О системе

— Гарри, как ты можешь так поступить?! — высокий звонкий голос Джинни нагнал юношу в общей гостиной. Все обитатели башни немедленно обернулись на своего героя, который после завершения войны вернулся в школу, но напрочь отказался возвращаться в рамки привычного всем студента, чуть раздолбая, чуть замкнутого на своем круге общения, но близкого и понятного. — Я не хочу обсуждать это, Джинни, — поморщился Поттер и вернулся к свитку с эссе. Оставалось только дописать выводы, и можно было отправиться по своим делам, но несчастное лицо подруги намекало, что не все желания исполняются так, как нам бы хотелось. Тут дело было вот в чем: руки Гарри все еще были чисты, в то время как Джинни, несмотря на зверства Кэрроу, ритуал в прошлом году прошла вполне успешно и теперь гордо демонстрировала всем желающим витиеватую надпись на левом предплечье. «Гарри» — именно в это имя складывались красиво вырисованные буквы, и именно поэтому с самого начала учебного года, едва стала известна дата ритуала по выявлению пары, она не отходила от Поттера ни на шаг. — Мы же созданы друг для друга, Гарри, ты не можешь этого отрицать, — говорила она и просительно заглядывала в глаза, надеясь увидеть там хотя бы отголоски ушедших чувств. — Ты же сам говорил, что мы расстались лишь для того, чтобы я оставалась в безопасности. Это ли не любовь, Гарри? Доучимся, сыграем свадьбу, все будет чудесно, вот увидишь! А Гарри каждый день выходил за ограду Хогвартса, чтобы аппарировать в «Святой Мунго», где с самой весны лежала Луна, потихоньку приходившая в себя. «Бедная девочка», — так переговаривались между собой целительницы и их помощницы. «После плена она вряд ли сможет когда-нибудь найти себе пару», — качали головой целители из всех возможных отделов, которых безутешный Ксенофилиус собирал на бесконечные консилиумы. «Пытки Пожирателей смерти нарушили тонкую магическую сферу, отвечающую за поиск соулмейта. Нам очень жаль, мистер Лавгуд. но магия и медицина здесь бессильны. Я уверен, что девочка все же сможет обрести свое счастье, какой-то процент соискателей проходит ритуал без результата. Я уверен, вам непременно повезет», — отвечал главный целитель, не сумевший пройти мимо горя отца героини минувшей войны. «Главное, что она скоро полностью оправится и сможет вернуться к привычной жизни, окончить школу», — говорили одни. «В конце концов, ваша дочь не лишилась конечностей, сохранила свою магию и не сошла с ума от пыток, так что можно сказать, что ей повезло», — сердито ответствовали другие, намекая на то, что после войны осталось немало искалеченных людей, пострадавших гораздо, гораздо сильнее. Ксенофилиус Лавгуд, потерявший жену и едва не потерявший дочь, при мысли о том, что его последнее сокровище лишилось возможности найти свою судьбу, создать семью по-настоящему сходил с ума. Гарри знал об этом прекрасно, так же, как знал и обо всем, что говорили страдающему отцу целители. Потому что стоило только Поттеру появиться в пределах госпиталя, как мужчина оказывался рядом с ним и шипел проклятия сквозь стиснутые зубы. «Это ты виноват в том, что я включил в свою газету твою проклятую статейку! Это ты затащил ее в свой отряд Дамблдора! Это ты вскружил девочке голову! Это ты увлек ее за собой! Не смей теперь отворачиваться от нее! Не смей приходить сюда! не смей появляться на моих глазах! Не смей оставлять ее одну!» И Гарри осторожно похлопывал мечущегося в горе мужчину по спине, усаживал его поудобнее, бегал за водой и умиротворяющим бальзамом. Переводил дыхание, набираясь сил, а потом раз за разом, день за днем входил в просторную, светлую, залитую солнцем палату и осторожно брал в свои ладони полупрозрачную руку и заглядывал в безмятежные серые глаза, наполненные радостью и пронзительной свободой небес. — Ты пришел, Гарри! — ежедневно восклицала она, и каждый раз в ее голосе звучали неподдельные счастье и изумление. Луна была рада видеть его, но не ждала. Эта чистая девочка до сих пор никак не могла поверить в то, что может быть нужна хоть кому-нибудь вне зависимости от собственной полезности. — Здравствуй, Луна! — сдавленным голосом шептал он и подносил слабо пахнущее мелиссой запястье к губам. — Как ты себя чувствуешь сегодня? — Представляешь, сегодня солнечные зайчики не приходили ко мне здороваться. Они устроили девичник и танцевали на подоконнике. Уверена, им было не до меня, но мне все же стало немного грустно. Скоро меня выпишут, Гарри, и я вернусь в школу. Интересно, моя обувь снова начнет пропадать или на этот раз нарглы перестанут ее растаскивать? Сердце зашлось от нежности. Вот так всегда: мелкое наблюдение, в котором таилась такая жажда жизни, такая любовь к ней, что было сложно не разделять восторг. Затем серьезный разговор о делах и беспокойство о будущих неприятностях, но так, чтобы никто даже не понял, что она способна жаловаться, обижаться или испытывать неудобство. В этом была вся Луна: полусумасшедшая, полуребенок, а на самом деле — просто существо иного порядка, в награду дозволившее себя любить. Гарри любил ее, искренне, всем сердцем, только никак не мог убедить в обратном. Она была уверена в том, что он дождется ритуала, найдет свою соулмейт и станет счастливо жить-поживать с чужим для себя человеком. Наживет детишек и навсегда забудет о том, как любил другую, и что обещал ей длинными зимними ночами под пронизывающей стужей Астрономической башни. — Я думаю, завтра зайчики придут к тебе, — улыбнулся Гарри и снова коснулся губами запястья: левого, того самого, на котором психованная фанатичка Беллатрикс вырезала неисцелимые руны. Луна на самом деле должна была умереть, но проклятие удалось остановить и ограничить только запретом на поиск соулмейта. — У них будет страшное похмелье, и жених станет ворчать на то, что его невеста перебрала перед самой свадьбой. Однако от слов своих не откажется, и во имя солнца ты их обвенчаешь на долгую жизнь, чтобы всем нам стало тепло и светло. Гарри говорил искренне и верил в собственные слова. Рон смеялся над «сумасшедшими бреднями» Луны, Гермиона злилась на нее за «ненаучные теории» и требовала доказательств, но Гарри ничего этого было не нужно. Ему и без того хватало знания: такая у Луны магия. Она могла рассказывать детские сказки, желая добра, придумывать самые причудливые небылицы, но мир при этом становился чуточку добрее. Луна меняла людей, вытаскивала из них все самое лучшее, и он любил ее за это. А потому всерьез относился к любым сказанным ею словам. — Это вполне возможно, — важно кивнула она и покачала головой. — Нужно только папу позвать, чтобы он не грустил под дверями палаты. Почему-то он почти перестал заходить ко мне, когда целители сказали, что все последствия проклятия им не снять. Ты не знаешь, почему он так зол на меня? — Он зол на меня, — Гарри лишь покачал головой. — И ему больно оттого, что он тоже не смог тебя защитить. Я скажу ему… — Не нужно, — она мягко улыбнулась и отвела его руку в сторону. — Когда найдет в себе силы принять эту боль, он придет сам. «Да, только за это время успеет причинить немало боли тебе», — Гарри мысленно покачал головой, но вслух ничего не сказал, потому что Луну изменить было невозможно. — Скоро все ребята, пропустившие поиск пары из-за Волдеморта, и шестой курс смогут найти свою половинку, — задумчиво сказала Луна и посмотрела куда-то в окно. — Я все думаю, почему когда в школе учился ты, ритуал проводили лишь на седьмом курсе. — Я думаю, если бы Волдеморт не напал на Хогвартс в конце моего шестого курса, — невесело усмехнулся Гарри, — мой седьмой курс тоже не смог бы пройти ритуал по каким-нибудь там причинам. Мальчик из пророчества не должен был думать о соулмейте, в идеале — даже знать о таком не мог. — Война закончилась, — мягко улыбнулась Луна. — Теперь ты найдешь свою судьбу. — Уже нашел, — выдохнул Гарри и наконец-то показал ей то, что до сих пор старался держать вне поля ее зрения. — Гарри! — увидев его левую руку, она тихонько вскрикнула и прикрыла лицо ладошками. Наверное, было отчего так пугаться, но выросший в мире маглов Поттер ничего страшного в своем поступке не видел. На предплечье во всей своей красе раскинулся алый феникс и время от времени горделиво бил крыльями с золотистыми кончиками на перьях. — Но это же… — Ага… — безмятежно отозвался он. — Заклинание точно такое же, какое использовали Пожиратели смерти, чтобы не проходить ритуал и связываться только с равными себе чистокровными. — Как тебе? По-моему, красиво. — Но ведь… — от переживаний она закашлялась и беспомощно откинулась на подушки. Гарри выругался про себя и помог ей устроиться поудобнее. Лечение действовало, но медленно. слишком медленно, а ему все не терпелось поделиться с ней своей радостью, своим триумфом. Она выглядела встревоженно, и Гарри осторожно прикоснулся губами к ее виску. — Теперь же… — Чистокровные будут тонко намекать на то, что я пошел по пути их любимого Волдеморта, — усмехнулся Гарри, — все остальные же с радостью обвинят меня в том, что я отвернулся от самого лучшего, что приготовил для меня величественный мир магии. Возможно, даже назовут новым воплощением ужасного Сами-Знаете-Кого и начнут с криком убегать от меня на улицах. Это все неважно. — Но Гарри… — потрясенно повторила Луна, и тогда Поттер сделал то, что давно хотел и что не мог себе позволить с того самого момента, как отправился в путь за хоркусами: он мягко, но настойчиво надавил своими губами на губы Луны, призывая ее подчиниться желанию, хоть немного податься навстречу. Она ответила. Ее рот немного неуверенно приоткрылся, ее глаза закрылись в предвкушении, ее ладони слабо скользнули по его спине, робко намечая ласку. — Я нашел свою соулмейт, — нежно, но настойчиво сказал Поттер, целуя Луну, скользя ладонями под тонкую рубашку, обрисовывая изящные линии истончившегося за время болезни тела. — Но я же… — Ты — моя соулмейт, — решительно ответил Гарри. — До тех пор. пока ты сама с этим согласна. И если хоть кто-нибудь будет против нашего решения, я сделаю все, чтобы он навсегда забыл даже думать о нас. — Будет очень тяжело и больно, — честно предупредила Луна, пока ее тонкие пальчики в незатейливой ласке вплетались в густую шевелюру Гарри. — Плевать, — сурово ответствовал Поттер. — Пока ты со мной, мне ничего не страшно. Пока я могу любить тебя, мир не сможет меня сломать. «Ради тебя я сломаю любую систему, ради тебя останусь там, где нам будет хорошо вместе», — чуть мрачно подумал он перед тем, как полностью раствориться в заполученном, наконец, доверившемся счастье. И если это не судьба, тогда что?