In securis et quintessence

I

Тип благотворительности вроде спасения гиблых городов не всегда является способом искупления грехов. Порой это самая настоящая возможность их свершения. Такой уж прескверный факт. Гвендолин Хирш была из тех, кто вершил грехи, а не искуплял их — таковы были суровые законы её семьи. В октябре 1972 года, когда беспощадно подожжённый Салем горел, последние жители покидали свои дома, а улицы пустели, транспортируя одних лишь призраков, Даниэль Хирш закинул забитые кожаные чемоданы на крышу фургона, затаскивая свою жену, Патрисию, за рукав в машину. Им, как и всем жителям Салема, требовалось покинуть город, пока тот не превратился в пепел. «К чертям собачьим» — так приговаривал Даниэль, заводя фургон ржавым ключом и срываясь с места, оглушительно скрипя тормозами о раздолбанный годами асфальт. Казалось то чистой истиной или нет, но город заполонили не только призраки прошлого, но и нечто похуже — что-то, что самые отважные звали вампирами. Кровожадными ночными тварями, вламывающимися в дома. Даниэль видел, как один такой разбивает окно гостиной Оруэллов, ближайших соседей. Патрисия же видела, какими хилыми, бледными, болезненными и раздражительными стали Оруэллы. Бедная неравнодушная Патрисия мечтала помочь им, носила к порогу треклятые пироги. Вот только она никак не ожидала, что однажды её приложат головой о камень, желая обмазаться её кровью. Тогда-то Даниэль и швырнул супругу, которая прикладывала лёд к затылку, в машину. Хирши покинули Салем, как и сотни других семей. Как и сотни других семей, они могли забыть этот город, никогда не возвращаясь к его судьбе. Однако Даниэль не мог оставить дом, построенный на кровные деньги, заработанные за пятнадцать лет ада. Офисы в Салеме были адом и без всяких вампиров. Хирш мечтал вернуться в Салем, к своей жизни в приличном доме, к своей ненавистной работе, к своим чёртовым газонам и совсем новой кофемашине, которая работала через раз. Он стал изучать варианты возвращения домой, что было невозможно без информации о тех тварях, которые захватили город, но в которых ещё пару месяцев назад никто не верил. Хирш всерьёз взялся за мифологию, самые безумные новостные сводки, за подъём архивов и телефонных книжек. Отдаваясь безумию, он зарывался в бумаги на долгие сутки, читая о вампирах. Ни на мгновение он не допускал возможности того, что всё это вымысел или выглядит слишком фантастически, чтобы быть правдой. Он видел вампиров своими глазами и больше ни на минуту своей жизни не усомнился в их существовании. Даниэлю стало известно, что некие Бен Майерс, шалопай Марк Питри и, храни его Господь, отец Каллахэн, они же жители Салемс-Лота — так называли этот город приезжие — самовольно взялись за очищение Салема от вампиров, устраивая настоящую резню. Даниэль, ни на минуту не задумываясь, стал связываться напрямую с участниками «очистки», пытаясь разузнать хоть что-то. Хиршу нравилось думать, что он тоже может истреблять вампиров, и если у Майерса и Питри это получилось с переменным успехом, он сможет перебить всех кровопийц единолично. Для того он и изучал их. В тех самых бумагах и новостных сводках. Бесконечные сутки за изучением вампирской сущности медленно переросли в месяцы, а далее и в годы. В то время провластная Церковь отрядила под истребление вампиров отряды специально обученных людей и стала силовой структурой не менее мощной, чем армия, но их деяния были в первые годы покрыты тайной, а вампиров вампирами никто открыто не называл: это могло породить много вопросов и недоверия. Шли годы, и число заражённых удалось контролировать и обуздать в одном Салеме, не допустив вспышек инфекции кровососов где-то ещё. Но Церковь всё равно никому своих секретов не раскрывала, и общество, в вечерних теленовостях передавая редкие сводки их побед над вампирами, предпочитало не замечать проблему. Потому что Церковь давала её исчерпывающее решение, и недовольных или любопытных не находилось. За те годы у Даниэля и Патрисии родилось двое прекрасных сыновей, которым, о горе, приходилось выслушивать фантастические лекции отца каждый день. То же самое случилось и с их единственной внучкой, которую рассказы цепляли куда сильнее, нежели сыновей. Гвендолин Хирш вместо сказок на ночь решала тесты, как убить вампиров в той или иной ситуации. По дороге в детский сад, еле доставая до руки дедушки Дэниэля, она слушала о планах действий в случае захвата дома вампирами. На дни рождения вместо колпака на неё надевали бусы из острых, словно клыки, зубчиков чеснока. В ночь перед Рождеством бабушка Патрисия рассказывала ей не о Санте, а о ведьмах Салема, которые являлись только слухами. Каждый божий день Гвендолин сталкивалась с чем-то таинственным и неизведанным для остальных, она жила бок о бок с миром, о котором ей запрещалось говорить с кем-либо, кроме родных. Все остальные делали вид, что в обществе всё в порядке. Этому очень способствовали вооружённые до зубов люди в церковных рясах. Если они появлялись в городе, все предпочитали отворачиваться от их армейских «Хамви». В семь лет Гвендолин получила свой первый чемоданчик с эссенцией из чеснока, с освящённым ножом и сотней спичек с красными головками. В семнадцать она впервые втайне от властей побывала в лесах Салема под предлогом охоты на диких животных: дедуля знал проводников в тех местах, готовых провести любопытных туристов в вампирский край, благо за долгое время те вроде как притихли. Хирш-младшая так и не встретила ни одного вампира, ни одной твари, которыми так был одержим её дедушка, но жаждала этого и не опускала головы. В семьей Хирш было принято всматриваться в темноту и не приглашать незнакомцев в дом, будь то ритуальный агент или продавец холодильников. — Что ты сделаешь, если вампир окажется напротив тебя? — спрашивал Даниэль, доживая последние дни и покачиваясь на кресле, расположенном на ветреном крыльце. От ежедневных порывов, ласкающих кожу, он знатно охрип. — Отвернусь и пойду в другую сторону. Достану нож и дождусь, когда он нападёт первым, — отвечала девушка. — Это тактика десятилетней Гвендолин Хирш. Что ты сделаешь, если вампир окажется напротив тебя прямо сейчас? — упрямился Даниэль, а Гвендолин, лениво развалившись на ступенях, затачивая очередной кол, закатила глаза. Эта проверка проходила каждое воскресенье, что она приезжала к дедушке. Бабушки Патрисии не стало, когда мисс Хирш исполнилось пятнадцать. — Я поднимусь и встану в стойку. Брошусь на него, замахнусь колом. Воспользуюсь тем, что наверняка буду ниже вампира, так что подкрадусь к самой груди раньше, чем он раскроет пасть, — произносила девушка, поднимаясь на ноги и делая движение рукой, задавая колу нужный угол. — Как только он окажется внутри, брошусь к машине и достану дробовик и аптечку. Если придётся, то потрачу на него весь магазин. Если же кола будет достаточно, обрызгаю святой водой и подожгу. — Всего-то? Может, нужно сделать что-то ещё? — допытывался старик Хирш. — Соберу его прах и сохраню в качестве трофея? — хитрила Гвендолин, хотя, по правде говоря, такое тоже обсуждалось. — Больше я ничего не сделаю. Только замету следы. Вскоре Даниэль Хирш скончался в возрасте девяносто четырёх лет. В день его похорон, ближе к полуночи, к дверям дома Гвендолин были доставлены многочисленные дневники, вырезки, блокноты с контактами наверняка давно умерших людей и обилием оружия, естественно, нелегального. «Вампиры» были переданы Гвендолин по желанию Даниэля, и, не стоит сомневаться, молодая Хирш с радостью приняла подобное наследие, относясь к переданному ей семейному делу со всей серьёзностью. Её готовили к этому всю жизнь. В двадцать два Гвендолин переняла образ жизни усопшего деда. К двадцати четырём вызубрила все его записи, после чего начала вести свои. В двадцать пять записалась на настоящие курсы искусства боя. Она начала коллекционировать некрологи своего времени, вырезая статьи о нераскрытых убийствах при необъяснимых обстоятельствах, и подключилась к каналам полиции родного Денверса и Пибоди, ближайшего к Салемс-Лот города. В двадцать семь, в ночь с третьего июня на четвёртое, заседая за мониторами и записями, поедая вчерашний сэндвич и поглядывая какое-то образовательное шоу, она поймала нужный канал города Пибоди, подслушивая разговор двух копов. — Седьмой — двенадцатой. Ты ещё на посту? Приём, — хрипел старческий голос. — Заехала в магазин на Линн-стрит, приём, — отозвалась женщина лет тридцати пяти. — Шериф Ширли, к вам приказ с верхов, — весело произнес мужчина, а Гвендолин выпрямилась, подкручивая громкость приёмника. Вытерев рот тыльной стороной ладони, она спешно схватилась за карандаш и ближайший клок бумаги. — Дональд, прекрати паясничать. В чём дело? — вопросила, судя по всему, шериф, жуя свой поздний ланч. — Как особо выдающейся работнице, тебе приказ о частном деле. Салем снова шумит, идёт огласка. Какая-то шишка попросила очистить город и проконтролировать обстановку. В общем, через пару дней нужно сопроводить туда кое-кого и самой поучаствовать в патруле. Говорят, нужно просто проверить улицы, ничего опасного и из ряда вон выходящего. Ты в деле? — Конечно. Передай шефу, что он может на меня рассчитывать, — согласилась женщина. Гвендолин хмыкнула, вновь убавляя громкость шипящего приёмника. В города вроде Салема не отправляют патрулировать. К тому же, местечки вроде Салемс-Лот никогда не бывают безопасными. Хирш зафиксировала всего несколько необходимых слов: «Пибоди. Двенадцать. Шериф Ширли. Линн стрит». В большем она и не нуждалась. Это был первый настоящий шанс Гвендолин показать на деле все те навыки, которыми она обладала. В злополучный Салем отправляли людей, которых нужно было сопровождать. Такие вещи просто так не происходили, этому её учили всю жизнь! Если Салемс-Лот шумел, значит, вампиры стали активнее. Возможно, они стали угрожать и Пибоди. В таком случае, город нуждался в очередной очистке и кровопролитии. Тогда подобный приказ шерифу и сопровождение каких-то людей легко объяснялись. Гвендолин должна была стать частью этого, ведь её готовили всю жизнь. В первую очередь, ради себя и ушедшего дедушки Даниэля.

II

На следующий день Гвендолин взяла отгул в лаборатории, в которой подрабатывала. Она собрала всё необходимое для истребления вампиров и защиты города, перепроверяя всё несколько раз сначала по дедушкиному списку, а после по своему, усовершенствованному. Сев в свой Ситроен, она отправилась в Пибоди. И, несомненно, помимо необходимых смертоносных средств она имела весьма недурной, слегка рискованный, но крайне цепляющий план. Не оставаясь в мотелях, не платя кредиткой и довольствуясь машиной в качестве временного убежища, она колесила по Пибоди, разглядывая карту в мобильнике и отмечая каждый полицейский участок. У мисс Хирш ушло полдня, чтобы найти нужный участок. Вычислить верный оказалось не так уж трудно, ведь Гвендолин уже знала имя шерифа, которого искала. В нужный город Гвендолин прибыла с минимумом вещей в маленькой кожаной сумке. По прибытии на ней был простой синий костюм-тройка, сидящий ровно по фигуре. Матово-чёрные, угольные волосы, разбавленные платиновыми прядями, она убрала в косу, перевязыв шёлковым бантом. Надев солнечные очки, она, как и десятки других людей, зашла в холл полицейского участка, заполненного людьми и работниками. Быстро осмотрев зал, она удостоверилась, что каждый работник занят своим делом, после чего обнаружила доску почёта. Опустив голову и стараясь не расталкивать людей, она прошла к доске, задирая голову и с любопытством рассматривая доску почёта. Конечно же, выдающийся шериф Ширли была в числе почётных работников. Гвендолин быстро нашла её имя, внимательно рассматривая портрет и впитывая каждую черту этой женщины. Шерифу действительно было около тридцати пяти лет. Худая, с жухлым, светлым лицом, почти что с песочными волосами, убранными в небрежный колосок. Под незаметными бровями расположились бездонные чёрные глаза. Крупный нос, устало опущенные уголки ярко-розовых губ. Её усталость, широкий лоб, поджатые губы и носогубные морщины делали её совершенно непохожей на Гвендолин. Хирш не отличалась от большинства молодых женщин, и тем не менее, могла спокойно признать, что выглядела куда свежее. Её бледная кожа имела какую-то внутреннюю, водянистую свежесть. Светлые зелёные глаза были распахнуты широко, а пухлые губы, не совершенно ничего не выражающие, перекрывала бордовая помада. Гвендолин никогда не казалась уставшей — она жила своим делом, питалась им, всасывала энергию. Запомнив, как выглядит шериф Ширли, Гвендолин вернулась в свой маленький фургон, оставленный на парковке. Не обмолвившись ни с кем и словом, она засела, ожидая, что шериф появится в районе участка или, быть может, выйдет из него. Нервно постукивая по рулю, Хирш регулярно поглядывала на часы, как бы поджидая того времени, когда сумела поймать волну копов. Она ожидала, что шериф — жертва рутины, проживающая день сурка снова и снова. Когда жалкие предположения Гвендолин подтвердились, она даже несколько расстроилась. Она увидела Ширли, которая выглядела несколько лучше, чем на снимке в зале участка. Весьма хрупкая, не слишком высокая женщина в форме направлялась к своей патрульной машине, что-то говоря по рации. Время было восемь вечера. Гвендолин терпеливо дождалась, когда шериф Ширли, без подкрепления или коллеги, покинет парковку, а после, простояв с минуту, отправилась следом, поправляя тёмные очки на носу. Хирш не отставала, разъезжая по незнакомым дорогам. Останавливаясь на светофорах, она озиралась по сторонам, читая названия улиц и молясь о том, чтобы солнце село как можно скорее. Гвендолин, спланировавшая истинный грех, искренне надеялась, что дальше всё пройдёт гладко. А всё ради самозванства и возможности убить гребаного вампира. Патрульная машина, вместе с фургоном Гвендолин, ехала с четверть часа, пока Хирш, ободрившись, не прочла на одном из домов забвенное название улицы. Линн стрит. Шериф направлялась в излюбленный магазин, где Гвендолин и собиралась свершить своё зло. Машина Ширли остановилась позади магазина, на совсем мелкой парковке. Гвендолин же остановилась чуть ближе, находя камеры наблюдения и паркуясь в слепой зоне. Вероятно, огромным разочарованием стало бы знание о том, что зачастую камеры в магазинах устанавливались, но не включались. Такова уж специфика маленьких городов вроде Пибоди! Стоило шерифу покинуть авто, как Гвендолин покинула своё, обходя и открывая багажник. Осмотревшись по сторонам, она открыла свою кожаную сумку, доставая сменную одежду и микроскопическую косметичку. С каждой минутой на улице становилось всё холоднее, фары машин казались всё ярче, но Хирш, не отчаиваясь, переоделась из костюма в нечто более вычурное и отвратительное. Гвендолин надела чёрную кружевную блузку, плотно облепляющую тело, сверху натянула запредельно короткое атласное платье с яркими красными розами. Поморщившись от длины — ноги в нём прямо-таки шли мурашками — девушка натянула на ноги самое страшное, что смогла найти, а именно — высокие латексные сапоги. Красные, блестящие, на критически высоких шпильках, оттенка совершенно не подходящего к розам на платье. Гвендолин выглядела так, словно собиралась торговать не только телом, но и душой. Тихо закрыв багажник, она вернулась на водительское сидение. Взглянув на себя в зеркало заднего вида, беспощадно растёрла плотно накрашенные тушью глаза. Та скомкалась и расплылась, попадая в глаза, отчего те раздражились и покраснели. Удовлетворённая результатом, она растёрла бордовую помаду, пачкая подбородок и щёку. Проверив, не вышла ли Ширли, девушка взяла свой маленький рабочий чемоданчик с соседнего сидения, распахивая его. Сперва она взяла чёрный носовой платок и, задержав дыхание, облила его медицинским эфиром из тёмного пузырька, не жалея ни капли. Отложив платок в сторону, она взяла свой нож, который хранила чуть ли не всю жизнь, открывая второй пузырёк и сбрызгивая святой водой. Ей было плевать, что она планировала убивать человека, а не вампира. Этот шаг был необходимым, так уж было принято у Хиршей. — In nomine sancti I, filii et avus insanus. Non flocci, — пробормотала Гвендолин, крестясь кончиком ножа. Последние слова сорвались с её губ. Девушка, выждав ещё с полминуты, заприметила шерифа, покидающую магазин с банкой холодного кофе и чем-то вроде сэндвича. Переведя дух, Гвендолин спрятала нож в жуткий алый сапог и сжала платок в ладони. Ширли не замечала девушку, которая двигалась к ней из темноты, но вот Хирш видела только шерифа. Появившись на участке, освещённом тусклым фонарём, она сделала вид, что подвернула ногу, взвизгивая и начиная всхлипывать. — Подождите! Одну минуту! Прошу, одну секунду, — воскликнула Гвендолин, кусая губы, чтобы те опухли. Она дождалась, когда шериф обернётся на неё, чтобы притвориться ещё более страдающей. — Мисс? Чем я могу вам помочь? — вопросила шериф, ставя свои покупки на капот патрульной машины. — Подождите, сейчас, — попросила Хирш, медленно и небрежно приближаясь к шерифу достаточно близко, чтобы та рассмотрела её вульгарный наряд и размазанный макияж. — Я хочу донести. Или заявить о нападении. Как это называется? Я возвращалась с встречи с подругами. Какой-то тип, видимо, решил, что я продаю себя. Даже знать не хочу, почему так. Вы можете мне помочь? Объяснить, что мне делать? — Мисс, он навредил вам? — Конечно! Я выгляжу, как целая и невредимая? Я грёбаная дама в беде, — проскулила Гвендолин, сглатывая слюну и прижимая руку с платком к груди. — Успокойтесь. Как вас зовут? — Хэйзел. Хэйзел Стилински. И, кажется, я не могу успокоиться, — отозвалась девушка, начиная настоящую истерику. И всё-таки недостаточно громкую, чтобы их кто-то услышал. Вид у шерифа Ширли сделался сочувствующим, даже более жалким. Она оставалась профессионалом, пыталась быть бдительной. Шериф выставила руки перед собой, как бы успокаивая Гвендолин и приближаясь к ней. Медленно, давая понять, что не причинит вреда. В большем Хирш и не нуждалась. Протянув руки к шерифу, Гвендолин схватилась за её руку и, выждав мгновение, дернула на себя женщину, мигом поворачивая спиной и прижимая к себе. Ширли потянулась то ли за пистолетом, то ли за рацией, но Гвендолин, предполагающая, что так и будет, мгновенно приложила к её лицу платок, давая вдохнуть эфир. Всего две секунды — и одна из лучших шерифов Пибоди обмякла. При этом мимолётном движении лицо Хирш дрогнуло. Но не от проснувшийся совести или же страха грешить, а оттого, что наигранная истерика сменилась абсолютной пустотой. Словно Гвендолин познала самое нейтральное состояние, сбрасывая с себя все возможные эмоции. Увидь это кто со стороны — непременно бы поёжился. Прежде чем Ширли совершенно потеряла сознание, Гвендолин дотащила её до своей машины, закидывая на заднее сидение. Опершись коленом о мягкое сидение фургона, она склонилась над женщиной, аккуратно пронзая сонную артерию ножом, тут же прикладывая платок, чтобы не испачкать форму. Далее дело было за малым. Просидев на стоянке около двадцати минут, Гвендолин убедилась, что никто не заметил странности. Из магазина никто не выбежал, поблизости не показалось подкрепления. Тогда Хирш, подправив размазанный макияж влажной салфеткой и зыркнув на тело на заднем сидении, отправилась прочь из Пибоди, чтобы оставить тело шерифа где-нибудь подальше, в лесу. Всё действительно казалось слишком уж элементарным. По прибытии в лес, Гвендолин переоделась в форму, забрала ключи от патрульной машины и документы, включая удостоверение личности. Хирш бесчестно украла личность, выливая на тело Ширли целую канистру хлорки, которую любезно взяла в лаборатории, где подрабатывала. Голое, израненное тело было полностью поглощено хлором, да так, что ни одна собака не унюхала бы его. Гвендолин совершила убийство легко. Быстро. Просто. Без помех. Это действительно было элементарно по многим причинам. Во-первых, мисс Хирш учили убивать с ранних лет, причём самыми извращёнными способами. Это убийство стало для неё грехом, но не смертельным. Оно походило на экзамен, к которому она готовилась всю жизнь. Во-вторых, в реальной жизни, даже в той, где существовали ведьмы и вампиры, убийства и нападения были не чем-то, что поджидают на каждом шагу. Люди не были достаточно бдительными и суеверными, они не поджидали беды из-за каждого угла. Гвендолин смогла убить хотя бы потому, что город Пибоди жил рутиной и спокойствием, в которых не было место смерти. Потому-то преступность в Америке и была столь огромной и проблемной. Далее, когда время перевалило за десять часов, Хирш вернулась к патрульной машине, перетаскивая в неё свои вещи и ища хоть какие-то зацепки о том, каковы были планы Ширли. Найдя записную книжку с критически кривым почерком, она нашла нужную дату, возле которого было выцарапано одно слово. Гвендолин Хирш имела в запасе десять часов и единственное имя — Исаак.

III

Десяти часов было более чем достаточно, чтобы вжиться в роль, смириться с содеянным и выбрать нужную модель поведения. Уже с первыми лучами солнца, когда безопасная для Салемских тварей ночь была закончена, давая возможность людям пропатрулировать улицы, Гвендолин, временная Диана Ширли стояла у въезда в город, дожидаясь того, кого должна была встретить настоящая шериф Ширли. От старой таблички времён её деда «Добро пожаловать в Салемс-Лот» практически ничего не осталось; она полностью проржавела, принимая удивительно яркий рыжий оттенок. Леса оставались теми же, что и несколько лет назад, когда Гвендолин безуспешно блуждала по местным лесам, надеясь показать себя в деле. Кто бы мог подумать, что Хирш вернётся к этой вылазке только через несколько лет, вновь обретая шанс столкнуться с упырями. Внутри Гвендолин трепетала. Все сказки и уроки наконец-то становились явью, не соседним невидимым мирком, а чем-то реальным, осязаемым будоражащим. Зная, что ей предстоит выполнить своё предназначение, освобождая дедушкин родной Салем от вампиров — входило то в планы копов или нет — она осознавала чётче прежнего важность преподанных ей уроков. Наконец, до призрачного города и навострённых ушей мисс Хирш донёсся грохот двигателя машины, которая, судя по всему, не ехала, а летела навстречу смерти и крови. Гвендолин обогнула патрульную машину, в которой только что обрезала провода рации. Опершись на капот и скрестив руки на груди, она прищурила глаза. Через мгновение из-за холма и деревьев появился тёмно-серый Хамви, блестящий, камуфляжный, грубый и грузный бронированный военный джип, величие которого и рядом не стояло с рядовой патрульной машиной шерифа. С неподдельным любопытством девушка проследила, как водитель джипа, заприметив машину и человека, резко затормозил, оставляя длинные следы на асфальте, идущем трещинами. Уже в тот момент Гвендолин осознала, что ей предстоит крайне любопытная работка. Двигатель Хамви заглушили. Из салона военного авто донёсся грубый лай, но из-за тонированных окон Гвендолин не смогла разглядеть пса. Высоко расположенная дверь открылась, и на асфальт спрыгнул не менее высокий мужчина. Алое солнце вставало прямо за его спиной, отчего ещё неизвестная личность превратилась в мрачный силуэт. Поморщившись от сияния ещё морозного солнца, Гвендолин лениво отпряла от машины. Расположив ладонь над глазами, чтобы хоть что-то увидеть, встала напротив мужчины, который двигался в её сторону, объятый солнечным свечением. — Исаак? Я шериф Ширли. Кажется, нам предстоит совместная работа? Если так, то прошу, зовите меня просто Диана.