грех, который нельзя отмыть

кира всегда была той девушкой, которая говорила «нет». нет ночным клубам. нет сигаретам, передаваемым по кругу. нет притягательной янтарной искре в бутылке. монастырь с ранних лет научил её, что мир за его стенами — это скользкий склон, и она поклялась идти по праведному пути.

***

и всё же она была здесь, в тускло освещённом баре с запахом несвежего пива и сгоревших надежд, глядя через стол на романа кузнецова. он был всем, чего она поклялась избегать. — ты выглядишь так, будто тебе здесь не место, — сказал он, откинувшись на спинку стула. его голос прорезал шум плохой музыки и громкого смеха, а губы изогнулись в усмешке, словно бросая вызов. кира выпрямилась, крепче сжав стакан с водой, к которому даже не притронулась. — может, так и есть. — тогда зачемты здесь? — он наклонил голову, его глаза скользили по её лицу, словно он пытался разгадать шутку, — не говори, что ты одна из тех потерянных овечек, которые ищут пастыря не там, где надо. — а ты что, считаешь себя пастырем? — её голос прозвучал острее, чем она ожидала, но его присутствие заставляло её обороняться. что-то в его манере держаться — непринуждённо, но продуманно, — выбивало её из равновесия. а он рассмеялся, низким, хриплым смехом, вместо того, чтобы напрячься — такая милая девочка с длинными волосами, нежными глазами, и вот так себя ведёт. — совсем нет. я скорее волк, — он наклонился вперёд, опёршись локтями о стол, его взгляд был непоколебим, — но ты не похожа на добычу. у киры участилось сердцебиение, хотя она не могла понять, от его слов или от того, как он их произнёс. она опустила взгляд, водя пальцем по краю стакана. — я и не добыча. просто… пробую что-то новое. роман приподнял бровь. — новое, да? это твой первый бар такого типа или первый раз, когда ты разговариваешь с кем-то вроде меня? она нахмурилась. — что ты хочешь этим сказать? — да просто у тебя такой вид, — сказал он, жестом обведя её, — будто ты ещё решаешь, стоит ли бежать отсюда с криком или остаться и посмотреть, что будет дальше. — возможно, так и есть. — она встретила его взгляд, теперь уже более вызывающе, — а ты? в чём твоя суть? ты проводишь ночи в таких местах, пытаясь вывести людей из себя? его усмешка чуть смягчилась, почти незаметно. — нет. обычно я здесь ради музыки, — он кивнул в сторону сцены, где настраивалась группа, — но сегодня? кажется, я ждал тебя. её желудок странно сжался, и она возненавидела себя за это. роман кузнецов был проблемой. это было видно по тому, как он играл с не зажжённой сигаретой, как его улыбка никогда не доходила до глаз. он был тем типом человека, который мог разрушить тебя, даже не пытаясь, и всё же какая-то часть её хотела наклониться ближе, спросить, почему он казался таким знакомым, хотя они только встретились. — ты ничего обо мне не знаешь, — сказала она, теперь тише. — возможно, нет, — признал он, — но могу догадаться. — о, правда? — она скрестила руки, пытаясь вернуть себе хоть немного контроля, — ну давай. скажи, кто я. он изучал её несколько секунд, его лицо оставалось непроницаемым. затем он сказал. — ты — человек, который не доверяет себе. тот, кто всю жизнь следовал правилам и только сейчас понимает, что их может быть недостаточно. его слова ударили сильнее, чем она ожидала, словно он вытащил что-то из её души, что она не хотела анализировать. она открыла рот, чтобы ответить, но он продолжил. — и ты боишься, — добавил он, теперь мягче, — не меня и не этого места, а того, что будет, если ты продолжишь говорить «нет» всему, что тебя пугает. — ты думаешь, что знаешь меня всю? — она попыталась прозвучать раздражённо, но дрожь в её голосе выдала её. роман пожал плечами. — может, не всю. но достаточно знаю. на сцене заиграла музыка, медленная, душевная мелодия, которая казалась странно неуместной в хаосе бара. роман снова откинулся на спинку стула, его глаза скользнули к сцене. — любишь фанк? она моргнула, сбитая с толку сменой тона. — что? — фанк, — повторил он, постукивая пальцами по столу в такт музыке, — мир с ним не настолько хуёв. — я… не знаю. не слушала такое, — это не было ложью; она никогда об этом не задумывалась. — оставайся, — сказал он, поднимаясь и бросая на стол несколько купюр. — возможно, удивишь саму себя. он направился к выходу, и на мгновение кира подумала, что стоит дать ему уйти. но что-то внутри неё восстало, тихий бунт против той версии себя, которая всегда играла по правилам. — подожди, — окликнула она, её голос теперь был твёрже, — куда ты? роман обернулся, его усмешка вернулась. — подышать воздухом. ты со мной или всё ещё будешь думать? кира колебалась всего секунду, а затем поднялась, чтобы последовать за ним. её клятвы, обещания, её тщательно выстроенная жизнь — всё это могло подождать. сегодня она хотела увидеть, что будет дальше. ну, по традиции, чем дальше, тем хуже.

***

церковь была тихой всегда. ну, иногда был шум в виде мягкого скрипа дерева, когда кира сдвинулась на скамье. запах ладана висел в воздухе, знакомый и утешительный, словно одеяло, от которого она не могла избавиться. напротив неё отец сидел спиной к алтарю, его белый воротник сиял на фоне чёрной рясы. его присутствие казалось подавляющим, не из-за положения его, а из-за того, как его голос заполнял помещение, даже когда он говорил шёпотом. — ты беспокойна, — сказал он ровным, но проницательным тоном. его руки были сложены на книге псалмов, лежащей у него на коленях, — что-то тревожит тебя, моя кира? её имя звучало тяжелее, когда он произносил его, обременённое такой заботой, что она всегда чувствовала себя обнажённой. кира снова пошевелилась, поджимая ноги под скамью. — нет, пап, — тихо сказала она, хотя ответ казался ей неискренним. его взгляд не дрогнул, и она знала, что он видит её ложь насквозь. отец всегда умел читать её лучше всех, словно её мысли были написаны у неё на лбу. — не лги мне, — пробормотал он, его голос стал строгим и размеренным, тем тоном, который она не любила слышать — она всегда боялась его разочаровать, — в последние недели ты была отстранённой, рассеянной даже в молитвах. кира отвела взгляд, её пальцы теребили край юбки. — я просто… думала. вот и всё. — о чём ты думала? вес этого вопроса давил ей на грудь. как она могла это объяснить — мерцающее сомнение, которое она ощущала, закрывая глаза, беспокойство, которое накрывало её по ночам, когда она смотрела на трещины в потолке? как она могла рассказать ему о романе, о том, как одна ночь уже начала разрушать что-то внутри неё? — о пути будущего, — наконец сказала она, надеясь, что расплывчатость её слов его удовлетворит. отец поднялся, пересёк небольшое расстояние между ними медленными, обдуманными шагами. он опустился на скамью рядом с ней, и она почувствовала знакомое тепло его присутствия. настолько близким тепло было, что оно стало почти душить. — сомнения — это естественно, моя дорогая, — мягко сказал он, убирая прядь волос с её лица, — искушение находит каждого из нас. но ты сильная, кира. сильнее многих. она напряглась от его прикосновения, хотя заставила себя остаться на месте. его рука задержалась, пальцы скользнули по длине её волос. — это твоя корона, — произнёс он почти благоговейно, — твоя красота — это дар божий, кира. отражение его благодати. — пап, — тихо произнесла она, её голос застрял в горле. его рука опустилась, но его взгляд остался на ней, неумолимый. — ты не должна позволять миру отвлекать тебя. город полон волков, и они разорвали бы тебя на части, если бы смогли. твоё место здесь, в свете. ты понимаешь? она кивнула, хотя её грудь сдавило. — да, папа. его выражение смягчилось, и на губах появилась лёгкая, но тёплая улыбка. — моя хорошая девочка. от этой фразы у неё скрутило живот, хотя она не могла сказать почему. он говорил так и раньше, и раньше смотрел на неё с такой гордостью, словно она была чем-то большим, чем она сама себя считала. но сегодня будто всё неизведанное открылось. — останешься ещё? — спросил он, указывая на алтарь, — встанешь на колени и помолишься со мной? кира замешкалась, и перед её мысленным взором возникла усмешка романа. она всё ещё слышала его голос: ты боишься… боишься того, что будет, если продолжишь говорить «нет». — конечно, — быстро сказала она, отгоняя эту мысль. вместе они преклонили колени перед алтарём. отец склонил голову, плотно сложив руки, и начал произносить молитву. кира присоединилась, её голос звучал уверенно, но был отстранённым, её мысли блуждали далеко от слов, которые она произносила. она пыталась сосредоточиться, пыталась найти утешение в рутине, которая когда-то приносила ей покой. но всё, что она могла почувствовать, — это тяжесть его присутствия рядом, тепло его голоса и усиливающееся чувство удушья, которое она не могла назвать.

***

ножницы зависли над раковиной, сверкая в слабом свете ванной. кира смотрела на своё отражение — длинные волосы спадали на её плечи, как реликвия той, кем она больше не считала себя. её руки дрожали, но вовсе не от страха или боязни. скорее от предвкушения. роман сидел на краю ванны, лениво вытянув ноги, сигарета болталась у него в губах. слабый запах дыма смешивался с дешёвым ароматом её шампуня. он склонил голову, наблюдая за ней с отстранённым любопытством человека, смотрящего странное представление. — ты уверена? — спросил он низким, хриплым голосом. она не ответила сразу, сосредоточившись на пряди в своей руке. ножницы щёлкнули, раздался резкий звук, отразившийся в маленьком помещении, и прядь волос упала в раковину. роман тихо присвистнул. — ну всё, пути назад нет. кира выдохнула, странная тяжесть спала с её плеч, когда она снова обрезала волосы. длинные пряди падали ей под ноги. — я не хочу возвращаться, — пробормотала она. — вот и отлично, — сказал роман, стряхивая пепел в полупустую банку из-под энергетика, — возвращаться — это скучно. эти слова не должны были значить ничего, но почему-то значили. кира резала всё быстрее, движения становились всё более резкими, пока она с остервенением срезала то, что когда-то было гордостью её отца. твоя. корона, сказал он день назад. но это была не её короной — не по-настоящему. она принадлежала ему, монастырю, той версии её самой, которая говорила «нет» всему. роман встал, стряхивая пепел с джинсов, и подошёл к ней. — стой, — сказал он, выхватив ножницы из её рук, — ты же всё испортишь. — мне всё равно, — резко ответила она, но всё же позволила ему взять ножницы. — расслабься, — сказал он, становясь за её спиной, — хочешь бунтовать, пожалуйста. но хотя бы сделай это красиво. он работал быстро, удивительно аккуратно для человека, который, казалось, жил в хаосе. когда он закончил, её волосы едва касались челюсти, неровные, но с намеренной небрежностью. роман бросил ножницы на раковину и, опершись на край, изучил её отражение с кривой ухмылкой. — неплохо, — сказал он. — но мы ещё не закончили. кира нахмурилась. — что ты имеешь в виду? он достал из заднего кармана небольшой пузырёк с краской — вишнёво-красной, но темнее, чем обычная такая краска. — где ты вообще это взял? — спросила она с долей неуверенности и удивления. — в магазине на углу, — пожал он плечами, — подумал, пригодится. она замялась, её рука пробежалась по коротким прядям. — думаешь, будет смотреться хорошо? роман широко ухмыльнулся. — поверь мне, вишнёвый? будет огонь. она не знала, почему доверяет ему, но всё равно доверяла. роман был не таким, как её друзья, которые умоляли бы её остановиться, убеждали бы, что она портит себя. роману не было дела до правил, внешности или ожиданий. ему было важно лишь то, что делало жизнь менее скучной. через час её волосы стали тёмно-вишнёвыми, дерзкими и вызывающими. это больше не была она. и именно этого она хотела. когда она вышла из ванной, её друзья уже ждали в гостиной, их лица выражали смесь шока и осуждения. — кира, — произнесла лена резко, — что, ты сделала? — подстриглась, — просто ответила кира, пожав плечами, словно это было неважно. — ты их изуродовала, — парировала лена, её голос повысился, — и ради чего? ради него? — она кивнула на романа, который развалился на диване, закуривая новую сигарету, словно ему было всё равно. кира напряглась. — это мои волосы. моё решение. — он уйдёт, кира, — сказала лена, её голос стал мягче, — он даже твоей фамилии не знает. ты правда думаешь, ему не всё равно? — мне всё равно, если он уйдёт, — резко ответила кира, хотя слова казались ложью, — но вы, — её взгляд обвёл комнату, задержавшись на знакомых лицах, которые внезапно показались такими далёкими, — вы должны быть моими друзьями. а всё, что вы делаете, это осуждаете меня. — мы пытаемся тебе помочь, — настаивала лена. — нет, — холодно сказала кира, — вы пытаетесь меня контролировать. роман хмыкнул с дивана, выдыхая облако дыма. — расслабься, ленусик, — лениво протянул он, — у девочки теперь свободный дух. пусть живёт. кира бросила на него взгляд, но в нём не было злости. если уж на то пошло, она чувствовала странную благодарность. возможно, роман не знал её фамилии — и, возможно, половину времени даже её имени, — но он позволял ей быть самой собой.

***

когда её друзья ушли, кира опустилась на диван рядом с романом, молчание было тяжёлым, но не тягостным. — думаешь, они правы? — тихо спросила она, проведя рукой по своим новым коротким волосам. роман не сразу ответил. вместо этого он стряхнул пепел с сигареты и посмотрел в потолок. — возможно, — наконец сказал он. — но кого это волнует? люди уходят. это то, что они делают. — ты уйдёшь? — спросила она, пытаясь придать своему голосу лёгкость, которую не чувствовала. роман ухмыльнулся, его взгляд скользнул к её глазам. — возможно. но не сегодня. этого было немного, но этого хватало.

***

комната пахла застоявшимся дымом, дешёвым одеколоном и чем-то сладким и гнилым, что въелось в стены. тот самый запах, который можно найти только в комнате подростка после слишком многих бессонных ночей и недостаточно открытых окон. кира сидела по-турецки на неубранной кровати романа, ковыряя нитки на пледе. тусклый свет настольной лампы едва освещал комнату, отбрасывая на стены пляшущие тени. из колонки романа тихо играла музыка — басовый фанк-трек, который казался более живым, чем они оба. роман лежал на полу, прислонившись спиной к кровати. он выглядел полумёртвым, запрокинув голову и закрыв глаза. обгоревший подик свисал с его пальцев, давно уже выдохшийся. в комнате было тихо, лишь иногда слышались скрипы старого здания да слабый гул музыки. — есть ещё один? — наконец спросила кира, её голос прорезал туман. роман приоткрыл один глаз, уголки его губ тронула усмешка. — я похож на того, у кого есть ещё один? — он поднял подик, сгоревший до тла, — это уже реликвия. кира вздохнула, откинувшись на локти. — пойдёт. давай его. — хочешь? — лениво спросил роман, размахивая подиком, — там может быть один затяг остался. и на вкус будет хуйня. — всё равно, — кира протянула руку, ладонь вверх, пальцы нетерпеливо подрагивали. роман тихо рассмеялся, медленно садясь. он посмотрел на неё, потом на подик, потом снова на неё. — сегодня тебе совсем не о чем думать, да? — это ты хранишь мусор, как будто это сокровище, — отозвалась кира, хотя в её голосе звучала скорее насмешка, чем острота. он бросил подик ей, обгоревший конец на мгновение блеснул в свете лампы, прежде чем приземлиться ей на ладонь. — не говори потом, что я тебя не предупреждал. кира перевернула подик в пальцах, разглядывая его, будто он мог раскрыть какой-то секрет. — насколько это плохо? роман только засмеялся, снова откинувшись назад. — сейчас узнаешь. она поднесла его к губам, осторожно затянулась. вкус ударил сразу — резкий, горький, слегка металлический, как будто лизнула батарейку. её лицо сморщилось, но она всё же затянулась ещё раз, позволяя слабым следам никотина осесть в лёгких. — жесть, — пробормотала она, слегка покашливая, — отвратительно. — говорил же, — роман теперь ухмылялся, лениво наблюдая за ней, — ты официально такая же мерзкая, как и я. — поздравляю, — сухо сказала она, протягивая ему обратно. роман взял его, качая головой. — тебе не нужно было ничего доказывать, знаешь ли. — дело не в доказательствах, — кира сдвинулась, опираясь подбородком на колено, — просто хотелось что-то почувствовать. роман замер. он взглянул на неё, и его ухмылка чуть померкла. — плохой день? кира пожала плечами, её взгляд был прикован к пятну на потолке. — ничего нового. роман не стал настаивать. он знал, что лучше не копаться, когда кира становилась такой — тихой, задумчивой, но всё ещё закрытой. вместо этого он потянулся к колонке, чуть увеличив громкость, чтобы заполнить тишину. — хочешь уйти отсюда? — спросил он спустя некоторое время. кира посмотрела на него, нахмурившись. — куда? — куда угодно. — роман поднялся, потянулся, всё ещё держа подик в пальцах. — найдём какую-нибудь крышу, посидим в тишине. или не в тишине, учитывая, что всё уже кончилось. она немного помедлила, потом кивнула. — да. пойдём.

***

город жил той жизнью, что бывает только в такие ночи. неоновые вывески тихо гудели, отбрасывая раздробленные отражения на лужи на улицах. машины проезжали мимо, их шины шипели по мокрому асфальту. роман и кира шли в молчании, но в том молчании, которое не нужно заполнять бессмысленным разговорами. в конце концов они нашли место — обветшалую пожарную лестницу, ведущую на крышу старого дома. подъём был шатким, металл скрипел под их весом, но они всё же добрались наверх без происшествий. кира облокотилась на край, глядя на город. огни тянулись бесконечно, крошечные искры жизни в темноте. роман сел рядом, свесив ноги через край. — ты когда-нибудь думал уйти? — вдруг спросила она. роман наклонил голову, глядя на неё. — уйти от чего? из города? этой жизни? моей ужасной квартиры? кира тихо хмыкнула. — от всего. он задумался, его пальцы отбивали ритм на металлическом поручне. — иногда. но потом я думаю, в чём смысл? всё будет то же самое, только в другом месте. кира не ответила сразу. её взгляд оставался на горизонте, слабое свечение города отражалось в её глазах. — может быть. а может, и нет. роман пожал плечами. — может быть. но сегодня мы никуда не пойдем. — нет, — сказала она, её голос был тихим, но уверенным. — сегодня мы здесь.

***

роман кузнецов и кира новикова были не чужды неприятностям. они не искали драки — ну, не активно — но неприятности находили их сами, как бездомная собака, привлеченная их запахом. на этот раз, однако, они сами пригласили беду. адреналин все еще бурлил в жилах киры, пока она опиралась на стену переулка, переводя дух. роман стоял в нескольких шагах, упершись руками в колени, с носа капала кровь. его лицо было бледным, за исключением яркого пятна крови под бровью, но на губах блуждала тень ухмылки. — ты идиот, — выдохнула кира, голос её был хриплый, но явно развеселенный. она поморщилась, разминая ушибленные костяшки. — я? это была твоя идея, — огрызнулся роман, вытирая нос тыльной стороной ладони. кровь размазалась по щеке, — я говорил, не трогай лобовое стекло. слишком заметно. кира фыркнула, и сие действие больно отозвалось в ребрах. — о, пожалуйста. как будто они бы не заметили капот. «жри грязь» неоново-зеленым не очень-то тонко. роман выпрямился, поморщившись, когда прикоснулся к рассечению над глазом. — тебе повезло, что они нас не убили. кира взглянула на порванные колени своих джинсов, ободранная кожа щипала от холодного ночного воздуха. — ну, они пытались. жаль, что мы мерзкие. роман рассмеялся, низко и горько, но это перешло в стон, когда он согнулся, держась за бок. — ладно, в следующий раз, может, найдем кого-нибудь поменьше. или, лучше идея, вообще без драк. — в следующий раз пусть не паркуют свою убогую машину на нашем месте, — сказала кира, выпрямляясь и вытаскивая из кармана помятую сигарету. — это не наше место, — пробормотал роман. кира пожала плечами. — теперь наше.

***

вообще, чуть раньше, все началось как шутка. машина слишком блестящая, слишком идеальная, припаркованная в углу стоянки, которую они называли своей. владелец — парень с слишком большим самомнением и недостатком мозгов — совершил ошибку, нахамив кире, пока та фотографировала поблизости. — посмотри на это, — сказала кира, кивая на машину, — прям просит индивидуальности. роман прислонился к стене, в голове гудел бас. — оставь. не стоит возни. — ты что, боишься? — поддела кира, уже доставая из сумки баллончик с краской. роман вздохнул, но пошел за ней. — ты невозможна. первые мазки были неуверенными — полоска лаймового на капоте, рваное сердце на пассажирской двери. роман добавил завиток красного для эффекта, и вскоре они уже смеялись, как дети. пока не появились громилы.

***

первый удар был внезапным, в живот роману, выбив из него воздух. он пошатнулся, но устоял, скрежеща зубами, пока здоровяк снова на него шел. кира не стала ждать. она метнулась за машину, прицельно ударив коленом по ноге ближайшего к ней парня. он выругался, схватив ее за руку, но она вывернулась, влепив ему неуклюжий, но эффективный удар в челюсть. ее костяшки протестующе завопили, но ей было все равно. — ты, мелкая… — парень кинулся, схватив ее за куртку и сбив с ног. ее колени сильно ударились об асфальт, порвав джинсы и разодрав кожу. она зашипела, но откатилась в сторону, прежде чем он смог ее прижать. роман, тем временем, получил удар в лицо. зрение затуманилось, рот наполнился металлическим вкусом крови. он увернулся от следующего замаха, схватил парня за руку и швырнул его на машину. хруст металла и кости эхом разнесся по стоянке. — кира! — крикнул роман, когда один из громил схватил ее за волосы. — все нормально! — огрызнулась она, вонзив локоть ему в живот. он согнулся, а она добавила удар коленом в пах. тот рухнул, словно мешок с кирпичами. роман обернулся, отвлекшись на ее голос, и пропустил удар в бровь. боль взорвалась, но он устоял, схватив нападавшего за воротник и вмазав лбом в его нос. — лучше бы ты остался дома, — пробормотал он. драка была грязной, жестокой и далеко не героической. ногти киры царапали лицо одному из парней, когда он пытался ее прижать; роман махал кулаками наугад, больше ради выживания, чем по тактике. к тому моменту, когда громилы хромая удалились, ругаясь, роман и кира были избиты. зато победили.

***

— думаешь, останется шрам? — спросил роман, указывая на бровь. — однозначно, — ответила кира, закуривая сигарету. она предложила ему, и он взял ее дрожащими руками. — круто, — сказал роман, выдыхая дым и прислоняясь к стене. кира ухмыльнулась, губы разбиты, но все еще дерзкие. — мы хорошая команда. — мы сумасшедшие, — поправил роман. — одно и то же. город гудел вокруг них: фары, далекий смех. их тела ныли, одежда была испорчена, а адреналин сходил на нет, оставляя лишь сырой укус реальности. но в глубине души им это нравилось. хаос, беспорядок, доказательство того, что они живы. — давай как-нибудь повторим, — сказала кира, голос мягкий, но дерзкий. роман взглянул на нее — кровавую, побитую, но с широкой ухмылкой — и рассмеялся. — давай.