Чудовище

Вай смотрела в безумные глаза, отливающие лиловым светом. Взгляд скользнул от глаз к перекошенной безумной ухмылке, обнажавшей зубы. Затем - на пылающий дом, возносящий к небу клубы чёрного дыма. Было трудно поверить в реальность происходящего. Хотелось немедленно броситься в горящий богатый дом, в котором, быть может, ещё осталось что-нибудь живое. Но Вай понимала - это чудовище с двумя длинными синими косичками и закинутой на плечо "Скелетницей" не даст ей пройти. Просто так. Скоро здесь будут пожарные и солдаты гвардии. Оглушительный взрыв разнёсся если и не на весь Пилтовер, так на бо́льшую его часть. И страшный дым был виден, пожалуй, из любой точки города прогресса. А может быть, и взобравшийся на крышу житель Зауна смог бы его разглядеть. Джинкс ничего не говорила. И Вай - тоже. Да и что здесь говорить? Есть дела, говорящие куда лучше любых слов. Когда до сознания Миротворца, наконец, в полной мере дошло, что произошло, вместе со стиснувшей что-то внутри болью пришла жгучая, животная ярость. Лицо Вай перекосилось и в какой-то момент стало даже более безумным, чем у девушки, некогда бывшей её сестрой. Руки с водружёнными на них "Атласами" сжались в кулаки, и не помнящая себя от горя и гнева Вай ринулась вперёд. Сбросив с себя "Скелетницу", Джинкс потянула из-за спины "Пыщ-Пыщ", параллельно ловко уходя от атаки менее поворотливой Вай. В её планы не входило убивать сестру - лишь дать ей выпустить пар. С жужжанием раскрутились стволы, и пулемётная очередь выбила крошку из-под ног Вай, атака которой ушла мимо, и которая ещё гасила инерцию. Развернувшись, полицейская бросилась на противницу, сохраняя в глазах всё то же безумное пламя, от которого даже Джинкс, с её-то тараканами, стало как-то неуютно - что она отметила мимоходом и, конечно же, тут же отметнула. Стволы уставились в грудь стремительно двигавшейся розоволосой девушки, но Джинкс замешкалась. Она хотела, чтобы они снова были вместе, а не чтобы этот поединок стоил кому-то из них жизни. Так что, вместо того, чтобы вдавить гашетку, хулиганка развернула пулемёт боком, рассчитывая отразить атаку Вай. Отразить не получилось - сокрушающий удар хекстековой перчатки вызвал соприкосновение пулемётчицы с ее же собственным оружием. "Пыщ-Пыщ" врезался в её живот, грудь и лицо, пришибив лоб и смяв нос, из которого немедленно хлынули кровавые струи. Потеряв равновесие от боли и дезориентации, Джинкс рухнула на плитку, придавленная собственным пулемётом, а Вай навалилась сверху, надавливая ещё сильнее, и занося руку для смертельного удара. Впрочем, занесённая рука так и замерла, когда взгляды противниц встретились. Огонь боли и ярости в глазах Вай явился причиной того, что в глазах Джинкс отразился совсем детский, искренний испуг. И это испуганное выражение отрезвило полицейскую, заставило увидеть в этом чудовище ту маленькую, слабую девочку, нуждавшуюся в заботе и ласке. Джинкс сгубила самоуверенность, вернувшаяся к ней после лицезрения неуверенности сестры. Её губы вновь перекосились в наглой ухмылке, а в глазах заплясали огоньки злого веселья, упоения. И тогда Вай поняла: этот монстр неисправим. Неизлечим. Не получится пробиться сквозь все те наслоения, которые покрывали спящую глубоко-глубоко внутри маленькую-маленькую Паудер, и вытащить её обратно на свет. Чудовище, овладевшее ею, было слишком сильно, оно стало уже неотделимо. И сейчас для той маленькой-маленькой, спящей в недрах этой твари девочки, можно было сделать только одно - то, что подарит ей освобождение. Поэтому кулак замешкавшейся девушки опустился, резко рассекая воздух. Этого мгновения оказалось даже достаточно для того, чтобы Джинкс начала осознавать, что сестра больше не колеблется, и в её глазах вновь начал появляться тот детский испуг, прежде уже завладевший ею. А потом с поглотившим всё раздирающим хрустом и взрывом страшной боли чудовище умерло, и маленькая девочка воспарила вверх - быть может, к луне, куда когда-то хотела сбежать от нищеты и смрада нижнего города, и собственной беспомощности. Когда гвардия прибыла на место происшествия, солдаты увидели розоволосую полицейскую, слава о горячности которой распространилась по обоим городам, вселяя немалые опасения как в преступников мелкого-среднего пошиба, так и в коллег. Она склонилась на телом неформально одетой девушки с разметавшимися длинными косичками синего цвета и, застыв в ступоре, пялилась на место, где у той девушки прежде была голова, а теперь - месиво из всего того, что в состав этой головы входило. Вай мало что осознавала, безропотно позволив нескольким сильным рукам поднять себя и куда-то повести. Спасатели нырнули в горящий дом, и восприятие окружающей действительности вернулось к Миротворцу только тогда, когда оттуда вытащили, а затем понесли на носилках бессознательное тело шерифа пилтоверской полиции, навсегда изуродованное огнём и осколками. Но ещё живое. Тогда Вай рванулась к носилкам, и лишь усилиями нескольких человек коллеги сумели её сдержать. Это был чёрный день, который навсегда запомнили и Вай, и её девушка Кейтлин Кирамман, две трети тела которой покрывали шрамы от ожогов, правая нога отсутствовала выше бедра, а левая рука - ниже локтя. Ничего не довелось запомнить лишь чете Кирамманов, которым страшный взрыв в доме пережить не довелось.