Лёд в глазах и кровь на устах

Холодная зима, не дающая и вздохнуть без боли в горле, разлепить глаза, потому что в лицо бьёт метель. По заснеженной дороге бежит парень, в домашней одежде, явно не ожидавший своего выхода из тёплого дома, но его нисколько не волнует этот собачий холод. Единственное, что его волнует, так это то, сможет ли он добежать. Его преследуют, а он бежит уже 3-й километр. Парень движется не в случайном направлении, а точно знает, куда и как нужно повернуть, — дорога давно выучена. Последние шаги. Его вот-вот догонят, схватят и не отпустят. По крайней мере, живым. Но парень успевает забежать в небольшой, уже разваливающийся домик, больше похожий на сарай. Пара движений и хлипкая дверь заперта на железный засов. Можно уже чуть спокойней выдохнуть, потому что потом придётся долго трудиться без продыху. На стенах красуются крупные оружия — топоры, мечи, которые явно изготовлены на заказ. Над столом у одной из стен висит несколько кинжалов и ножей — какие-то из железа, другие из стекла, а третьи – из костей. Хозяин хижины, кажется, мастер своего дела, иначе не скажешь, ибо в этом же домишке есть и станки, печь, материалы для этих изделий и заготовки. В дверь уже ломятся, а парень и не думает больше волноваться. Он знает, что теперь в опасности лишь преследователь. – Открывай, сучонок! – звучный бас раздался из-за двери. – Я же знаю, что ты здесь, тебе не сбежать!. Несколько сильных ударов и из двери начали вылетать щепки, а чуть позже в хижину ворвался высокий, крепкого телосложения мужчина. Его встретили с улыбкой. Парень держал руки за спиной, будто скрывая какой-то предмет. – Вот и всё.. вот тебе и пришёл конец.. ты же так его ждал, не правда, Костя? – скалился мужчина, медленно приближаясь. В его руке чуть блестел кинжал, который тот крепко сжимал, готовясь нанести удар. Ответа не последовало. Вместо него парень лишь широко улыбнулся, вновь напоминая сумасшедшего. Когда между ними была лишь пара метров, Костя начал действовать. Быстрый замах и в мужчину уже летит острый топор, от которого тот не без труда, но уворачивается. Тут же ему в пах приходит сильный удар ногой, от чего тот скручивается и ослабляет хватку. Носом он натыкается на колено, после чего его ударом обеих рук отправляют лицом в пол. Казалось бы, на этом можно закончить и спасаться, но после всех причинённых страданий этого слишком мало. С полминуты парень возится у стола, после чего подходит к мужчине и, повернувши его к себе лицом, сладостно проговаривает: – Если кому и конец, то только тебе, ублюдок~.. Обойдя мужчину, тот быстрым движением ухватил и связал его руки за спиной, после чего сделал то же и с ногами. Настало время настоящего веселья под звонкий маниакальный смех. Первым делом он начертил на лбу перевёрнутый крест. После он занялся щеками — вырезал почти идеальные овалы, ради интереса попробовав просунуть в них руку. Крик ласкал слух, приносил небывалое удовольствие, вот только ему совсем не нравилась ругань на него, за что и отрезал страдающему язык. На устах уже играл металлический привкус, который был так приятен, что ради него можно и дать скончаться жертве от кровоизлияния, но не в этот раз. В уши мужчины были воткнуты иглы, а на шее был того затянут строгий ошейник, прям как у собак. – И псина здесь по-прежнему я? – с притворной печалью смолвил парень, но маску не продержал и двух секунд, тут же резко дёрнув за обе иглы, из-за чего мочки ушей знатно порвались. – прям, как у меня!) Если бы это был кто-то другой, то можно было бы подумать, что радость на лице искренняя. Но это Костя, поэтому искренности здесь нет. Здесь есть лишь ледяной холод в глазах, маниакальная улыбка, украшаемая клыками, и кровь. Множество шрамов, особенно на шее, которую он и сам усердно терзает. Он перешёл к ключицам мужчины. Взяв самый тонкий кинжал и заточив его до предела, тот начал выводить узоры. Это было терпимо, но не тогда, когда он начал вырезать кожу, сдирая её, проникая к костям и ювелирно обходя вены, артерии. Сделав несколько движений другим ножом, тот в клочья разодрал одежду, из-за чего мужчина остался нагим. Собачий холод проникал даже в хижину, поэтому было совершенно неясно, как Костя умудрялся выдерживать его в домашней футболке и лёгких штанах, которые даже держались на честном слове. Крик. Оглушающий крик разнёсся по помещению, выходя и за его пределы. Его причиной стала череда ударов по ногам, нанесённых топором, изготовленным словно для палача — крупный, с длинной ручкой и лезвием, которое могло без труда отсечь голову. Треск костей и брызги крови, разлетающиеся вместе с мелкими кусками плоти. Костя рубил ноги мужчины мелко, словно мясорубка вновь перемалывает мясо на фарш, но теперь с костями, кожей. Пока мужчина ещё не истёк кровью, не потерял сознание, парень быстро приступил у его животу и, откинув топор, вновь взял тот же тонкий кинжал и неаккуратно вспорол брюхо. Теперь не так важна точность, ведь сюжет картины совсем другой. Жертва перестала что-либо чувствовать. Казалось, что он проживает свои последние секунды и может лишь видеть. Так и было. ... В углу хижины стоял мольберт с холстом, а перед ним парень с красками, то и дело осматривавшийся назад, в середину помещения, где распластался уже освобождённый от верёвок труп мужчины. У него не было ног, языка и большей части органов. Безобразно растерзанное брюхо олицетворяло отвратность его натуры, в то время как аккуратно вырезаные узоры на ключице, преображенные синяки и мелкие ранки на шее — приятную наружность. Во рту красовалось сердце, а во лбу — перевёрнутый крест, который специально высекли из металла, заточили. Когда картина будет закончена, труп будет закопан в глубинах чащи, сердце – забальзамировано, а оставшиеся органы – съедены. На улице продолжала кружить метель, пока на лице парня играла улыбка, на этот раз искренняя. Он встретился со страхом детства, поборол его, оставив на память трофей — кинжал