На берегу очень тихой реки

— Ламбад! Налей мне ещё бокальчик. Того же самого. — устало протянул Кавех, слегка отрывая лоб от предплечья, чтобы плавно повести пустой тарой из-под вина напротив тут же принявшего её с трудночитаемым “Хм!” бармена. — И как только в таком тщедушном теле местится столько выносливости… — пробормотал он, разворачиваясь к полкам с вином и с досадой отмечая скоро окончание открытой бутылки. — Что, парень, работа нервная? — И как ты… понял? — практически успев улечься обратно, встрепенулся юноша, стараясь сфокусировать взгляд на собеседнике. — Я, вообще, пошутил просто. — чувствуя себя даже немного неловко от наивной доверчивости новоприбывшего, пробормотал Ламбад. — А ты чем, напомни, занимаешься? — Архитектурой. — с тоской поджал губы Кавех, с трудом сдерживая желание буквально раствориться в полутьме бара. Ну конечно. Архитектурой. Бесполезным маранием бумаги и компьютерной памяти он занимался — и это в лучшем случае. — О-о… — бармен не нашёлся с ответом. Его дело было нехитрое, и он уже и не помнил жизни до этого поселения. Чего он ещё не помнил — так это когда в Катаавачи в последний раз появлялось новое здание. Вовсе неудивительно, что парнишка так тоскует. — Ну, это… давай-ка дальше за счёт заведения. — прокашлявшись, опустил перед юношей бокал он. — Спасибо. — Кавех попытался улыбнуться, и от Ламбада это не ушло, да только вышло как-то смазано и вымученно. Обычно у него отлично получались самые обаятельные выражения, даже когда юноша был пьян вдрызг. Но не сейчас. — Ну… и над чем сейчас работаешь? — очень стараясь хоть как-то отвлечь его, но совершенно не улавливая никаких иных тем, почесал затылок бармен. — Ха-ха… о, ты будешь удивлён! — искренне зашёлся Кавех, опасно отшатываясь на высоком стуле и волнообразным жестом указывая в окно. — Вот им! — Э… — Ламбад чуть наклонился, пытаясь уловить, куда указывал изящный палец юноши, но никак не складывая это для себя в целостную картину. — Отсюда в ту сторону только отель старый видать… погоди, не может быть! — Ага! — цокнул языком юноша, новым размашистым жестом вновь опуская локти на стойку, беря бокал в руки и делая крупный глоток. — Угадал. Я должен предоставить им “предложения по улучшению отеля “Молчаливая долина 5*”. Ну разве не прелесть? Ламбад помрачнел. Прелестью он это вовсе не считал — ни то, что юному архитектору придётся заниматься подобной дрянью, ни то, что заданием было не планирование сноса проклятой гостиницы. Его настроение, впрочем, легко укрылось от расфокусированного взгляда юноши, с этим рассказом погрузившегося в свои мысли. Мысли о душном кабинете где-то на нижних этажах станции, в котором он вовсе не собирался работать, о бесконечной переписке с руководством Академии, сквозившей напускной давящей вежливостью. О начавших казаться бесконечными попытках убедить высоколобых умников в том, что от него может быть куда больше толку, чем просто воображать, “а как было бы, если б смоглось” и пытаться предложить варианты новых домов для туристов в этой дыре. Кавех точно знал, что из любого места можно сделать идеал — по крайней мере, для того, для чего оно было предназначено. И Катаавачи здесь не был исключением, если бы академики признали правду: он оказался автономной исследовательской точкой на обеспечении слишком уж крупной для этих целей ГЭС, но не более того. Он не был райским уголком для туристов, не был мечтой путешественников, не был проявлением технического гения. Меньше гонора, больше конкретики — и всё могло бы получиться. И Кавех вполне мог бы предложить варианты для реструктуризации всего городишки, при которых он бы заработал — и даже без такой заманчивой идеи сноса половины несуразных его построек. Но никто и не думал слушать его. И, кажется, в своей провальности он действительно достиг пика. Письмо от руководителя легко сводилось к простой идее: хотел серьёзное задание? Вот тебе, пожалуйста, громоздкое, тяжеловесное центральное здание всего города. Работай — хоть заработайся. О том же, что основным его желанием было, чтобы хоть какая-то работа увидела свет и была реализована… он устал спорить. Бокал опустел быстро. Как и тот, что был до него, как и тот, что за ним. Хорошо хоть через какое время после этого “за счёт заведения” юноше удалось напиться достаточно, чтобы уже не особо воспринимать реальность вокруг. Он видел бармена, видел других посетителей. Кажется, кто-то попытался доебаться до него, но Ламбад с каким-то на удивление светловолосым мужиком быстро отогнали этого “кого-то”. Впрочем, вернуться к нормальному вечеру после этого так и не удалось. Всё тот же светловолосый мужик поднял Кавеха за плечи, придерживая и уводя куда-то наружу. У юноши сил сопротивляться не было, хоть ничем хорошим это обернуться не могло. А обернулось и вовсе худшим — каким-то образом незнакомец дотащил его до его комнаты. Ах, простите… их комнаты. Даже особо ничего не видя перед собой, Кавех не мог не словить рвотный позыв от совершенно неуместных линий, которые формировали тумбочки, стул и стол аль-Хайтама. Сосед наотрез отказался что-либо менять — Кавех готов был поклясться, что в основном из своих садистских наклонностей и желания довести его до удара этим ужасным видом. Ладно. К чёрту. Он не собирался думать ни об аль-Хайтаме, ни о его ужасном вкусе, ни о природной жестокости. По крайней мере… до утра. Дольше же тянуть не получилось так или иначе. Медленно и с болью разлепив глаза, пожалев по очереди о том, что родился, что решил вчера пить и что выпил недостаточно, юноша опустил ладонь на лоб и тихо зашипел. Перед глазами ещё какое-то время всё плыло, и только усилием воли он заставил себя сфокусироваться на… аль-Хайтаме. Ну конечно же. Читавшем очередную книжонку. Ну разумеется! Лёжа на… его кровати?! — Эй, ты что это делаешь?! — резко подорвался Кавех, тут же почувствовав, будто по затылку его ударили чем-то тяжёлым, да с такой силой, что боль отдалась в глазах и шее. Он схватился за голову, плавно опускаясь обратно и тихо шипя, зажмуриваясь — не в последнюю очередь чтобы не видеть самодовольной усмешки соседа. — Читаю. — ровно констатировал тот. — В моей постели? — язвительно процедил архитектор, на этот раз пытаясь подняться плавнее. — А сам ты где находишься-то, м? — насмешливо склонил голову набок аль-Хайтам, искренне наслаждаясь стремительно покрывшим щёки юноши румянцем. Ох, ну надо же. До него дошло. — В… твоей постели?.. — неуверенно предположил Кавех, осматриваясь и тут же с ужасом отмечая лежавшее на нём безвкусное одеяло с ужасной стариковской вышивкой. Он еле удержался от ещё одного резкого прыжка — после этой ткани хотелось помыться и не касаться её больше никогда, но тень прежней боли не успела его покинуть, заставляя сидеть смирно. — Как это вышло? — Я пришёл — так уже было. — безразлично дёрнул плечом секретарь, вновь опуская глаза в текст. — Видимо, кто-то вчера решил по доброте душевной озолотить Ламбада и помочь ему тянуть бизнес в столь непростых условиях. Ламбад… бармен. Вино. Дьявол. — Ты не знаешь, как я сюда попал? — устало вздохнул юноша, садясь на кровати. Впрочем, ждать, что аль-Хайтам хоть что-то ему расскажет… нет, полная глупость. — Понятия не имею. — повторил тот, одним движением пальца закрывая книгу и разочарованно поджимая губы. — Полагаю, почитать ты мне не дашь. А выслушивать твои попытки восстановить в похмельном сознании крупицы того, как и с кем ты возвращался домой, я не собираюсь. — он поднялся, аккуратно опуская книгу на тумбочку и подбирая с пола сумку, которую, кажется, даже не разбирал. — Так что я пойду работать. Что и тебе советую. — он вышел прежде, чем Кавех успел что-либо сказать. Прежде, чем он успел подумать, зачем он вообще приходил — судя по застеленной так аккуратно, как аль-Хайтам сам никогда бы не сделал, кровати, не для того, чтобы спать. Впрочем, о чём это он? Чтобы аль-Хайтам да упустил возможность поиздеваться над ним? Наверняка заметил ещё вчера, в баре. А может, и вовсе сам притащил его в комнату и устроил всю эту чехарду с кроватями? Собравшись с силами, юноша поднялся и стал одеваться. “Что и тебе советую”, ага! Если бы аль-Хайтаму нужно было заниматься такой бесполезной чепухой… впрочем, он был бы вполне доволен жизнью — только бы за неё платили! Недовольно пыхтя, юноша зашнуровал рубашку и не глядя провёл ладонью по тумбочке в поисках застёжки накидки… ох, это он зря. С глухим стуком на пол упала книга аль-Хайтама, который абсолютно точно заметит любую изменившуюся в ней мелочь, какой-то незначительный изгиб на обложке — и всё. И Кавех никак не объяснит ему, что, вообще-то, он мог бы положить её и аккуратнее, а ещё… это что такое? Юноша аккуратно опустился вниз, изящным жестом поднимая выпавший из книги сложенный пополам лист. Записка?.. кто мог писать аль-Хайтаму записки? Не то что бы Кавех знал весь город… хотя, вообще-то, знал достаточно многих — из тех, кому хватало нелюбви к себе, чтобы задерживаться в Катаавачи. Кроме того, аль-Хайтам был очевидно невыносим, и никто не стал бы вести с ним личной переписки, но он не взял книгу на работу, а значит… Нет. Не его дело. Но любопытно. Но аль-Хайтам точно заметит… Но она могла развернуться и просто при падении! Но… К чёрту. Ему было любопытно — и он посмотрит. Из простого праздного любопытства, как и всегда. Парой мягких жестов пальцами он развернул листок.

“Пропал ещё один человек. Тигнари с его отрядом прочесали ближайшие окрестности но, как и раньше, никаких следов. В городе тоже глухо. Нужно зафиксировать — но тихо. И обсудить между собой. Мне всё это совершенно не нравится.

— Сайно”.

Какого… чёрта?