Цирк мертвых звезд

I told you about all those fears And away they did run You sure must be strong And you feel like an ocean Being warmed by the sun Регулус       Регулус медленно шел рядом с Джеймсом, склонив голову, из-за чего пряди волос хлестали по лицу и губам. Чем глубже они уходили, тем сильнее Регулус чувствовал, что каждый шаг дается с большим трудом из-за водоворота мыслей. Джеймс, как всегда, оживленно болтал, рассказывал о разных деревьях и растениях, встречавшихся им по пути. Его неподдельный интерес к природе проявлялся в оживленной жестикуляции, мимике, заразительном энтузиазме. И все же, несмотря на старания Джеймса вовлечь его в разговор, Регулусу было трудно им поддаться.       Его мысли были поглощены предыдущим общением с Сириусом. Вихрем эмоций, состоявшим из затяжного страха, гнева и чувства вины за то, что усомнился в брате. В глубине души Регулус знал, что Сириус не причинит ему вреда, но шрамы прошлого трудно исцелить. Неумолимое влияние семьи, годы манипулятивной жестокости оставили глубоко укоренившийся страх, ненасытный голод которого теперь разъедал его изнутри.       Сейчас его ярость была направлена на семью, ведь это они заставили его усомниться в единственном человеке, которого он по-настоящему любил. Ведь это они подорвали его способность доверять и любить. Замешательство обвивалось вокруг все туже, словно щупальца, пока он боролся с противоречивыми чувствами.       Джеймс коснулся его щеки, возвращая к реальности. − Ты здесь? – мягко спросил он.       Регулус вздохнул, пытаясь взять себя в руки,и прошептал: − Да.       Почувствовав его внутреннюю борьбу, Джеймс спросил, не хочет ли он об этом поговорить. Регулус поколебался и, наконец, ответил: − Нет. Еще нет.       Понимая его желание оставить свои мысли при себе, Джеймс смущенно отступил. Он взглянул на стоящее неподалеку дерево, плакучую иву, и принялся рассказывать о ней. Его интерес был очевиден, Регулусу это казалось милым и в то же время отвлекающим. Несмотря на смятение, он почувствовал признательность к Джеймсу за его искренность. Благодаря ей, в душе Регулуса загорелся проблеск надежды на то, что, возможно, в окружающем мире тлеет искра истинной доброты.       Взяв себя в руки, Регулус заметил, что они забрели в тихий лесной уголок, залитый мягким сиянием солнечного света, пробивавшегося сквозь кроны высоких деревьев. Воздух был прохладным, бодрящим, но не щипал. Землю покрывал толстый слой опавших листьев, смешанный с остатками снега, их оттенки менялись от теплого оранжевого до темно-красного, раскрашивая лесное одеяло яркой мозаикой.       Высокие деревья стояли, как часовые, их крепкие обветренные стволы несли следы бесчисленных лет. Некоторые были древними дубами, их узловатые ветви простирались вперед, готовые поделиться мудростью и стойкостью. Были здесь и стройные березы, белая кора которых поблескивала в мягком свете, придавая пейзажу неземной вид.       Посреди всего этого великолепия стояла плакучая ива, её ветви грациозно ниспадали каскадом, словно локоны меланхолично настроенной девушки. Ветви ивы слегка покачивались на ветру, зеленые листья мерцали на солнце. Дерево излучало ауру спокойной силы и невозмутимости, приглашая предаться самосозерцанию и самоанализу.       Лес был полон звуков природы – шелеста листьев, отдаленных криков птиц и случайных шагов лесных обитателей. Это было святилище мира и безмятежности, куда можно было сбежать от всемирного хаоса, чтобы найти утешение в объятиях природной красоты.       Регулус шел по лесу рядом с Джеймсом, на каждом шагу разрываясь между изящным танцем очарования природы и внутренним смятением.Мысли проносились в голове, словно стадо диких жеребцов, за фасадом спокойствия крылась беспокойная буря.       Это место было похоже на убежище, древние деревья предлагали молчаливую мудрость и понимание. Хотелось отдаться их безмятежности, позволить ветвям поглотить тяжесть его сомнений.       Но он сдерживался, не решаясь обременять Джеймса, так старавшегося до него достучаться. Его мягкость и искренность вызвали у Регулуса искушение поделиться своей болью, но его удерживал страх.       Он понимал, что рано или поздно заговорить придется, нужно позволить словам сорваться с губ и разрубить этот гордиев узел эмоций. Но не сейчас. Пока что он был не готов. Зато был готов позволить лесу обнять себя, надеясь, что тихая сила природы поможет ему найти в себе мужество распутать клубки в душе. *** Лили       В самом сердце цирка, посреди карнавальной жизни, шатер Лили возвышался, словно спица в центре колеса. Воздух был пропитан ароматом благовоний, смешивающихся с запахом сырой земли и слабым, отдаленным запахом опилок. Шатер казался водоворотом красок– насыщенные пурпурные, темно-синие и зеленые оттенки создавали атмосферу загадочности и очарования.       Мягкий свет свечей танцевал на складках расшитого шелка, которым было задрапировано помещение, создавая узоры из света и тени. Углы шатра были украшены безделушками и талисманами, собранными во время путешествий, каждый из которых рассказывал собственную историю. Перья, сушеные травы и маленькие амулеты висели на стенах, будто нашептывая сказки о древних тайнах.       Огненно-рыжие волосы Лили ниспадали каскадом по спине, она была одета в струящуюся юбку, раскрашенную замысловатыми узорами, и простую белую блузку. В Лили сочетались грация и решительность, во взгляде светилась неземная глубина. Приблизившись к хрустальному шару, лежавшему на бархатной подушечке посреди шатра, она сделала паузу и глубоко вздохнула, сосредоточившись. Она верила в энергию, связывающую все сущее, в невидимые нити, которые ткут гобелен судьбы. Она была готова присоединиться к этому нежному танцу, чтобы разглядеть хитросплетения будущего.       Лили благоговейно положила руки на прохладную гладкую поверхность хрустального шара и прикрыла глаза. Тяжесть ответственности давила на неё, сердце забилось гораздо чаще. Она направляла свою любовь и заботу на семью, стремясь защитить её от неизвестности.       Она вознесла безмолвную молитву, кончиками пальцев ощутив нежную вибрацию, исходящую от кристалла. В шатре воцарилась тишина, священная тишина, усиливающая её связь с мистическим миром. Лили сосредоточилась, позволив сознанию слиться с окружающей энергией.       Сейчас она была проводницей судьбы, искательницей истин. А хрустальный шар был порталом, зеркалом, отражающим грядущее.Она была готова принять видения, расшифровать ихи проложить путь, который проведет её любимую цирковую семью сквозь грядущую неопределенность.       В священном царстве видений мерцал хрустальный шар, дух, ведущий сквозь скрытые истины и похороненные воспоминания, словно Вергилий, ведущий поэта Данте по извилистым тропам рая и ада. Лили сидела в тускло освещенном святилище своего шатра, воздух был насыщен предвкушением. Мягкий свет свечей отбрасывал пляшущие тени на холщовые стены.       Когда она осторожно положила руки на прохладную поверхность хрустального шара, видения начали свой хаотичный танец. Фрагменты воспоминаний закружились, сливаясь в калейдоскопе эмоций и образов. Видения плясали, уводя её глубоко в переплетенные судьбы любимых людей.       Вот материализовалось первое видение – яркое воспоминание о двух маленьких мальчиках, Сириусе и Регулусе. Их смех, искренний и необузданный, эхом отдавался в глубине её сознания. Лица светились невинностью, связь братьев была крепка и непоколебима. Мимолетный взгляд. Тени окутали их жизни.       Вот другое видение обрело форму – рыдающий Регулус, дрожащий и потерянный. Очутившись в океане страха и одиночества, он казался таким хрупким. Рядом стоял Сириус, яростный защитник, оберегающий брата от суровости окружающего мира. Боль в глазах Регулуса была душераздирающей, его юное лицо исказила глубокая печаль.       В следующем видении нарисовалась женщина с остро очерченным лицом, обрамленным копной волос, злобный призрак. Её смех был какофонией жестокости, от него у Лили по спине побежали мурашки. Сидевший напротив Регулус, совсем еще ребенок, съежился, на его лице отразился ужас.       Время летело, Лили разглядела Сириуса-подростка и развернувшуюся внутри бурю эмоций. На его лице читались гнев и разочарование, голос превратился в неистовый рык. Регулус, жаждущий близости, раскрыл свое сердце, стремясь к пониманию и любви. Последовавшее молчание, отказ, Регулус остался стоять посреди пустынного пейзажа.       Вот из вихря воспоминаний вынырнул Ремус. Сжимая золотую подвеску с крестиком, он проникновенным взглядом смотрел на неё. Подвеска, символ его веры и утешения, которое он искал, казалось, несла целый мир. Повзрослевший Ремус со шрамами, нанесенными жизнью ранами,видимыми и невидимыми. Он обнимал себя, его руки были хрупким щитом от холодной реальности.       Видения нарастали, как прилив. Регулус погружался, груз прошлого тянул его на дно. Он боролся с этими воспоминаниями, жадно хватая ртом воздух.       Видения разворачивались, словно главы, вплетенные в сложную, связную историю. В какой-то момент Сириус и Ремус нежно обнялись, тепло их любви сияло ярко, словно маяк надежды.       Однако следующая сцена была душераздирающей – на полу своего фургона скорчился Регулус, безмолвный крик эхом отдавался в глубине его души. Среди темноты появился яркий свет. Джеймс, воплощение радости и сострадания, смех сиял в его глазах, как солнечный свет. Он потянулся к Регулусу, утешительно обнял. Его присутствие стало спасательным кругом, способным дать утешение израненной душе.       Джеймс крепко обнял Регулуса, прижав к груди. Регулус обрел покой в мягком ритме сердцебиения Джеймса. Напряжение и страх рассеивались.       Последний образ запечатлелся в сознании Лили – крупный план глаз Регулуса, когда-то наполненных болью и мукой, а теперь блестящими непролитыми слезами. Морщинка между бровей разгладилась, дыхание стало ровнее и глубже, когда он обрел умиротворение.       Это видение вызвало у Лили бурю чувств. Её сердце наполнилось решимостью, страстным желанием защитить и непреклонным желанием все исправить. Она поклялась себе, что сделает все, что в её силах, чтобы Регулус обрел счастье и покой, которых заслуживает. Видения позволили заглянуть в перипетии их жизней, борьбу и неоспоримую надежду, таящуюся во тьме.       Она крепче сжала хрустальный шар, когда её решимость окрепла. Она ощутила яростный гнев, направленный на тех, кто причинил вред её семье. Образы боли и страданий запечатлелись в сознании, подпитывая решимостьстать оплотом силы и поддержки для дорогих ей людей. Она медленно убрала руки от шара, на сердце у неё было тяжело. *** Ремус       Фургон заливал тусклый свет фонаря,на деревянных стенах плясали тени. Что-то напевал Сириус, аРемус стоял перед зеркалом, мерцающий свет отражался на его взъерошенных волосах и в усталых глазах.       Когда он принялся раздеваться, тяжесть прошедшего дня будто легла на его плечи. Он стянул рубашку, обнажив полотно шрамов. Гибкое тело повествовало историю битв, внутренних и внешних. Ремус провел пальцами по старым шрамам, ощутив грубую кожу. Некоторые были маленькими и поблекшими, другие неровными и более заметными. Они рассекали его грудь и спину, свидетельствуя о перенесенных испытаниях.       Его взгляд задержался на шраме поперек горла, там, где прежде была цепочка с крестиком. Отсутствие простого украшения ощущалось как пустота, напоминание о его потере. На него нахлынули стыд и отвращение к себе. Хотел бы он стереть каждый из шрамов, уродовавших его тело.       В уголках янтарных глаз блеснули слезы. Он поспешно отвернулся от отражения, не в силах выносить это зрелище. Его замутило. Он знал, что Сириус рядом, и мысль разделить с ним эту боль заставила его желать утешения. Ремус глубоко вздохнул, вновь собираясь с духом, ему не хотелось обременять единственного человека, который мог его успокоить. *** Регулус       В воздухе ощущался легкий холодок, смягчавшийся изоляцией фургона. Регулус, закутавшись в плотное одеяло, сидел на диванчике у окна и смотрел на заснеженный мир за стеклом. Одеяло защищало его, были видны только макушка и кончики ушей. Его волосы были черны, как безлунная ночь, аккуратно причесаны и ниспадали на плечи. Они обрамляли лицо, смягчая черты, подчеркивая юность и уязвимость. На нем был простой свитер, позаимствованный у Джеймса. Он был мягкий и поношенный. От свитера пахло Джеймсом – лавандой, специями и хлопком. Тусклый свет фургона придавал эльфийским чертам лица Регулуса приглушенное сияние.       Сквозь матовое стекло он видел безмятежный пейзаж, раскрашенный в оттенки белого. Снежинки грациозно падали с неба, каждая была мимолетным и неповторимым чудом.       В завораживающих серых глазах Регулуса отражались трепещущие снежные хлопья, кружащиеся за окном. Рядом дремал Бродяга, дыхание пса звучало тихой колыбельной. Регулуса охватывало чувство умиротворения, когда он смотрел на снегопад. Он прислонился лбом к прохладному окну, чье стекло служило проводником во внешний мир, и на мгновение прикрыл глаза. И в краткой безмятежности он почувствовал, что легко, искренне улыбается. Часто терзавшие его тревоги казались далекими, их сменила простая радость. Он почти забыл о бремени, которое нес, позволив себе насладиться покоем момента. ***       В последующие недели прогресс Ремуса в метании ножей был просто головокружительным. Его точность и безошибочность поражали как Регулуса, так и его самого. Ритм их репетиций напоминал танец, волшебную хореографию доверия и меткости.       По мере развития навыков изменился и характер разговоров. Ремус время от времени делился воспоминаниями о валлийском детстве – роскошных зеленых холмах, потайных озерах и чувстве свободы, о котором мечтал. Он давно оставил ту жизнь в прошлом.       Регулус восхищался мужеством Ремуса, понимая нежелание возвращаться к болезненным воспоминаниям. Они хорошо понимали невысказанные трудности друг друга. Регулус тоже стал делиться прошлым – его воспоминания были больше похожи на тени, чем на реальные события.       Регулус, Джеймс и Лили ежедневно гуляли по территории лагеря, погружаясь в красоту природы. Регулус научился распознавать различные растения и грибы и неожиданно стал этим гордиться. Процесс сбора трав и их сушение принесло новообретенную безмятежность в его новый дом.       Всегда веселый, Сириус добавил новую магию к уже имеющейся. Он показывал трюки, которые удивляли и восхищали Регулуса. Веселые шутки разряжали атмосферу, и Регулус, к собственному удивлению, обнаружил, что смеется чаще, чем когда-либо за последние годы.       Вечера стали настоящим убежищем. Ужины в компании Джеймса и Лили сделались заветной рутиной. Регулус наслаждался ощущением семьи, которое они дарили, заполняя столь долго носимую пустоту. Тихие колыбельные звуки цирка, мирное присутствие Бродяги убаюкивали его, чувство сопричастности постепенно латало трещины в его сердце. С каждым днем он чувствовал себя все живее, и тепло, которое, казалось, ему не суждено было больше ощутить, разливалось по его телу.