Глубина невозможных объятий

      Молодой капитан Джин Анг’Хван держался за шершавую ручку двери и никак не мог решиться войти. Прошлые дни выдались бешеными, а сегодня погода только-только устаканилась после многодневного шторма, и наконец выдался спокойный вечер. Парень проголодался и решил заодно пополнить запас свечей для ночного чтения, и потому он выбрался из своей каюты и направился в комнаты экипажа, чтобы разыскать баталёра, однако громкие голоса за стенкой спорили наперебой, и их пьяный гул не сулил ничего хорошего.       — Слыхал, что и не плавает он. Вообразите себе! — роптал за дверью чей-то возмущённый голос.       — Да быть того не может.       — Может!       — Да сказки это…       — А я т-те говорю!       — Чего вы спорите попусту? Вот пихнём его принцейшество за борт да поглядим, как начнёт барахтаться! Ых-ха-ха-ха, потеха будет!       Хотя Джин ничего не видел, он ясно представлял, как там за дверью упитый кок ревёт на всю каюту, брызгая пивом и хохоча. Остальная команда вторила гоготом и наперебой делилась последними наблюдениями и сплетнями. О нём.       — Сопляк, небось, шпагу свою доставал, токма чтобы перед девицами хвастаться.       — Ладно шпага… Видали, как сынка генеральскай нос от тарани воротит? Где это видано, чтоб моряк…       — А слыхали, как он нос кораблю зовёт? Форштевень, говорит! Экий заучка…       — Карту по компасу читает, да и ладно вам, что с юнца взять…       — Не по отцу в масть мальчонка выродился.       — Н-да, стержня нету.       — Да откуда б ему взяться, коли он по одним балáм да пирушкам шастал с младых лет?       — Что ж он тут забыл тогда? Ходил ба дальше по приёмам, повеса!       — Дык папенька пихнул на флот, когда старшого сынку русалы утащили.       — Кипеть им в пучине, окаянным…       — Одни напасти от морского племени! Такого парня загубили.       — Гнить им в пучине…       Проклятья моряков слились в один протяжный ропот. Джин очень хотел уйти, но почему-то продолжал стоять и подслушивать, предаваясь мимолётным воспоминаниям и страшным мыслям. Его сковало то ли ужасом, то ли болью одиночества — ведь он очень-очень давно ни с кем по-настоящему не говорил, потому он не двигался с места и как завороженный слушал дальше, не в силах сделать и шага.       — Так какого ж парня-то? — напомнил кто-то в каюте.       — Дык, толкового. Старшо́й надежды подавал. Кристоф, что ли. На Пагубном ходил вроде ба.       — Какая рознь теперича, кто подавал, кто нет? Ходить нам под салагой два новых года. Одно что смириться надо.       — Да говорю вам, пихнём за борт, да и дело с концом! Как кончатся сыны генеральские, так нам нового капитана дадут, из нормальных вояк, ух-ха-ха!       — Ты это брось, Яныч.       — Ага, чепуху не мели. Нам всем бошки-то за Джина этого пооткручивают.       — Дык на Пагубном не пооткручивали никому!       — Так там другое. Те в шторм попали. Кристоф у руля остался со штурманом, вот их и смыло. Мачтовый говорил, что русалы помогли. Парень был не дурак, канатом-то обвязался, да морское племя все узлы трезубьями истрепало да за собой утащило в пучину.       — Ох ты ж, брег его памяти…       — Брег памяти! — снова отозвались моряки хором.       Они ненадолго замолчали, а затем самый горластый — корабельный повар — вновь с чавканьем глотнул пива и продолжил гнуть своё.       — Одно вам твержу, не будет нам от юнца проку! Не так, аль иначе сживем с кораблю. Дайте токма подумать, как…       — Заткнись ты, окаянный. Так орешь, что он тебя, небось, из каюты барской слышит.       — Да насрать мне, ну, услышит он и чаво сделает?       — Да хоть высечь распорядится.       — И чем он тебе насолил?       — Да баба ж вылитая! Ни волоска на роже, ни мозолины на руках! У всех моих жëн губищи и того меньше евоных были. Какой из него капитан?! Так, подстилка какая…       — Какой есть, такой и капитан. И другого у тебя не будет, плешь, — строго проговорил чей-то низкий, молчавший до этого голос, и Джин узнал в нём лоцмана Тома, единственного, с кем парень изредка общался. — Заткнитесь-ка все лучше да раскладывайтесь уже. Завтра через Пятизубье проплывать.       — Плавает говно, а мы…       — А ты и есть говно, Яныч. Закройся, пока я сам тебя на плавучесть не проверил!       — Ах ты…       Судя по протяжному рыку, разрозненным крикам и глухим звукам ударов, в каюте началась потасовка. Дальше стоящий за дверью Анг’Хван слушать не стал. Отдёрнул руку, молча развернулся на каблуках и поспешил на корму. Он слышал достаточно. Нет. Даже слишком много. Щёки жгло. Сердце предательски часто билось. Нос неприятно щекотало, но слёз Джин себе не позволял. Лишь смотрел на серебрящуюся под звёздами гладь воды и мечтал быть где угодно, но не на паруснике, несущем его к проливу Ненга.       Быть может, ему не было бы так горько, если хотя бы часть сплетен, услышанных от команды, не была правдой. Но он действительно был ставленником своего отца-генерала. Действительно мало что смыслил в прикладной корабельной науке, успев за несколько месяцев заучить лишь прописанную в учебниках теорию. И, к собственному стыду, он действительно не умел плавать. Джин Анг’Хван вообще собирался стать писателем и даже добился немалых успехов на этом поприще, но семейная трагедия поменяла все его жизненные планы, а высокопоставленный отец насильно «помог» справиться с переживаниями: сперва выбил ему место в морской академии, а затем и на корабль устроил. И не кем-нибудь, а сразу капитаном. Джин прекрасно знал, что совсем не годился для этой должности и этого места, но продолжал безнадёжно убеждать себя, что должен терпеть. Ради памяти брата.       Однако переносить навалившиеся тяготы было невероятно сложно, даже несмотря на все преимущества его высокого чина. Да, ему не приходилось справлять нужду в гальюне над открытым морем, и спал он на широкой постели в просторной капитанской каюте, однако с каждым новым днём он все больше убеждался: никакого авторитета над собственной командой он не имел и вряд ли смог бы его заполучить. Наверное, сегодня ему стоило ворваться в каюты, отхлестать этих пьянчуг за их вольные речи или даже обвинить в саботаже, но тогда, кажется, он первым рисковал оказаться за бортом — а этого ему не хотелось. Потому Джин лишь пообещал себе, что на следующее утро вызовет команду на палубу, проведёт с уже протрезвевшими подчинёнными серьёзный разговор и действительно велит высечь Яныча. А пока он стоял на корме, опираясь на бортик, и провожал взглядом убегающий в даль тёмной воды пенный след, размышляя о своей странной судьбе.       Перегрин вышел из порта несколько недель назад, и все это время его юный капитан непередаваемо страдал. Отдавать приказы мужикам в два раза старше него было странно и даже неприятно. Джин кожей чувствовал, что его ни во что не ставят, но смурно кивают, а затем делают по-другому. Он принял правила игры, старался не давать поводов к недовольству и выходил к команде только чтобы свериться с курсом или вместе поесть, однако вонючая тарань надоела ему ещё в первую неделю, а кок то и дело подсовывал именно её, будто издеваясь над парнем, а ведь у них были и сыры, и фасоль, и ещё свежая солонина… Большую часть времени Джин сидел в капитанской каюте и перечитывал захваченные в плаванье книги, скрашивая ими свои одинокие вечера. Иногда он писал стихи, иногда делал карандашом эскизы портретов выдуманных персонажей, иногда разглядывал путевую карту и с лоцманом прикидывал, как далеко в пролив Ненга их кораблю удастся забраться, чтобы картограф мог набросать силуэты берегов далёких, необжитых земель.       Неделю назад они попали в затяжной шторм, море волновалось почти семь дней к ряду, а корабль шатало так, что Анг’Хван успел пожалеть, что спит на обычной постели, а не в гамаке, как прочие моряки. Конечно, парень никак не мог повлиять на погоду, однако за его спиной экипаж роптал, безмолвно обвиняя во всех своих бедах именно юного капитана. Он пытался делать вид, что ничего особенного не происходит, но теперь из-за какой-то нелепой случайности убедился, что почти вся команда его презирает. Джин не знал, не мог понять, действительно ли они желают его смерти, или то была лишь ничего не значащая пьяная болтовня, однако на душе его стало ещё горче. Теперь он не понимал вообще ничего, и неизбывная тоска сжимала его мягкое сердце, а морской бриз трепал волосы, но не мог остудить голову.       Август был щедр на тëплый попутный ветер, а после шторма над мачтами наконец показалось безоблачное звёздное небо. Перегрин резал воду с тихим шелестом, канаты парусов скрипели под напором воздуха, корабль тихонько покачивался на мягких волнах, и всё вокруг теперь было слишком спокойно, в то время как в душе Анг’Хвана продолжал бушевать ураган. Ему хотелось просто поговорить хоть с кем-нибудь понимающим, но ни на этом корабле, ни, кажется, в целом свете будто не было такого человека. Разве что Крис понимал его стремления и мечты, но кроме погибшего брата, ни семья, ни однокашники, ни почитатели его творчества — никто не становился близок настолько, чтобы на этого человека можно было положиться в любой ситуации или хотя бы назвать близким. Потому Джин старался всегда полагаться только на себя, но теперь ясно чувствовал нужду в ком-то другом. Он мог бы пренебречь отцовской волей, но в поисках чего-то или кого-то ещё опрометчиво пустился в опасное путешествие и лишь теперь понимал, каким наивным был его порыв и как далеко от себя настоящего и своих собственных мечтаний он был сейчас.       Джин проморгался, потому что слёзы на глазах всё-таки выступили. Он сжал пальцами переносицу, медленно выдохнул, стараясь успокоиться, и ещё раз оглядел тёмную гладь моря. Что-то светлое, наверное, большая рыба, мелькнуло в воде серебристой искрой и скрылось где-то по правому борту. Наконец надышавшись солёным воздухом, Джин удалился в свою каюту, зажёг тусклую масляную лампу и, даже не скинув с себя дурацкий камзол с вычурными погонами, улёгся на грубые простыни. Он было попробовал читать без свечей, но скоро глаза заболели из-за неяркого света, и Джин положил роман на пол под кроватью. Хотелось напиться. Но его запасы вина тоже как назло закончились, остальные — хранились у баталёра Мина под замком. На невозможность выпить желудок парня обиженно заурчал.       На душе стало ещё паршивее. Погасив пламя, Джин долго вертелся и придумывал завтрашние диалоги с командой, прежде чем смог уснуть. А ближе к утру дверца его каюты резко отворилась, в неярком свете коридора заспанными глазами он разглядел троих взбудораженных моряков. Джин мигом уселся и хотел было спросить, что стряслось, но на голову его упало что-то тяжёлое. А затем вновь стало темно.

***

      Сон был странным. Кажется, Джин летал. Что-то холодное лизало его щëки и трепало тело из стороны в сторону. Голова раскалывалась, разум никак не хотел подсказывать, почему Анг’хван не в мягкой постели. Парень нехотя приоткрыл один глаз и уставился в алеющее предрассветное небо. Под поясницей было твёрдо, но голова и конечности словно болтались в невесомости. Джин попытался открыть другой глаз, но ресницы на нём слиплись, и ничего не выходило. Вокруг него что-то тихо хлюпало. В целом это не раздражало, скорее вызывало непонимание. В конце концов он в море, а оно постоянно хлюпает…       Минуту. Море?!       Осознав, где он и почему, Джин встрепенулся и соскользнул с деревяшки, на которой держался каким-то чудом. Он впал в панику, потерял всякую опору, и вместе с судорожным не то вскриком, не то всхлипом, тело его покачнулось от нервного размахивания руками и ушло под воду. От страха конечности под водой начали двигаться хаотично, веки плотно сомкнулись. Ему казалось, что он вот-вот выплывет, но вода была повсюду, и он барахтался всё отчаяннее и беспорядочней. А когда сдерживать воздух в горящих лёгких стало невмоготу, он выдохнул, создавая в соленой воде клубы белых пузырей, а потом вдруг… Снова вдохнул. Кто-то крепко держал его за шкирку, поддерживая голову над водой.       — Совсем дурной… Знал бы я, что ты сам топиться собрался, и в первый раз не спасал бы.       Из-за стучавшей в ушах крови Джин еле слышал говорившего, не понимал смысла слов, но чужой бархатистый голос мгновенно заставил если не успокоиться, то немного отдышаться. Он был в воде не один, значит, всё было не так уж плохо, как ему казалось ещё мгновение назад.       — Что… что произошло? — спросил Джин, откашлявшись и чуть переведя дыхание.       — Это я тебя хотел спросить. Раньше вы в море только всякий мусор, объедки да дерьмо сбагривали, а сегодня вот вдруг тебя принесло, — сзади фыркнули. — Если отпущу, удержишься на воде?       — Н-нет, — честно признался Джин.       — Н-да…       Позади послышался плеск. Видимо, человек крутился вокруг своей оси и оглядывался, а затем, обнаружив то, что искал, поплыл в нужном направлении, таща за собой Джина.       — Держись, — и спаситель подтолкнул к Джину большую деревяшку, с которой тот соскользнул.       Парень с облегчением ухватился за белоснежный толстый сук и прижался к дереву грудью, словно оно было спасательным кругом. Когда ворот его камзола отпустили, Джин наконец обернулся к своему спасителю, чтобы поблагодарить, и мгновенно онемел. На него глядел не человек — сам морской дьявол. С зелёными волосами, серебристой кожей и огромными, почти чёрными глазами, глядящими в самую душу. Когда русал улыбнулся, обнажив ряды белоснежных заострённых зубов, руки Джина внезапно отказали, и он отпустил корягу из рук и снова ушёл под воду, в панике болтая конечностями.       — Если хочешь утонуть, ты так и скажи, я не буду мешать, — проговорил незнакомец, за грудки вытаскивая парня ещё раз.       — Ты… — Джин задыхался от паники и страха. — Русал!       — Угу. А ты человек.       Русал толкал парня к деревяшке, и как только тот схватился, мигом оплыл его с другой стороны, чтобы смотреть в лицо.       — Пожалуйста, — губы Джина дрожали от страха. — П-Пожалуйста… Т-ты только не издевайся сильно, сразу уб-бей.       — Зачем? — не понимал русал, моргая. И Джин тоже перестал понимать.       — Но вы же… Вы едите людей. Зачем ты меня… Разве не для этого? Почему?       Джин жалко цеплялся за ствол и говорил, запинаясь и представляя все те ужасные вещи, что русал мог сотворить с ним, а тот лишь клонил изумрудную голову к плечу и почти человечно улыбался. И всё происходящее вкупе с этой невозможной улыбкой мигом разозлило парня до несдержанного крика.       — Ты что, издеваешься?!       — Я даже не знаю такого слова.       — Ты зачем ты меня спас?!       — Не надо было?       — Надо было… Н-но зачем? Зачем я тебе?       — Хм, — русал склонил голову в другую сторону. — Ну, я давно ни с кем не говорил.       — Только поэтому спас? Чтобы поговорить с… человеком?       — Чтобы поговорить хоть с кем-нибудь.       Джин медленно моргал и ещё медленнее соображал. Думал тягуче, судорожно, болезненно. Голова была тяжёлой, мысли путались, их было слишком много, и все они были слишком странными. Странным было вообще всё. И особенно — его спаситель, прятавший острые зубы за улыбкой вместо того, чтобы впиться ими в человеческую плоть. Странным было то, что морской дьявол его в принципе нашёл и спас. Несколько раз.       — Ты странный, — убеждённо заявил Анг’Хван, припоминая всё то, что совсем недавно слышал о русалах. — Вы же убивать нас должны вроде как.       — Если ты сам этого хочешь, я могу, но…       — Не хочу.       — Ну вот и славно. Значит, будем говорить, пока корабль не вернëтся за тобой.       Джин нервно сглотнул и сжал корягу крепче. По коже его пробежали мурашки, и осознание безнадёжности его положения в очередной раз накрыло страхом.       — Он… не вернëтся, — прошептал парень дрожащими губами.       Джин мигом вспомнил события ночи и связал всё единой нитью. Его предали, не убили, а просто бросили за борт, что было настолько хуже и безжалостнее смерти, что он не мог в это поверить. Из глаз его хлынули слëзы. Истеричные, горячие, отчаянные. Он вдруг завыл и весь сжался в комок, от страха, обиды и непонимания. Ему было всё равно на невольного зрителя накатившей слабости. Деревяшка в его объятиях мелко дрожала. Зато второй глаз, до того заплывший подсохшей кровью, теперь снова открывался. Толку от этого не было: слёзы застилали всё мутной пеленой, да и глядеть на этот жестокий мир Джину больше не хотелось.       — Если за тобой не вернутся, то плакать нельзя. Не трать свою воду, человек, — серьëзно предостерёг русал.       Смысл слов дошёл не сразу. Лишь после того, как русал подплыл ближе и потрепал плечо Джина, тот обиженно закусил губу, всхлипнул пару раз и понемногу затих. Русал был прав, первое правило выживания — сохранять спокойствие, потому Анг’Хван всеми силами старался собраться. Когда паника слегка стихла, в памяти Джина начали всплывать строки из книги для мореплавателей: не переохлаждаться, беречь силы и жидкость в организме. Найти опору. Найти пресную воду. Найти пропитание. Понять, где берег и попытаться двигаться туда.       Джин потёр лицо, смахнул слезы, повертелся по сторонам и огляделся. Вокруг было открытое море и ни намёка на сушу. Парень панически всхлипнул и снова скривился от подступающей истерики. Руки его, сжимающие корягу, вновь слабели от дрожи, а осознание того, что под ногами нет опоры, в очередной раз обволокло липким страхом и сковало движения.       — Эй, — русал вдруг крепко схватил Джина рукой за подбородок. — На меня смотри. И дыши. Я же сказал, что не буду тебя жрать, так что бояться не надо.       — Я. Н-не… — парень говорил с трудом, но очень старался сохранять не слишком истерический тон, глядя в чужие, очень странные глаза. — Не тебя, а моря… Моря боюсь.       Ладонь русала на лице ощущалась удивительно тëплой. Он поморщился от непонимания, моргнул пару раз своими огромными глазами и склонил голову на другой бок. Чешуйки на его лице сверкнули яркими искрами в рассветном огне, и Джин, на мгновение отвлекшись от собственного страха, подумал, насколько удивительно это существо с россыпью звёзд на щеках. А затем страхи снова заполнили его голову, напоминая, что именно морские дьяволы убили его брата.       Однако индивид перед Джином был удивительно дружелюбным, и парень позволил себе поверить его словам. В конце концов сейчас у Анг’Хвана были более насущные проблемы. Как только русал отпустил его, Джин снова посмотрел на синеву под собой, мгновенно пугаясь этой бесконечной бездны. Он зажмурился. Несколько минут пытался отдышаться и убедить себя, что глубина его совсем не страшит, ведь ему есть за что держаться. Затем он открыл глаза по одному и ещë раз медленно огляделся. Руки его всё ещё были слабыми, но Джин отчаянно хватался за дерево и даже смог рассмотреть в воде тёмные силуэты своих ног: одну босую, другую в чёрном башмаке. Отсутствие видимого дна под ними пугало, но реальность показывала, что тонуть он не собирался.       — Как тебя зовут, неудача? — окликнул русал, и парень наконец поднял взгляд.       — Джин Анг’хван.       — Джин? Твой отец что, так любит выпить, что назвал тебя как…       — Мой отец капитан-генерал! — огрызнулся Джин с обидой, а русал моргнул и тихо спросил.       — Это он тебя за борт бросил?       Джин лишь недовольно подëрнул плечом и, проигнорировав последовавшие от русала извинения, задал ответный вопрос.       — А тебя как зовут? У вас ведь есть имена?       — Есть, конечно. Я Йольнболькг, — пробулькал русал, а Джин это странное сочетание букв совсем не понял.       — Как-как? — переспросил он.       — Йольнболькг. По-нашему значит «свободолюбивое солнце».       — Йонль…       — Не пытайся точно повторить, у тебя совсем другое горло, нет пузыря и жабр, и… — морской демон замолк, опустив одно ухо в воду и прислушиваясь.       — Ладно, — Джин потëр саднящий лоб. — Тогда могу я звать тебя Ёнбоком?       — Мне всё равно, — отозвался русал и вдруг нырнул вглубь, оставив после себя лишь взвесь пены.       Джин остался один посреди бесконечных ало-синих волн. Он на всякий случай покрепче сжал в руках деревяшку и снова огляделся в страхе — вдруг русал услышал приближение морских чудищ и сбежал? Однако, не заметив в воде ничего подозрительного, Джин снова глубоко вдохнул и попытался придумать, что делать дальше. Сперва присутствие морского чёрта ужасало, теперь отсутствие его же становилось каким-то некомфортным и пугающим. Парню вдруг стало обидно, что спаситель его так внезапно уплыл. Это было не так страшно, как предательство собственного экипажа, и, конечно, Джин не рассчитывал, что русал составит ему полноценную компанию, но хотя бы направление к берегу этот Йонль… Ëнбок мог бы подсказать! И, чем оставить одного барахтаться в водной пустыне без единого шанса на спасение, лучше бы русал и не спасал его вовсе и правда сожрал… Это было бы милосерднее долгой и мучительной смерти от обезвоживания и переохлаждения.       Стоило Джину подумать об этом, Ëнбок с тихим плеском всплыл неподалёку и направился к нему.       — Где ты был? — обиженно ляпнул парень, и русал нахмурился от его громкого голоса. Джин и сам своему тону удивился и поспешил исправиться, спросив первое, что пришло в голову. — Разговаривал с рыбами?       — Проверял чтое-что… — Ёнбок посмотрел на что-то тёмное в собственной ладони, а потом поднял нахмуренное, блестящее лицо. — И не говорим мы с рыбами, что за бред. Вы же с ними не говорите?       — Ну, мы и в море не живём, — тихо отвечал парень, наблюдая за приближающейся фигурой. — А у вас, кажется, целые подводные города есть.       — И что? У вас города наземные. Вы разве от этого говорите с чайками? Или, может, с червями?       — Нет же. Мы с животными слишком разные…       От осознания нелепости собственных слов, Джин смолк. Наедине с необразованным русалом он ощущал себя до обидного глупым. У него было приличное образование и довольно обширные представления о мире, однако, к стыду своему, о морском племени он знал лишь байки да сплетни, передающиеся из уст в уста — ничего толкового. Каждая человеческая сказка о русалах обязательно заканчивалась тем, что страшные морские черти людей непременно губили, жрали живьём и даже над трупами измывались, но была ли в тех рассказах хоть толика правды — Джин уже сомневался.       — Извини, мы просто слишком мало про вас знаем, — поспешил оправдаться он, разглядывая лицо напротив. — В основном всё ограничивается тем, что вы, демоны, топите корабли из прихоти и жрёте человечину. Но раз ты меня спас, получается, всё совсем не так. И вы, оказывается, не такие страшные, как рисуют. И умные, к тому же. У вас тоже есть академии? Или откуда ты знаешь, чем люди от русалов отличаются?       — Оттуда и знаю, что мы топим корабли и жрём человечину, — улыбнулся русал уголком губ, прикладывая руку с чем-то мягким ко лбу Джина. — Не все, конечно, — я вот не люблю, потому что люди слишком жёсткие и пресные, — но жрущих очень много. Так вот, когда тело в воде рвут на части, все органы прекрасно видно. Мы с людьми хоть и похожие, но внутри разные… А академии — это что? Я не знаю такого слова.       От такого честного рассказа Джин сморщился, а Ёнбок, увлечëнный чем-то на его голове, этого даже не заметил, не дождался ответа и продолжил сыпать подробностями.       — Своих мы тоже сжираем, потому вы никогда или почти никогда не видели русалочьих тел. Если честно, сородичи на вкус ещё ужаснее людей. У нас чешуя такая жёсткая и вечно в зубах застревает. Не понимаю, чем всех морские ежи не устраивают? Или кальмары. У них глаза так приятно лопаются, особенно большой…       На этот раз Джин не выдержал. От разыгравшегося воображения живот его свело спазмом, он чудом успел отвернуться, прежде чем его стошнило в воду тем немногим, что ещё оставалось в его животе с прошлого дня.       — Фу… Ты чего, больной? — мгновенно сморщив нос, спросил Ёнбок и отплыл подальше от мутной взвеси. — Это заразное?       — Нет-т. Я просто п-представил это и… не н-надо про расчлененку. П-пожалуйста.       — Рашчли… что?       Джин не ответил, потому что его снова вырвало. Когда спазмы закончились, он обессиленно опал грудью на корягу и громко задышал ртом, пытаясь немного успокоиться. Ёнбок, описав несколько виражей вокруг него, подплыл ближе, а затем и вовсе вернулся на прежнее место перед парнем.       — Эй, ты же не умираешь? — он тыкнул Джина серебристым пальцем в щёку, на что тот открыл глаза и ответил, вдруг осознав безысходность собственного положения.       — Пока нет, но очень скоро…       Ему было очень плохо от абсолютно всего происходящего. Он старался держаться, но груз, свалившийся на его плечи, был слишком велик, и Джин снова всхлипнул, но удержался от слёз, чтобы не терять ещё больше жидкости. Он не хотел умирать, но…       — Очень скоро умру, — сказал он обречённо.