Мне тебя еще провожать, а Вовка уже обыскался. — Зачем провожать? — недоумевает Андрей. — Чтобы с тобой ничего не случилось, не тупи, Андрейка. Я знаю, что такое первое похмелье. Андрей закусывает губу, чтобы не расплыться в широкой улыбке. Реально хороший. Сидел с ним, пока Андрея тошнило в клубе, соврал для него, теперь вон беспокоится, как доберется. Андрей чистит зубы одноразовой зубной щеткой, которую ему выделил Турбо, и закидывает в рот пол пачки жвачки. Вторую половину зажевывает Марат. — Я постираю и верну, — Андрей поднимает пакет с одеждой. — Забей, — отмахивается Зима. — Можешь оставить себе, от нас не убудет. Правда, Валер? — Турбо активно кивает, опираясь на Вахита. — А… — Эт его кофта. Мы живем вместе, — поясняет Зима. — Но я не могу… — Ой, не начинай. Считай это подарком. — Спасибо, — растроганно бормочет Андрей, прижимая к себе пакет, как спасательный круг. — Не за одежду, а вообще. — Щас расплачусь, — фыркает Марат, подталкивая Андрея к выходу. — Пошли уже. Добби получил одежду, Добби может быть свободен. — Будем ждать в гости, Солнышко! — кричит им вслед Турбо. — А ты, Маратка, мог бы поучиться манерам у друга! На этот раз Марат не отрицает, что они друзья, только глаза закатывает и поднимает средний палец. Андрей не сдерживает смешка и, когда Марат кидает на него обиженный взгляд, полноценно хохочет. Марат недолго сверлит его глазами и тоже начинает смеяться. Он вызывает через приложение такси и на отнекивания Андрея бросает лишь раздраженное «я заплачу». Андрей ощущает себя барышней на свидании, что почему-то не вызывает никаких негативных чувств. Наверное, потому что ему не хочется стоять на морозе и трястись в автобусе в таком состоянии. Таблетки начали действовать, но они не могут полностью убрать симптомы похмелья. Только приглушить. Андрей все еще чувствует слабость и ломоту в висках. Он прикрывает глаза, поднимая лицо к небу, пока они ждут таксиста. Марат ему что-то рассказывает, и Андрей старается слушать. Даже вставляет какие-то комментарии. В машине он прислоняется к дверце и вжимает голову в плечи, как нахохлившийся на ветке воробей. Марат замолкает и просит водителя выключить радио. Возле подъезда Марат протягивает ему руку: — Ну пока? — Пока, Маратка, — Андрей пожимает ее, с удовольствием наблюдая за тем, как Марат кривится из-за прозвища. — Увидимся в школе.