Caesura

— Ты любишь шоколад? Обернувшись, Сатору видит Сёко. Она стоит в дверях и заглядывает в палату с коробкой шоколадных конфет в руках. — Ты серьёзно, Сёко?.. — Эй, это не я придумала, — улыбается она. Но прежде чем Сатору успевает открыть рот, чтобы ответить, раздражённо сесть к ней спиной и уставиться в окно, Сёко заходит внутрь. Она в несколько шагов пересекает комнату и подходит к кровати, и в её походке чувствуется такая уверенность, что у него по всей видимости будут трудности с тем, чтобы сказать ей хоть слово против. — Служанка из клана Годжо попросила тебе это передать. Сатору опускает взгляд на коробку. Она большая. Он видел такие же коробки раньше, когда был ребёнком. В них упаковывали все его любимые конфеты. — Ну же, — подгоняет его Сёко. — Открывай. Сатору бормочет что-то себе под нос. Но всё равно берёт коробку и, не обращая внимания на самодовольное лицо Сёко, снимает верхнюю часть. И видит, что она полностью заполнена его любимыми шоколадными конфетами. Теми, которые он обожал в детстве. Вот тёмные, опасно приторные — те, после которых у него на языке всегда оставалось ощущение пропитанности и бархатной глазури; светлые, сливочно-маслянистые, с хрустящим миндалём; конфеты с золотыми завитушками в левом углу коробки, от которых сладко пахнет карамелью; нежные клубничные. Шёлк и атлас для вкусовых рецепторов. — Ха, — говорит Сёко. — Похоже, в поместье о тебе по-настоящему кто-то заботился. — …Служанку звали Муцуко? — вяло спрашивает Сатору. — Да. Она отправила это в школу сегодня утром, — и тут Сёко начинает смеяться. — Думаю, она не знала, как именно тебя отравили. Это даже забавно. Сатору смотрит на коробку. Исходящий от неё знакомый аромат действует на него успокаивающе. Он даже заставляет скучать по чему-то из детства, но Сатору быстро заталкивает эти чувства подальше, прежде чем они обретут более осязаемую форму. — В последние дни ты выглядишь немного подавленным, — говорит Сёко, — поэтому я подумала, что лучше отдать тебе это сейчас. — Я не выгляжу подавленным, — хмурится Сатору. — А врёшь ты не так хорошо, как Гето. Но не беспокойся. Я никому не скажу, что тебе грустно из-за того, что кое-кто тебя избегает. Сатору остаётся лишь смотреть на неё в бессильной ярости. Идёт шестой день. Гето так и не пришёл увидеться с ним. В настоящий момент Сатору не думает, что такое может быть по причине того, что Гето устал, ослабел, запамятовал, или ему просто нужно время побыть одному. Всё ощущается так, будто произошло что-то, послужившее причиной этого непонятного разлада, и Сатору напрочь забыл об этом. Или же он просто переоценил их дружбу. Может быть, Гето вообще не считает его своим другом и не чувствует себя обязанным навещать Сатору после стольких дней, которые они провели в том доме вдвоём, и всех полученных ими обоими ран. От этой мысли ему хочется что-нибудь пнуть. — Эй, — говорит он. — Сёко. — М? Сатору поднимает на неё взгляд. В ответ Сёко предвкушающе щурится, и на мгновение кажется, что уголки её рта вот-вот растянутся в ухмылке — но она пресекает это на корню и выдаёт свою фирменную улыбку, не переставая при этом выглядеть до ужаса самодовольно (Сатору, как и всегда, не обращает на это внимания, он всегда так делает в последнее время). — Я хочу тебя кое о чём попросить.

-----

На тот момент, когда Сатору зачислили в школу, он не имел права голоса ни в чём. Отстойно, конечно, но жить можно. Не то чтобы он прямо жаждал высказывать своё мнение, поэтому это не было такой уж большой потерей. За него решили, что он будет посещать Токийскую магическую школу, что его наставником будет Масамичи Яга, обозначили размер финансовой поддержки, выбрали форму. Против этого Сатору ничего не мог сказать. Его всё это, честно говоря, нисколько не беспокоило, ведь так было заведено с самого его рождения, да и предсказуемость не создавала лишних хлопот. Хотя ему было любопытно, проявил бы клан хоть какой-нибудь интерес, если бы он решил что-то самостоятельно. До тех пор, пока это не мешает твоему развитию, могли бы ему сказать в то время, когда чужие слова имели больший вес. Сатору было любопытно, имело ли всё это смысл. Изменилось бы что-нибудь лично для него, если бы он сам выбрал себе комнату, решил, в какую школу будет ходить, организовывал свой досуг. Придумал, какой будет его собственная форма.

-----

Пакет с заказом с удивительной скоростью доставляют в его палату прямо на следующий день. Когда Сатору просил об этом Сёко, он не ждал, что она будет сильно торопиться, да и пошив вряд ли займёт менее трёх дней. Но, проснувшись утром — чуть раньше запланированного, — он видит на тумбочке аккуратно упакованный, ровненький белый свёрток толщиной всего в несколько сантиметров. Это уже седьмой день. Всё так же приходят и уходят разные люди. Проверки его самочувствия утомляют всё больше и больше. Спустя какое-то время боль надоедает; оказывается, что слышать о ней особо никто не хочет, даже если спрашивает, поэтому Сатору не вдаётся в подробности о том, насколько изматывающа она бывает иногда по ночам. Но это не напрягает. По крайней мере, Яга и другие сотрудники школы рады, что теперь он чувствует себя лучше, чем неделю назад. Напрягает другое. В первую очередь, ему ужасно скучно. Находиться наедине со своими мыслями бывает увлекательно (потому что ничего забавнее содержимого его головы не существует), но блин. Сколько можно, ну правда. Есть предел тому, какое количество времени человек может выдержать, оставаясь в одном месте. Совершенно неудивительно, что некоторые пациенты сбегают из больниц босиком. Чаще всего он тупо играет в змейку на телефоне. В палате нет телевизора, поэтому, когда рядом нет никого, к кому можно поприставать, он частенько открывает книгу под названием «Барьерные техники и когда их использовать», которую Яга всучил ему четыре дня назад и настоятельно рекомендовал прочитать. Тяжёлые времена. Как он мог пасть так низко. Вынужденное заточение в больнице подразумевает под собой колоссальное время для размышлений. Сатору думает о миссии, о недовольстве руководства. Об отсутствии уверенности в том, что им присвоят особый уровень — что грустно, но ожидаемо. О том, что вознаграждение за его голову не увеличат. И о том, что эта миссия на какое-то время отвадит часть проклятий от преследования его, но есть и другие, и эти другие снова будут охотиться на него, они даже могут оказаться подельниками Джишина, Рин и бог знает кого ещё. Это не был последний раз, и последнего раза не будет никогда. Как итог, всё связанное с больницей и лечением действует на него угнетающе. Он в неволе. Ему скучно. Ему неспокойно. И он до сих пор не видел… …восстановился после дня лечения, сказала Сёко, и даже заходил разок проведать тебя. Сатору недовольно морщится. Идёт седьмой день. Гето так и не пришёл навестить его. Он даже не отправил Сатору сообщение, чтобы поинтересоваться, как он. Ни единого словечка и ни единого звонка. Даже в дурацкое окно не заглянул. Они тупо не виделись друг с другом целую грёбаную неделю, и Сатору стремительно охватывает желание сравнять с землёй эти чёртовы стены вокруг него. Потому что ну какого хрена вообще. Он что-то не так понял? После этого всё вернётся на круги своя? Если так пойдёт и дальше, то они вряд ли увидятся до начала занятий. Он, Сатору, так и будет предоставлен самому себе, пока Гето и Сёко будут проводить время вместе? Пока Гето будет демонстративно избегать его? Так было всегда, так что ничего страшного. Правда же? Всё в порядке. Но Сатору искренне поверил, что в том доме между ними что-то изменилось, в те несколько дней, что они провели в заточении вдвоём… — Блин. Надувшись, Сатору понуро садится на край кровати. Всё это так глупо. Ему даже не нравится думать о таких нелепых вещах. Лучшим вариантом будет затолкать эти мысли куда подальше, чтобы больше не чувствовать того, что он чувствует сейчас… Сатору протягивает руку к белому свёртку, лежащему на матрасе чуть дальше от него. Идёт дождь. Капельки воды мягко барабанят по открытому окну, стекают по стеклу, превращая всё в череду размытых цветных пейзажей. Несколько секунд Сатору лениво разглядывает сад за окном — зелень сменила свой оттенок на более тёмный, а лужи сверкают серебром под проливным ливнем — и начинает потихоньку снимать рубашку. — Чёрт, — морщась, шипит Сатору. — Дурацкая рубашка. Это бесит. С тех пор как он оказался в больнице, его подвижность ухудшилась. Конечно, ему уже не так больно, но стягивание одежды через голову превратилось в тягостный, мучительный труд. В конце концов рубашка поддаётся, и он откидывает её в сторону, где лежит свёрток… — Ой. Сатору оборачивается. Он уже попал под воздействие чужого голоса, но вот от вида стоящего за порогом человека его сердце и вовсе чуть не отказывает. На него, не отрывая взгляд, смотрит Гето. Он одет в свою безупречно выглаженную форму, на голове привычный пучок. Гето, как и всегда, кажется эталоном спокойствия и душевного равновесия, если бы не его слегка расширившиеся глаза. Наступает тишина. — Сугу… И Сатору сразу захлопывает рот. Его голос не дрожит, поэтому он чрезвычайно гордится собой, ведь он в состоянии сохранять внешнее самообладание, даже когда внутри всё клокочет от возмущения. Тяжёлый взгляд Гето прикован к лицу Сатору, к шее Сатору, к телу Сатору. Он смотрит на него так, словно это не он, а кто-то другой проделал весь путь до палаты и встал в дверях. Его руки висят безжизненными плетями по бокам, как будто он не знает, что с ними делать. Сатору почему-то хочется сбежать сию же секунду. Какого чёрта вообще… Он к этому не был готов. Всего неделя, да? Всего одна неделя, что совсем не много, но они так долго были намертво приклеены друг к другу в том доме, так нелепо близки, что один взгляд на Гето — с уверенно расправленными плечами, тёмными, как озеро, глазами, выражением его лица, положением тела — во всём этом так много Сугуру, что сейчас перельётся через край, — заставляет желудок Сатору сделать странный кульбит, после чего сердце уходит в пятки. — Я думал, — говорит Гето и замолкает. В нём чувствуется нарастающее напряжение. — Я думал, что ты спишь. Сатору тупо смотрит на него. Повисает затяжное молчание. А потом, бездумно, будто его тело двигается само по себе, Сатору тянется к тумбочке, хватает оттуда первую попавшуюся под руку вещь и швыряет её в Гето. — Эй, эй! — удивлённо вскрикивает тот, уворачиваясь от пустой бутылки. — Что ты… Сатору хватает другую вещь и запускает её в том же направлении. — Стой! — пытается остановить его Гето. В этот раз ему удаётся поймать на лету брошенную ручку. Он выглядит растерянным. — Что ты делаешь, Сатору? Моя рука ещё не зажила до конца! Сатору, уже нацелившийся на книгу на тумбочке, замирает на полпути. Гето смотрит так, словно у него, Сатору, на голове выросли рога. Опасливо выставив перед собой руку, говорит: — Что это было? — а потом озадаченно повторяет: — Что это, на хрен, было? Ответа нет. Сатору был бы ещё более недоволен и рассержен, если бы не тот факт, что это первый раз за семь дней, когда он слышит голос Гето. Первый раз за неделю он слышит этот тембр, эту спокойную уверенность, которая ощущается, даже когда Гето говорит тихо. И от этого хочется биться головой об стену. Поэтому он делает то, что у него лучше всего получается в моменты, когда его чувства вступают в противоречия: поворачивается спиной к Гето, садится и упрямо говорит: — Уходи. Взгляд Гето обжигает спину. — …Эй. Сатору с интересом разглядывает пол. — Сатору. Но Сатору решительно остаётся на месте. Не двигается. Не поворачивается к Гето лицом. В этот раз молчание между ними затягивается на минуту. В конце концов Гето вздыхает (это звучит очень нерадостно и, очевидно, не только звучит; Сатору даже не глядя может почувствовать, как плечи Гето тяжело опускаются от этого действия), и вместо ответа раздаётся щелчок закрывающейся двери. А после этого — звук шагов. Они становятся ближе и ближе, и в какой-то момент Сатору перестаёт ощущать сквозняк из окна. Когда он поднимает глаза, Гето стоит на расстоянии вытянутой руки от него, подсвеченный тусклой лампой у кровати и серым небом за спиной, и смотрит на него сверху вниз. Теперь Сатору может рассмотреть его гораздо лучше. Чуть заметные мешки под глазами. На левом виске заживающий шрам, ещё один шрам на левой щеке, а правая рука ведёт себя не так как положено. Восстановился не полностью, хмурясь, думает Сатору, но дела у него лучше, чем у меня. В сущности, это всё, о чём он только может просить. — Что ты делаешь? — мягко спрашивает Гето. — Пытаешься заболеть? Сатору удивлённо моргает. Опускает взгляд на себя. Он как-то и забыл, что на нём нет рубашки, и только пара свободных штанов прикрывает его от прохладного от дождя ветра, задувающего в открытое окно. Сатору подавляет желание скрестить руки на груди. — А что если так? — сердито отвечает он. — Как насчёт тебя, Сугуру? Что с твоей рукой? Сощурив глаза, Гето слегка наклоняется, чтобы встретиться взглядом с Сатору, и медленно произносит: — Ты злишься на меня. — Нет, — резко отвечает Сатору. — Прости. Не отрывая от него глаз, Сатору мысленно надеется, что Гето сможет правильно интерпретировать то, о чём он думает. Несмотря на то, что они знают друг друга всего ничего, Гето всегда мог понять молчание Сатору. Но, видимо, не сейчас. — Семь дней прошло, — угрюмо говорит Сатору, отбросив всё своё достоинство ради этих слов. Тот факт, что ему приходится это озвучивать, вызывает у него обиду и негодование. — Чем ты вообще занимался целую неделю? Глаза Гето неотрывно смотрят на него. Но сам он заметно колеблется. — …Мне жаль, что я не приходил к тебе, — прокашлявшись, наконец говорит Гето. — Мне просто нужно было… кое-что обдумать. Сатору понимает, что за этими словами скрывается нечто большее, но у него нет никаких предположений. — Я тебя поколочу, если ты скажешь, что это из-за чувства вины, — вместо этого говорит Сатору. — Что? — брови Гето взлетают вверх. — Разве ты не чувствуешь вину за то, — поясняет Сатору, — что передал мне шоколад? Гето выглядит удивлённым. Несколько секунд он, не мигая, смотрит на Сатору. — Это… — всё-таки произносит он с ноткой паники в голосе. Потом отводит взгляд в сторону… и вот оно. Наконец. В твоих глазах проступает чувство вины. — Я думаю, что это именно оно. Прости. Ладно… Что это за тупое объяснение вообще? — Если собираешься врать, то ври лучше, — говорит Сатору. — Но это правда так. Я просто не мог… Он обрывает себя на середине фразы. Не в состоянии оторвать от него глаз, Сатору ловит себя на ощущении, что это была ложь; он думает о том, что именно Гето помог ему вернуться сюда — именно он держал его, истекающего кровью и ослабевшего, дышащего с трудом, в своих объятиях на скате, — и решает не давить. Может быть, Гето думал, что он умрёт. Может быть, это его напугало. Вряд ли ему было просто убедить себя в том, что его вины здесь нет, и продолжить жить дальше с запятнанными кровью руками. — Если тебе станет легче, Сатору, — говорит Гето, — я заходил несколько раз. Просто ты спал. И ты даже не попытался разбудить меня, вовремя придерживает язык Сатору. Это прозвучало бы слишком сокровенно. — Когда мне было плохо, — произносит он совершенно иное, — кто-то приходил и гладил меня по волосам. Пока я спал. Это был ты? — Мне правда очень жаль. Сатору в ужасе от того, как беззащитно звучат его собственные слова. — Прошла неделя. — Я знаю. — Сёко и Мэй Мэй приходили сюда поиздеваться надо мной. — Я знаю. — Учитель Яга принёс книгу о том, как плохо использовать Расширение территории. — Не могу не признать, что ты это заслужил, — со слабой улыбкой говорит Гето. — Прости-прости. У тебя всё хорошо? Сатору мрачнеет. У него никогда не получалось продавливать Гето, когда тот отказывался поддаваться, и его это не устраивает, возможно, даже подбешивает. Поди разберись. — Как видишь, Сугуру, со мной всё в полном порядке, — Сатору откидывается назад, опираясь обеими руками о матрас, и закидывает ногу на ногу. Глаза Гето скользят по его телу, после чего он торопливо возвращает их на место. — Если честно, не понимаю, почему я до сих пор здесь. Учителю следовало бы уже отпустить меня. Он ничем не отличается от проклятий, которые продержали нас в доме целую неделю. — Ну, — задумывается Гето, — разница всё-таки есть. — Я не предназначен для того, чтобы сидеть взаперти, — негодует Сатору. — Ты должен сказать учителю, что я победил тебя в бою, и, следовательно, способен постоять за себя за пределами больницы. — Но ты бы не смог победить меня, — говорит Гето. — Неважно. Ты не ответил на мой вопрос, Сатору. Не понимая, что он имеет в виду, Сатору просто смотрит ему в глаза. — Мне закрыть окно? — спрашивает Гето, и уголок его губ трогает дразнящая улыбка. — Или ты соизволишь надеть рубашку? Кажется, что сердитый взгляд, который Сатору метнул в него, не оказывает никакого воздействия, потому что улыбка не покидает лицо Гето. Он избегал его всю неделю, а теперь заявляется сюда как ни в чём не бывало и издевается над ним. Придурок. Сатору хватает с кровати белый свёрток, запускает в него руку, достаёт какой-то предмет и поднимает его повыше, давая рассмотреть. Несколько секунд Гето непонимающе разглядывает то, что Сатору держит в руках, а потом его глаза расширяются. — О да, я знал, что ты так отреагируешь. — Это… — неуверенно произносит Гето. — Это?.. Его школьная форма. Не Сатору. Это форменная куртка Гето. Дизайн другой. Она легче, чем та, что была у Сатору, и более сдержанная, с небольшим вырезом на воротнике и одной золотой пуговицей, расположенной чуть выше сердца. Сёко не стала задавать вопросы, когда он попросил её об этом. По крайней мере, вслух. В ответ он получил лишь забавляющийся, испытующий взгляд, после чего Сёко вышла из палаты, заявив, что пошив формы Сугуру Гето не займёт слишком много времени, так что не надо делать такое лицо, господи. И пакет, как она и говорила, действительно был доставлен на следующий день. — Я как раз собирался примерить её, когда ты пришёл, — объясняет Сатору. Выдерживает взгляд Гето, а потом расправляет куртку. По комнате разносится свежий, крахмальный запах новой одежды, от которого хочется сморщить нос. Сатору накидывает куртку на себя, просовывает руки в рукава. Когда же он наконец осмеливается поднять взгляд, то видит на застывшем лице Гето странное выражение, а глаза у него и вовсе бегают по сторонам. Видимо, он потерял дар речи. — Тут нет ничего необычного, — оправдываясь, добавляет Сатору, потому что понятия не имеет, как реагировать и как вывести Гето из ступора. — Ты сказал, что я отлично выгляжу в твоей форме. Когда Гето всё-таки переводит на него взгляд, у Сатору не получается его прочитать. Складывается впечатление, что он балансирует на грани чего-то… но потом ему удаётся взять себя в руки. Он снова отводит глаза, подносит руку ко рту и кашляет. — Что это за реакция такая? — подначивает его Сатору. — Лучше ты скажи, — немного хриплым голосом говорит Гето, с упрёком глядя на Сатору, — для чего тебе это понадобилось? — А? Я же уже сказал, разве нет? Мне идёт! Или ты так пытаешься заставить меня это снять? — Нет, не снимай… — останавливает его Гето. Он отворачивается в сторону, чтобы не смотреть на Сатору, и тяжело вздыхает. — Боже, мне от этого проще точно не станет. Сатору не понимает, к чему это было сказано, но спрашивать об этом почему-то кажется странным. Всё, что ему остаётся, это хмуро смотреть в окно — на дождь, на серые тучи, на тёмно-зелёную листву. Он поднимает руки, чтобы застегнуть пуговицы, но они его плохо слушаются. Получается неряшливо. — Ты вернулся в дом, чтобы найти тела? — говорит он после минутного молчания. Если Гето и застигнут врасплох неожиданной сменой темы, он этого не показывает. — Нет, — поворачивается к Сатору. — Ты же слышал о том, что произошло? — Всё равно расскажи. — Их тела удалось обнаружить в здании. Все пять плюс та маленькая девочка, — выражение лица Гето не меняется, но то, как старательно он не смотрит в глаза, даёт Сатору понять, что он чувствует по этому поводу. — Не знаю только, что случилось с её проклятым духом. Может быть, был изгнан с остальными. Может быть, покинул дом. Касательно Рин… Уверен, что тебе уже всё рассказал Иджичи, но мы действительно не смогли обнаружить никаких следов после неё. — Она знала, что делает, — отдаёт ей должное Сатору. — Я бы не ожидал, что поймать её будет легко. — Я должен был догадаться, что дело нечисто, когда она попросила меня передать тебе шоколад. — Эй, — предостерегающе говорит Сатору. — Здесь нет твоей вины. — Но… — Ты держал меня на руках всю дорогу, когда мы летели обратно, Сугуру. Гето улыбается ему, но улыбка у него какая-то кривая. Будто он не знает, как ему следует реагировать. — …Я на самом деле хотел убить её, — говорит он спокойно. Эти слова звучат так внезапно и таким уверенным голосом, что Сатору приходится несколько раз моргнуть, чтобы понять, не скрывается ли за ними шутка. — В тот момент, когда ты лежал на земле. Я даже не был уверен, что ты выживешь. — Гето снова отводит взгляд, но на его лице совершенно нет эмоций. — Если бы её смерть повлекла за собой отмену действия яда, то я бы, вероятно, убил её. — Ты бы этого не сделал, — убеждённо говорит Сатору. — Может быть, и сделал. Я не знаю. Сатору ничего не отвечает. Гето всегда был таким: одна его половина беспокоилась о том, что не случилось, а вторая половина волновалась о вещах, которые, возможно, и не произойдут. Как вообще жить с такой огромной кучей бесполезных мыслей? В любое другое время Сатору бы посмеялся над теми, кто тратит время, изводя себя этими «что если», но сейчас речь идёт о Сугуру, и единственное чувство, которое он испытывает, это облегчение от того, как Гето с ним разговаривает. Даже особо неловких моментов не было. И несмотря на то, что Сатору чувствует себя так, словно идёт по минному полю и ему следует внимательно смотреть под ноги, Гето всё равно относится к нему не так, как было до последней миссии. Без холодности и презрения. И уж точно не сторонится его. Погрузившись в свои мысли, Сатору на какое-то время выпадает из реальности. Он замечает, что вокруг что-то изменилось, только тогда, когда перед его лицом оказывается рука Гето. В этом нет ничего, что могло бы вызвать беспокойство, за исключением того, что Гето без предупреждения берётся за верхнюю пуговицу формы Сатору и расстёгивает её. — Эй, эй! — Сатору не орёт, хотя и близок к этому. — Сугуру, что ты делаешь?! — Всё нормально, успокойся, — ворчливо говорит Гето, а потом добавляет уже мягче: — Ты неправильно застегнул, идиот. Вот здесь. Он показывает на пятую пуговицу, ту, что расположена прямо под диафрагмой. И в этом месте Сатору замечает на ткани складку с одной стороны формы, как раз там, где он пропустил одну пуговицу. — Ой… — Несколько недостойно для молодого господина из великого клана Годжо, не думаешь? — улыбается Гето. — Заткнись. Я не виноват, что твоя форма такая хитровыебанная. Уголок рта Гето приподнимается совсем чуть-чуть, но этого достаточно, чтобы его улыбка превратилась в ухмылку. Свет, льющийся из окна позади, делает его глаза темнее обычного, и прямо сейчас в них плещется веселье. Веселье, и ещё что-то; Сатору вспоминает, что таким взглядом Гето смотрит на него в тех редких случаях, когда он загоняет своих противников в угол. — Позволь мне загладить свою вину перед тобой. Гето без предупреждения расстёгивает вторую пуговицу. — Ты… — начинает Сатору. — Я сделаю всё как следует, — говорит Гето, — в качестве компенсации. Щёки Сатору горят. Он чувствует, как его тело вспыхивает пламенем и тлеет опалёнными краями. Не в состоянии произнести ни слова, он может только смотреть на Гето широко распахнутыми глазами, в то время как тот медленно и неумолимо расстёгивает пуговицы на его куртке одну за другой, пока не доходит до пятой. Его пальцы плавно скользят по ткани, ловко избегая контакта с обнажённой кожей, и Сатору понимает, что Гето осторожничает. Делает всё, чтобы ненароком не коснуться его. Это уже слишком. Сатору мог бы оттолкнуть его. Мог бы сорвать с себя форму, крикнуть я сам и настоять на том, чтобы они сохраняли дистанцию, ведь он болеет… или что-то в этом духе, но ему хватает одного взгляда на сосредоточенное лицо Гето для осознания, что он этого не сделает. Так что вместо этого он вдавливает ладони в матрас — его мягкость действует заземляюще — и пытается успокоить дыхание. Пытается не обращать внимания на то, как громко колотится собственное сердце. Расстегнув куртку до пятой пуговицы — того места, куда закралась ошибка, — после секундной заминки Гето начинает застёгивать её снова, медленно и осторожно. Он напряжён. Сатору знает его достаточно хорошо, чтобы видеть это. Гето напряжён, несмотря на то, как уверенно и насмешливо вёл себя до этого, и напряжён так сильно, что это вряд ли ему помогает. Под тенью, отброшенной собственным силуэтом, его глаза выглядят почти чёрными, а вот невозмутимое выражение лица разве что не трещит по швам, пытаясь спрятать то, что лезет наружу. Сатору отводит взгляд и смотрит в окно, за которым начинает утихать дождь. Где холодные солнечные лучи пробиваются сквозь тучи и сверкают так же ярко, как чья-то белоснежная улыбка. — Вот, — говорит Гето. — Теперь всё хорошо. Когда Сатору снова смотрит на него, губы Гето искривляет подобие улыбки. А после, по ощущениям, проходит целая вечность, прежде чем Гето убирает руку с воротника, разрывая контакт, и Сатору понимает, что всё это время не дышал. — Смотри, как бы у тебя не вошло в привычку одевать и раздевать меня, — бормочет он. Похоже, что это выводит Гето из состояния транса. Он опускает глаза вниз, на пол, и начинает упорно разглядывать плитку под ногами. Его щёки заливаются краской. Сатору никогда не видел, чтобы Гето так краснел: ни за неделю, что они провели взаперти, ни даже за два месяца совместной учёбы. Не задумываясь, Сатору обхватывает его лицо обеими ладонями и притягивает к себе. Глаза Гето расширяются. С улицы доносится приглушённый смех проходящих мимо людей. От этого звука Гето каменеет, его губы сжимаются в тонкую полоску, но он не пытается отстраниться. Стоит, слегка склонившись над Сатору, так что их лица сейчас разделяют всего несколько сантиметров, и этого слишком мало, чтобы хоть один из них мог чувствовать себя комфортно. Сатору проводит пальцем по шраму на щеке. Кожа на ощупь прохладная, как речная вода. — Сатору, — шепчет Гето, — что ты… Но Сатору не слышит окончания фразы, потому что в нём пробуждаются воспоминания. Сатору. Ты слышишь меня? Эй. Всё как в тумане. Всё размыто. В его сознании мелькают только обрывки этих воспоминаний, никак не складывающихся в единую картинку. Но то, что происходит сейчас — близко склонившийся к нему Гето, падающий на него со спины свет, рука Сатору на его щеке, — выкручивает полотно его памяти, вызывая в воображении сцену, одновременно знакомую и чуждую. Там был скат. Была луна. Заметная, не до конца зажившая царапина на щеке Гето. Ветер в ушах. Далёкий от них обоих шум города, в котором бурлит жизнь за много километров внизу. Сатору, что ты… — Сугуру, — чуть слышно говорит Сатору. Что-то терзает его изнутри. — Мы… — он сглатывает. Слова застревают в горле. Господи, как бы он хотел, чтобы у него были более чёткие воспоминания и не приходилось впадать в отчаяние в попытках понять, что случилось в действительности. Но в голове один туман. Всё так расплывчато. Неспособный разобраться с этим, он смотрит на Гето (который почему-то застыл на месте) и осмеливается: — Пока я ничего не соображал, — он медлит, — мы целовались? Гето не меняется в лице. Нет ни намёка на эмоции. Он не моргает, не отводит взгляд. Между ними сгущается вязкая тишина. Сатору пытается понять, что скрывается за выражением его лица, подозревая, что его встретит жёсткая, нелицеприятная правда, но у него ничего не выходит. — Мы… — спустя несколько секунд говорит Гето. Он кажется оцепеневшим. — Я… — Так-так, — раздаётся голос Сёко, — а что это вы тут делаете? Они мгновенно отшатываются друг от друга. Сатору откидывается как можно дальше на простыни, его сердце сумасшедше заходится в груди. Гето делает примерно то же самое: отходит на два шага назад, выпрямляется и накрывает рот рукой. В комнату заходит Сёко. Её ботинки тяжело громыхают по полу, предвещая скорую гибель, а сама она с мерзкой ухмылкой направляется к ним. — Прошу прощения, — тактично говорит она, — я вам не помешала? — Нет, — торопится ответить Гето. — Вовсе нет. — Нет, — сдавленно говорит Сатору. — Чего тебе, Сёко? — Как мило с вашей стороны, — вздыхает Сёко. — Я, значит, пришла к вам, идиотам, с проверкой, и вот как вы ко мне относитесь. До этого момента Сатору совсем не ощущал её присутствия, чёртова ведьма. Может, ему телепортировать её куда-нибудь? — Всё, ты нас проверила. Можешь идти, — сердито смотрит на неё Сатору. — То есть я всё-таки вам помешала? — поднимает бровь Сёко. — Нет, — повторяет Гето. Он прижимает пальцы ко лбу, отказываясь смотреть на них обоих. — Нет, ты не помешала. Всё в порядке. Что-то случилось? У Сёко то самое выражение лица, которое бывает, когда она пытается прикинуться серьёзной и в то же время сдерживает смех. Уголки её губ изгибаются в совершенно противоположные стороны. Сатору думает, что Гето этого не замечает. А если бы заметил, то тоже попытался бы выставить её за дверь. Может быть. И вот так глупо момент оказывается безвозвратно утерян. Какая бы отчуждённость ни существовала между ними тремя раньше, теперь она рассеялась и ушла в небытие без каких-либо выяснений отношений, и Сатору чувствует себя так, будто его оставили на краю обрыва. — Расслабься, — говорит Сёко. — Мне просто было любопытно, как прошёл ваш разговор. — она поворачивается к Сатору. — Если что, мне пришлось сказать Гето, что ты спал этим утром, чтобы он пришёл. — Нет, ты этого не делала, — неестественным голосом отрицает всё Гето. — Вижу, что ты распечатал пакет, Годжо, — продолжает Сёко. Она смотрит на его форму с внешней беспечностью, но её глаза внимательно изучают каждую деталь. — Неплохо сидит, ага? — Поэтому я её и заказал. — Я тебя умоляю, — говорит Сёко. — Ты это сделал для того, чтобы Гето перестал тебя избегать… — Ты права, неплохо сидит, — громко перебивает её Сатору. — Впрочем, я могу её снять. Не хочешь тоже примерить, Сёко? Одна форма на троих? — Это как-то мерзко. — Эй, — возмущённо говорит Гето. — Чёрта с два бы ты отказалась, если бы речь шла об Утахи… — Вообще-то, я здесь по делу, — Сёко запускает руку в карман и что-то из него выуживает. Сатору плохо видно за её пальцами, но предмет вроде как квадратный, бежевый, даже немного блестит. — Гето попросил меня передать это тебе. Выбирал, разумеется, он сам, но попросил передать меня. Вот я и подумала, раз уж мы все здесь… — Постой! — срывается на крик Гето. — Ты отдаёшь ему это сейчас? — …тут и форма, и вы оба, так что время самое что ни на есть подходящее, — улыбается Сёко. — Лови, — и бросает то, что у неё в руке, Сатору. Предмет приземляется с неожиданным глухим стуком. Он не такой лёгкий, каким казался раньше. Сатору с любопытством переворачивает его, не зная, чего ожидать. Это Game Воу. Одна из тех версий, которые складываются, как книжка. Абсолютно новая. С гладкой поверхностью и серебристой надписью Nintendo на лицевой стороне. Сатору пытается открыть крышку, и та легко поддаётся, выставляя напоказ кнопки и пустой экран, безмолвно глядящий на него. Сатору хлопает ресницами. Это… определённо не то, что он ожидал. — Ты не могла подождать, пока я уйду? — он слышит тихое шипение Гето. — Но где в этом веселье? — возражает Сёко. — Что? — спрашивает Сатору. Поднимает взгляд с приставки (ощущения странные: он одновременно и разочарован, и тронут) на Гето и Сёко, которые прекращают сверлить друг друга глазами, чтобы переключить внимание на него. Гето хмурится, он явно чувствует себя не в своей тарелке. — Почему это? — Ты знаешь, что это вообще такое? — спрашивает Сёко. — Конечно, знаю, — Сатору кучу раз видел эту приставку по телевизору, на улице, в руках у мальчишек, бегущих из школы домой. — Но это же просто случайная вещь. Почему? — Да ничего особенного, — отводит взгляд Гето. — На ней сейчас есть только одна игра — «Дигимон». Может, тебе не понравится. Просто я подумал, что тебе здесь скучно. — Это я сказала ему, что тебе скучно, — услужливо подсказывает Сёко. — А ещё я подумал, что ты в своём клане не играл в подобные игры. Возможно, тебе будет весело. Сатору внимательно на него смотрит. — А если тебе не понравится, — с волнением добавляет Гето, — я заберу её обратно. Опустив взгляд на приставку, Сатору аккуратно вертит её в руках; флуоресцентные лампы отражаются на поверхности, как огранённые драгоценные камни. Гето купил её для него. Он отправился в город, зашёл в магазин и среди всего ассортимента электроники на полках выбрал её специально для Сатору. Он сделал это не от скуки и не в качестве извинения. Он сделал это, потому что заботится о Сатору. А сподвигла его на это мысль о том, что Сатору с ума сходит от одиночества. — Так что? — раздаётся голос Сёко. — Тебе не нравится? Сатору поднимает голову. На него направлены две пары глаз. Та пара, что принадлежит Гето, смотрит осторожно и робко. — …Это мой подарок, — тихо говорит Сатору, наморщив лоб, — поэтому ты ни за что не получишь его обратно. Гето смотрит на него. Он смотрит и смотрит, не произнося ни слова. А потом выражение его лица меняется — и на долю секунды Сатору забывает как дышать. Потому что Гето смеётся. Он смеётся. Не ухмыляется, как в те моменты, когда хамит ему, и не посмеивается, как бывает в ситуациях, когда ему нужно быть вежливым. Он смеётся, и смеётся от всего сердца; его смех тихий, но он заполняет всю комнату искренней радостью. И от того, как льющийся из окна солнечный свет запутывается в его мягких, словно шёлк, волосах, Сатору теряет дар речи. Все несказанные слова остаются запертыми внутри. — Боже, Сатору, — в конце концов говорит Гето, переводя дыхание. Он скрещивает руки на груди и смотрит на Сатору с необъяснимой, безнадёжной привязанностью. — Ты и правда не умеешь благодарить людей. И Сатору чувствует, что умирает. У него чешутся руки. Возникает внезапное желание протянуть руку, схватить Сугуру за рукав, дотронуться до его кожи, стукнуть кулаком по чему-нибудь. Но пытаться сделать это — всё равно что выкопать себе могилу, уступить собственным желаниям, которые приведут к концу. Так что он, утаивая правду, говорит: — Перестань, — грудь до боли разрывает от невыносимой нежности. — Этим ты возместил только ту неделю, когда не приходил. — Неужели? — улыбается ему Сугуру. …Сатору и в самом деле сейчас умрёт. — Вы такие забавные, — говорит Сёко. — Как будто телик смотришь. — Всё из-за него, — продолжая улыбаться, произносит Сугуру. С засунутыми в карманы руками он подходит к прикроватной тумбочке, прислоняется к ней и кивает на Сатору. — Это у него отсутствуют манеры, которые могли бы сгладить дурной характер. — Ну-ну, — бормочет Сатору. — Как будто ты относишься к людям искренне. — По крайней мере, я отношусь к ним с уважением. — Какая разница, если это враньё? — Какой смысл в том, чтобы грубить? — Лицемер. — Придурок. — Это сейчас был плавный переход к драке? — спрашивает Сёко. — Мог бы быть, — отвечает Сугуру. — Только Сатору не очень весело бить. Он не издаёт никаких прикольных звуков. Просто начинает придираться к мелочам. Хотя когда я скинул его со ската… ух, как он орал. Это было круто. Сатору вытягивает ногу, чтобы пнуть его, но Сугуру, смеясь, блокирует удар. — Началось, — закатывает глаза Сёко. Несмотря на это она смотрит на них ласково. — Удивительно, что у вас хватает энергии делать всякую ерунду после того, как вы были так близки к смерти. — В следующий раз, — говорит Сугуру, — мы всё сделаем как следует, — он улыбается Сатору, так потакающе и мягко, что от одного этого вида тело Сатору расслабляется; как будто узел, туго связавший все его мышцы, наконец распустился. И вместо ответа, точнее, чтобы отвлечься и не выдать себя, Сатору смотрит в окно. Сугуру исчез на длительный промежуток времени. Целую неделю избегал его. В голове Сатору роится множество мыслей: от слов Джишина он тебе нравится, не так ли до с какой стати ты так решил Сугуру; он думает о произошедшем в ванной, о расстоянии, о проникновении в его территорию и настойчивой просьбе оказать ему первому медицинскую помощь; о взгляде тёмных глаз, прикованных к нему, ведущих в бездну; о поцелуе, которого, возможно, и вовсе не было. Все эти мысли всплывают на поверхность, но не находят себе выхода. А так как Сатору никогда не умел управлять своими эмоциями, то он неаккуратно связывает свои воспоминания вместе и убирает их в дальний угол. За окном окончательно утих дождь, уступая дорогу туману. На одну из ближайших веток садится птичка, она складывает свои крылья не до конца, чтобы в случае опасности успеть улететь, и кажется, что проходит целая вечность, а то и полторы, прежде чем кто-то из них открывает рот. — Кстати, — безмятежным, как гладь озера, голосом говорит Сёко, — не хотелось бы менять тему, но всё же, — она скрещивает руки на груди. — Кто-нибудь из вас слышал, как о вас теперь отзываются другие? — Что? Оба поворачиваются, чтобы взглянуть на неё. То, как сформулирован вопрос, заставляет его звучать просто кошмарно, будто речь в нём идёт о нехороших слухах или плохих новостях. Сатору всматривается в лицо Сёко, пытаясь обнаружить в нём отголоски ужасов, которые сам себе уже напридумывал… но не находит там ничего подобного. Вместо этого в её глазах мелькает что-то похожее на гордость. Она спокойно наблюдает за ними с тронувшей губы лёгкой улыбкой, и Сатору не сразу понимает, что она рада. Что она счастлива. — Все говорят, — ухмыляясь, говорит Сёко, — что вы двое на пути к тому, чтобы стать магами особого уровня. Прищурив глаза, Сатору в ту же секунду поворачивается к Сугуру, который удивлённо смотрит на него в ответ. — Все говорят, — продолжает Сёко, — что вы на пути к тому, чтобы стать сильнейшими в нашем поколении.

.