Найденный рай

Костёр робко потрескивал алыми прожилками догорающих поленьев, разгоняя черноту прохладной зимней ночи. Сегодня в очередной раз пришлось ночевать под открытым небом. Я пошевелил палкой поленья в костре, отчего поднялся лёгкий вихрь искорок. Завтрашний день не сулил ничего необычного: проснуться на рассвете и идти, идти, идти, прямиком к Персии. Сегодняшнее небо жадничало, не хотело показывать свои драгоценные звёзды, пряча их за густым покрывалом облаков. Даже звезды Иисуса не было видно. Хотелось посмотреть, насколько высоко поднялась луна, но и её не было видно. Промозглая погода погода пробивала до дрожи. Я поежился. Послышался шорох. Я встрепенулся, подобрав под себя ноги. Под рукой, как никогда лучше, оказалась палка. Неуклюже размахивая ею перед собой, я старался отпугнуть незваного гостя. — Тише, – голос, словно ветер, опалил кожу уха. Холодок пробежал по шее. Бежать некуда. Сердце начало колотиться громче, меня знобило. Я судорожно начал направлять палку в сторону звука, но чувствовал себя все более беззащитным. Вдруг щеки коснулась теплая рука. Длинные пальцы, красивое запястье, благородная и не очень широкая ладонь, с немного выступающими венами. — Иисус… Я судорожно пытался различить черты его лица , но контуры исчезали в пелене ночи. Он медленно поднял руку и указал на меня словно жестом приказывая замолчать. — Не бойся, – заговорил он, его мечущийся голос нежно обволакивал меня. Мое недоверие отступило на задний план. Пытаясь скрыть трепет в голосе, я спросил: — Откуда ты здесь? – мысли раскалялись. Прошло несколько бесшумных секунд, пока я ждал его ответа. — Это неважно. Он протянул мне толстую, плотную ткань. Я развернул её. Оказалось это был хитон на меху. Я прижал ткань к себе. От неё пахло грецким орехом, яблоками и медом. Я улыбнулся. — А теперь, – прошептал он, – хочешь открою тебе тайну? – глаза пронзали неясным светом. – Солнце всегда встает на Востоке… Призрак медленно приблизился ко мне, в нем я узнал что-то знакомое, но не мог запомнить, что именно. И он исчез… Иерусалим расстилался передо мной, как картина с обитыми пылью рамами. Ветхие дома, многие из которых страшно побиты временем, тянулись по узким и кривым улочкам. В давно потускневших стенах были трещины. Запах города окутывал все вокруг тяжелой завесой, от которой было трудно спастись. Разногласия смешивались в воздухе, создавая запах сырости, гниения и непроходимой пыли. По улочкам бродили люди, измученные судьбой, скрашивающие свою бесконечность, любуясь узорами глиняных и каменных фасадов. В их глазах я видел мир, который мне покажется слишком далеким и непонятным, но который они рассматривали каждый день. Я шёл в ту сторону, откуда вставало солнце, как и сказал Иисус. По моим подсчетам прошло не меньше четырех месяцев, с тех пор, как я покинул храм. Тело болело, но останавливаться я не мог. Высокая и украшенная резьбой дверь приоткрыта, две переплетенные змеи украшали вход. Разливающийся изнутри тусклый свет и острый аромат благовоний приковывают взгляд и чувства. Сердце забилось в такт судорожным ожиданием. Солнце отразилось от окон. — Зачем привел туда, куда идти не хотел? Я толкнул дверь. Переступив порог, оказался в гуще разгула. Шелест шелка, довольное смешение смеха и шепота наполняли комнату. Главным украшением зала были разноцветные гирлянды, напоминающие краски павлина, а также бархатные занавески, при виде которых я поморщился. Захотелось убежать. Стены украшены ценными коврами и картинами. Многочисленные зеркала, украшавшие тесную комнату, отражали маскарад веселья и светские развлечения, создавая впечатление безграничности и игривости. Из-за балдахинов слышались стоны. Музыканты с твердыми руками искрились нежными нотами, окружая зал мелодией. Полуголые женщины тут и там уводили мужчин за собой. В глазах плыли оголенные груди и бедра. Переливались наряды, украшенными самоцветами. В глазах посетителей сквозило возбуждение. Я почувствовал касание на руке. Маленький миг, который настолько странно отличался от обыденности, застыл во мне долгое время. В этот момент я услышал голос, но не знал, откуда он доносился. — Что стоишь, юноша, одиноко в стороне? Выбирай, не бойся, – она, словно змея вертелась вокруг меня, «нечаянно» касаясь то руки, то бедра. Когда я встретился с ней взглядом, в глазах у неё сквозил нездоровый изумрудный блеск. Её бледное лицо обрамляла копна золотистых волос. Она была красива, это сложно было не признать. Но было в этой красоте что-то холодное, отталкивающее. С каждым шагом, она становилась все наглее и наглее. Мне стало тошно. Она была магнитом, притягивающим все сильнее и сильнее, не давая возможности уйти. — Я Мария, - голос, словно скрежет холодной морской гальки, - Мария Магдалина. А тебя, как зовут? Все вокруг стало одним сплошным шорохом, мысли маячили перед глазами. Кровь стучала в виски, как колокол. Вдруг все ожило. Я, как сумасшедший, начал крутить головой, вырываясь из её хватки. Я бежал дальше и дальше от лупанария*. Ноги хлюпали в грязи. Свежий воздух стал настоящим спасением. Иерусалим дымил пекарными печами, стучал колёсами и копытами по истоптанным дорогам. Минуя бесчисленные торговые лавки, я неторопливо брел вдоль оживлённых улиц, изредка останавливаясь у прилавков в поисках необходимых припасов. После нескольких минут неспешного шага перед взором наконец открылось бескрайнее море. Подойдя поближе к пристани, я разглядел маленькую лодочку, которую волны ударяли о берег. Холодное зимнее солнце неторопливо уплывало за горизонт, растекаясь по озёрной глади масляным пятном. Дневная суета прибрежного городка постепенно утихала, уступая место мягкой вечерней безмятежности. А я тем временем, словно на большой улитке уплывал все дальше и дальше. В тумане ночи стал вырисовываться берег. Начала играть мелодия, совсем неспешно, скача с нотки до нотки. А он уже держал её за талию и улыбался. В его глазах чистого небесного цвета горит и пестрит счастье. В её изумрудных — страсть и азарт. Я смотрю на них совсем живо, удивлённо, как ребёнок. Смотрю, как они сцепляют руки, как пальцы нежно прикасаются к друг другу. И она ему улыбается. А музыка всё идёт, так же тихо и мелодично. Я слышу как он напевает мелодию, совсем нежно, мягко и приятно. Когда-то он точно также пел мне… Я будто бы в трансе, глубоко затонул во всем этом. Поднимаю голову и снова вижу, он будто спит, будто мертвый. Тело его падает на песок. Из стоп и ладоней льется багровая кровь. Иисуса трясёт в конвульсиях, он начинает громко звать на помощь. Мои глаза полны слез ужаса. Хочу кричать, но не могу, рот застыл в немом крике. Отползаю к корме, вижу как весь берег заполняется чернотой, где земля выжжена как при пожаре. Я вжался в сухое дерево, смотрю на всё вокруг, паника и страх полностью окутал меня, не могу нормально дышать, мои лёгкие сейчас разорвутся. Зову Иисуса, рыдаю и пытаюсь кричать его имя, но у меня не выходит. Кажется, что я сейчас умру и никогда больше не увижу никого и ничто как раньше. — Иисус! ИИСУС! — рыдаю я, метясь из стороны в сторону, вода льется за борт, меня накрывает ужас, голос срывается. Лишь свет изумрудных глаз не теряет своего блеска… Темнота ползёт ко мне тяжёлыми шагами, тянет свои руки, я застываю словно каменный. Она берёт моё лицо в свои когти, поднимает над землёй и я теряю сознание. — Эй! Эй! – мозг усердно пытается ухватиться за голос. – Прекращай!! Очнись!! – на щёку прилетает жалящий удар. Распахиваю слипшиеся от слез глаза, всё плывёт вокруг. Потираю глаза. Передо мной сидит мужчина, крепко держащий меня за плечи. — Где–где я..? — В Иордании. По ту сторону моря, юнец. Я выдохнул.