Cennian aep emer

      Еще до рассвета начали сборы. Пожитки скромные, но было видно, как тяжело Роше дается каждый шаг и каждый хрипловатый, булькающий вдох.       От неудобной позы, в которой оба забылись тревожным сном, ютясь на узкой больничной койке, грудью к перетянутому бинтами человеческому боку, тупо ныли все мышцы и кости разом. Тянуло в ногах и шее, гудела спина. Иорвет не жаловался, но настроения это, разумеется, не прибавило. И без того скверное, оно только портилось от вида Вернона, шуршащего слабым шагом под сводом шатра. Он хотел помочь, но упрямый гордец лишь отмахнулся, когда тонкие пальцы коснулись документов, чтобы сложить в сумку.       “Я не настолько немощный, белка, могу и сам,” — заупрямился тот сразу, и, дабы доказать свою дееспособность, резво собрал все самостоятельно. А потом, скрючившись в позу пораженного срамной хворью, едва не приложился головой об стол. Фыркнул, заметив скептично изогнутую бровь, и упомянул о своей самостоятельности вновь. Иорвет по итогу махнул на него рукой и приступил к сбору своих немногочисленных вещей: вороха одежды, которую в дальнейшем сам и наденет, фигурку лисы да оружие. Роше на фоне лишь пыхтел и шаркал.              — Командир, — из-за полотнища раздался уже знакомый женский голос, — могу войти?       — Заходи.       Полотно откинулось, впуская Бьянку. На Иорвета она даже не взглянула. На улице понемногу накрапывал дождь, мокрые светлые волосы девушки липли к вискам. А грудь все равно наружу, будто никакая непогода не могла заставить ее запахнуться.       — Приказ исполнен, он здесь. Позвать?       Эльф насторожился, навострил уши. “Он?” Неизвестный человек — а Иорвет почему-то был уверен, что это именно человек, — мог узнать его по одной лишь внешности. Явно не полосатый: друг друга они зовут по именам. Союзник, шпион? Если так, стоит ли переживать, хвататься за припрятанное под кушаком оружие? Роше известен всем благодаря борьбе с нелюдями, а общество эльфа у такого человека могло вызвать у незнакомца замешательство. Да и на пленного Иорвет явно не походил.       Рука сама собой легла на ткань, нащупывая под ней холод металла.       Роше оперся бедрами о стол, всем видом представляя собранность и невозмутимость.       — Да, пусть войдет.       Beanna удалилась, на миг впустив с морозным воздухом гул разномастных голосов. Что-то в ее взгляде, брошенном напоследок, Иорвета насторожило.       — Это к тебе, — обернулся к нему темерец, сипло выдыхая.       — Кто?       — Это сюрприз, — краем губ улыбнулся тот, не торопясь уходить. Словно собирался духом на очередное движение.       Нечто странное в тоне хрипловатого голоса и нотка озорства в карих глазах окончательно выбили его из колеи.       — Я ненавижу сюрпризы, Роше, — нахмурился он, сжимая припрятанный клинок, — кто это?       — Увидишь, — ехидно, насколько позволяло изможденное болью лицо, ответил тот.              Полотнище с тихим шорохом сдвинулось, Иорвет вперился взглядом в растущую полоску света во внешний мир, будто оттуда могла выползти эндриага, щелкая жвалами, или широким шагом явился бы сам Император. Полоска все расширялась, а мысли в ушастой макушке проносились все быстрее, уподобляясь летевшим вразнобой стрелам. Ни за одну не получалось ухватиться, рассмотреть подробнее.       В шатер вошел мужчина. Высокий рост, накидка, полностью скрывающая лицо. Иорвет принюхался, поднялся.       Роше коротко кивнул вошедшему, указал на эльфа, стоящего у койки в настороженной, напружиненной позе.       — Мы скоро уезжаем, — начал темерец, — оставлю вас наедине.       Под его сиплое дыхание и осторожный шаг незнакомец скинул плащ.       — Здравствуй, Иорвет, — улыбнулся тот так знакомо и тепло. Фантомно повеяло домом.       Остолбеневший эльф мельком заметил повеселевший взгляд карих глаз, скрывшихся за внешним миром.       — Роше сказал, в следующий раз мы увидимся нескоро, — продолжил брат, сокращая расстояние, — спросил через свою помощницу, не хочу ли я приехать к тебе. В город ты соваться точно не рискнешь, так что я пришел сам.       Иорвет сорвался с места, заключил эту счастливую улыбку в ладони, дрожащие от растерянности, припал губами к высокому лбу, обрамленному аккуратными косичками. Киаран крепко прижал его к себе. Живой, здоровый, такой яркий и довольный, что поглощало чувство ностальгии. Будто они откатились на двести лет назад, когда все еще было относительно в порядке.       Родные руки грели прохладой спину, прижимали к груди, к быстро бьющемуся от эмоций сердцу. Эти объятия были совсем другими. В них не было горечи и боли, как с человеком, не было привкуса неправильности и сюрреалистичности происходящего. Эти руки дарили покой, которого так не хватало, они принадлежали его брату — самому близкому эльфу из всех. А эльфские объятия всегда ощущались иначе.       — Думал, мы уже не свидимся, брат, — прошептал Иорвет куда-то в бархатную кожу скулы, скользнул по ней обветренными губами.       Пахло корой, морозом и разнотравьем. Аромат мягкий, обволакивающий. Совсем не такой, как у человека: ни капли стали и тяжелых смоляных ноток.       — Я тоже, Иорвет, поэтому сразу попросил привести к тебе.       Киаран всегда был тактильным и мягким с ним. С самого детства и по сей день, через годы войн, смертей и жестокости это отношение не угасало, не черствело. Вечно юный душой и сердцем, он будто оставался тем ласковым мальчишкой из далекого прошлого, но умел быстро перестраиваться и становиться непоколебимым воином.       Мягкими, как лепестки полевых цветов, губами эльф нашел его уцелевшую скулу, целовал чувственно и ласково, но одновременно так голодно, будто они не виделись вечность. Почти так оно и ощущалось, на самом деле — Иорвет трепетно хранил в памяти столь близкий контакт, недозволенный ранее никому, кроме Киарана, и каждой клеточкой тела впитывал его, будто мог лишиться в любой момент.       Сердце вновь наполнялось безграничной любовью к этому созданию, вспоминало, каково это — радоваться вновь обретенному светлому чувству.              — Что ты теперь будешь делать? — поинтересовался Киаран, выводя кончиками пальцев незамысловатые узоры на его запястьях, не скрытых более давно утерянными высокими перчатками. — В город прибыли новые эльфы из отряда Рхейнальта, но тебя среди них не было.       — Потому что я не смогу жить в городе. Не могу и не хочу, — честно ответил Иорвет, наслаждаясь прохладными прикосновениями.       Он всегда был откровенным с братом. Все, что знал сам, передавал ему, делился мыслями, даже теми, которые лучше вообще не выпускать за пределы собственного сознания. В свое время он заменил ему отца и мать, а в дальнейшем стал соратником и ментором, помогая адаптироваться и выживать в новом, обернувшимся против них мире. С годами связь между ним лишь сильнее крепла и достигла своего апогея, где мысли одного находят продолжение в мыслях другого. Верные и преданные друг другу, как никто больше, они наслаждались этим. У старого Лиса не было никого, кому можно было доверять так же, как брату.       Иорвет устроил голову на грубой ткани чужого плеча, уткнулся в лиственный узор на шее, впитывая исходящий от кожи до боли знакомый аромат.       — Решение, что ты принял, — произнес младший куда-то в макушку, — уверен, что оно верное?       — Да. И надеюсь, я о нем не пожалею.       Тот улыбнулся — это чувствовалось кожей головы, слышалось в тихом выдохе.       — Тогда с тобой будет моя поддержка. Но помни, что ты всегда можешь вернуться. Хотя, честно говоря, отчасти мне хочется, чтобы этого не произошло.       — Опять желаешь мне лучшей жизни? — не без усмешки поинтересовался он, утыкаясь носом в размеренно пульсирующую венку.       — А как иначе, — мягко засмеялся брат. — Ты всегда поступал правильно, Иорвет. Всегда думал о нас, о нашем благе, но пора наконец задуматься и о себе. Своей судьбе, своем будущем.       — Сам знаешь, в нашей жизни такой эгоизм недопустим, — ответил он, нехотя вынимая ладонь из таких приятных нежных рук, но лишь для того, чтобы накрыть ею высокую скулу.       Заглянул в глаза цвета светлой древесины, подернутой по самому краешку молодой зеленью.       — Ты устал, брат, — с легким напором в голосе продолжил тот. — Веками только и делал, что боролся за нас, и ответственность, которую ты сам взвалил на плечи, пора уже сбросить. Мы справимся сами. Так что будь добр, сделай милость и подумай наконец о себе.       Под конец тот уже откровенно широко улыбался, и Иорвет, застыв, смаковал это счастливое выражение родного лица. Запоминал каждый изгиб выразительных губ и маленькие хитрые складочки у носа, запечатлевал на внутренней стороне век. Как скоро он увидит их вновь?       Киаран, все так же улыбаясь, притянул его ладонь к губам, бережно поцеловал сломанные костяшки и рубец шрама. Даже в своей чувственности и осторожности он отличался от человека, что немногим ранее повторял те же самые действия, вкладывая в него неумелое извинение вместо чего-то более глубокого, что давал эльф. Пальцы дрожали все сильнее от осознания чувств, что было не передать словами ни одного из существующих языков.       — Мне нужно тебе кое-что сказать, — выдохнул Иорвет, проводя кончиками пальцев по его губам.       Тот слабо кивнул, побуждая продолжить.       — Скоя’таэли, которым удалось выжить после последней зачистки, теперь считают меня своим врагом и предателем.       Слова давались нелегко, но он знал, что об этом все же стоит рассказать. У него не было секретов, а брат слушал каждое слово, едва ли реакцией показывая удивление или негодование.       — Они хотели меня убить, но предназначенную мне стрелу получил Роше, — тут уж тонкие брови эльфа все же подскочили вверх. — Он заслонил меня собой, брат. Специально или нет, но это все же произошло, и теперь он ходит с болью, вместо которой должна была оборваться моя жизнь. Я должен пойти с ним, и надеюсь, что ты это поймешь.       — Ты не в ответе за его действия, — задумчиво произнес тот после короткой паузы. Светлые глаза задумчиво бродили по его лицу, а пальцы продолжали гладить ладонь. — Но то, что твой враг спас тебя, говорит о многом.       — Он больше не враг.       Озвучить это оказалось легко. Порой искренность срывается с губ куда легче, чем само принятие правды.       Его дернули на себя, впечатали в грудь сильно и крепко, будто защищая от мира вокруг. А ведь это была участь Иорвета. Это он должен был защищать его от малейшей несправедливости и боли, но теперь его насильно заставили поменяться местами, не встречая ярого сопротивления. От этого в груди что-то переворачивалось, с поразительной простотой принимая ранее незнакомое ощущение тотальной безопасности.              Со стороны полотнища раздался намеренно выразительный, чуть шаркающий шаг, но Иорвет лишь поглубже зарылся в шею брата носом, желая продлить момент. Даже когда человек вошел, он не отстранился. Они буквально кожей чувствовали, как дискомфортно вошедшему, но тот не спешил прерывать и не говорил ни слова.       Младший аэп Эасниллен обернулся первым, скользнув взглядом по человеку. Теперь он понимал причины чуть ссутуленной позы и нездоровой синевы под карими глазами. Этот мужчина, на его памяти лишь вырезающий нелюдей со всей возможной жестокостью, отчего-то выглядел иначе: не было следов хмурой бдительности, не было осторожности и готовности хвататься за оружие в присутствии эльфов. Зато была усталость. Она чувствовалась в воздухе, и не только физическая — внутренняя, которую представитель Старшей Расы с легкостью примечал в глубине изможденных глаз.       Киаран видел то, почему Иорвет все-таки выбрал существование с человеком — бывшим врагом — вместо мучительной, но относительно спокойной новой жизни в окружении собратьев. Изменения в этих двоих были ощутимы кожей, и как бы не хотелось эльфу отпускать брата со столь печально известным командиром карательного отряда, перечить и стараться вразумить первого он не мог. Что-то внутри подсказывало, что так будет лучше, а ради искреннего желания блага ближнему он готов был потерпеть.              — Пора выдвигаться, — напомнил темерец, затягивая на ремне оружейную перевязь. — Пойдем с нами, Киаран, лагерь лучше покинуть всем вместе.       — Разумеется, — кивнул эльф, напоследок ласково потрепав Иорвета по волосам и накинул капюшон.       Тот лишь молча поднялся, вернул на голову повязку да затянул потуже. Застегнул на шее высокий меховой воротник.       К моменту, как командир с Иорветом забрались на лошадей, Полоски уже ожидали их у входа в полном составе. Киаран шел с братом в самом хвосте, пешим — не по праву ему было разъезжать верхом вместо своего предводителя — но он и не жаловался, лишь подстраивал шаг под неспокойную, семеняющую поступь его кобылы. Явно не переносящая на дух все живое вокруг, та ни разу не взбрыкнула и даже не пыталась прицелиться копытом в голову идущего рядом эльфа.       Роше шел перед эльфами, но также в конце отряда. В переходах на немалые расстояния в их отряде следовали волчьей иерархии, посему темерец остался замыкающим. Подобно вожаку, он мог следить за происходящим в отряде, а сидя верхом видел больше, чем было дозволено пешим. Да и состав у них небольшой — одного короткого свистка хватит, чтобы впереди идущие остановились и достали мечи. Однако сейчас у его положения нашлась еще одна выгодная сторона — у его людей не было возможности лицезреть, как на каждом более резком шаге жеребца он сутулился и стискивал поводья. Боль не проходила, но от малейшего неправильного движения лишь ярче напоминала о себе, покалывая откуда-то изнутри, где пробитые и наспех заштопанные легкие наверняка напоминали фарш, нежели здоровый орган.       Со стороны Вызимы, даже когда высокие каменные ворота еще не оказались в поле зрения, доносился гул жизни. Кричали и смеялись дети, играющие недалеко у стен, торговцы наперебой зазывали покупателей посмотреть на свой товар и предлагали цену на пару оренов ниже, чем у оппонента. Стражники хмуро отгоняли малышню, бегающую у облаченных в латы ног, пока тех не уводили с извинениями родители. Жизнь текла своим чередом, неугасаемая даже в преддверии наступающих холодов.       Остановились, кто-то раскурил трубку от расставленных тут и там факелов, к смеси разномастных запахов еды, огня и прочей человеческой жизнедеятельности примешивался шлейф табака. Вернон с трудом подавил кашель. Похоже, курение ему противопоказано до лучших времен.       — Благодарю за сопровождение, Вернон Роше, — отозвался сбоку Киаран.       С Иорветом они уже попрощались — тот стоял возле лошади, а мигом ранее Роше заметил краем глаза, как два эльфа обмениваются объятиями и рукопожатиями.       — Не за что, — он не без уважения кивнул и чуть свесился, протягивая ему руку.       Эльф крепко сжал его ладонь, но отпускать не спешил. Подошел ближе в жеребцу, зарываясь пальцами в густую гриву, а сам не сводил с человека нечитаемого взгляда.       — Что-то не так? — против воли напрягся Роше, силясь разглядеть чужие намерения, но собеседник лишь методично прочесывал конский волос.       Со стороны отдыхающего отряда то и дело доносились смех и тихие разговоры, но темерец их будто не слышал. Кажется, на периферии обжег скулу настороженный взгляд Бьянки.       — Вы спасли моего брата, — шепнул тот наконец, сжал ладонь сильнее. — И я не найду слов на всеобщем, чтобы выразить свою благодарность.       — Не стоит, Киаран, — прервал Роше, осторожно отнимая руку и устроился в седле поровнее. — На моем месте он поступил бы так же.       — Если бы подобное произошло пару лет назад, сомневаюсь, что он стал бы вас защищать, — усмехнулся эльф, — но сейчас… он изменился, как и вы.       Тот похлопал коня по шее, почесал за мягким ухом, угостил невесть где припрятанными сухарями.       — Странно будет просить вас о чем-то, после того, что вы для нас сделали, — продолжил тот, — но присмотрите за ним.       Он кивнул в сторону Иорвета, проверяющего крепления подпруги и затягивающего посильнее ремни амуниции.       — Он выбрал вас, и пусть мне неизвестны все причины таких решений, но он доверился именно вам. Иорвет — все, что у меня есть.       Роше наскреб сил для его еще одного кивка и сжал поводья, разворачивая коня прочь от ворот.       — Я знаю. Сделаю все, что в моих силах.       — Meas, Roche.       Благодарности в тихом голосе было столько, что хватило бы на целую армию. Она была искренней и теплой, что невольно заставило человека смутиться. Редко когда можно было встретить подобное со стороны людей, а от эльфов и подавно. Роше не знал тонкостей отношений между этими двумя помимо кровного родства и принадлежности одной расе, но и разбираться, честно говоря, не особо горел желанием. Тайны чужой личной жизни его мало волновали, когда того не требовало задание Короля или Императора.       Аэп Эасниллен махнул им рукой, и его внимательный взгляд чувствовался спиной, пока не посчастливилось скрыться за первым поворотом. Роше уже давно понял свою ответственность за Иорвета, и эта ноша не казалась ему столь тяжелой, какой должна была оказаться на самом деле. Словно это было само собой разумеющееся решение, переплетенное с его собственным желанием помочь.       

***

             Иорвет не имел представления о том, куда они направляются. Он не знал, какая цель у их миссии и кого они должны устранить. Однако, несмотря на это, он покорно следовал за темерцем, шагая плечом к плечу, стремя в стремя, готовый в любой момент схватиться за оружие по первому приказу.       Тракт петлял меж дремучих лесов, куцых рощиц и широких полей. Далекое солнце вскоре вошло в зенит, но все равно не могло согреть путников через плотную пелену высоких облаков. Лишь порой касалось особо настойчивыми лучиками их сосредоточенных лиц, но и те быстро угасали, отрывались от светила.       Это была его стихия. Правда, он больше привык отдавать приказы, чем исполнять их, но это не имело значения. Он думал, что они с Роше, два опытных командира, смогут найти общий язык. Однако для начала необходимо было разработать план действий, чтобы не пришлось столкнуться с неизвестностью. Опыт и навыки Иорвета им на руку, а борьба за лидерство была не в их интересах.              — Роше, — позвал он тихо и подвел кобылу чуть ближе, хотя подобный жест всадника ей не особо понравился — сразу прижала уши к затылку, нервничая в такой близости от жеребца. — Что мы собираемся делать?       Тот даже не повернулся, лишь чуть склонил голову. Лицо после долгой поездке на фоне черных одежд казалось почти белым, а нездоровая синева под веками могла бы соперничать яркостью с Иорветовым кушаком.       — Не понял, — задумчиво протянул тот, — имеешь ввиду именно сейчас, или вообще в дальнейшем?       — В ближайшем будущем, — пояснил эльф. — Было бы неплохо понимать, куда мы вообще следуем и с какой целью. Я не один из твоих солдат, которые просто исполнят приказ и не станут выяснять подробности.       Человек в ответ выдал невнятную гримасу. То ли это была попытка усмехнуться, то ли что-то около, но не менее непонятное. Ему было больно — вот это Иорвет видел кристально ясно.       — Наша задача — прочесать территорию от Вызимы до Цидариса. До самого города не дойдем, конечно, но желательно подойти поближе.       Говорить ему было тяжело, приходилось делать паузы даже в тихом шепоте, который эльфский слух прекрасно различал среди топота копыт, чавкающих по грязи человеческих шагов и лязга латных доспехов.       — Послушать, что говорят в деревеньках, да и какие настроения в целом у народа после изменения статуса Темерии. Выявить несогласных и подозрительных, кто может подбить на бунт…       — И убрать? — тут же приподнял бровь эльф, — не может в твоей работе быть все так просто, Вернон.       — Сначала выяснить, для чего они вообще подбивают народ, — со знанием просветил тот, — что их не устраивает… А уже потом, если воспитательная беседа мозги не вправит, придется замарать руки.       Иорвет согласно качнул головой, поудобнее устроился в седле. Обязанности Роше по сути своей практически не изменились со времен Фольтеста. По крайней мере то, что ему удалось узнать за годы слежки и вынюхивания информации о своем главном враге, в целом соответствовало правде. Вот только в отношении нелюдей средства “устранения несогласных” у того претерпели некие изменения, что не могло не радовать. Договор вместо убийства. Хотя бы попытка мирного решения конфликта эльфу импонировала.       Он обернулся на Роше вновь и с новым, пока не распробованным уважением уже не как к врагу, но как к человеку, желающему разбавить жестокость искренне благими делами, взглянул на него. Этот новый ракурс был странным, непознанным. Странно было смотреть на убийцу нелюдей и видеть такие изменения. Не о них ли говорил Киаран, когда задержался с темерцем перед уходом?       Роше его внимания словно не замечал, либо просто делал вид, что его не прожигают нечитаемым взглядом. Он был все так же бледен и по-прежнему морщился на каждом шагу. Его нерушимая выдержка, которую тот вытягивал на одном лишь упрямстве и нежелании показывать недомогание перед отрядом, трещала по швам.       — Тебе нужна передышка, — шепнул он невольно, само сорвалось с губ.       Человек в непонимании вздернул брови.       — Ты о чем?       — Dh’oine начнут задавать вопросы. Еще пара часов — и свалишься с коня.       Тот лишь сморщил нос, упрямясь.       — Я в норме, Иорвет. В былые времена мы могли идти ночи напролет, а ближайшая худо-бедная деревенька для стоянки не пойдет. Вот тогда точно начнут задавать вопросы.       — То есть, по-твоему, без причины рухнуть в грязь для тебя менее подозрительно, чем привал? — скептически изогнул бровь он. Этот жест мог остаться незамеченным из-за того, что лицо было скрыто повязкой, натянутой до самого носа, но мимика, пусть и не слишком выразительная, всё же была различима.       — Я в порядке, — жестко отрезал темерец и припечатал слова суровым взглядом куда-то вперед.       Признавать слабость никто из них не умел. И Иорвету впору бы отмахнуться — пусть делает, что хочет — но что-то мешало, вызывало лишь иррациональное, необъяснимое раздражение вперемешку с волнением. Слишком давно он не волновался о ком-то, кроме своих соратников.              Упрямец держался долго. Солнце уже клонилось к закату, когда полученная травма в полную силу дала о себе знать. Солдаты даже если и устали от изнурительной ходьбы по размытому дождями и сотнями ног тракту, то вида не показывали, исправно уходя все дальше от столицы и пересказывая друг другу сотни раз повторяющиеся истории, принося в них все новые и новые краски. Иорвет же, многократно слушающий одно и то же, прилично утомился.       Болтовня и среди его отряда редко когда была разнообразной, но учитывая долгую жизнь и постоянно сменяющих друг друга эльфов, слушать их байки было в разы интереснее. И абстрагироваться, переключить внимание на что-то иное: на шум близлежащих лесов, далекое пение птиц или возню мелких зверей было попросту невозможно — нестройный гул человеческого голоса наглухо перекрывал собой любой шорох.       — А я и говорю… — донеслось откуда-то спереди.       “Давайте в обход пойдем, а то нас как пить дать раскусят”, — продолжил эльф мысленно, хмурясь от подкатывающей к вискам боли.       — Давайте в обход пойдем, а то нас как пить дать раскусят! — вторил ему солдат, смеясь.       “Да не, тут людей навалом, никто нас и не заметит…”       — А Митько такой: “Да не, тут людей навалом, никто нас и не заметит!”       — И не заметили ж по итогу, — подключился другой полосатый, тот самый Митько. — А вот если бы кое-кто менее подозрительную рожу скорчил, так и проскочили бы на раз-два! Без всяких эск.. экс.. эксцессов!       “Ты бы на свою рожу посмотрел…”       — Ты бы на свою рожу посмотрел! Совсем неприметный в своем худе по самые ноздри!       Иорвет крепко зажмурился, кобыла под ним недовольно вскинула голову, нервничая под напряженным всадником.       “Это нам еще повезло, что таких подозрительных типов там как говна…” — прогудело в висках.       — Это нам еще повезло, что таких подозрительных типов там как говна за баней, и вместо нас стражники других шпионов подловили. На волоске от обнаружения, считай, были.       Эльф потрепал животное по шее, перебрал меж пальцев жесткий волос конской гривы. Призвал все свое терпение, чтобы не сорваться и не получить за это ряд нацеленных на него арбалетных болтов да ощеренных мечей. Уважение в нем просыпалось лишь по отношению к одному человеку, но никак не к его подопечным. И человек этот едва не валился со своего жеребца, хрипло втягивая холодный воздух мелкими вдохами.       Он толкнул кобылу по боку, набирая полную грудь воздуха.       — Gar'ean! — окликнул эльф людей.       Голоса стихли, несколько пар глаз обернулись на всадников за спинами.       — Останавливаемся в той деревне, — он указал на покрытую пеленой дыма из печей деревушку у тракта.       Ответом стали невнятный шепот и смех.       — С каких пор ты приказы отдаешь, сидх?       — Приказ Роше, я лишь передаю, — без зазрения совести соврал он, краем зрения примечая, как человек тут же приосанился.       — Выполнять, — кивнул темерец строго и тут же обернулся к самопровозглашенному командиру, недовольно шепча, — ты что творишь?       — Делаю то, что тебе не позволяет te amadanann pride.       — Ты идиот, — ощерился тот.       Иорвет резко обернулся к нему, прижался коленом к горячему боку чужого жеребца. Острые уши были прижаты к голове, как и у его кобылы.       — Не знаю как ты, но у меня в голове гудит от болтовни твоих солдат, а сам ты вот-вот нырнешь лицом в грязь. Хочешь доказать, что все в порядке? Тогда постарайся усидеть в седле, когда я поддам твоему коню под arse. Попробуем? Или тебе нужно опозориться перед всеми, чтобы признать наконец, что тебе нужен отдых?       В подтверждение своих слов от ткнул носком ребристый бок, заставляя коня резко шагнуть в сторону, а Роше — вцепиться в животное руками и ногами. Позорный жест, недостойный матерого всадника. Иорвет погнал кобылу вперед, позволяя озлобленному взгляду и невысказанным словам жечь себе спину.                     Небольшая таверна встретила их теплом и запахом еды, но радостно от нее было только солдатам. Завалившаяся в заведение толпа вооруженных заставила местных прилично напрячься: кто-то сразу засеменил к выходу, кто-то сдвинулся поближе к стенам, не отсвечивая и с удвоенной силой потягивая содержимое кружки.       — Отдыхайте, ребята, — скомандовал Роше, контролируя солдат взглядом. — Только без дебоша. Особенно ты, Олешко. Не ударим в грязь лицом перед народом.       — Так точно, командир, — тут же отозвался полосатый, щербато улыбаясь.       Мужики рассыпались по небольшой таверне, занимая свободные места, а темерец направился к корчмарю, что уже успел натянуть добродушную улыбку. Тот еще со времен войны привык к солдатне и сопутствующих им погромах, но все равно был доволен — множество посетителей гарантировало немалую выручку.       — Две комнаты, пожалуйста, — обратился к мужичку Роше, боком чувствуя подошедшего эльфа.       — А парни ваши ночевать где будут? — поитересовался корчмарь, протягивая ключи.       — Сами решат, не маленькие.       Он оставил на столе орены, ведь нильфгаардскую валюту тут пока не жаловали, оставаясь верными старой доброй северной, даже табличка на стене висела: “Только орены”, и кинул один ключ эльфу.       — Возьми что-нибудь перекусить, — бросил человек, скрываясь на лестнице, ведущей в жилые комнаты.       Корчмарь проводил его взглядом и переключился на Иорвета, не торопясь приниматься за заказ. Он сощурился, окинув человека взглядом.       — Какие-то проблемы?       — Скотоель в компании такого известного милсдаря? — странно усмехнулся тот в густые усы. — Думал, ваших уже перевешали всех.       — Больше не скоя'таэль, — поправил эльф.       — Вон оно как… интересно, — протянул мужчина.       Иорвет перегнулся через грубо сколоченную стойку, не сдерживая презрительного искривления губ. Его и без того ограниченное терпение держалось на одном лишь честном слове.       — Что здесь действительно интересно, так это то, когда ты приступишь к своей стряпне. А про эльфов можешь посудачить с кем-нибудь другим, пока я этого не слышу.       — Ну разумеется, — неоднозначно ответил мужичок, криво улыбаясь, и все же отвернулся к печи.       Лис глубоко выдохнул, упираясь локтями в стойку. Голова, едва переставшая гудеть, вновь наполнялась колючей ватой, отдавая ежовыми иглами в виски. Невнятный гомон, грубый солдатский смех, наигранный зазывающий голос местных официанток. Глухой стук глиняных и деревянных кружек о стол. Каждый резкий звук отдавался в голове, да так, что пульсировало под веками.       Не помня себя, Иорвет выбрался на улицу, проскальзывая меж людей подобно змее через пшеничное поле. Жар и возня вокруг сменились холодом и едва ли не оглушающей тишиной. Он оперся лопатками о бревенчатую стену и втянул стылый воздух полной грудью, стремясь заглушить внутреннее негодование и раздувающееся с каждой прожитой среди dh’oine секундой раздражение. Не привык он к такому. Ранее он нечасто выбирался в людские поселения, только по важным делам, требующим личного вмешательства. Что-то разнюхать, что-то украсть. Но никогда — просто бродить среди них, бесцельно тратя время и нервы. Вшитая в подкорку неприязнь и брезгливость лишь набирали обороты, никак не угасая.       А ведь в лагере Роше частенько вытаскивал его в лес, просто наслаждаясь тишиной. Сейчас как никогда эльф смог оценить этот незамысловатый жест. Отчего-то стало даже несколько тоскливо, что он не смог насладиться им сполна, тратил силы на осторожность и ожидание подвоха. Произошедшие за столь короткий срок события, сменившие друг друга подобно цветному стеклу в странной трубке, что магички именуют “калейдоскопом”, необратимо изменили в нем восприятие этого противоречивого человека в шапероне. И пусть настороженность по отношению к нему и враждебность все же имели место быть. Ранее, не сейчас. Не после того, как тот схлопотал за него стрелу.       Дверь таверны тихо скрипнула, выпуская кого-то на улицу, Иорвет тут же навострил уши. Девушка, поступь легкая, почти невесомая, но работницы таверн явно не носили грубые латы, позвякивающие на каждом шагу. Бьянка.       Его резко схватили за травмированную руку, заломили. Прижали грудью к холодным бревнам, но он и не думал сопротивляться.       — Что ты сделал с Роше? — прошипела она куда-то в спину. Не могла дотянуться до уха, не позволяла немалая разница в росте.       — Я ничего с ним не делал, — ответил эльф спокойно, не вырываясь.       — Думаешь, я слепая? — ядовито огрызнулась та, выкручивая тонкое, покрытое старыми шрамами запястье. — Он или болен, или ранен, а рядом с ним вьешься только ты. Потому я повторяю вопрос: что ты сделал с Роше, выродок?       Все ценили искренность и честность: солдаты, короли, простой народ — это Иорвет знал по себе. Однако порой истина могла обернуться непредвиденной жестокостью, и от людей можно было ожидать этого гораздо чаще, чем от нелюдей. Не зря ведь гонцов с плохой вестью могли убить или покалечить. Он не знал, как отреагирует на правду человеческая beanna, ведь она ненавидела его и его народ всем сердцем, и этот немаловажный факт мог извернуть последствия далеко не в лучшую для него сторону.       — Ты ведь понимаешь, что за информацию у людей принято платить? — спокойно поинтересовался Иорвет, едва морщась от усилившейся на руке не по-женски крепкой хватке.       — Я тебе не девка базарная, чтобы со мной торговаться.       Под воротником кольнуло, уперлось острием поверх размеренно пульсирующей артерией.       — Я могу рассказать, что с ним происходит, если тебе есть, что предложить взамен. Если нет — можешь прирезать меня прямо здесь. Правда Роше вряд ли тебя за это по головке погладит.       Девушка притихла. Иорвет слышал только ее натужное дыхание, загнанное, как у лошади, донельзя возмущенное. Кинжал от горла пропал, но спустя миг оказался ниже пояса, минуя многослойные одежды. Острые уши на чистых инстинктах прижались к голове.       — Знаешь, кого я ненавижу больше всех? — прошептала та, проскальзывая лезвием под гульфик брюк и исподнего. — Ублюдочных ушастых мудаков, которые считают, что я раздвину перед ними ноги.       В ее высоком голосе было столько ненависти и презрения, что хватило бы на добрую половину скоя’таэлей в былые времена. Иорвет невольно оскалился. Далеко не раз ему угрожали столь грязным образом, но самым обескураживающим было то, что о подобном с beanna он даже думать не желал, а та так просто и неверно истолковала его слова.       — Не хочу оскорбить, Бьянка, — выдохнул он сквозь зубы, — но твои мысли мне омерзительны. Я бы не стал предлагать тебе подобное и, тем более, принуждать против воли.       — Разве? — фыркнула та, надавливая на нежную кожу. — А я услышала именно это. И твои сородичи в свое время лишь убедили меня в том, что эльфским мужчинам от наших женщин нужно только одно. Даже под страхом смерти я не стану ложиться под тебя.       — Я не такой, как они, — оскалился он, стоически терпя давление лезвия, — и не отвечаю за действия других эльфов. Роше упоминал о твоем прошлом, и мне стыдно за подобных представителей своего народа. Удовлетворение плотских потребностей с человеком мне не нужно.       — И что же тебе тогда нужно?       — Перемирие.       Кинжал из штанов пропал, царапнув чуть выше места, куда был направлен. Иорвет мысленно поблагодарил Деву за чужое благоразумие.       — Перемирие? — повторила Вэс, не выпуская его из хватки.       Убить его она не могла, это было ясно как летний день. Роше он нужен, а пока это так — обстоятельства складывались в его пользу. Это понимание отчасти успокаивало, ведь слишком просто и обидно было умереть от рук озлобленной и весьма импульсивной девчонки.       — Роше не хочет нашей вражды, — пояснил Иорвет, — и пока я с вами, он хочет, чтобы бы мы хотя бы сделали вид, что не перегрызем друг другу глотки. У тебя есть основания ненавидеть меня, и у меня есть такие же — даже весомее — чтобы ненавидеть людей.       Девушка притихла, обдумывая его слова. Отпустила его, отходя на расстояние вытянутой руки, но настороженного, враждебного взгляда не сводила ни на дюйм. Даже в холод стеганка распахнута до пупа, но тонкую шею, сбивая восприятие, обвивал змеем теплый воротник.       — Я не стану с тобой брататься, — припечатала она, щурясь от летящего в глаза ветра.       — Взаимно, — согласился эльф, растирая ноющее запястье. — Но другого выбора у нас нет. Я вижу, как ты смотришь в мою сторону и наверняка помышляешь о моем убийстве. И как тебя раздражает факт, что это желание нельзя претворить в жизнь, пока я рядом с твоим командиром. Все, что мне от тебя нужно — пойти навстречу. Друзьями мы не станем, но можем совместными усилиями перестать действовать друг другу на нервы. Это все, что я могу от тебя попросить.       Бьянка замолчала. Ее выражение лица с настороженного сменилось на задумчивое, и едва различимая в сумерках мимика выдавала озадаченность. И пока выдался момент, в ожидании ответа Иорвет украдкой изучал ее. Короткая стрижка под мальчика, перештопанные под тонкую фигуру мужские одежды, доспехи, своеобразные, уродующие светлую кожу татуировки. Будто все ее естество противилось быть женщиной, хотя даже представитель Aen Seidhe не мог назвать ее непривлекательной. Такой девочке куда уместнее было бы жить в городе и заниматься своим хозяйством, а не прозябать среди солдат и проливать реки крови, но судьбе удалось изломать женскую натуру и сделать из нее настоящего бойца, под стать человеческим мужчинам. Эльфки тоже подавались в ряды скоя’таэлей, но среди людей подобное встречалось намного реже, а девушки, которые рвались в бой с рвением, которому позавидовали бы даже в армии — и подавно.       — Хорошо, — наконец разорвала тишину Бьянка, скрещивая руки на груди. — Теперь ты скажешь, что случилось?       Иорвет мысленно выдохнул, качнул головой.       — После прихода последних эльфов на нас вышли скоя'таэли.       Девушка в непонимании вскинула брови.       — Выжившие после вашей зачистки, они смогли сбежать. Сопоставили факты и вышли на меня. Решили убить, как предателя, но… Роше распознал угрозу раньше, и стрела, которая должна была пробить мне череп, попала в него.       В голубых глазах расплескалась тревога, но стоило Бьянке открыть рот, Иорвет тут же ее перебил.       — Его подлатали еще в лагере, но рана свежая и на восстановление нужно время.       — Поэтому мы так рано остановились, — прошептала та себе под нос, складывая пазл в нелицеприятную картину, — и молчит, как партизан. Вот же… Блять.       — Упрямства ему не занимать, — не мог не согласиться эльф, — только остальным об этом лучше не распространяться. Он и не собирался делать привал.       — Тогда получается, я тебя еще и поблагодарить должна? — насторожилась девушка.       — Как-нибудь обойдусь, — отмахнулся он, слабо ухмыляясь ее облегченному выдоху.              Вернувшись в тепло, обжегшее кожу после прозябания на улице, Иорвет забрал приготовленный корчмарем ужин и через ступень прошел на второй этаж, минуя хлынувший в уши гомон. Роше нашелся в соседней от него комнате, ссутулившимся на кровати. Без дублета и кольчуги, без тяжелых с виду латных поножей, в одних лишь рубахе да шапероне из него словно выветрилась вся военная выправка и стойкость. Теперь перед ним сидел обычный человек, изнуренный непроходящей болью.       Эльф щелкнул замком, поставил еду ему на колени. Они словно поменялись местами после проведённых в шатре ночей, и параллели в событиях он находил несколько ироничными.       — После ужина нужно будет сменить повязку, — произнес Иорвет, устраиваясь на криво сколоченном табурете. — Лекарь дала все необходимое. Как знала, что отлеживаться ты не станешь.       Роше поковырял ложкой кашу, выудил кусок прожаренного до корочки мяса. Эльф же решил ограничиться лишь кашей и куском зернового хлеба. Зудящие на периферии тревога и напряжение напрочь отбивали аппетит.       Отужинали в тишине, не проронив ни слова. От окна поддувало, пахло старым, сотни раз перестиранным бельем, да и освещение было скудным, несмотря на обилие свечей, но лучше ночевать так, чем в морозную ночь идти по тракту, не разбирая дороги, в поисках более приемлемого пристанища. Судя по виду темерца, так надолго бы его не хватило.       Отложив чеплашку, эльф разложил на небольшом столе полученный в лазарете сверток. Несколько бутыльков с настоями из лечебных трав, смола мирры, бинты да листок с указаниями, что и в каком случае стоит принимать. Все это он знал наизусть, опираясь однако не на рекомендации лекарей, а на собственный опыт и знания, полученные за столь долгую жизнь. В лечении раненных он подчас мог понять и использовать куда больше, чем прописано в человеческих книгах, были бы под рукой подходящие инструменты и травы. Смешав в свободном бутыльке несколько настоев, он подал человеку, что неторопливо и без резких движений избавлялся от рубахи.       — Вкус не самый лучший, но поможет быстрее восстановиться, пей.       Вернон осушил сосуд, сморщился, силясь проглотить. Через бинты на груди проступило темное пятно, но в размерах оно не увеличилось, а значит, кровотечение открылось еще во время езды и прекратилось само. Иорвет переставил свечи ближе к изголовью кровати, чтобы увидеть хоть что-то. Людям с их зрением даже такое освещение не помогло бы.       Повязка на груди отходила плохо. Ткань прилипла к коже и запекшаяся кровавая корка, даже смоченная водой, поддавалась с трудом, будто сплавила грубые швы с тканью. Как бы осторожно Иорвет не действовал, даже здоровой и недрожащей рукой не причинить боль было попросту невозможно — Роше совсем тихо и сдавленно шипел, не в силах сдержаться. Человеческая выносливость была куда слабее эльфской, однако даже такая, крошащаяся на осколки, она поражала, ведь манипуляции с совсем свежей раной порой были мучительнее, чем само ее появление.       — Там в ящике была масляная лампа, — прохрипел темерец, сжав ткань брюк при очередном движении тонких пальцев. — Глянь, может рабочая.. не видно ж ни черта.       Иорвет не стал упираться, что ему все прекрасно видно и послушно открыл старую тумбу. Совсем допотопная лампа с треснувшим стеклом зажглась не с первого раза, но спустя несколько попыток все же зарябила дрожащим пламенем. Заодно прихватил бутылек спирта, припрятанный во внутреннем кармане брошенного на изножье кровати черного дублета и все для перевязки.       Когда с повязкой наконец удалось разобраться, эльф откинул на пол окровавленный бинт. Он видел много травм, полученных от огня: и ожоги разной степени тяжести, и словно оплавившиеся лица, облепившие череп тонкой кожей. Спина перед ним была одним сплошным месивом, перечеркнутым тут и там следами более поздних травм и ее вид не вызывал ничего кроме глухого разочарования с нотками стыда за весь свой род.       Куда гуманнее было убить, чем позволить врагу прочувствовать жар пламени и долгое, несомненно болезненное восстановление. Тем более ребенку.       Местами совсем белые, местами бордовые рубцы облепляли позвонки и выступающие лопатки и даже с виду выглядели так, будто любое неосторожное прикосновение ударит по нервам подобно удару хлыста. Но даже через эту тонкую изувеченную кожу проступали жгуты мышц, выносливых и крепких. Неровные, бугристые от увечий.       Он коснулся самого края этого изрубленного, измятого полотна, уходящего по позвоночнику вниз до самой поясницы.       — Болит? — тихо спросил он, заметив, как дрогнул мужчина от ощущения холодных пальцев чуть ниже плеча.       — Ожог — не особо, если не давить.       “Вот почему он часто спит лицом в подушку в такой нелепой позе,” — понял эльф, прослеживая извилистую светлую полосу шрама не то от стрелы, пролетевшей по касательной, не то от лезвия. Скользнул самыми кончиками пальцев ниже, подвинул поближе лампу.       — Воспаления нет, — известил он, обрабатывая края раны смоченной в спирте тряпицей и не касаясь швов. — Если повезет, большого шрама не останется.       — Одним больше, одним меньше… — отозвался Вернон, едва слышно усмехаясь. — Шрамы, если что, украшают мужчин.       — Тогда ты точно достоин женского внимания, — поддержал Иорвет, — половины Королевства, как минимум.       — Как мелочно ты меня оцениваешь, — откровенно хохотнул тот и тут же притих, втягивая носом воздух.       — Не болтай, побереги легкие.       Он окунул пальцы в жидкую смолу с примесью целебного разнотравья, распределил по ране, повторил те же манипуляции с грудью, присаживаясь рядом. Мягкий темный волос под подушечками ощущался странно, чуждо. Слишком редкий для шерсти даже самого плешивого животного, но не такой густой, как у особо омерзительных представителей человеческого рода, но все равно он присутствовал, уходя ровной полоской по торсу под завязки брюк. Будто подчеркивал их различия. Мышцы людей мягче, податливее и шире, хотя Роше был далеко не откормленным, скорее наоборот — слишком поджарым и худощавым от нередких голодовок и измождения. Его даже можно было назвать красивым в рамках человеческих стандартов. Быть может, даже оседлые эльфки на него бы клюнули.       Закончив, эльф стер с пальцев остатки смолы и принялся за перевязку. Все же прикосновения к человеку были для него не свойственны, а внутренняя неприязнь, прилично затухающая в обществе Роше, будто поднималась из глубин. Руки вымыть не хотелось, но все же казалось, что это его предел. Не сможет он прикоснуться к человеку по доброй воле, ни к женщине, ни, тем более, к мужчине. Быть может, только через одежду, через бинты, но вот так — кожа к коже, чувствуя каждый волосок, каждый изгиб сильного тела, да еще и без жестоких побуждений — нет. Не сможет. Не заточен он под ласку, под нежность, не умеет и даже близко не желает учиться.       Слова Бьянки пронеслись в сознании, вводя его в ступор. У нее были причины подумать о сексе, исходя из неоднозначной формулировки и прошлого, но все внутри представителя Старшего Народа противилось самой мысли. Страшно было даже вспоминать, что под чарами древнего суккуба он все-таки лег под dh’oine. Тело как сквозь вату помнило, как это было больно и как хотелось выблевать внутренности от омерзения к самому себе и человеку рядом. И будто в противовес этому, вытаскивало из пучины разума на поверхность шероховатость ладоней на плечах и лице, припоминало тепло чужих губ с едким привкусом медикаментов и крови.       Виски загудели от разрывающихся меж двух огней мыслей. Пора было заканчивать.       — Готово, — известил он, затягивая узел на плече.       Роше осторожно кивнул и Иорвет лишь сейчас заглянул в его лицо. Зрачки в полумраке расширились, слепо глядя сквозь стену за ушастой головой, сухие губы приоткрыты, втягивая воздух короткими глотками, на бледных висках из-под шаперона блестели капли пота.       — Хуже?       — Дышать… — сипло прошептал тот, — … тяжело. И даже закурить, блять, нельзя.       Должно быть, манипуляции с раной, пусть и предельно бережные, все же разворошили колючий ком в чужой груди. Эльф запустил руку под кушак, выудил старый кожаный мешочек.       — Есть кое-что другое.       — Пошел ты нахер! — Тут же огрызнулся темерец, морщась, будто ему подсунули дохлую крысу. — Где ты его умудрился спрятать вообще?!       — Всегда с собой носил. Только как болеутоляющее, когда совсем плохо. И не особо хорошо твои ребята мои вещи прошерстили, как видишь.       — Я не при смерти, — продолжил тот, едва не задыхаясь от боли и внезапной ярости.       — А при смерти тебе уже ничего не поможет, — справедливо заметил эльф, но порошок все же убрал. — Твоя воля, но если станет еще хуже, я могу помочь. Если тебе тяжело даже дышать, то я бы не советовал так резко отказываться.       — Такая помощь мне нахуй не всралась!       Иорвет поднялся, молча и быстро собирая лекарства и отпинывая подальше грязный бинт.       — Спасибо… за все это, — уже спокойнее раздалось со стороны кровати, — но фисштех я ни за что не приму.       — Я понимаю, Роше. Просто предложил, насильно засыпать тебе в глотку не стану.       Он проследил, как темерец осторожно укладывается на спину, морщась от грубой ткани постельного белья. Облегчить его боль он больше никак не мог — здесь не было ни подушек, ни чего-то другого, что можно было подложить под ноющую спину, а посему стоило бы отправиться в свою комнату. Так он и поступил, бросив напоследок тихое: “Dearme”, растворившееся в шипении масляной лампы. От ощущения горячей, покрытой мягкими волосками кожи покалывало кончики пальцев.