May I kiss you, sir?

      Лучше бы они спали.       Потому что пройти двенадцать километров вдоль границы за ночь – сомнительное развлечение. «Ладно, зимой было хуже» – Чан поднимался в гору так долго, что икры уже горели. Нёбо обжигало ядрёным сосновым воздухом. Даже с Чанбином не поболтать.       Он шёл чуть впереди, то и дело оборачиваясь и отсчитывая километры и минуты, как навигатор. Наконец, они забрались на вершину, час – и придётся идти снова. Бин опёрся на винтовку и плюхнулся наземь. Чан передал ему бутылку воды из рюкзака, а сам вглядывался в темноту на другой стороне.       – Как думаешь, там тоже сейчас два придурка пиздячат по лесу и проклинают жизнь?       Со усмехнулся и вернул воду.       – Да, определённо.       Тёплый глоток прокатился по горлу. Чан подал руку и рывком поднял Бина на ноги, тот повалился на него. Судя по улыбочке – вполне запланировано.       Грудь прижималась к его груди, руки осторожно обвились вокруг крепкого тела Со, будто его можно было спугнуть. Горячие ладони легли на талию под кителем. Взгляд Чанбина опустился. Мурашки предвкушения прошлись по спине.       Два дыхания соединились прохладной ночью, напористо, но оттого и страстно. Чанбину нравилось кусаться. Сминать, оттягивать – и всячески мучить Чана. Он уже понял, что пухлые губы, предмет его комплексов, очень нравились Со. Пальцы впивались в бока. «Держи меня крепче, Бинни». Потому что натруженные мышцы ног немели, жар расползался от паха вверх по телу, а сам Чан будто витал в облаках.       Он считал, что пока поцелуй без языка – это не нарушает границы его гетеросексуальности. Такое и раньше случалось. С каким-нибудь бро по пьяни. Но у Чанбина, видимо, была безлимитная виза: когда он попытался углубить поцелуй, Бан ему позволил.       Внизу живота стрельнуло, как костёр стреляет от зажигалки. Чан попятился. Его притянули ближе. Прижали к бедру стояком, отчего он стал только заметнее. Сильные пальцы перестали сжимать талию. Принялись за ремень торопливо.       – Помнишь, я обещал, – прошептал Чанбин.       – И ты хочешь здесь? – прозвучало с сомнением, а сам Чан подставлял шею для спускающихся поцелуев.       – Почему нет?       – Что, если за нами наблюдают? – Чан задрал плотную майку, оголяя пресс и убегающую вниз дорожку волос.       – Думаю, им понравится, – сказал Бин, стоя на коленях перед расстёгнутой ширинкой. – Вряд ли там видели гей порно.       Царапнуло словом из трёх букв. Но бьющее в голову возбуждение не давало зацикливаться на такой ерунде. Штаны спустили с бёдер. Чанбин положил ладонь на выступающий член, провёл с нажимом сквозь бельё, снова и снова, пока потяжелевшая плоть не начала оттягивать резинку. И тогда он сдвинул её, сдвигал по миллиметру, покрывая бархатную кожу поцелуями.       Рука легла на чёрную макушку. Глаза санпаку, что смотрели снизу-вверх, вид собственного члена рядом с этим лицом – всё сводило с ума. Дыхание обдало головку. Горячая дрожь пробежалась по ногам. Чанбин сомкнул губы под рубиновой плотью и двинул головой.       Стон наткнулся на сжатые зубы. Тугой комок внизу живота пульсировал, подчиняясь другому ритму. Веки сами опускались от блаженства. «Боже мой» – Чан зарылся пальцами в мягкие кудряшки. Даже под угрозой смерти он бы не прекратил это.       Чанбин слишком хорошо знал, что делать: чередовал влажность и жар своего рта с резкими движениями руки, дразнил самую чувствительную часть кончиком языка и не забывал оставить пару поцелуев у тазовых косточек. Он мокро провёл по набухшей венке. Взглянул в глаза. Вобрал всю длину, втянув щёки.       Невыносимый. Мышцы внизу судорожно напряглись, прося, чтобы Чан начал толкаться в этот прекрасный рот. Он пошёл на поводу у своего тела. Рыкнул. Бин едва не поперхнулся, но быстро подладился под ритм. Так хорош, что аж бесит. Чан видел звёзды. В небе – и под веками.       Несколько светил будто зародились и потухли у него под кожей. Тело захлестнуло чистой энергией, а через мгновение она схлынула, оставляя лишь слабость. И плевать, если бы Чана сейчас пристрелили – он и так уже умирал самой прекрасной смертью. Это было бы тупо – погибнуть, потому что два любвеобильных придурка на границе слишком заняты друг другом. Но Чанбин сейчас казался Чану целым миром. Какая разница, что там, где их нет.       Он смотрел сверху вниз на румяное, но довольное лицо Со. Тот сглотнул. Слизнул последнюю капельку с губы. Поднялся, хрустнув коленями, и попил воды.       – Хёну понравилось? – спросил он, когда Чан уже затягивал тугой ремень.       – Да, очень.       Со ухмыльнулся на одну сторону и слегка покачал головой, словно говоря «ещё бы».       – Лучше, чем… до этого?       – О боже, – Чан закрыл лицо руками и тихонько рассмеялся. Улыбка, широкая, до боли в ямочках, приклеилась к нему. – Да. Это лучший минет в моей жизни. Вот, что ты хотел услышать?       – Ну, может, ещё «Бинни, я тебя люблю, ты самый прекрасный парень на свете!».       Он продолжил прикалываться, но нечто в этом умелом представлении задевало, царапало, словно рыболовным крючком. Чан посмеивался, когда нужно было, но нехорошие чувства копошились в груди. Солдаты проверили рюкзаки и уже собирались к следующей точке маршрута. Со набросил лямки на плечи. Чан бросил ему в спину:       – И кстати… Я не гей.       Он прикусил губу. «Кажется, это зря». Чанбин обернулся. В его блестящих глазах отражалось вращение шестерёнок в мозгу.       – Конечно, нет! – выдал он звонко, как игровой автомат – сдачу. – Просто пробуешь разное.       Невидимый груз свалился с плеч, Чан вдохнул полной грудью.       – Да, именно, я это и хотел сказать! Ты меня так хорошо понимаешь.       Чанбин расплылся в улыбке, обнажая зубы – большая редкость. Ничего веселого. Со похлопал своего хёна по плечу и зашагал вниз по горе. Брови сдвинулись к переносице. Чан поправил одну лямку ранца и застыл, засунув большой палец под другую и глядя в одну точку. Иголочки пробежались по рукам. Собственный выдох ошпарил кончик носа, Чан отмер и скорее догнал напарника. Бин обернулся проверить, на месте ли хён. Судорожная улыбка, носки армейских ботинок.       До Чана только сейчас дошло, что Со не «просто пробовал разное».

***

      Чан всегда думал, что геи обитают где-то там: в специальных клубах, на парадах, в новостях и американских сериалах. В параллельном мире. И если не искать приключений на свою задницу – ты никогда их не встретишь. Ну а если всё же случайно встретишь, то сразу поймёшь, ведь гей просто обязан выглядеть, как сахарная фея.       Не как Чанбин.       А он был. Такого в пору на плакаты с рекламой контрактной службы лепить, или на банки с протеином. На крайняк распечатать в полный рост и поставить у входа в качалку. Для мотивации. И тем не менее…       Теперь геи мерещились Чану везде. Что, если его давний знакомый, или школьный учитель, или кассир в круглосуточном у дома хранят этот секрет? Мысль, что он каждый день ходил по одним улицам, ел в одних заведениях, дышал одним воздухом с такими людьми взрывала мозг. Что, если он и сам один из них?       Солдат отпустили в военный городок на три часа, так что по дороге в барбекюшную Чан проходил тест и краем уха слушал Чанбина. «Засматриваетесь ли вы на мужчин?», «Целовались ли вы с мужчиной в нетрезвом виде?», «А в трезвом?», «Вы не находите конвенционально красивых женщин привлекательными»…       «Завершить». Чан втянул щёки и задержал дыхание. Жар моментально поднялся вверх по сосудам и залил лицо. Как на зло пальцы взмокли и не могли закрыть вкладку.       – Хён, ты в порядке?       – Да, конечно.       «Ой бля, мало ли что в интернете пишут». Чан заблокировал экран и сунул телефон в карман.       Они зашли в заведение: интерьер был самым простым, с уклоном в традиционный корейский стиль. Место насквозь пропахло жареным мясом. Со уболтал дежуривших солдат, чтобы их пустили на офицерское место с раздвижными дверями.       Над низким столиком витали уксусно-кислые ароматы закусок. Чанбин так аппетитно уплетал самгёпсаль, что хотелось накормить его всеми вкуснями мира. «Было бы здорово привезти его в Австралию, к маме, и поесть её фирменный карри». Ему бы понравилось там. А он бы понравился отцу, так же повёрнутому на спорте… Чан научил бы младшего сёрфить, и они зависали бы на пляже с утра до вечера.       – Бин? А если я всё же, ну, допустим… гей. Как я это пойму?       Пока он дожёвывал свинину – Чан не мог пошевелиться и до боли сжимал железные палочки. Кусочек мяса на гриле угрожающе зашипел.       – Ну, тебе должны нравиться мужики, – Со ловким движением перевернул самгёпсаль. – И секс с ними.       Чан вскинул брови и залился краской: его всегда поражала способность говорить о таких вещах столь непринуждённо. Хотел бы он оставаться таким же невозмутимым, как Чанбин.       Во-первых, Бан считал еблю переоценённой: все описывали это, как нечто на десять из десяти, а в реальности получалась троечка. «Это у тебя просто парня нормального не было» – ехидно подсказывал внутренний голос. И всё же Чан уединялся с Бином слишком часто для того, кому это не нравится. «Да и отсосал он мне не на троечку… Господи, заткнись».       Во-вторых, насчёт всех мужчин на свете он не уверен, но вот один конкретный вызывал в нём чувства. И при слове «чувства» стоит представить поле ромашек, порхающих бабочек и радугу. Осталось выяснить, понравится ли он Чану как полноценный любовник.       Он поводил палочками по тарелке. Набрал воздуха в лёгкие, чтобы попросить Бина о том-не-знаю-чём. Язык приклеился к нёбу.       – Слушай, – опередил Со, – если хочешь, можешь со мной попробовать.       Чан нервно облизнул губы. Почесал предплечье, взял палочки и тут же положил обратно.       – Возьмём отгул в один день, уедем в другой город, где нас никто не знает, – Со вытянул руку на столе и коснулся кисти.       Гладил кончиком указательного костяшки пальцев. Сердце дрогнуло от этого маленького жеста. Что если предложение Бина – не просто благотворительность? Чан взял его за руку. Поднял голову, всё ещё избегая прямого взгляда, и несколько раз кивнул.       – Я поеду с тобой.       Чанбин тут же расплылся в улыбке и опустил подбородок, а на яблочках щёк появился румянец.       – Я… очень рад, хён, – он чуть сжал руку в своей ладони.       Они заказали ещё мяса, лапши и безалкогольного пива, просидели в заведении с полчаса, планируя совместную поездку. Легко, как в детстве. Когда вы строите космический корабль из картона и мечтаете об открытом космосе.       Чану всегда нравилось иметь план. И ещё десять запасных планов на случай, если что-то пойдёт не так. Довольный, он уже собирался попросить счёт, когда Бин задал тот самый вопрос:       – Ты хочешь быть сверху или снизу?       Чан вздохнул, будто его поймали у холодильника среди ночи. Он не представлял до конца, что его ждёт, не знал своих предпочтений и уже сомневался, а знает ли он себя.       – У меня нет опыта с парнями, так что… снизу?       Чанбин ухмыльнулся и прищурил глаза.       – Вообще-то пассивам сложнее. Но я так и думал.       И невольно захотелось узнать, а не обладают ли глаза санпаку рентгеном, потому что они в который раз видели насквозь.

***

      – Проваливайте отсюда, содомиты! – кричал администратор очередного мотеля. – Я сейчас полицию вызову!       Бин схватил за руку и рванул к парковке. Они бежали сквозь ряды машин, заботясь лишь о том, чтобы скорее добраться до своей, так что на всю стоянку выла сигнализация. Смех мешал сохранять дыхание. Чанбин прыгнул на водительское и скорее завёлся. В боковом зеркале отражался аджосси, осеняющий себя крестом.       Они вырулили на дорогу, и сердцебиение постепенно улеглось. Чан взъерошил волосы. Прислонился лбом к окну. В других местах им просто отказывали, но всё равно осадочек остался. Чану не в новинку было чувствовать себя изгоем, но рядом с Чанбином это не казалось трагедией – так, маленькое препятствие.       – Может, в машине? – предложил Бан.       – Или в караоке.       – Ох, чёрт, – он прикрыл рот кулаком, – мы как школьники.       Чан и правда чувствовал себя подростком: впервые влюбившимся, дурашливым, бесправным, но отчаянным. Он словно пытался получить нечто запретное, а внутри боролись желание дать по тормозам, слиться… и предвкушение.       Они припарковались недалеко от караоке, прошлись немного. Волосы на руках вздыбились от ветерка. Чан предоставил разговаривать Чанбину, потому что его голос сейчас наверняка бы козлил от волнения. «И трясущиеся пальцы лучше спрятать в карманы».       Звякнули ключи. Пол и стены караоке-комнаты были отделаны мягкими панелями, в торце висел монитор, а по углам прятались колонки. По периметру потолка сияли цветными огнями светодиодные лампы (и наверняка они подстраивались под музыку). Естественно, звукоизоляция тут отменная.       – Жарковато, – Чан снял обувь на входе.       – А будет ещё жарче, – Чанбин подмигнул. – Хочешь спеть что-нибудь, чтобы расслабиться?       – Эм-м-м, – Чан втянул нижнюю губу и поднял глаза к потолку. Он очень. Хорошо. Пел. Ну, может, не прям идеально, однако точно не так, как ожидаешь от первого встречного. Но выделываться перед Чанбином совсем не хотелось. – Давай, только что-нибудь не сложное. И чтоб ты подпевал. И-и не кринжовое.       – Ла-а-адно… Мне рэп, а тебе вокал, – сказал Чанбин и включил песню Blackpink, которую они оба знали, ибо армия.       И Чан, мягко говоря, офигел. Потому что Со не просто так быстро разговаривал, у него действительно была отличная читка, что аж мурашки пошли по рукам, а челюсть еле успела подобраться с пола, чтобы не пропустить вступление. Рёбра раздвинулись, и Чан запел партию Розэ…       Подмывало подсмотреть за реакцией Чанбина, но он боялся, что от одного взгляда на него забудет слова, столь надёжно вбитые музыкальными шоу. Так что на своих партиях они вперили глаза точно в розовый экран. И взглянули друг на друга, только когда получили сто баллов.       – Ты классно рэпуешь, – смущённо похвалил Чан.       – Ты классно поёшь, – Чанбин сложил мускулистые руки на груди.       Она подрагивала от учащённого стука сердца. Кадык дёрнулся. Чан открыл воду и разом осушил треть бутылки. Капелька скатилась по челюсти на шею.       – Из нас получилась отличная команда.       Он помахал подолом майки: здесь действительно стало жарче.       – Может, создадим дуэт? Я знаю парня из музыкального подразделения, у них Чанмо служит… Попросимся к нему на лейбл, – Чанбин улыбался всё это время, а под конец рассмеялся. – Я просто хотел тебя удивить. Неловко вышло, да?       Улыбка с ямочками. Чан притянул Бина к себе за шею и заглянул в глаза.       – Чем ты можешь меня удивить, когда ты по определению идеальный?       – Ты... тоже.       Вздох облачком завис под нёбом. Последние сомнения, как ненужная более броня, слетели, и первым порывом Чан коснулся чужих губ. Впился в них, положил руку на затылок. Взял воздух. Снова прильнул. С языком.       Бин напирал вдвое сильнее, а собственные ноги – сахарно-ватные. Закономерно, что спина встретилась с мягкой стеной. А рука оказалась под чужой майкой. Ещё немного – и добралась до накачанной груди, сжала её, большой палец обвёл затвердевший сосок.       Казённая футболка комом полетела на пол. Не помогло. Кожа сухо горела, как при лихорадке, жар скомкался внизу живота. Ладонь накрыла привставший член. Чан задрал на Чанбине майку, но не снимал, играясь с обоими сосками в розовом свете. Его стон прозвучал словно каприз.       В голове не укладывалось, что Со способен на такие звуки. Чан поддел его ремень и рванул парня на себя, высвободил от уже явно лишней одежды. Запоздало вспомнил, что так и не видел размер, что ему предстояло принять. Опустил взгляд. «Кто бы мог подумать». Почти пробирало на смех. У Чанбина было столько же, но чуть толще.       Чан откинул голову на стену, улыбаясь. Мочку уха втянули, посасывая, поцелуи влажной дорожкой спускались по шее к плечам и ключицам. Пальцы массировали мягкие волосы Чанбина, изучали его рельефную спину. Чужие губы остановились у пупка. Со чуть оттянул штаны и чмокнул тонкую кожу у самого ремня. Расстегнул его.       Сколько раз они раздевались в присутствии кучи сослуживцев – не сосчитать. Но сейчас – почему-то интимно. Прохладно и волнительно. Чан отмёл одежду в сторону. Подчинился заботливым и сильным рукам Бина, когда он захотел прижать его лицом к стене. Хлопнул по заднице.       – Эй!       – Прости, не удержался, хён.       – Перестань звать меня хёном, если ведёшь себя так, – Чан извернулся, чтобы хоть краем глаза посмотреть на этого наглеца.       – Как скажешь, – и он шлёпнул его ещё и ещё раз, в конце сжимая накачанные ягодицы. – хён.       Чан рыкнул. Прижался лбом к стене, отчего каждый выдох словно паром обдавал лицо. Ладони мягко надавили на поясницу. Она прогнулась. Чанбин смял в руках половинки, раздвигая их. Невозможно было сдержать вздох, когда язык мокро прошёлся между ними. Обвёл кольцо мышц. Толкнулся. Чан зажал рот, а хотелось бить кулаком в стену от того, как же это хорошо.       Мурашки волнами ходили по пояснице. Тягучее напряжение внизу будто завязалось в морской узел. Чан приподнялся на носочки от напряжения. А сам хотел обрушиться. Насадиться на что-то подлиннее и потолще языка, и чтобы Чанбин втрахивал в эту стенку.       Словно услышав его мысли, он отстранился. И оказалось, что держали Чана на ногах исключительно острые ощущения – без них он был плюшевым медвежонком, мягким и бескостным. И Чанбину с ним тоже можно было делать что угодно.       – Такой чувствительный, – его слова горячили нежную кожу.       И он отпустил Чана. Следы от пальцев ещё ныли, когда шаги сделали крохотную петлю по комнате. Упаковка презерватива надорвалась. Чан приклеился к стене, не в силах обернуться. Да, ему было стрёмно. Потому что всё неизведанное – страшно. Дыхание Чанбина коснулось шеи, а смазка – входа. Со говорил тихо, почти шептал:       – Сначала может быть больно, – его рука гладила спину, талию, и пониже. – Я очень постараюсь, чтобы не было, но… Расслабься. Пожалуйста, постарайся расслабиться для меня.       Чан кивнул со слабым «угу». Губы сжались в линию, брови нахмурились.       Первый порыв – соскользнуть, чтобы избавиться от дискомфорта. Выдох сквозь сжатые зубы. Чан приказал себе расслабиться навстречу боли: так сосредоточился на дыхании, на своих мышцах и ощущении члена внутри, что не заметил, в какой момент проникновение стало приятным.       Лёгкая улыбка замерла на губах. Чанбин вышел и толкнулся снова. И это было лучше, чем можно вообразить. Каждое движение – точное, верное, искрящееся, уносило всё ближе к раю. Словно гонка без финишной прямой. Жарко, электрические разряды бегут по вздутым венам, грудь тяжело вздымается, но остановиться невозможно.       Частые шлепки отмеряли тишину. Чанбин перехватил талию взмокшими руками, прикусил плечо. Смех оборвался стоном. Чан подавался навстречу, делая им обоим ещё приятнее. Боялся притронуться к себе и кончить в ту же секунду. Хотелось скрести стену ногтями, выть, молиться, просить, выступать в цирке…       Чанбин потянулся к ноющему члену Чана. Он отбросил его руку.       – Как скажешь, – прошептал Со с придыханием.       Короткие ногти впились в бока, щека прижалась к стене. «О да!». Почему-то Чан был так счастлив, что его вжимают в стену и долбят на максимальной скорости. Он хотел, чтобы Чанбин в него кончил. А потом чмокнул в щёку, ударил по заднице и сказал, какой он хороший. И когда Со вжался в него до предела с хриплым стоном – он радовался, как за себя.       Пустота внутри казалась чужеродной. Мышцы пульсировали, сжимались вокруг ничего. Презерватив полетел в мусорку. Напряжение в паху никуда не делось, как и ноющая тяжесть. Но Чанбин слишком хороший, чтобы так всё оставить. Развернул к себе. Широкая ладонь сомкнулась вокруг члена. Двинулась не спеша.       – Ах! – Чан схватился за чужие плечи, запрокинул голову от удовольствия.       Бесстыдно подавался навстречу, толкался в чужой кулак. Поцелуи и покусывания градом сыпались на шею. Чан вцепился в чёрные кудри Бина, прижал его к себе, когда волна дрожи готова была вот-вот разбиться внутри. Прошептал в самое ухо:       – Я люблю тебя. Чанбин, я-       Стон. Тело содрогнулось, ещё немного, словно эхом, что не оставило никаких сил. Горячие капли семени упали на пресс. И мир замер. Они немного постояли так: волосы Чанбина пахли шампунем, влажный лоб касался шеи, мускулистое тело приятно давило весом. Шумно дышали в унисон. Взгляд опустился на испачканный живот, на такую же ладонь, что всё ещё обхватывала член. «Ничего ты не знаешь, Бан Чан».       Он отпустил Чанбина, и тот вернулся спустя минуту с влажными салфетками. Заботливо вытирал Чану кубики.       – Ну что, понял? – он бросил взгляд исподлобья.       – Не совсем. Надо попробовать ещё раз, - Чан улыбнулся с ямочками.