Один лишь взгляд

Громкий звонкий смех. От него нигде не укрыться, смех везде, он обволакивает его, утягивая за собой в бездну. Он оказывается перед аудиторией, полной студентов, абсолютно обнаженный, смех переходит в хохот, а среди толпы стоит мама, с поджатыми губами, глядит осуждающе и молчит. Цветков проснулся в липком холодном поту. Еще долго, стоя под струями воды, он пытался смыть со своего тела остатки липкой безысходности, доказательства собственной ничтожности и несостоятельности. Спасибо, мама, ты воспитала достойное подобие себя! Сколько прекрасных женщин встретилось ему на пути, сколько зовущих глаз и манящих губ. Но он ждал ту, единственную, он верил в mamihlapinatapei. Хрупкое тело, бледная кожа, страдальчески изогнутые губы… Словно та, чье тело было зверски изувечено штыками, сойдет с пожелтевших снимков в его объятья, ища защиты, любви и понимания. Сергей гладил кончиками пальцев потускневшие от времени фото, смаргивая подступающие слезы. Страсть смешивалась с болью, тело сводило судорогой и наступало облегчительное опустошение. Но в этот раз, вслед за сладкой истомой: - Мерзкий грязный мальчишка! Немедленно вытащи руки из-под одеяла! Завтра в школе я поставлю тебя перед классом и заставлю рассказать о том, чем ты занимаешься по ночам, позоря облик пионера! Этот крик, застывший в глубинах памяти, сжал сердце ледяной рукой с коротко остриженными ногтями, мешая вздохнуть. А воздух, свежий утренний воздух, влетающий в распахнутую форточку, пах приторно-сладковатым ароматом духов. - Ты такой же, как твой отец. Тебе от женщины нужно только ее тело! Да, мама, ты права. Только тело. Они все лишь жалкое подобие той единственной, у них в глазах лишь обреченность и принятие, слепое подчинение его воле. И только тела – нежные, хрупкие, беспомощные, но такие желанные, открывшиеся его жадному взору, только они свидетельства того, что он настоящий, он живой человек, а не очередной пыльный фолиант из маминой коллекции. Причудливые тени скользят, лаская, по женской коже, легкий ветерок треплет тонкие волосы, ниспадающие на острые плечи. Шаг за шагом, покорно и обреченно юная нимфа восходит на эшафот. Нет-нет, девочка моя, это не казнь, это освобождение! Это я преподнес тебе этот дар; они отняли, а я вернул. Ты свободна, лети… Сергей снял очки и вытер набежавшие слезы. Она прекрасна, словно богиня, но она не та, она не понимает и не чувствует его боли… Он протянул руку, желая прикоснуться к телу, безжизненно повисшему в петле. Тонкие длинные пальцы погладили воздух, повторяя очертания плеч, бедер, длинных ног. Ее маленькие острые груди, совсем еще девичьи, не налившиеся женской округлостью, были скрыты фанерной табличкой с кривой надписью «partisanen». Декан упал на колени, ловя, с благоговейным трепетом последние мгновения оглушительного восторга, тело его содрогнулось в конвульсиях, выгибаясь навстречу лучам солнца, пробивающимся сквозь густые кроны вековых кленов. Вот уже третий час Меглин уничтожал неаппетитные салатики в шумной столовой университета. Раздраженная и вконец вымотанная бездельем, Стеклова даже не пыталась понять ход его мыслей. - Ты думаешь, он мимо пройдет, и ты его учуешь? – даже не пыталась скрыть сарказм Есения. Не отрываясь от очередной порции салата, Родион буркнул, - Угу, - продолжая смотреть поверх ее плеча. - Слушай, и с мелкими сидеть, и сессию… Трудно же! – проговорила одна из студенток, обращаясь к подруге. - Да нет, не трудно, - пожала плечами та. - Да нет, трудно. – резюмировал Меглин, вмешавшись в разговор девушек, - Тяжело быть старшей сестрой, по себе знаю. Его шутка, в совокупности с фирменной ухмылкой и янтарным блеском насмешливых глаз, явно польстила студенткам. - Зато потом мамой легко будет. – неожиданно тепло улыбнулся следователь и вышел, проводив оценивающим взглядом проходящую мимо студентку. - Прикольный! Нужно телефончик попросить! – захихикала брюнетка. - У него нет телефона. – надменно бросила через плечо Стеклова, проходя мимо удивленных ее резкостью девиц. - Простите, вы не врач, нет? – подскочил Родион на улице к психологу, выходящему из отделения милиции. - Н-нет, - обеспокоенно ответила женщина. - Там ребенок… Я подошел к машине, там мяукнуло, я думал… - сбивчиво объяснял Родион быстрым шагом подходя к Мерседесу. «Психологиня» заглянула в салон, - А где ребенок? И тут же застонала от боли в заломленной за спину руке. - Тихо, тихо… - прошипел ей в ухо следователь, - Ты спрашивала, как женщину посадить в машину? – обратился он к Есении, - Очень просто. Скажи ей, что там ребенку плохо, тут же побежит спасать. Женщина, значит – мать, мать, значит – жертва. Поняла? - Поняла она, отпусти ее. – Стеклова радовалась, что в этот раз роль жертвы досталась не ей. - Козлина!  - истерически крикнула убегающая женщина. - Многодетная семья, это стая, где общее благо важнее личного, - терпеливо объяснял Меглин стажеру, - Вот так появляются хорошие родители, верные друзья, герои… и жертвы маньяков. Наташ, ты моя хорошая! – внезапно расплылся в улыбке следователь, обращаясь к эффектной незнакомке, - Сто лет тебя не видел. Девушка расплылась в ответной улыбке, подкрепив ее двусмысленным жестом, - Я бы тебя еще сто лет не видала. Чё, новая твоя? – бросила она оценивающий взгляд на Есению. Меглин тут же подхватил, - Ну, типа того… - и, встав рядом с Натальей, осмотрел Стеклову с ног до головы. - Ну, ничё так… - небрежно мурлыкнула красотка. Обалдевшая от такой вопиющей наглости Есения, поспешила занять место в аудитории. - Сегодня наши гости из компетентных органов проведут с вами инструктаж по обеспечению личной безопасности. – вещала из-за трибуны дама, - Прошу вас, пожалуйста. – обратилась она к Меглину. Он небрежно облокотился на стойку, - Значит, я хочу, чтоб было тихо. – негромко и повелительно сказал он в микрофон, - Еще тише. – потребовал он вкрадчивым баритоном. - Тема лекции – как не стать жертвой маньяка. Поднимите руки те, кто считает себя жертвой… Нет таких? Человек, который охотится, считает по-другому. – следователь оглядел студентов, – Чтобы не стать добычей, надо знать две вещи об охотнике: чего он хочет и чего боится. Иногда они совпадают. Сейчас моя ассистентка наглядно продемонстрирует то, чего он хочет. Меглин распахнул дверь аудитории и пригласил уже знакомую Есении девушку. Наталья легко вспорхнула на стол, за которым восседал преподавательский состав, и легким движением сбросила с плеч плащ, оставшись в одних сапогах на высоком каблуке. Собственная нагота абсолютно не смущала девушку, даже наоборот – она наслаждалась эффектом, произведенным на зрителей. Толпа ликовала, слышались аплодисменты, свист, одобрительные возгласы; и в этом балагане тонул недоуменный ропот педсостава университета. Есения бросила вопросительный взгляд на Родиона, но он не наслаждался устроенным его подругой шоу, а что-то напряженно высматривал. - Ну что, развеялась немножко? – весело уточнил Родион, выходя с Натальей из здания университета. Есения, убрав руки в карманы джинсов, шагала сзади, обескураженная выходкой наставника. - Может, потанцуем как-нибудь? – следователь явно находился в приподнятом настроении. Наталья продемонстрировала многозначительный жест, приоткрыв ярко накрашенные губы. В ответ Меглин расхохотался, как мальчишка. - Тоже из «ваших»? – хмуро уточнила Есения, - Эксгибиционистка… - Грубое слово, - отмахнулся Родион, - Наташа – красивая барышня. – вполне объективно завершил он разговор. Но Есения не сдавалась, - То есть тебе такие нравятся? Меглин повернулся, чтобы ответить, но внезапный щелчок отбросил его далеко в прошлое. Приступ… Ну, здравствуй, Бергич, давно не виделись! Сергей Леонидович заперся в квартире, пытаясь отогнать навязчивые воспоминания. Перед глазами стояла обнаженная богиня – развратная и прекрасная. Ей не поклоняться хотелось, не любоваться, а принести себя в жертву, как агнца. Вот она – обратная сторона медали, то, с чего все началось. Красивая, смелая, свободная, оставившая далеко позади робких тургеневских барышень, навязанных заботливой матерью. - Такие тебе нравятся? Распутница… - шипит материнский голос, обжигая память. - Мама, я могу решить сам! – пытается вырваться юноша из-под удушающей заботы. - Ты меня в могилу сведешь! – пронзительно кричит память декана отвратительно-любимым голосом, - Так значит, такие тебе нравятся? Цветков сунул голову под ледяную струю воды, надеясь заглушить воспоминания, превращающие его в бесхребетного маменькиного сынка, в вечный объект насмешек со стороны более опытных друзей. Волна боли прокатилась по позвоночнику, растекаясь по венам, подобно яду. Не обращая внимание на капли, стекающие с мокрых волос на рубашку, он бросился в комнату. Только один укол, и все закончится. Он тоже будет свободным, ничто не будет опутывать и удерживать. - Если тебе грустно, испеки торт. - Ты права, мама. Ты, как всегда, права…