Подпиши своим именем

***

Чимин на мгновение останавливается перед входом в кофейню, подставляя лицо теплым солнечным лучам, и счастливо улыбается. Это последние дни лета, и хочется насладиться прекрасной погодой прежде, чем холодные осенние дожди смоют даже воспоминания о ней. Сердце полнится приятным предвкушением от скорой встречи с Призраком… с Чонгуком. Странно как-то продолжать называть его Призраком, да? Вдруг в кармане звонит телефон. Только вспомни о нем, — думает Чимин, глядя на экран, и принимает вызов. — Ты так ярко улыбаешься, что мне даже в помещении глаза слепит, — говорит Чонгук. Чимин заглядывает сквозь стеклянную входную дверь внутрь кофейни и замечает, что тот наблюдает за ним из-за стойки. — Ну так хватит палить меня в самые неподходящие моменты. — А по мне, так момент более чем подходящий. Чимин фыркает, скрывая за этим смущение, сбрасывает звонок и заходит. Чонгук встречает его привычным: — Добро пожаловать. — Мне латте с корицей… — И карамельным сиропом, уже сделал, — он сверкает широкой самодовольной улыбкой, а Чимин, затормозив перед ним по другую сторону стойки, удивленно подмечает: — Но я же не так долго там стоял… Чонгук без лишних слов водружает на стойку стакан с латте. Ладно. Чимин уже хочет его забрать, но Чонгук обхватывает стакан поверх его ладони и удерживает на месте. — Это еще не все. — Он воровато оглядывается по сторонам, опирается локтем на стойку, наклоняется вперед и чмокает Чимина в губы. А после доверчиво признается: — Вообще-то меня за такое и уволить могут, но ты слишком милый. — Боже, ты такой… — смеется Чимин, качая головой. — Какой? — Как этот латте. — Горячий? — Сладкий. Чонгук фыркает, отодвигается и подпирает подбородок рукой. — Но тебе ведь это нравится. Чертовски, — думает Чимин и не может заставить себя перестать уже улыбаться. — Подождешь меня? — меж тем спрашивает Чонгук. — У меня еще смена. — Да, почитаю пока. — А потом мы пойдем на свидание? Чимин прикусывает нижнюю губу и немного наклоняет голову вбок, как будто еще раздумывает. — А ты приглашаешь? — кокетливо спрашивает он. — А это не очевидно? — Значит, пойдем. Звон колокольчиков над входной дверью оповещает о новом посетителе, и Чонгук мигом убирает руку и становится ровно, как школьник перед директором. Почему-то это смешит. — Добро пожаловать, — приветствует он вошедшего, а Чимин забирает свой кофе и уходит за столик у окна, все еще улыбаясь и качая головой. Такой ребенок. Усевшись, он расслабленно подпирает подбородок ладонью и поворачивает голову в сторону Чонгука, чтобы еще немножко им полюбоваться, но вдруг ловит на себе пристальный взгляд какого-то незнакомого парня. Или… не совсем уж незнакомого? Кажется, он частенько здесь бывает, но Чимин не уверен — внешность у него обычная, ничем не запоминающаяся, по такому скользнешь взглядом и не заметишь. Одет тоже непримечательно, черная толстовка, черные джинсы. Чимин скорее узнает его по ноутбуку и по столику, который незнакомец занимает — он всегда сидит там, за вешалкой, прячась от чужих глаз. Наверное, чтобы спокойно поработать. Он не отводит глаз, когда Чимин перехватывает его взгляд, и спустя несколько секунд это начинает нервировать. Почему он так долго смотрит? Выражение лица у него абсолютно непроницаемое, но это взгляд… почему-то Чимину становится не по себе, будто с ним что-то не так. Он непонимающе хмурится. Да что такое? На лице что-то? Он нервно оглядывает себя — может, одежду где-то испачкал и не заметил? А когда снова смотрит в сторону незнакомца — тот уже встает, одним быстрым движением сгребает со стола пачку сигарет и зажигалку и выходит из кофейни, оставив ноутбук и остальные вещи. И что это было? Чимин очень не любит попадать в ситуации, когда чего-то не понимает. Его любопытство — это его проклятие. Он выглядывает в окно, пытаясь увидеть там странного незнакомца, но тот, похоже, ушел курить куда-то в укромное местечко. Он довольно долго не возвращается, и Чимин, в конце концов, забивает на него и его непонятные взгляды. Он достает книгу, собираясь отвлечь себя чтением, пока ждет Чонгука, но все никак не может сосредоточиться на тексте. Мысли постоянно соскальзывают в воспоминания о вчерашнем вечере. Он до сих пор не может уложить произошедшее в голове и как-то осознать все это. Чонгук — это Призрак, Призрак — это Чонгук. Боже, еще вчера Чимин сидел здесь весь на нервах, не зная, позволит ему его загадочный друг признаться в чувствах или проигнорирует оставленный номер телефона, а сегодня они уже идут на свидание. Все произошло так быстро, он и опомниться не успел. И он столько всего хочет спросить у своего Призрака, теперь, когда нашел его. Вчера как-то… не до разговоров было. Они целовались, потом Чонгук провожал его домой, и все норовил то за руку взять, то обнять, то снова поцеловать. Его поведение можно описать одним словом — дорвался. Он оказался до неприличия тактильным, а Чимина все эти бесконечные прикосновения сбивали с любых мыслей, заставляли млеть и только глупо улыбаться, как сейчас. Он даже не может теперь вспомнить, о чем вообще они болтали по пути к его дому, ведь говорили же о чем-то… господи. Он просто влюбленный идиот. Но сегодня он не позволит сбить себя с толку, нет-нет-нет. Потому что ему жутко любопытно узнать их общую историю с той стороны. Как все так получилось? Планировал ли Чонгук общаться с ним посредством этих переписок, специально оставив книгу со своими комментариями, или все получилось случайно, а он просто воспользовался подвернувшейся возможностью? Чимин уже тогда ему нравился? А водить его за нос, наблюдая со стороны, тоже нравилось? Весело ему, паршивцу такому, было смотреть на метания Чимина перед этими чертовыми полками? Да, Чимин много всего хочет спросить у своего Призрака. А потом слегка надавать ему по его наглой самодовольной мордашке… Он переворачивает страницу и вдруг осознает, что совсем потерял мысль, продолжая читать текст машинально, не задумываясь над содержанием. Смиренно вздохнув, Чимин сдается, бросает это бессмысленное занятие и, прячась за книгой, стреляет взглядом в сторону Чонгука. Теперь уже он будет скрытным ниндзя, который наблюдает со стороны, вот что. Чонгук в это время, оказывается, как раз говорит с тем странным незнакомцем. Тот что-то спрашивает — не разобрать, голос у него тихий, зато ответ Чонгука слышно: — Да, на свидание иду. Так что сегодня без меня, дружище. Незнакомец кивает и уходит за свой столик. Дружище? Так они друзья? Друг Чонгука, друг… Что-то всплывает в памяти. Ах, точно, вчера же Чонгук какого-то друга ждал, но тот так и не появился. Ушел за сигаретами и пропал, впрочем, Чонгуку было немного не до того, чтобы его искать. А не этот ли самый друг?.. Чимин с любопытством следит глазами за незнакомцем, поглядывая поверх открытой книги. Оказывается, быть скрытным ниндзя и наблюдать за людьми прикольно, Призрак знает толк в развлечениях. Незнакомец меж тем садится за столик и достает что-то из своего рюкзака. Похоже, это записная книжка, в простом дымчато-фиолетовом переплете, — он открывает ее, кладет на стол и берет ручку. Долгое время просто смотрит на нее, ни на кого не обращая внимания. Весь ушел в свои мысли. Чимин быстро теряет интерес и снова переключается на Чонгука, наблюдая, как тот готовит кофе посетителям. Вот за ним подсматривать как-то веселее. Но когда парочка стильно одетых омег отходит от стойки, получив свой заказ, Чонгук вдруг перехватывает взгляд Чимина и усмехается. Черт, спалил. Со скрытностью еще надо поработать, да. Чимин с независимым видом отворачивается и блуждает взглядом по залу, как будто он так просто, случайно в ту сторону смотрел… И замечает, что загадочный друг Чонгука что-то пишет в своем блокноте. Созрел, видимо. Чимин снова быстро теряет к нему интерес и уже собирается вернуться к чтению… Но тут незнакомец закрывает записную книжку, поднимает ее со стола и, держа на весу, что-то быстро рисует ручкой в нижнем уголке корешка. Чимину вдруг кажется, что у него на мгновение помутился рассудок. Ему ведь только что показалось, правда? Этого не может быть, так что показалось. Точно показалось. Показалось же?.. Чимин растерянно смотрит, как незнакомец на скорую руку собирает свои вещи, пакует ноутбук в рюкзак, закидывает одну лямку на плечо и идет прямиком к стеллажу для буккроссинга. Нет. Как бросает на полку свою записную книжку в дымчато-фиолетовом переплете. Нет… Как резко разворачивается и быстрым шагом выходит из кофейни. Нет, нет, нет, не может быть… Дверь тихо щелкает под перезвон колокольчиков, но Чимину кажется, что этот звук гремит на всю кофейню. Даже яркое августовское солнце, которое заглядывает в окна, как будто меркнет. Книга, за которой он прятался, выскальзывает из ослабевших рук. Чимин смотрит на дымчато-фиолетовый корешок, словно загипнотизированный. Внутри все холодеет. Он поднимается с места и подходит ближе, не чувствуя опоры под ногами. С каждым шагом ему кажется, что он куда-то проваливается. Он знает, что увидит, еще до того, как видит. Две точки и скобку в правом нижнем уголке. Призрак всегда использует только их, и Чимин узнает именно эти две точки и скобку из тысячи таких же, потому что только те, которые рисует Призрак, способны заставить его сердце встрепенуться в груди и застучать дробью, словно в агонии. Как сейчас. Но этого не может быть. Просто не может. Чимин уже нашел своего Призрака, и все так хорошо сложилось… Нет, это все неправильно, он должен просто развернуться и уйти, развернуться и уйти… Дрожащей рукой он снимает с полки записную книжку и открывает. Стихи. Ровные строчки, выведенные аккуратным мелким почерком, который Чимин знает лучше, чем свой собственный. Зачеркнутые слова, переписанные предложения… Это черновики. Его черновики. Чимин несколько долгих мгновений смотрит на страницы, исписанные синей ручкой. А затем захлопывает блокнот, срывается с места и вылетает из кофейни, судорожно оглядывая небольшой дворик, окруженный жилыми домами. Ищет глазами невысокого парня в черной толстовке, который только что вышел, только что ведь вышел, так где же он? Куда снова исчез? Почему? Почему он всегда такой неуловимый, этот чертов Призрак?! — Чимин-хен? — В дверном проеме появляется Чонгук, обеспокоенно глядя на него. — Что-то случилось? Что такое? Черт, Чонгук. Это же был он. Это он, это… Это должен быть он, так как же так вышло? Это должен быть он. Пожалуйста, пусть это будет Чонгук. — Я знаю, в перевернутом мире легко потеряться, — дрожащим голосом произносит Чимин. — Да и чувствуешь себя как-то нетвердо. Земля с небом вдруг поменялись местами, и нет под ногами опоры… — Что? — непонимающе хмурится Чонгук. — О чем ты, какой опоры? Ты плохо себя чувствуешь, хен? Он подходит и протягивает руки, как будто хочет обнять, или просто придержать за плечи, но Чимин отступает на шаг. — Ты не можешь продолжить, да? — на глаза наворачиваются слезы, и он делает отрывистый судорожный вдох, пытаясь их сдержать. Так не должно быть, это неправильно… — А я должен? Я первый раз слышу, что это вообще? Хен, что происходит? — Ты никогда не оставлял мне книги, ничего в них не писал, не вкладывал туда страницы со своими стихами?.. — Чимин неверяще машет головой, когда это говорит. Нет, это неправда. Почему Чонгук не возражает? Почему выглядит таким растерянным? — Да о чем ты? Какие стихи, ты можешь нормально объяснить? — Чонгук смотрит на него умоляюще и с таким искренним недоумением… Чимин с отчаянным стоном закрывает глаза: — Боже, я такой идиот… Как, как он мог так ошибиться? — Чимин-хен, — голос Чонгука слышится совсем рядом, он снова подходит, но Чимин пятится, глядя на него с сожалением. — Нет, я… я не могу, прости… — Он безотчетно прижимает к груди записную книжку. Ему кажется, что мягкая кожаная обложка все еще хранит фантомное тепло рук человека, который держал ее до этого. Еще каких-то жалких пару минут назад ее держал совсем другой человек. — Я объясню тебе, все объясню, обещаю, но сначала я должен сам понять, ладно? Прости меня… Чимин продолжает пятиться, оставляя растерянного Чонгука перед распахнутой входной дверью кофейни. Сейчас тот как никогда похож на ребенка, который не понимает, почему его прикосновений избегают, почему его бросают здесь, ведь совсем недавно все было так хорошо? Боже, он не заслужил этого. Чимин отворачивается, не в силах больше смотреть в его глаза. Господи, что он наделал?..

***

Чимин идет, не разбирая дороги, ему просто нужно скрыться ото всех, ему нужно подумать, нужно понять. Он сам не замечает, как оказывается в университетском парке. Без толп студентов, которые проводят здесь перерывы, сидя иногда прямо на траве и беззаботно попивая кофе, это место кажется каким-то чужим. Но занятия еще не начались, так что здесь почти никого нет, лишь редкие прохожие. Чимин направляется вглубь парка и находит там уединение, пристроившись на траве под раскидистым кленом. Он долго смотрит на записную книжку в своих руках, пытаясь просто рассортировать и привести в порядок обрывочные судорожные мысли. О том, чтобы сделать то же самое со своими чувствами, он уже даже не мечтает. Призрак перевернул его мир не единожды. Он это умеет. Чимин касается пальцем нарисованного на корешке смайлика, поглаживая тонкий след от ручки. В какой момент это стало привычкой? В какой момент он позволил привычке зайти так далеко, что это стало необходимостью? В какой момент все пошло не так?.. Возможно, он сможет найти ответы, если узнает, на что была похожа их история с той стороны. Чимин открывает записную книжку на первой странице. Вчитывается в такой родной почерк, позволяя себе окунуться в сосредоточение чужих мыслей и чувств, отодвинув на второй план собственные. Это то, что делает поэзия — дает возможность ощутить себя на месте другого человека. Погружает с головой в чью-то жизнь, дарит шанс заглянуть дальше, чем позволяют слова. И здесь, в своих черновиках, Призрак раскрывается совсем иначе. Не таким, каким Чимин его представлял поначалу, когда читал саркастические заметки на полях того глупого порноромана. И не таким, каким Призрак показывал себя, оставляя ему трогательные, полные светлых и радостных эмоций стихи. Здесь он совсем другой. Мрачный, отчаяшийся, надломленный. И одинокий. Но даже такой — это все еще Призрак, и Чимин узнает его в каждой строчке. Он узнает его манеру, его излюбленные приемы, его слова. Его взгляд на мир и его взгляд в себя. И даже если он пишет о том, о чем Чимин предпочел бы никогда не читать, если он говорит о том, что Чимин никогда не хотел бы слышать из его уст, его поэзия все равно отзывается где-то глубоко, так глубоко, что становится не по себе. И там, на краю Рукотворной скалы Где небо так низко, что дотянуться я мог бы и одной лишь ладонью звезды закрыть Я смотрю На бетонное море. Внизу Там белые четкие бурлят гребни волн и пунктирной разметкой уходят за горизонт по узкой и ровной глади воды бесконечной, словно первобытная бездна. Скажи Как не сойти с ума в этом мире, лишенном красоты? Где яркую жизнь мы черным асфальтом залили И возвели скалы, разорвавшие небесный купол тонкими стеклянными шпилями Они идеальны Как и все, сотворенное человеком Пусты Как и все, сотворенное человеком Скажи Как в этом мире Не шагнуть с высоты? Я стою на краю рукотворной скалы Здесь небо так низко, что дотянуться я мог бы и одной лишь ладонью звезды закрыть Если бы они не были закрыты уже серым смогом Некоторые страницы отмечены датами, и это стихотворение было написано почти год назад, в конце сентября. Дальше записи становятся редкими, стихотворения — короткими, и в них очень много зачеркнутого и исправленного не по одному разу. Некоторые строчки Призрак вымарал полностью, зарисовав ручкой так, что и не догадаешься, что там были за слова. Почему-то Чимину больно на это смотреть. Больно смотреть на то, с какой силой Призрак вдавливал стержень в бумагу, пытаясь не дать этим словам ни шанса. Но этот период заканчивается, и появляются другие стихи. Они больше похожи на какое-то упражнение, что-то вроде «опиши что видишь». Призрак рассказывает о других людях, не о себе, он как бесстрастный наблюдатель — лишь фиксирует происходящее, и до Чимина вдруг доходит, что это о посетителях кофейни. В одном из стихотворений он узнает Джисона, сменщика Чонгука, в другом — тех аджумм, которые частенько встречаются за столиком у окна и сплетничают о жильцах окружающих домов. Он не задерживается надолго на этих записях, потому что их неожиданно много, лишь бегло просматривает, но тут взгляд цепляется за слова «латте с карамельным сиропом» и сердце ухает на полтона громче. Чимин вчитывается внимательнее и улыбается. Это о нем. Где-то с той стороны Есть другой мир Портал туда открывается после полудня Колокольчик над дверью звенит и на миг я вижу летнее солнце в объятиях вьюги. Он всегда стряхивает снег с шапки за порогом Заходит Просит латте с корицей и карамельным сиропом Человек привычки, да? Всегда меняются только книжки. И эмоции. Как на карусели — лица. По нему всегда можно понять, о чем он читает. Забавный Сегодня хихикает, прикрываясь страницами. Славно… Но спустя час снова украдкой глаза вытирает шмыгает носом Что там такое, малыш?.. — в который раз задаюсь я вопросом. Кто посмел написать то, что тебя так расстроило? Скажи мне Для тебя Я перепишу любую историю Карусели созданы для веселья, а ты почему-то плачешь Если бы мои слова могли это исправить, я бы отдал их все. Тебе. Но я для тебя никто, и мои слова ничего не значат На следующей странице Чимин находит дату, и это еще начало декабря. Это было даже до того, как он узнал о буккроссинге, они с Призраком тогда не переписывались. Получается, Призрак наблюдал за ним еще до всего этого? Он пишет так, словно хотел бы перестать быть «никем». Он все-таки специально взял именно его книгу со стеллажа? Он знал? Чимин пролистывает несколько страниц и попадает на запись, сделанную в тот вечер. Он понимает это по тому, что видит почти прямую цитату со своих слов. Это вызывает усмешку, но она очень быстро вянет. «Криповый альфа, а омега — бесконечно тупой» После таких рецензий я не заглядываю дальше обложки Может, зря? Это даже смешно И обидно. Совсем немножко. Знаешь Среди убогих декораций, где автор ставит пьесы с картоном Я смотрю на крипового альфу, который сталкерит студента-омежку, Как в зеркало Только у меня на счету нет миллионов. — Ты не криповый, — упрямым шепотом возражает Чимин. А еще он с самого начала был прав в своих догадках — Призрак знал, кому оставляет книги. Должно быть, он был тогда в кофейне и слышал их с Чонгуком разговор, по обыкновению прячась за ноутбуком и делая вид, что занят работой. Как часто он сидел так и украдкой наблюдал? Как часто Чимин видел его в кофейне и не замечал? Почему Призрак ничего не сделал, чтобы быть заметнее, черт побери? Или сделал?.. Книга тогда вернулась на полки спустя месяц или около того. Чимин листает вперед, находит примерно тот период и ищет, ищет… находит. Ну конечно. «Неугомонный» — это явно о нем. Я догадывался, что он любопытный Неугомонный Ему все интересно Он как ребенок, который узнал, что платяной шкаф Скрывает вход в волшебное место И теперь проверяет все двери Что ему попадутся С надеждой А вдруг? Ну а вдруг? Вдруг здесь будет что-то кроме одежды? Он смеется Серьезно, смеется Читая глупые шутки Душного незнакомца А потом что-то пишет на последней странице Он действительно верит что его вопрос будет услышан… Я давно не открываю двери шкафов, если мне не нужна одежда, Больше не ищу за ними дороги в волшебные страны Так почему мне хочется забрать эту книгу? Как будто там, на последней странице, спрятан вход в Нарнию. Похоже, для Призрака первая книга была просто забавой. Он не верил всерьез, что это сработает, и все же… оставил ее для Чимина. И когда тот включился в игру, подкинул на полки «Невесту дракона». Чимин переворачивает страницу и обнаруживает запись за тот день, когда нашел ее. Конечно, Призраку было любопытно посмотреть на его реакцию, он ждал. Мог себе это позволить, он ведь знал, кому оставляет свои подарки… Нашел Открыл Улыбается Предупреждения игнорирует, Ну, в этом я даже не сомневался Берет латте с корицей Да, он тебе понадобится Хотя я бы советовал айриш крим Без кофе, в чистом виде Но это уже вариации Да, я знаю, тяжело Через прекрасие продираться Но это как с острой лапшой — Съешь тарелку и втянешься Читает, читает Кривится Вцепляется в волосы Что-то про себя говорит, вроде бы? Наверное, молится Протяжно вздыхает, надув щеки Отодвигает книгу Смотрит в окно Сломался? Ладно, просто верни ее на полку, малыш, нет, стой, не читай дальше, боже, тебе что, нечем заняться? Достает маркер Пишет Пишет Заглянуть бы туда, хоть мельком… Забавно. Снова улыбается. Прикусывает кончик маркера. Так, стоп. Какого черта?.. Это и правда выглядит сексуально. Чимин шумно усмехается. Какое искреннее недоумение. Похоже, не все, что пишут в трешовых порнороманах, такой уж бред, да? И, господи, ему этого не хватало. Этих эмоций, которые превращают Призрака в обычного живого человека. Почему же он скрывал их? Сам наблюдал, а Чимину не позволял. Разве это честно? Чимин листает дальше и на следующем развороте снова встречает почти прямую цитату, только уже самого Призрака. Тот тогда напросился на «Тьму в твоих глазах» этой фразой, Чимин до сих пор помнит. Да что ты знаешь о пытках, наивный ребенок? Подсовываешь мне сагу о похотливых драконах Где нежные эльфы устраивают оргии С феями-крестными и дикими ограми Забавно, конечно. Нет, правда, мне нравится Люди умеют удивлять, особенно когда не стараются. А хочешь честно? Настоящая пытка — Знать, что мой голос Так и не будет услышан Я для тебя Лишь текст в глупых книжках Я настоящий — Тень Невидимка Так ты все еще хочешь знать, что такое настоящая пытка? Построить темницу Себя в ней запрятать А ключ просто выбросить И не зная, как выбраться, Разбирать по кирпичику Тюремные стены Чтобы потом обнаружить, что выстроил Новые Им на замену Это происходит слишком внезапно — как будто ледяной водой окатили. Чимин оказывается не готов к такой резкой смене тональности и только беспомощно смотрит на рукописные строчки — уже не такие аккуратные, как обычно, словно написанные второпях. Что ж, теперь ему хватает эмоций. Он перечитывает снова. Значит, тогда это перестало быть шуткой, да? Или никогда и не было, с самого начала? Люди ведь часто прикрывают шутками свою неуверенность. Вроде как если не относиться к этому серьезно, можно не расстраиваться из-за неудачи. Маленький самообман, который позволяет закрыть глаза и сделать первый робкий шаг навстречу, потому что иначе его сделать не получается… Чимин все больше увлекается, продолжая переворачивать страницы их общей с Призраком истории. Это несколько странное чувство, когда смотришь на себя его глазами, моментами это смущает, но так он наконец-то видит полную картину. Видит, как зарождаются и крепнут чувства Призрака, захлопывая вокруг него ловушку, которую он сам же и создал, придумав эту странную игру для них двоих. Я любил фиолетовый цвет Еще до тебя Этот факт живет в моей голове, но я не помню Это как — «до тебя»? Такое было? Когда? Мне кажется, я просто придумал историю Своего прошлого. А живу Только здесь и сейчас Как персонаж книги, чья биография — фикция Весь окружающий мир — разве он существовал до нас? Там, где появляешься ты, проходит граница Между ненастоящим и настоящим. И все прошлое — ложь. Но реален ли я сам? Для тебя? Ненарочно Я стал заложником тех строчек Что ты в книгах читаешь «Призрак», да? Так ты меня называешь? Я потерял себя в чужих словах Я — текст, написанный от руки на полях Я — выдуманный персонаж Я — миф Для тебя Но давай представим на миг Что будет, если ты узнаешь, кто я? Узнаешь, что я здесь, рядом, уже так давно И вижу больше, чем тебе кажется. Что будет, когда заметишь рядом с собой человека, которым восхищаешься? Останется ли хоть капля восхищения тогда в твоих глазах?.. Если все загадки будут разгаданы, И таинственный Призрак окажется тем на кого ты никогда не обращал внимания. Пожалуй, я трус, и во мне говорит страх Но… Я не помню, на что была похожа моя жизнь До тебя, малыш И ни за что не хочу вспоминать. — Нет, зачем же ты так… — в отчаянии шепчет Чимин, совсем забыв, что Призрак его не может слышать. — Я бы не отверг тебя… Он отрывисто выдыхает и вытирает мокрые дорожки со щек. Некоторые строки ему больно читать, но Чимин не может остановиться. Он наконец-то получил то, чего так долго жаждал — Призрак от него больше ничего не прячет. Он здесь, в своих черновиках, предельно открыт: со всеми слабостями, комплексами, страхами. Здесь все его мысли и чувства — без фильтров и приукрашиваний. И Чимин читает, жадно читает, пока… Кажется, эти страницы до сих пор пахнут корицей Вчера ты касался их маленькими пальцами Оставляя на них свою карамель и вбирая взамен запах типографской краски кожей. Я уверен, твоя душа пахнет бумагой, на которой были записаны первые сказки А чем пахнешь ты? Я думаю об этом В тех снах, где от мыслей не спрятаться Я бегу от этого — в сны где и вовсе не существует запахов А здесь, в реальности, я Делаю вид, что меня не касается Не волнует Не трогает И не болит Не живет в моих тайных фантазиях Не изводит тело невыносимым желанием… И дыхание не перехватывает От мысли о том, чем ты пахнешь когда на тебе нет ничего кроме запаха. Чимин замирает, забывая, как дышать, а потом захлопывает блокнот. Щеки просто пылают. И не только они. Нет, это слишком… Это слишком личное. Господи, он не должен это читать, это неправильно. Он прижимает тыльную сторону ладони к лицу — она кажется такой приятно прохладной — и рассматривает простую дымчато-фиолетовую обложку записной книжки. Взгляд сам собой опускается на две точки со скобкой, нарисованные на корешке синей ручкой. Призрак оставил это для него, зная, что Чимин найдет очередной его подарок и заберет. Зная, что прочитает. Он хотел этого? Хотел, чтобы его голос наконец-то был услышан? Что это? Последняя отчаянная попытка вырваться из тюрьмы, которую сам для себя перестраиваешь? Или ошибка, совершенная на эмоциях? Может, Призрак уже жалеет о том, что сделал это, может, он уже вернулся в кофейню и судорожно ищет на полках свой блокнот, чтобы забрать его первым. Хотел бы он, чтобы Чимин это читал? Действительно хотел бы? Тот его взгляд… Непроницаемый, но долгий и пристальный. Чимин восстанавливает в памяти этот момент, пытаясь понять… Стоп, он что-то писал. Призрак. Он сделал еще одну запись в блокноте, а уже потом оставил его на полках. Может, там какое-то послание? Ответы? Подсказки хотя бы? Чимин судорожно листает чистые страницы с конца в начало, пока не натыкается на текст. Вот она — последняя запись, сделанная сегодня. И первый белый стих, который он встречает здесь. Люди не боятся летать Они боятся падать Натягивают огромный купол из парусины связывают себя с ним канатами путами чтобы наверняка чтобы не вывалиться И медленно спускаются с неба на землю. Если закрыть глаза, можно представить, что летишь И поверить, что даже самые смелые мечты могут сбыться Главное — не открывать глаз Чтобы не видеть Что кто-то другой уже успел построить самолет и взмыл в небо по-настоящему Пока ты витал в облаках, держась за свой жалкий кусок парусины.

***

— За что ты так со мной? — тихо спрашивает Чимин, прижимаясь лбом к холодному стеклу. Он стоит в своей комнате, у открытого окна, наблюдая, как ночь уступает место бледной предстветной заре. В руках у него до сих пор записная книжка Призрака. Он не расставался с ней весь день. Потом лежал с ней в кровати, без сна. Все боялся отпустить, казалось, она сейчас тоже исчезнет, как и ее владелец. Глупо, наверное — куда она денется из закрытой комнаты?.. Но Чимин продолжает держать ее. Возможно, на самом деле это она его не отпускает. Призрак как-то писал, что поэзия не расслабляет. Она окунает с головой в незнакомый мир чужих чувств, а потом оставляет наедине с собственными мыслями и чувствами — и разбирайся с этим, как хочешь, не будет ни помощи, ни подсказок. Чимин впервые по-настоящему понимает весь смысл его слов. Никто никогда не подскажет тебе, что ты чувствуешь. В этом вся проблема. Все было бы намного проще, если бы Призраком оказался Чонгук. Все было бы легко и беззаботно, радостно и приторно до невозможности. Они бы ходили на свидания, целовались, прощаясь у дома Чимина, как вчера вечером, Чимин бы ждал его в кофейне со смены и украдкой наблюдал, как Чонгук готовит ему карамельный латте, делая сердечко из корицы на молочной пенке. И никому не было бы больно. Теперь больно всем. Больно Призраку, который только успел поверить, что получится взлететь — и разбился о землю. Больно будет Чонгуку, который за один день обрел и потерял надежду. Больно будет Чимину, который уже запутался и не знает теперь, где провести границу. Вчера, когда он целовался с Чонгуком, он хотел этого. Ему это нравилось. Но сколько из этого «нравилось» принадлежало самому Чонгуку, а сколько — Призраку, которого, как думал тогда Чимин, он наконец-то нашел? Сколько из этого «нравилось» принадлежало радости от долгожданной встречи и сколько — мысли, что можно больше не чувствовать себя виноватым за то, что любишь одного, а смотришь на другого? Чимин знает, что ему придется решить. Ему придется провести границу. А потом разрезать по этой линии свое сердце и выбросить лишнюю часть, чтобы она больше не отравляла его. И это будет больно. Он точно знает. Мог ли он этого избежать? Сейчас, стоя перед окном и наблюдая, как ночь сменяется бледной предрассветной зарей, Чимин задается вопросом: если бы он не был так увлечен вымышленными мирами и чуть больше обращал внимания на мир настоящий, который его окружает, может, он понял бы раньше? Может, заметил бы неприкрытое любование во взгляде незнакомого парня в черной толстовке, который слишком привык прятаться за словами? То самое любование, что сквозит в каждой строчке его стихов, посвященных глупому омежке, который прочитал целую гору книжек, но так ничему из них и не научился…