Седьмая попытка

Гермиона не вернулась. Гарри прождал её, сколько хватило сил и фантазии для оправдания задержки, но, в конце концов, смирился и принял горчащий на языке факт: друзья его бросили. Просто… б р о с и л и. Оглушённый этим осознанием он уже в потёмках чарами выловил рыбу из реки, выпотрошил её и пожарил на костре, оставшимся от Дина и Крюкохвата. Мясо получилось пресным и местами сырым, но Гарри не чувствовал вкуса. Он всё съел и тщательно за собой убрал. Желудок угрюмо молчал, покорно переваривая полученную пищу. Пограничная сытость не перебила состояние растерянности, не смягчила хватку душащих чувств одиночества и обиды. Под сердцем болезненно тянуло, в ушах снова и снова звучали обвинения Рона. И всё же Гарри не считал себя виноватым. Он абсурдно продолжал на что-то надеяться. Он так не хотел остаться один! Мелькнула шальная мысль попытаться догнать Дина и Крюкохвата. Мелькнула и исчезла – глупая, нелепая, жалкая. Трусливая. Подавленный отвращением к самому себе, Гарри прошёлся вокруг палатки, обновляя защитные чары. Потом вернулся внутрь и перемыл всю посуду, заправил кровати, перебрал тетради с заметками Гермионы, выпил стакан воды. Стояла уже глубокая ночь, а Гарри всё никак не мог заставить себя заснуть. Ему чудилось, что снаружи кто-то есть, что кто-то за ним следит. Он выходил и вглядывался в темноту леса, запускал чары обнаружения – без толку, никого не было. Но стоило повернуться лицом к палатке, как затылок буквально жгло от неведомого взгляда. - Паранойя, - повторял себе Гарри под нос, застёгивая молнию входа. – Просто паранойя. Просто воображение. Просто он… один. Засыпая на нижней койке (без кого-либо, охранявшего сон), Гарри дал себе время до утра. Дал время дождаться Гермиону. И Рона. Утром он сменит место, и тогда друзья, даже если очень захотят, не смогут последовать за ним – чары не позволят. Что ж. - До утра, - прошептал Гарри, стараясь не думать, как в одиночку будет скрываться от Пожирателей Смерти, добывать себе еду, хранить крестраж, искать другие… Как быстро его поймают? Узнают ли Рон и Гермиона о его смерти? Сможет ли он сделать хоть что-то, что оправдает его существование?.. Он так устал. Сон был коротким и вязким: из непроглядной темноты к нему тянулись бледные руки. Тянулись мучительно долго и страшно, жадно и неотвратимо. Тянулись, пока под оцепеневшим Гарри не продавился матрас, пока он не почувствовал через покрывало жар прикосновения к голени… Он распахнул глаза и беспомощно дёрнулся – над ним нависало лицо. В сумраке палатки, без очков, Гарри видел лишь бледное пятно и мазки широких плеч. Не Рон. Не Гермиона. И беспомощный, неподвижный Гарри – он не мог даже руку поднять. Чужие чары держали прочно, словно он насекомое, придавленное стеклом. - Здравствуй, Гарри. Он издал сиплый, сдавленный звук. Холодная дрожь прокатилась по позвоночнику, вздымая волоски на теле. Гарри узнал этот бархатный, мелодичный голос. Он слышал его всего пару раз на шестом курсе и дважды на втором. И всегда это были воспоминания. Он панически заморгал, щурясь, пока его увечное зрение не привыкло к темноте, позволив разглядеть черты молодого лица и чёрные завитки волос. «Какого чёрта?!» От растерянности Гарри сначала замер, а потом с новой силой зашёлся в попытках вырваться. Как жук под стеклом. У него едва получилось пошевелить плечами и кистями рук, но молодой Волдеморт улыбнулся и приставил к чужим губам указательный палец. - Шш, Гарри, всё хорошо, - проронил он ласково. Гарри вытаращился на него, ошеломлённый нежным жестом и мягкими словами. Он не мог избежать чужого прикосновения. А палец, меж тем, соскользнул от середины до уголка его губ, заставив чувствительную кожу болезненно гореть, перебрался на щеку и пару раз легонько стукнул. Гарри вздрогнул и, наконец, нашёл в себе силы заговорить. - Пришёл убить меня? – вышло горько и тихо, не громче выдоха. Стоило Рону и Гермионе бросить его… Нет, хорошо, что они ушли. Теперь лишь бы не вернулись. Но как его нашли? Почему Волдеморт выглядит так молодо? Тёмный Лорд склонил голову в каком-то невинном, любопытствующем жесте. Безобидном. Гарри не поверил: это было почти нелепое притворство. Мёртвые синие глаза смотрели тяжело и пусто. Так смотрят змеи на неспособную убежать мышь. «Почему Волдеморт так выглядит? – всё крутился в голове вопрос. - Совсем как крестраж дневника». Как крестраж? Гарри опустил взгляд с лица монстра на его грудь, где в складках мантии притаился медальон Слизерина. - Мне приятно, что ты носил его у самого сердца, - перехватил его взгляд Волдеморт. - Ты поэтому так выглядишь? – спросил Гарри, решившись потянуть время. – Ты - не он. Ты крестраж. - Верно, я не тот, кто убил твоих родителей. Гарри моргнул на странную формулировку, но не это сейчас было важным. Он помнил, как крестраж дневника едва не обрёл физическое воплощение. - Ты вытягиваешь из меня жизнь, да? Проклятье, палочка лежала под подушкой. Совсем близко и абсолютно недосягаемо. Несмотря на холод, спина у Гарри вся взмокла. Сердце в бешеном метании грозило проломить рёбра. Стук крови в ушах оглушал, словно всё вокруг очередной кошмар. Гарри задыхался. Он был в ловушке. А Волдеморт всё медлил с ответом, только смотрел и смотрел, выворачивая этим наизнанку. Гарри не узнавал его. Тот Волдеморт, с которым он привык иметь дело, был нетерпелив и яростен, обожал говорить и причинять Гарри боль. Это иное поведение пугало. Что ему нужно? Что? Новая волна страха подступила к горлу удушливой тошнотой, и Гарри с ненавистью ощутил, как защипало глаза. Он не хотел показывать слабость перед врагом, даже если это единственное, что он мог контролировать. Он не станет умолять. И кричать не станет. Гарри с вызовом поднял глаза, и Волдеморт, против обыкновения, не разозлился на дерзость. Напротив, его лицо просияло. - Да, - выдохнул он, опасно близко склонившись над Гарри, - вот он – настоящий ты. - Отвали, - процедил Гарри, всей кожей ощущая жар чужого тела. Живого, настоящего. Почему сам Гарри всё ещё дышал? Что он упускал? Волдеморт перед ним должен быть крестражем медальона. Но для воплощения ему нужна чужая жизнь, та, что была связана с медальоном. Жизнь Гарри. Волдеморт склонился ещё ниже, пожирая его глазами, и Гарри, вопреки инстинкту самосохранения, дёрнул головой навстречу, надеясь хотя бы сломать чужой нос. Не вышло – чары не пустили, да и Волдеморт успел уклониться, выдернув из-под подушки остролистовую палочку. Его палочку! - Не смей! Бледные пальцы невесомо пробежались по тёмному древку – медленно, показательно. Гарри не отрывал взгляд от своей палочки, судорожно, рвано дыша. Не собирается же он… Хмыкнув, Волдеморт вскинул чужое орудие на единственную в палатке мишень. Нет… - Вот и всё, Гарри. Гарри не мог смотреть, как на него наставляют его же палочку. Принять смерть от неё – это слишком. Всё же Волдеморт не изменял себе – он всегда находил новый способ по-особенному причинить ему боль. - Фините. Сковывающие чары развеялись. Гарри ошарашенно моргнул, но тут же соскочил с кровати, смещаясь вглубь палатки, подальше от Волдеморта. Тот решил поиграть? Как на кладбище? Уже невербально тёмный волшебник зажёг светильники. Гарри зажмурился от вспыхнувшего света и упустил момент, когда очки заняли своё место на его переносице. Но вздрогнул он не от этого, а от слов Волдеморта: - Я не желаю тебе смерти. Гарри подавился воздухом и споткнулся, едва не сев на задницу. Он не понимал, что происходит. Что Волдеморт хотел от него? Почему ещё не убил? Почему не кинул своё излюбленное Круцио? Что за Мордредовы игры?! Волдеморт так и не сдвинулся с места, словно не хотел больше пугать или провоцировать. Он опустил остролистовую палочку и более не сделал ни-че-го. Замер, предоставив взвинченному Гарри время, чтобы успокоиться и осмыслить сказанное. Вот только нечего здесь было осмысливать. Гарри не поверил ни единому слову. Этому крестражу что-то нужно было от него. Он пока не мог сообразить, что именно, но он выяснит. Если выживет, конечно. «Мне не сбежать», - стучало в висках. Без палочки, без волшебной палатки – куда ему бежать? Как? - Голоден? - Чт… Что? Волдеморт улыбнулся: - Я спрашиваю, ты голоден? – повторил он размеренно. - Выглядишь ужасно. - На себя посмотри, - загнанно огрызнулся Гарри и нахмурился, когда тот показательно себя оглядел. Гарри и сам невольно присмотрелся. Это определённо был Том Реддл. В тёмным брюках и длинной чёрной мантии. Лет на пять старше себя из дневника. И не только. Тот был высок и красив, но красотой естественной и простой. Он выглядел как обычный симпатичный парень, приятный и располагающий к себе. Этот же Реддл… Гарри с трудом мог подобрать верные слова. То же красивое лицо, те же синие глаза и высокие скулы, но всё это словно утрированное – более выразительное и выглаженное, отчуждённо холодное, противоестественно совершенное. Этот Том Реддл состоял из ярких, контрастных мазков. Чем дольше Гарри смотрел, тем больше его красота казалась остро воспалённой и подавляющей, глубоко опороченной тёмной магией. Молодость восковой маской застыла на нём, как на покойнике, не переступившим Грань. Том Реддл выглядел как прекрасный, прекрасный монстр… предлагавший поесть? - Садись, - указал Реддл на стол с двумя стульями. Лёгкое движение остролистовой палочкой, и перед Гарри появился ещё тёплый, ароматный пирог, сочный свиной окорок и чайный сервиз. Желудок тут же тоскливо сжался, издав жалобный звук. По-хорошему, Гарри был сыт по горло пресной, неумело приготовленной рыбой. Он вспомнил, как Гермиона объясняла им с Роном, почему нельзя просто наколдовать еды, взять её из ниоткуда. Закон Гэмпа, кажется. Создать еду нельзя, но можно призвать, если чётко знать что и где находится. Гарри тут же представил, как со стола Дурслей, прямо у них из-под носа, вдруг исчезли эти самые пирог и окорок. И чайный сервиз вдобавок. - Ты улыбаешься, - отметил Реддл, никак более не шелохнувшись. Гарри покосился на него, не став делиться забавной мыслью. Это было бы безумием, нет? Вместо этого он, отчаянно подавляя нервную дрожь, сходил на кухню и принёс тарелки, вилки и ножи. По две штуки, раз уж у него гость. Волдеморт наблюдал за ним, и мышцы спины сводило от напряжения, от повисшей в воздухе угрозы, от мрачных вопросов и страшных предположений, но… Нет смысла вести себя враждебно и портить настроение тёмному волшебнику (или его артефакту?), у которого твоя волшебная палочка. Оставив один комплект для себя, другой Гарри положил возле подноса с исходившим паром заварочным чайником. Что бы там ни задумал Волдеморт (или его крестраж), Гарри не собирался отказываться от горячей домашней пищи. Эти месяцы бегства на многое открыли ему глаза. Например, что воровство не так отягощает совесть, как вид голодных друзей; или что гордо отказываться от еды врага может либо недостаточно голодный, либо полный идиот. И пусть Гарри был невысокого мнения о собственных умственных способностях, их всё же хватало, чтобы понимать: для сражения нужны силы, а не вшивая гордость. Впрочем, та же гордость не позволила просто наброситься на еду, как оголодавший зверь. Сцепив зубы, Гарри сдержанно отрезал пару ломтиков от окорока и кусок пирога, полный мяса и овощей. Мерлин, какой это был запах! Гарри и забыл уже, что от еды может так вкусно пахнуть специями, ведь у них с ребятами даже соли не было. Сглотнув слюну, он заставил себя спокойно опуститься на стул и подцепить вилкой край поджаристого теста. После первого укуса Гарри потерял себя. Очнулся, лишь уничтожив треть пирога под внимательным взглядом синих глаз. Непривычно набитый живот болезненно тянуло. - Кхм, - смущённо прочистил он горло, на что Реддл безразлично пригубил чай. Гарри, отложив столовые приборы, последовал его примеру. Чаепитие с врагом. Прекрасно, Поттер, так держать. - Предлагаю сотрудничество, - Гарри поднял глаза от чашки, и Волдеморт без предисловий продолжил: - Я помогу тебе избавиться от него. Гарри сглотнул чай. - От кого? - От твоего врага, Гарри. Рука дрогнула, и Гарри осторожно вернул чашку на блюдце. - Ты поможешь мне избавиться от самого себя? – спросил он со скептической усмешкой. Сытый желудок делал его смелее. - Да. Гарри подождал пояснений или уговоров – причин, почему крестраж предлагает убить самого себя, но более Волдеморт не сказал ни слова. Лишь сделал новый глоток чая. Гарри снова последовал его примеру, взяв собственную чашку. Живот болел, но нужда наесться впрок не отпускала. Гарри отодвинул от себя пустую тарелку. - Зачем это тебе? Болезненно красивое лицо чуть поморщилось, верхняя губа дрогнула, словно её хозяин хотел оскалить зубы. - То, что преследует тебя, не должно существовать. - Что ты имеешь в виду? Крестраж улыбнулся поразительно красивой улыбкой. Он откинулся на спинку стула и лениво склонил голову к плечу, не отрывая слишком ярких синих глаз от Гарри. - Я – настоящий Волдеморт, - сказал он стерильно ровным тоном. – Разумный, рациональный, сочувствующий тебе. Та тварь, кого ты знаешь под моим именем, не первое, не второе и, конечно, не третье. Многократные разрывы души искорёжили не только его лицо, Гарри, - Волдеморт постучал указательным пальцем по столешнице, подбирая дальнейшие слова: - Он – нечто, бесконечно от меня далёкое. Убогое и бесчеловечное. Я никогда не поднял бы палочку на младенца, не повёлся бы на невнятное пророчество, не убил бы мать на глазах её сына. Никогда, Гарри. Никогда. Да неужели? - Брехня, - выплюнул Гарри и запоздало сцепил зубы, чтобы не наговорить ещё чего. Он не хотел так быстро нарушать это зыбкое перемирие, особенно, когда его палочка покоилась за пазухой у врага, но чужая ложь, вываленная столь искренним голосом, просто не могла не взбесить его. Гарри завёлся, очень быстро позабыв об осторожности: - Никогда бы не поднял палочку на младенца? На его мать? А как же Миртл Уоррен? Недостаточно мала? А может вспомним Хепзибу Смит? О, ведь у неё, наверное, не было детей. А что там с семьёй Реддлов? Ты буквально убил родителей своего отца. И его самого, конечно. Пока Гарри перечислял прегрешения Волдеморта, лицо последнего медленно утрачивало всякое выражение, пока окончательно не опустело. Гарри зло оскалился, когда голосок здравого смысла констатировал, что вот сейчас его, языкастого идиота, проклянут. И хорошо, если обойдётся лишь Круциатусом. Прошла минута. Вторая. На третьей Волдеморт пошевелился, и Гарри рефлекторно соскочил со стула и пригнулся. Никаких лучей проклятий в него не полетело. Подняв голову, он глупо уставился на то, как бледные изящные пальцы добавляют в чашку с чаем сахар. Три ложки. Перемешав напиток, Волдеморт, не сводя с Гарри нечитаемого взгляда, сделал большой глоток. Гарри подумал, что тоже предпочитает сладкий чай. Когда пауза стала совсем уж неприличной, Волдеморт осклабился: - Понятия не имею, о чём ты. Гарри очень по-глупому раскрыл рот.