russian soul in tokyo city

      Я помню серую мглу, стелившуюся по голым веткам вниз, к промёрзшей от льдин почве, и вечный пар изо рта, нескончаемым потоком поднимающийся ввысь. Мир за облаками уставших от шума пятиэтажек казался мне бесконечным и удивительным, несмотря на то, что свой собственный заканчивался на расстоянии протянутой руки. Дом-школа-дом, прогулки в лес, вечная учёба непонятно чему.       Мама с детства говорила мне, что этот мир полон неизведанного и непонятного для простых обывателей. Будучи ребёнком, я не совсем могла понять, думая, что то, что вижу я — видят и другие. Не осознавая отличия между мной и другими детьми, не понимала, почему о моей семье шепчутся и тычут в меня пальцем.       Уроки изматывали и нагревали голову, и не обращать внимания на крики сверстников становилось легче с возрастом.       Слишком рано пришло осознание, что я другая, и что быть странной, кривой, неправильной — моё пожизненное бремя. Я мало, что помнила с того времени, но росла я именно с этой мыслью, как с данностью и нерушимым фактом, что шлейфом будет плестись со мной дальше.       Каждый раз, смотря в зеркало, я встречала взгляд своих карих, напуганных глаз — детство было тяжелым и странным, расплывчато-ярким, как мутные вспышки. Под пятнами кислотной травы и вечно серых, старых зданий. Я помню лишь бесконечную хмурость моей матери и кулаки брата. Помню существ, постоянно попадающихся мне на глаза, расползающихся по разным углам.       Тени, сгущающиеся над хрущёвками, силуэты, уловимые боковым зрением, постоянное ощущение чужого присутствия в пустых коридорах — мне всегда казалось, что это нормально. Мне думалось, что так и должно быть.       Казалось, нет ничего странного в том, чтобы вместо готовки я училась драться у старшего брата, а вместо общения с одноклассниками — училась японскому у частных репетиторов. Зачем вообще мне нужен был этот язык в провинциальном городе нулевых годов, я поняла значительно позже.       Поток мыслей стремительно перескакивал с одной темы на другую, ловя ассоциации и воспоминания за край ускользающих связей.       Помню, как однажды, пока я заплетала свои волосы в косу, мне впервые пришло видение. Всё было красным, как в аду, и огромная грудная клетка обхватывала мир толстыми костями. Злой юноша с татуировками на лице смотрел на меня, не моргая, и восседал на троне из чьих-то черепов.       Очнулась я на полу с расквашенным носом и сразу побежала на кухню рассказать о случившемся.       Мама тогда сказала, что я шаманка. Точнее, могу ей стать, если всё пройдет гладко и я смогу улететь в Японию, когда придёт время. Мне было тогда восемь лет, и я не могла заставить себя задать вопрос, видя её уставшее, заметно посеревшее за все эти года лицо. Брату оставалось только сжать руки в кулаки и единственный раз повысить на неё голос, вопрошая, хочет ли она повторения судьбы моего отца.       Они ругались до хрипов, пока мать не расплакалась и не обняла его, такого вдруг повзрослевшего и серьёзного.       — Так надо, Серёж, ты это знаешь, — шептала она, укачивая его в своих тонких маленьких ручках.       Так надо. Кому и для чего — я не знала. Но пообещала себе, что исполню её волю, чего бы мне это ни стоило, лишь бы она перестала плакать и хмуриться.

      Затем начались годы изнурительных, тяжелых тренировок, которые я совмещала с уроками и изучением языка. Мама водила меня в лес и учила травничеству, показывала, как изготавливать яды и противоядия, лекарства и дурманы. Я впервые тогда задумалась, какого хрена вообще происходит у меня в семье.       Брат, будучи старше меня на двенадцать лет, делал успешную карьеру в бойцовской среде, и неудивительно — он всё детство отрабатывал удары на мне. Правда, он называл это тренировками.       Не то, чтобы я жаловалась. Просто каждый раз, рассматривая своё усыпанное синяками тело в зеркале, проклинала тот день, когда пообещала себе исполнить мамину волю по отправке меня в японский колдовской колледж или куда-то там.       — Хогвартс, наверное, — хихикнула я вслух, продолжая перебирать мысли в голове.       Я фиг знает, честно говоря, зачем начала монолог, я просто всё это хаваю и не рыпаюсь, списывая алгебру с гдз и корпя над японским каждый грёбаный день.       А для тех, кто до сих пор не понял, что происходит, — меня зовут Катя Горошина, и в прошлой жизни я, похоже, сильно нагрешила, иначе мне сложно объяснить всё, что должно будет произойти со мной в ближайшем будущем.       Если вы думаете, что происходящее — идиотизм, то я спешу с вами согласиться. Хотя с какими «вами», если я просто разговариваю сама с собой, как в край съехавшая с катушек. Но об этом потом. Нужно просто воспринимать всё это как поток моих мыслей. Уловили? Молодцы, поехали.       Если не вдаваться в подробности, то родилась я в России, в обычной, как мне казалось до пяти лет, семье.       Но в моей жизни не обошлось без ряда шокирующих открытий, делающих моё существование необычным и выделяющимся:       В роду моей матери были ведьмы (хотя, так по-моему говорят все мамы), она поэтому прекрасно общается с духами с помощью ритуалов и призывает всякую нечисть. Не к столу будет сказано, но она делает просто убийственные отравы отвары из зверобоя. Я не знаю, что именно она туда подсыпает, но от глистов потом не остаётся и следа.       Что касается отца, то он и вовсе был волшебником колдуном и шаманил не по-детски какие-то свои техники, поэтому отправился в Японию за поиском ответов, узнав, что в этой стране полным-полно таких же как он. Про его генеалогическое древо я не в курсе, папины родственники никогда нас не любили. Поэтому мы забили на них в ответ и не парились особо по этому поводу.       Да вот только спустя оговоренное время отец не вернулся из Японии, и теперь я должна, видимо, поехать за ним, чтобы вернуть загулявшего батьку на Родину.       Надо ли мне это? Нет. Но я пообещала, и, как главная терпила с синдромом отличницы, должна теперь выполнять.       Мне исполнилось шестнадцать на прошлой неделе, и, так как на сегодняшний момент прошла уже половина марта, это означает, что к первому апреля я буду уже там, в Токио, чтобы начать японский учебный год как студентка магического колледжа.       Каков отстой, честное слово.       Они ведь даже не поймут моих шуток про белую спину.