пока пели цикады

Недели тянулись, словно резина, и каждый день становился мнимой надеждой на то, что Ремингтон появится у ворот забора снова, как и обещал. Эмерсон, однако, не питал особых чувств — он прекрасно знал о том, что никому доверять нельзя. Но может, всё-таки может быть, этот долговязый придурок сдержит обещание.  Эмерсон уже не боялся. Разве что, самую малость, но страх перебивал мандраж, желание преступить черту, чтобы посмотреть, что за ней, как сделал это тогда. Он снова хотел это почувствовать, а один… Не решался. И пусть этот Ремингтон — паршивый, наглый, с этим своим смехом и ухмылкой, не знающий никаких границ, с ним почему-то казалось, что будет интереснее. Он, хотя бы, мог провести, и не придётся идти в никуда.  Эмерсон выходил на улицу почти каждый вечер, первее всех выполняя домашние и прочие задания, в надежде увидеть в щели забора знакомую макушку. И разочарованно хмыкал каждый раз, заходя обратно в здание приюта — неужто всё-таки блефовал? Ожидаемо. Он ведь сам сказал: «не обольщайся».  Может, намекал таким образом. Прямо, получается.  Вечера были похожи друг на друга, как день Сурка: сырые, холодные, пустые. Помимо того, что мысли лезли в голову, так ещё и в очередной раз убедился в том, что никому нельзя верить. Он пытался уходить в рисование с головой, но там как ветром сдуло — ничего. Так же пусто.  И это обиднее всего. Но почему-то всё равно продолжал появляться на улице вопреки любым правилам, установленным взрослыми. Раз уж они такие взрослые, так пусть попытаются понять, почему Эмерсон использовал любой шанс вырваться из приюта и вдохнуть свежий воздух. Потому что тут он действительно свежий. Там, за забором, воздух не отличался, конечно же, но любопытство всё равно манило. Спасибо кому-то свыше, что адекватность брала верх — в одиночку там опаснее. Такого, как Эмерсон, просто сожрут, не подавятся и костей не оставят.  Надежда всегда умирала последней. Может, в силу юности она ещё держалась в нём.  «Чего ты ждешь, Барретт? Чуда?» Возможно.  В чудеса он, правда, не верил. Он в принципе ни во что не верил. Даже в себя. Какой же позор, Эмерсон Барретт.  Именно эта мысль посетила его мозг, когда в очередной промозглый вечер он выполз на улицу — тихо, незаметно, как и всегда. Одно из немногих его качеств, которое играло ему только в плюс. Эмерсон казался тихим, послушным — пусть так и думают, пока он ходил по земле босым, будто чувствуя единение с природой, чувствуя её саму. Холод тут же пронзил с ног до головы, заставил замереть на несколько мгновений и застыть кровь в жилах, но после пары-тройки рваных вдохов-выдохов, он ступил дальше.  Всё так же — ничего. Пусто и темно. Интересно, что за собой скрывала эта тьма? Барретт уселся на одну из скамеек, поджав ноги и уставившись в небо, заволоченное облаками. Недавно прошёл дождь, но погода не хотела стихать — ветер явно давал это понять. Возможно, дождь пойдёт вот-вот снова. Если честно, плевать он на это хотел. У природы нет плохой погоды — то немногое, в чём Эмерсон был искренне уверен.  Он мог сидеть так часами. Рассматривать что-то, любоваться про себя, что-то подмечать — он любил детали, всегда их запоминал и сам не знал зачем. Можно ли считать это хобби? Барретт предпочитал думать именно так. И пока другие дети играли между собой, дрались, Эмерсон либо смотрел, либо рисовал, либо попросту уходил в себя — что угодно, лишь бы не этот грёбанный шум, который вызывал закипающий гнев и желание свернуть кому-то шею. Ненормально ли это?  А что в принципе нормально?  То, как его бросили родители, променяв на алкоголь? Избавились, как от надоевшей домашней зверушки? Это считается «нормальным»? Эмерсон закрыл глаза и выдохнул. Нет, совсем не время. Не сейчас. Просто сиди и смотри.  Долго удержать взгляд, правда, не получилось из-за знакомого насвистывания, а затем — мельтешившей чёрной макушки за забором. Ему хватило того, что он заметил краем глаза, чтобы опустить голову и почти тут же, без колебаний, рвануть к хлипким деревянным доскам по обжигающе-холодной земле. С прыжка он дотянулся руками до верха, потянулся выше, дрыгая и помогая себе ногами, и после — показался из-за забора. Ремингтон. Снова со своей этой ухмылочкой, в той же джинсовке, с руками в карманах и сигаретой в зубах.  — Приветики, — бросил он. — Как делишки, Эми? На мгновение у Эмерсона перехватило дыхание. Он… пришёл. Правда пришёл. Он сдержал обещание. И Эмерсону придётся сдержать своё.  — Привет. — Лицо мальчишки поменялось в следующее же мгновение, выражая недовольство столь нелепым сокращением его имени. Он потянулся ещё немного, не без пыхтения, чтобы кое-как закинуть ноги на забор. — Нормально. И меня зовут Эмерсон. — Как скажешь, Эми, — пожал плечами Рем.  Эмерсон фыркнул в ответ, тактично промолчав. Невыносимый.  — Готов прогуляться?  Барретт нерешительно опустил взгляд, но вскоре спрыгнул с забора рядом с Ремингтоном.  Куда уже деваться. Не отступать же на полпути?  — Готов. — И теперь уже — смотрел в глаза со всей решительностью, которую смог в себе собрать.  А Рем снова усмехался с едва слышным смешком. Затянулся, а после зажал сигарету между пальцев и кивнул куда-то в сторону. — Тогда пойдём. Покажу тебе часть мира. Для всего остального не дорос ещё. — И сделал шаг вперёд, снова поднося сигарету к губам и глядя только перед собой — никуда больше.  Что-то внутри Эмерсона подсказывало, что ничего хорошего эта прогулка не сулила. Что-то внутри сжималось от сомнений; что-то внутри хотело дать дёру назад. Подальше от этой проклятой макушки, подальше от своих странных мыслей о том, чтобы увидеть что-то дальше стен приюта. Зачем? Для чего?  А ноги предательски вели прямиком в неизвестность рука-об-руку с этим… Этим. Волочился рядом, обхватив себя руками: одеться по погоде он явно не додумался. С другой стороны, кто ожидал, что это чудище всё-таки объявится? Эмерсон уж точно нет, и не планировал сидеть на улице дольше десяти минут в такой-то холод. Не хватало ещё заболеть, тогда прогулка точно «удастся».  И Ремингтон, взглянув на паренька, думал абсолютно также. Ну ведь правда, без слёз не взглянешь, особенно зная, что тот — сирота. А как смешно трепались его завитки при дуновении ветра — ну всё равно, что котёнок с помойки. Он усмехнулся: и смех и грех. Сам-то выглядел, в принципе, не лучше, но Рем ведь старше, выше и крепче, ему к такому не привыкать, особенно когда большую часть жизни проводишь на улице в своих тряпках. Растёшь, подстраиваешься, привыкаешь.  А этому ещё всё предстояло.  — Ты хоть по погоде одевайся, шкет, — хриплым от сигарет голосом посоветовал Рем. Эмерсон закатил глаза. Заметил и без внимания не оставил.  — Мне откуда знать, когда ты придёшь. — Ну, значит, таскай с собой на всякий случай. Кто знает, когда я приду, — с усмешкой ответил Лейт, взглянув на мальчишку с выгнутой бровью, пока выпускал сигаретный дым в воздух. Тот шлейфом потянулся вверх и оставил за собой неприятный запах, но в свете тусклых фонарей Ремингтону даже шло.  Эмерсон как можно скорее отогнал эти мысли.  — Куда мы вообще идём? — ловко перевёл тему Барретт. И слава богу Ремингтон, наконец-то, отвёл от него взгляд. — Пока просто гуляем. Думаешь, я тебе тут за один вечер всё покажу?  — И за сколько планируешь? — А на сколько разов готов? — резонно спросил Ремингтон, отчего Эмерсон сжал челюсть. Или, может, от холода. — Или тебе уже надоело? — Пока что нет. Ремингтон негромко засмеялся в ответ, слегка запрокинув голову — снова, снова этот гортанный, разливающийся в груди раздражающий звук.  Но от него почему-то становилось чуть теплее. — А ты забавный, — подметил Рем, быстрым шагом обогнав парнишку и идя спиной вперёд, чтобы видеть лицо Эмерсона. — И с острым языком. В приюте разве такому учат? — У самого мозгов хватает и без приюта, особенно, когда рядом ты. Ремингтон ухмыльнулся. Столь хрупкий малец, а уже такой… Отчаянный в своей смелости, готовый пойти на что угодно ради какой-то глупости, которую мог совершить сам. Но нет ведь — потащился за ним. Мёрз, препирался, язвил и закатывал глаза, но шёл, как верный щенок. Ремингтону такое доставляло лишь странное удовольствие: ощущать себя кем-то вроде старшего брата, «проводника» в не самый лучший мир, потому что такой, как Лейт, хорошему явно не научит. И Эмерсон не настолько мелкий, чтобы не понимать этого. Но всё ещё шёл. Маленький смешной ворчун. «Хвостик». — А ты мне нравишься, — проговорил Рем спустя несколько секунд молчания, чуть прищурившись и указав на него рукой.  — А ты мне — нет. Ремингтон снова прыснул. Ну вот же: его прямая противоположность, но это впервые не раздражало, не бесило, а умиляло. Эмерсон ведь, по сути, жизни не видел, понятия не имел, как выживать и тем более жить. Как быть с этим миром, чтобы тебя не растоптали. И такой тихоня с виду, нелепый, весь в себе и своей каше в пубертатной голове — даёт какой-никакой, но отпор! Хамит, отпускает фразы с нескрываемым сарказмом, а Ремингтон смеялся. Нет, всё-таки что-то общее было, но пока Рем никак не мог понять, что же. Да и так ли это важно? Лучше просто насладиться моментом. — Искать-то не станут? Или мне уже начинать искать убежище? — поинтересовался старший, снова идя рядом с мальчишкой. — У нас уже отбой. Не станут. — Ну, если ты мне соврал… — То что?  В глазах Эмерсона — яростный вызов, и Лейт не переставал удивляться тому, насколько сиротка выделялся среди тех, кого он знал. Ремингтон не припомнил нигде таких горящих глаз: ни среди знакомых, ни среди, прости господи, одноклассников или учеников помладше. А Эмерсон прямо-таки спичка, зажечь которую можно было на раз два. Рем был не против как-нибудь попробовать. Так, эксперимента и смеха ради.  Он, в целом, всё по такому принципу делал.  — Не придумал ещё, но обязательно скажу потом.  Бессмысленный разговор, на удивление, скоротал время и привёл их к небольшому перекрёстку. Эмерсон оглядывался по сторонам, словно его до этого держали взаперти годами (что почти недалеко от правды). Пялился на невысокие здания; на высокие фонарные столбы и то, как небо с ними казалось светлее; на смешение природы и человека под ногами в виде асфальта и земли, идущих бок-о-бок; на вывески — где-то горели ярко, где-то — тускло, а где-то и вовсе на последнем издыхании мигали буквы. Барретт сравнивал их в своей голове с просящими о помощи людьми: тоже едва держатся, почти тухнут, но держатся за жизнь любыми способами. Лишь бы ещё секунду, минуту — ещё и Бога какого-то молят.  Глупо. — Тут сувенирная лавка, — указал на здание напротив Ремингтон, и Эмерсон прищурился. — Понятия не имею, как она ещё не загнулась. Сюда редко кто заезжает. Не так, как раньше.  «Ну, понятно почему», — мелькнуло у Эмерсона, но вслух так и не сказал. — Там, подальше — хостел. — Ремингтон указал на здание напротив справа от себя. — Ну и заправка за ним же.  Лейт указал по левую сторону от них.  — Там магазины и прочая лабудень. Ну, там один мужик продаёт нам водку и всякое такое. Мелкий ещё для такого. Кто бы знал, какие Всевышние силы, как Эмерсон устал это слушать. Второй день их знакомства, всего лишь второй, а Барретт уже был готов на стену полезть. Или этого повесить.  — Я не такой мелкий. — А по тебе не скажешь, — ухмыльнулся Рем. — Мне-то вот-вот восемнадцать будет, а ты только из гнезда выпал.  И вот тут не поспорить. Но два года, всего каких-то два года! С половиной даже, плевать. Неужто возраст настолько сильно влиял на восприятие мира? Эмерсон сильно сомневался. Особенно в восприятии мира экземпляра по имени Ремингтон. «Почти восемнадцать» — не значило, что он сильно умнее. Опытнее? Да. Но ума не прибавлялось. По крайней мере, так казалось. Почему-то Эмерсон был уверен, что ему не только казалось.  Он ведь его и не знал толком, может, зря делал выводы, какими бы «на лицо» они не виднелись. С другой стороны, глаза и чуйка вряд ли станут так врать…  Ремингтон вызывал слишком много противоречий внутри мальчишки, потому что сам был ярким воплощением этого слова. Что-то в этом даже было. Но не то чтобы Эмерсону нравилось.  Очередной грядущий диалог с нулём смысла, который Барретт охарактеризовал бы как «разговор со стенкой», прервал шум голосов неподалёку. Оба почти синхронно обернулись, и Ремингтон, как по сценарию, снова натянул на лицо ту самую ухмылку. Наглую, будто насмехающуюся, чуть обнажавшую зубы — молчаливое предупреждение, что лучше близко не подходить. И подпускал он не ближе, чем расстояние на уровне вытянутой руки: поздоровался с каждым из своих приятелей и так и держался.  Только Эмерсон стоял рядом. — А это кто с тобой? — спросил Чейз, указав кивком головы в сторону мальца, что молча осматривал компанию. — Охрана? — в звонком голосе шатена выражалась явная насмешка, подкреплённая вскинутыми вверх бровями и ухмылкой.  Ремингтон одной рукой обхватил парня за плечи, резким движением притягивая того к себе, будто показывал — он под его крылом. Барретт пошатнулся от неожиданности и чуть не запутался в собственных ногах. Подобный жест вызвал удивление, которое он успешно скрыл за маской холода.  — Это Эмерсон, — представил Лейт своё «сопровождение». — Он со мной.  И никаких пояснений не последовало. Ремингтону было достаточно оглянуть своих товарищей, чтобы ясно дать понять, что его слова не подлежали возражению. Эмерсон, кажется, понял, кто был главным в компании, раз парни, переглянувшись, кротко пожали плечами. Почему-то это его не удивляло. Удивляла, скорее, необычная покорность сверстников, таких же безалаберных на вид, перед самоуверенным придурком с растрёпанными волосами и без какого-либо чувства такта. Но стоило признать: что-то необычное внутри Ремингтона тянуло к нему, и тот этим активно пользовался. Наверное, это люди называли харизмой? Иначе почему ещё Эмерсон стоял тут, почти что ночью, позволяя приобнимать себя за плечо рядом с отморозками и отморозком главнее?  У Эмерсона всё ещё был выбор. Менять он его, почему-то, не собирался.  Они шли вдоль дороги, куда-то за пределы городка, весело о чём-то переговариваясь. Разумеется, не затыкался больше всех именно его «проводник»: Эмерсон уже даже перестал пытаться уловить суть разговора и причину смеха. Он плёлся рядом, молчаливой тенью, что осматривалась и подмечала всё вокруг себя. Подобная роль его более чем устраивала, как, видимо, и всех остальных, в том числе и главаря компании.  По пути один из дружков, имя которого Эмерсон не успел запомнить, отдал Ремингтону тяжёлую биту: «Прости, что задолжал, только не отхерачь меня ею». Барретт оглядел и предмет, и до зубов оскалившегося Рема, и мысль о том, что тот действительно мог «отхерачить», стойко врезалась в его голову. Почему-то сомнений, что Лейт мог это сделать, было мало. Одной довольного оскала оказалось достаточно, чтобы убедить мальчишку в своем предположении. Они остановились на небольшой поляне неподалёку от города, что располагалась в лесу. Пришлось, правда, пройти через согнутые голые деревья и кусты с тонкими, острыми ветками, и одна из них по вине Чейза едва не зарядила Эмерсону в глаз.  — Аккуратней, — отозвался Рем, что шёл впереди остальных. Он с периодичностью оборачивался, так что застать почти-травматичную-сцену успел. — Не один тут. — Извини, мелкий, — тут же повернулся к нему на пару секунд Чейз.  Эмерсон лишь молча кивнул, давая понять, что всё нормально, и зашагал дальше.  На самой поляне всё, казалось, было давно обустроено — это место служило небольшим местным убежищем для компании Ремингтона; место, где было чуть больше свободы; где уж точно можно было смеяться во всю глотку и кричать, сколько душе угодно. По дороге Лейт ломал ветки, кто-то принёс скомканные газетные листы. Щелчок зажигалки — и своеобразный огонь был готов. Как раз вовремя, потому что «тень» начинала мёрзнуть сильнее. Огонь был огорожен булыжниками, которые ещё давно нашли в том же лесу, так что риск сгореть из-за листьев под ногами всё же обрывался.  Парни стянули куртки, кинув те на землю за неимением чего-то более комфортного. Реми сначала бросил рядом биту, затем уже куртку.  — Садись, чего встал-то, — усмехнулся он, глядя на парнишку.  — Приглашение нужно, — сквозь зубы процедил Эмерсон, больше от холода.  Он устроился на чужой куртке, подвинувшись максимально близко к огню. Приятный жар слегка обжигал бледную, тонкую кожу, затягивал с лицевой стороны в объятия, но, как оказалось, юному организму, слабому из-за затворнических порядков приюта, этого было чертовски мало. Барретт слегка подрагивал, хоть и было уже не так невыносимо, как раньше.  Ремингтон заметил это достаточно быстро, пока из рюкзака одного из приятелей слышался стук бутылок.  Лейт вздохнул, пока шёл обратно с бутылкой светлого дешёвого пива. — Эй, — позвал Рем и отставил бутылку в сторону.  Эмерсон поднял на него взгляд, в глазах — немой вопрос: «Ну чего тебе?» Лейт молча стянул с себя толстовку и протянул мальчишке, которому та была явно нужнее. Теперь на нём осталась лишь повидавшего вида футболка с парой дырок, и Эмерсон вопросительно приподнял бровь. — Рем… — Когда одеваться по погоде научишься, будешь возникать, а сейчас — надевай, — перебил Ремингтон, в чьём голосе он впервые услышал строгость.  Спорить не стал. Это бесполезно, да и, по-хорошему, Лейт был прав. А потому Эмерсон молча принял «подарок» и натянул толстовку, что явно была ему велика и он в ней почти буквально «утонул». Ремингтон усмехнулся, подметив столь забавное зрелище, но в кои-то веки промолчал, усевшись рядом.  Со всех сторон почти одновременно послышался шипящий звук, затем — характерные щелчки, и крышки отправились в костёр. Прозвучал какой-то тупой тост, от которого Эмерсон едва пополам не скрутился от нелепости, но не подал вида. А вот Рем, чьё сильное плечо прижималось к его, явно веселился, и хмель только подпитывал огонь в его тёмных бесовских глазах.  Барретт изредка осмеливался поглядывать на него, рассматривая детали: не связанные между собой татуировки на руках, явно сделанные на скорую руку и ради минутного удовольствия, — может, лишь в паре или тройке случаев Эмерсон мог уловить возможный смысл, что стоял за рисунком на коже; отросшие, растрёпанные чёрные волосы, и одна прядь с правой стороны постоянно спадала на лицо, чуть прикрывая глаз; широкая улыбка, обнажающая зубы; и лёгкая театральность в некоторых движениях. Едва уловимая, не портящая впечатление. Грубые, сильные ладони, сжимавшие горлышко бутылки — повидали немалое количество драк. Уверенность, что чуть ли не сочилась из него, и ей хотелось подпитаться.  Что-то было в нём такое, что отдавало чем-то… ненормальным. Как минимум — его взгляд, напоминавший больше животный, хищный, чем человеческий. Это отличало Ремингтона от всех остальных людей, которых Эмерсон когда-либо видел в своей короткой жизни.  Это было чем-то новым, а новое, как известно, пугало и манило. Но, по правде говоря, чувство страха рядом с ним Барретт не испытывал, хотя, вполне вероятно, стоило бы.  В конце концов, кто сказал, что сам Эмерсон был «нормальным». — Эй, Э… — начал всё тот же Чейз, осекшись на полуслове. Барретт тут же поднял голову: он привык, что его имя не запоминается сразу. — Эмерсон.  — Да, Эмерсон, — кивнул парень. — Ты хоть о себе расскажи, а то молчишь сидишь. Не всё же тебе подслушивать. В целом, справедливо, но что рассказывать? Он даже жизни толком не видел и начинал видеть лишь сейчас, в эту секунду, пока костёр обдавал приятным теплом, потрескивая с определённой периодичностью.  — Я из приюта, — единственное, что пришло в голову.  — О, малец, соболезную, — отозвался другой, крупный парень, имя которого так же пролетело мимо ушей. — Тяжело тебе, наверное. — Не особо, — пожал плечами Эмерсон равнодушно, снова отведя взгляд к огню.  — По тебе и не скажешь. — Ремингтон наблюдал за парнишкой всё с той же усмешкой.  — По тебе тоже много чего не скажешь, — хмыкнул Эмерсон, вызвав у Лейта смешок. — Я же говорю.  Ремингтон упёрся локтем в сложенные по-турецки ноги. — И что по мне можно сказать? Барретт обернулся к нему. Снова эта самодовольная ухмылка, вызов в глазах, и отчего-то Эмерсон захотел его принять. Хотел доказать ему, что не такой уж он и маленький? Что за этой глупой, слабой оболочкой скрывалось нечто большее? Возможно. Зачем? Из чувства гордости? Вероятно. В любом случае, отступать — удел идиотов.  Эмерсон оглядел его снова, на этот раз более внимательно. — Ты постоянно дерёшься, — начал Барретт ровным, негромким голосом. — У тебя грубые руки и стёртые костяшки. Последний раз ты дрался… дней пять назад? Может, чуть больше. Проблемы в школе? Или в семье? Если она у тебя вообще есть, иначе бы ты постоянно не шатался на улице даже в такой холод. Нет других причин, кроме бесконечной злости внутри тебя, из-за которой ты разбиваешь руки в кровь.  Ремингтон молчал. — Но тебе это нравится.  Они встретились взглядами. И смотрели друг на друга как-то чересчур долго для такого диалога, когда Эмерсон, по сути, выложил на стол правду. Может, и не всю, не докопался до глубины, но ему и не надо. Ремингтону было этого достаточно, чтобы, пока остальные парни перешёптывались и удивлённо глазели на мальчишку, усмехнуться. Его глаза чуть прищурились, а зубы слегка обнажились — нет, не угроза, а… Удовольствие? Эмерсон первый, кто догадался об этом, не зная о нём ничего, кроме имени.  — Откуда ты?.. — удивлённо отозвался Чейз. Лейту всё равно, откуда. Эмерсон теперь ещё больше казался ему не просто сиротским мальчишкой с острым языком, что свалился с дерева.  — А я думал, ты просто зануда.  Рем отпил пива, отводя взгляд к друзьям и возвращаясь к предыдущему разговору, но вот Эмерсон взгляда не отвёл.  Огонь внутри этого безбашенного ублюдка был куда более манящим, чем пламя перед ними.  

* * *

— Ну, как тебе вылазка для первого раза?  Компания из остальных подростков разошлась, и Ремингтон, прокручивая биту в руках, шёл шаг-в-шаг с мальчишкой, вызвавшись проводить того до приюта: не дай Боже заблудится или ещё что похуже. Всё-таки, Эмерсон пересёк забор впервые и прошёл гораздо дальше, чем ожидалось. Барретт не думал ни о чём, кроме того, что считал это своеобразной победой, пусть для неё пришлось потерпеть Реми подольше.  — В целом, то, что я ожидал увидеть, — хмыкнул паренёк с засунутыми в карманы толстовки руками. — Серо и холодно.  — Ну, это я и без тебя знаю, — со смешком отозвался Рем. — Есть другие впечатления? Эмерсон ненадолго задумался. В голове не рождалось ничего другого, кроме как: — Могло быть и хуже. И это ведь правда. Барретт, почему-то, ожидал чего-то более безбашенного от Реми, у которого в глазах читалось нечто, что он не мог объяснить — он первый, чьи глаза отражали что-то такое. Необъяснимое, веющее одновременно и холодом, и адским пламенем. Лейт был кем угодно, но точно не обычным, не тем, кого Эмерсон когда-либо встречал раньше. И вряд ли встретит потом.  Реми рассмеялся. — Что правда, то правда, — кивал он, глядя на паренька рядом. Не по годам умного, неотёсанного, не видевшего ничего, кроме лишений. Кажется, хотя бы в этом они сходились. — Значит, забегу за тобой завтра для более подробной экскурсии, — добавил Рем с улыбкой. — Сегодня был… Пробный день.  — Боюсь представить, что будет дальше. Они завернули за угол — так путь до приюта был короче. Не хотелось морозить мальчишку ещё больше, пусть тот и надел его толстовку. Жизнь и без того проверяла мальца на прочность.  Они прошли половину пути прежде, чем им пришлось резко остановиться.  — Ребят, закурить не найдётся? — Мужчина, ростом чуть ниже Ремингтона, тучный и явно нетрезвый, слишком уж неожиданно вышел из тени здания, возникнув будто из ниоткуда.  — Не найдётся, — грубо отрезал Лейт. Он сделал шаг вперёд, жестом руки приказав Эмерсону оставаться на месте. Тот, впрочем, и не думал соваться вперёд: от неожиданности ноги сами зависли на месте, как приклеенные.  — Точно? — пьяный говор начинал раздражать. В основном, Ремингтона. Барретт заметил, как парень сжал биту сильнее. — Точно. — Лейт сделал ещё шаг. — Дядь, дай пройти по-хорошему.  — Даже у мелкого не найдётся? Эмерсон сжал руки, спрятанные в карманах, в кулаки. Он уже хотел было вступиться, сказать что-то, но не успел раскрыть и рта. — Мелкого не трогай.  Голос у Ремингтона похолодел в одну секунду, как по щелчку. Будто что-то в голове перемкнуло, и если бы Эмерсон мог, то увидел, как опасно сверкнули глаза Лейта в слабом свете фонаря.  — А так? — и с этими словами в руке незнакомца появился небольшой нож, чьё лезвие было направлено прямиком на Реми. И это явно было зря. Время пошло на секунды, и Эмерсон успевал лишь смотреть. Смотреть, как Лейт резким, но чётким движением выбил нож у пьяницы, заставив того вскрикнуть; смотреть, как он притянул мужчину за спутанные волосы к своему колену для быстрого удара в нос; смотреть, как Ремингтон замахнулся битой.  Глухой удар в плечо — и соперник уже на земле, успев только закрыть голову руками. Ещё удар — по рёбрам. Ещё один — по голове.  Всё происходило слишком быстро, чтобы Эмерсон успевал банально моргать.  Ремингтон, тяжело дыша через рот, вскоре выпрямился, довольно ухмыляясь. Кровь кипела, хотелось ещё и ещё — плевать ему было на стоны и крики, на чужую боль. Он заслужил. Рем ведь делал всё правильно, верно? Даже если нет… Уж точно не ему судить, что правильно, а что — нет. И уж не кому-то другому — тоже.  Никто никогда даже близко не жил так, как жил Рем.  «Бей или беги» — говорят, есть только эти две реакции на что-то, что угрожает тебе. Несложно догадаться, что Ремингтон не умел убегать.  Кажется, только спустя пару секунд он вспомнил, что, вообще-то, не один. Взъерошенный, с каплями крови на бите и одежде, Рем медленно обернулся на позади стоявшего Эмерсона, который смотрел на него без каких-либо эмоций. Он не боялся его. Они смотрели друг на друга всего несколько мгновений, но этого хватило, чтобы Барретт заметил нечто безумное в бездонных глазах напротив, что так странно сверкали при виде крови.  — Ты ничего не видел. — Не вопрос и даже не просьба — сухая, хриплая констатация факта. Почти безмолвный договор. Эмерсон, кажется, заключал сделку с Дьяволом. Последовавший кивок — вместо подписи. — Иди домой.  «У меня нет дома».  Но Барретт двинулся с места, быстро обошёл ещё стонущего от боли мужчину и Ремингтона, что взглядом внимательно следил за ним, провожал, как тот уходил дальше, сливаясь с темнотой ночного города.  Толстовку Эмерсон так и не отдал, но, наверное, это было самым неважным сейчас. Важно то, что вид крови, вид Ремингтона не вызывал каких-либо эмоций или чувств и определённо не пугал, а… завораживал.  Только тогда Барретт понял, что, возможно, это было лишь началом. И он слишком уж сильно желал увидеть, что будет дальше.  А дальше, как известно, больше.