Вечность

«Она никогда не ездила поездом одна. Она ненавидела одиночество. Она всегда брала меня за руку и говорила, что я ей нужен.»

— Давай уедем? — спросила я, желая прервать давящую на виски тишину. Никогда бы не подумала, что она в его присутствии может вызывать что-то кроме спокойствия, но в данный момент то было именно так — я чувствовала себя неудобно, впервые в жизни. Феликс улыбнулся, в его глазах заплясали искры, а непослушные пряди полезли в глаза. Он всем своим видом излучал только счастье, покинувшие стены этой квартиры пару месяцев назад... — Куда? — в ответ спросил он, будто маленький ребенок, и я не смогла сдержать ответной улыбки. Выглядело все это каким-то натянутым и показушным. Я не чувствовала искренности ни в себе, ни в нем. И могла ли я раньше думать, что подобное произойдет? Определенно нет. — Куда-нибудь. К солнцу. Надоел этот холод и слякоть. Надоело, что солнце светит, а все бестолку. Он накрыл мою ладонь своей, сразу же схумирив брови — мои ладони холодные, неприятной дрожью ощущения прошлись по его руке, заставляя содрогнуться в плечах. Но он не убрал ее, лишь сильнее сжал, невербально рассказывая мне о своих чувствах. А чувства эти были самыми разными. Радость от долгожданного разговора. Грусть от того, что разговор никак не клеился. Боль, разъедающая нас обоих. И принятие. Принятие того, что теперь все будет иначе, что мои руки, вероятно, ещё долгое время не смогут согреться. — Поехали. — коротко бросил он и оставил беглый поцелуй на моей макушке. Я прикрыла глаза в надежде продлить это мгновение ещё на немного, но он, чувствуя абсолютно все, как будто издеваясь, учтиво кивнул и, взяв мою ладонь в свою, оставил на ней долгий, по-моему мнению, поцелуй. Едва его губы перестали греть мою кожу, я огорчённо вздохнула. Теперь все не так. Больше мы не будем гонять мяч на заднем дворе, не побежим утром в парке, не выгулим собаку моего старшего брата, не сможем поехать в горы и многое другое, чего мы бы хотели сделать в этом и в следующем году. — Я соберу чемоданы? — Возьми сумку. Все равно мы ненадолго. Пару недель, а может и дней. Не хочется чувствовать груз за плечами. Купим все там.

***

Сидя в поезде, я с интересом наблюдала за меняющимся пейзажем: сугробы в начале пути все же были нашими сопровождающими, а после передали бразды правления в руки зелёной травы. В вагоне было шумно и эти звуки осторой болью отзывались в моей голове, словно эхо раз за разом повторяя то, о чем сказавший то или иное, успел забыть. Феликс сидел напротив, старательно размешивая сахар как можно тише, пытаясь не стучать ложкой по стенкам чашки. Сделай он это, я бы лишь улыбнулась и на все свои извинения он получил бы кивок. Я, наверное, даже и не заметила его «оплошности», если бы изредка не переводила взгляд с окна на его лицо, слишком сосредоточенное и серьезное. Боится. Я тоже боюсь. Что будет после? Мне не очень нравилось рассуждать на такие темы, но в последнее время философствовать я любила особенно сильно. Феликс же ни разу не пропускал и минуты моего остроумия. — Как себя чувствуешь? — полушепотом спросил он, пододвигая чашку с уже остывшим чаем. — Думаю. Он кивнул, с расспросами не лез, и я в очередной раз отметила, что он самое лучшее, что когда-либо было в моей жизни. Да, я стала слишком скрытной и во всем пыталась найти подвох, да, я стала наивной и в целом-то изменилась. Пусть я постоянно ловила себя на мысли, что наш карточный домик вот-вот сдует ветром, но он раз за разом доказывал обратное. — О чем? — О многом. О любви. Одиночестве. О том, что будет после этой поездки. Феликс кивнул. Я не могла представить, что будет со мной через несколько месяцев, не могла воспроизвести в голове сцену нашего прощания, и не могла придумать слов утешения для него. Эта поездка будет моей последней. Я больше никуда не поеду, я больше не смогу увидеть или услышать окружающий меня мир. Через несколько месяцев мы простимся. Я боюсь. Боюсь бесконечной темноты и того, о чем любят рассказывать верующие: поющие ангелы, танцующие демоны, справедливый Бог. Мне неприятны мысли об одиночестве. Там, где нет ничего, мне нет места. Мне есть место здесь, рядом с ним. Там, где всегда холодная зима и самая пышная ёлка, где постоянные шутки и смех, где моя любовь встречается с восхищением в глазах того, на кого направлены все мои чувства. — Как вернёмся, обязательно надо зайти к мисс Райт, мы давно у нее не были. — Да. — кивнула я, дотрагиваясь кончиками пальцев до его запястья. — Если вернёмся. Мисс Райт замечательная старушка, не жалеющая времени поговорить о всяких небылицах. Проводить вечера с ней — одно удовольствие. И я считала ее своей родной бабушкой, хорошо, что это не так. Эта бедная старушка похоронила всех своих родных и я знала, как она боится за всех, за меня и за Феликса в том числе. Но думать об этом — тоскливо. Я больше ее никогда не увижу. — Спасибо, что согласился поехать со мной. Я бы не справилась без тебя, — неожиданно для себя вывалила я. По правде говоря, я редко когда благодарила самого близкого для меня человека. Практически никогда. — О чем ты? Само собой я бы поехал с тобой. Даже если бы ты выразила свое недовольство и решение ехать одна. Я уважаю это, но не смог бы отпустить. — Знаю. И я правда ценю это. Ты нужен мне здесь и там. Всегда был нужен тогда. И был рядом. — Если это прощальная речь, то попредержи коней. Ещё слишком рано. — Думаешь? — Я уверен.

***

— Что это? — спросил Ли, когда мы принялись обхаживать каждый угол нашего дома. — Честно? Пахнет приятно. Наверное, мы оставили это в прошлый наш приезд. Мы были здесь последний раз три года назад, удивительно, но лимон не покрылся плесенью, лишь засох, оставляя в себе приятные нотки цитруса. Кажется, мы делали настойку по рецепту мисс Райт и благополучно об этом забыли. — Не помню, чтобы в настойке были цветы. Либо мы сошли с ума. — Думаю, ты прав. На самом деле, цветы в банке вполне объяснимы, всего-то мы забыли закрыть форточку и лепестки вишни занесло ветром, но сейчас хотелось не думать, строить теории, чувствовать лёгкость. Поставив банку с непонятным «нечто» на полку, я сдула видимый слой пыли и чихнула, чувствуя режущую боль во всем теле. Феликс подал мне стакан с водой и смотрел пристально до тех пор, пока я не коснулась его макушки рукой. — Ты в порядке? — Да. У нас мало времени, но много планов. По крайней мере, я хотела посадить цветы на заднем дворе сегодня. А завтра весь день провести в поле. И я знаю, что ты со мной. — Мы рассмеялись, он звонко, я более глухо. Но этот момент искренний, как и все остальные. Вечером, когда работа в саду была завершена, мы устроили чаепитие в беседке. Теплый воздух окутывал с ног до головы, но Феликс все равно настоял на том, чтобы я укуталась в плед. Возле нас щебетали сверчки, мурлыкал соседский кот, которого я забрала к себе сегодня днём. Соседи вряд ли заметят его пропажу. — Только не говори, что ты в чай добавил тот лимон. — Не буду. Я улыбнулась, обхватив чашку двумя ладонями. Горячий пар приятно обжог носоглотку, предрекая прекрасную ночь. Мы говорили о прошлом, в котором всегда держались вместе, о нелепых ситуациях, в которые попадали тоже обязательно сообща, да даже о первой любви, которую не могли поделить между собой. Всегда вместе. И думая об этом, мне хотелось жить. Также проживать те моменты, которые останутся яркими воспоминаниями. — Я всегда люблю, когда ты улыбаешься. И кто бы мог подумать, что мы будем сидеть в этой беседке, где когда-то по глупости поцеловались в первый раз, просто взяв друг друга на слабо, где лились слезы и ругань по разным поводам и без, кажется, уже в последний раз? Я бы никогда даже и не задумалась об этом. Но жизнь всегда играет по своим правилам и, сидя в этой беседке, я думала, в очередной раз, что это было неизбежно. Мне не хотелось уходить, бросать его и не объясниться. Мне хотелось подарить ему всю себя настолько, насколько это возможно. Хотелось остаться в его памяти на долгие годы. Мой робкий поцелуй на его губах — ничего более постыдного я не делала, и никогда не чувствовала себя так неуверенно. Уж первый поцелуй был неповторимым — таким, на который только способны ни в чем не смыслящие подростки, в которых бушуют гормоны. — Последний? — прошептал он, сжимая плед до побеления костяшек. — Нет. Мы целовались всю ночь, робко и невинно, будто и не взрослые люди вовсе. Каждое прикосновение губ заставляло сердце пропускать удары, передавать их по всему телу в каждую клеточку. Большего не хотелось. Только теплота слов и взгляда. Только любовь, которой осталось дожить до весны. Только мы, любящие друг друга до невозможности, но у которых было слишком мало времени на осознание, точнее, на принятие. А, может быть, у нас впереди ещё целая вечность?