Moments to Memories

«Говорят, что время залечит все раны, но чем больше потеря, тем глубже порез и тем труднее снова стать целостным. Боль может исчезнуть, но шрамы служат напоминанием о наших страданиях и укрепляют решимость носителя никогда больше не подвергаться ранениям. Итак, с течением времени мы теряемся в отвлекающих факторах, действуем в разочаровании, реагируем агрессией и поддаемся гневу, и все это время мы строим и планируем, ожидая, чтобы стать сильнее, и, прежде чем мы это осознаем, Время проходит. Мы исцелены. Готов начать все заново». © Никлаус Майклсон

Жизнь проходила своим чередом, постепенно перетекая в ни что, лишь однообразные дни переходящие в ночи, космические светила сменяющие друг друга, люди, что становились ближе и погибали после, когда приходило время, единственное, что не изменилось в его жизни - это вкус крови на окровавленных губах, острые клыки, что вонзались в шею жертв для развлечений, и река крови, по которой он медленно продвигался, совершенно не заботясь о следах, оставленных после себя, и о существах, что пали после встречи с ним, образуя горы трупов. Кажется, он потерял счет времени... Единственной отрадой были встречи с внезапно нарисовавшейся семьей, которые, почему-то считали своим долгом, совать свой длинный нос в дела друг друга, считая это своей панацеей от однообразной жизни. — Дурацкие люди не ведающие о нас ничего, — на лице, что отражалось на холодной поверхности зеркала, начиная со скул проявились тонкие черные линии, будто бы запутавшиеся корни древа, поднимающиеся к глазам и меняющие их цвет, с топазового на кровавый с золотыми и серебристыми вкраплениями, вселяющие ужас, никто никогда не желал встречаться с подобными глазами, смотрящими прямо в душу, заставляющими подчиняться любому приказу, вылетевшему из ус последнего, только вот не все знали, что даже у него есть определенные слабости. Например, он уязвим к чувствам, пока его человечность не отключилась, раздражающая совесть, постоянно маячившая перед глазами, напоминающая, что убивать за просто так, из-за минутной агрессии не стоит. Он поправил мокрые, после душа волосы челки, полночного оттенка. Дитя ночи не понимал, почему же давным-давно разгромленная семья вдруг решила вновь играть на публику, как сильнейшая и сплоченная, ведь их пути разошлись достаточно давно, чтобы не убить друг друга в порыве гнева, каждый из них решил пойти по собственному пути, порой поддерживая связь, только вот, кое что явно изменилось и он совершенно не ведает что именно. Незнание всегда раздражало его. Одно из самых губительных чувств, что когда-либо существовали в этом прогнившем мире. Каждый вечер пятницы, с недавних пор, они собирались в одном из клубов, полного молодых развратных представителей человечества и других рас, совершенно не отличающихся от первых, этакий сумеречный мир, среди обычного, только вот законы там совершенно иные и есть те, которым эти самые законы не писаны, те, с чьим мнением считаются все и всегда. В один из подобных вечеров, которых алкоголь лился через Рог изобилия, сливаясь воедино с табаком и ароматами парфюмов переполняющих помещение все и началось, заново, будто бы история продолжала повторяться из века в век, заставляя каждый раз, почему-то подчиняться, только вот судьба так и не смогла сломать то, что уже с появления на этот свет было сломано и сломлено. — Опаздываешь! Впрочем, как всегда! — немного играющий хриплый голос доноситься сквозь шум различных звуков, давящих на перепонки. — Тебя за смертью отправлять надо, — приторно-сладкая улыбка, звонкий женский голос и саркастические нотки в конце, — братец. — Я никогда не хотел воссоединяться и мое желание прикончить из вас определенных личностей все еще не иссякло, — новоприбывший, появившийся в общей комнате, присел на оставленное местечко, рядом со старшим братом, который оставался в своей привычной амплуа джентльмена и продолжал укоризненно вздыхать на малейшие терки между младшими родственниками, — здравствуй брат... как твоя женушка? — в топазовых глазах появились озорные искорки, возможно, невестка, являлась из всех них самой любимой, ведь не вмешивалась, даже тогда, когда эти самые родственнички пытались прикончить друг друга прямо перед ее глазами, она же в свою очередь спокойно сидела и продолжала попивать вино, лишь порой тяжело вздыхая, надеясь, что к кому-нибудь из дерущихся наконец-то явиться смерть с косой, только жаль, что они были бессмертными. — Здравствуй, она прекрасно, — он делает глоток виски, смакуя вкус и прикрывает изумрудные глаза, — спрашивала, когда же припереться ее любимый родственник, который понимает ее с точки зрения магии, а не тройка древних вампиров, которые смыслят разве что в способах убийств своих жертв. — Ох, польщен приглашением, передай ей, что я приду совсем скоро. — Вы опять ведете светские беседы? — девушка с длинными шоколадными волосами спадающими по ее спине, падает рядом с брюнетом, недавно прибывшим, — Давно пришел оппа? — Не давно, — он гладит ту по волосам, младшая в свою очередь прижимается ближе к брату, которого давно не видела и травит из себя улыбку, прекрасно, когда в окружении больше здравомыслящих представителей семьи, чем психов. Все таки прелестно, что из пяти родных родственников, нормальных все же больше, только вот с Тэхён-оппой, самым старшим, слишком сложно найти общий язык, ведь тот старомоден, хоть и пытается соответствовать нынешним критериям, но ему все еще сложно избавиться от приевшегося образа английского джентльмена. Совершенно другое дело, порой безбашенный, все еще старший брат, от которого можно было ожидать многое и самое главное, никогда нельзя было быть уверенным, будут ли его действия соответствовать законам нравственности и законам в целом тоже. Аквамариновые глаза сверкнули под светом неоновых ламп, — как поживала все это время? Этот, — он указывает ладонью на Ёнджуна, курящего сигарету, дым которой сливался с атмосферой клуба, — не обижал тебя? — Нет, боится твоей кары, после предыдущего раза, но хотелось бы видеть тебя по чаще в университете, профессор Квон уже начинает надоедать, расспросами о тебе. — она поджимает губы, краем глаза следя, как авантюринные глаза сузились на последних словах, ведь прекрасно знали, что младшая сестрица бессовестно врет, потому что профессор Квон, упомянутый раннее, давно находился в лучшем мире, хотя он правда надеется, что эта мнимая величием душонка подвергается мучениям в аду, только вот сдавать чужую ложь совершенно не хотелось, пока его не касается, причины и желания младшей сестры, которая так жаждет заманить старшего брата обратно в учебное заведение, его не интересуют, хотя каждый прекрасно знает, что не одну из них не нужно никакое обучение, это лишь один из способов, чтобы скоротать время, — Ну как, оппа, появишься? — Что же раз ты просишь... прекрасно зная наперед, что тебе отказать не смогу, Дани... — Почему же мне кажется, что я для вас пустое место, — наигранная пьяная улыбка и проскальзывающая горечь в словах произнесенных веселым тоном, вместе с прищуренными танзанитовыми глазами, продолжающие сканировать так называемого брата, — а братец? — Если бы ты меня слушалась, все было бы иначе... — Но я ведь не твоя марионетка... — Прискорбно, скажи? — Ты! — младшая пытается встать с насиженного места, но ладонь Ёнджуна ее останавливает, заставляя сесть на свое привычное место. — Брейк, ребятки, не видите, у нашего старшего уже глазки дергаются, да ручки сжимаются. — Просто исчезнете уже, почему каждый пятничный вечер превращается в цирк! — Потому что мы не можем иначе. А теперь, мне пора, хочу повеселиться и полакомиться заодно... Ждите в гости, уверен, Джису, по мне соскучилась, вы не сменили место жительство, хотя не важно... Ответ, он ему совершенно не нужен, в конце концов, он все еще может его услышать, а если и забудет, после веселой ночки, то явно найдет их с помощью магии, приятно быть единственным древним трибридом в семье многовековых гибридов. Только вот до его чуткого слуха долетают слова Ёнджуна. — В университете весело, ты не пожалеешь... Что же им необязательно знать, что он уже жалеет об этом решении...

***

В его руки попадается просто создание божественной красоты, только вот он не совсем уверен, попалась ли ему обычная девушка, искушающей красоты или же все-таки она не совсем обычная, под стать ему самому и вместе с этим попался ли он в ее искушающие ладони. Музыка тяжело давит на перепонки, старательно туманя итак не ясные разумы. Тонкие пальцы, юной особы вплетаются в успевшие запутаться волосы, а собственные на тонкой талии, на губах расцветает улыбка, приятно осознавать, что не стоит предпринимать никаких усилий, ведь представительницы прекрасного пола, так называемого «слабого» по собственной воле, самостоятельно идут в его же руки. Он слышит пьянящий аромат крови смешанной с алкоголем и каким-то парфюмом, оставляющий расцветать цитрусовые нотки на кончике языка, прекрасно, помнит затуманенные, манящие лавандовые, кукольные глаза. В памяти запечатлелся голос, что стоном выскользнул из-под плена пухлых губ, окрашенных в красный, стоило опуститься поцелуями к лебединой шее, в танце прижимая к себе утонченную фигуру ближе, а после, без зазрения совести, позволить клыкам удлиниться и пронзить нежную фарфоровую кожу, ощущая, как сжались на корнях тонкие пальцы с окрашенными черными ноготками с фазами луны. Он прекрасно знает, какую, возможно, боль ощущает молодая девушка в его руках, ведь замечает, как на секунду взгляд незнакомки проясняется и к ним же подступают соленные капли, только вот аромат пронзающей боли, которым он наслаждался вперемежку с цитрусовыми нотками парфюма и сладковатого алкоголя, сменяется на совершенно иной букет, состоящий из удовлетворения, наслаждения и желания, кажется, яд находящийся на кончиков его клыков, что распространяется по телу жертвы через укус, сливаясь с кровью, но самое главное то, что для разных представителей он имел совершенно иное влияние, он мог быть, как наркотик вызывающий зависимость, или же оставаться самым настоящим ядом в течении нескольких минут убивающим свою цель, конечно же, если жертва не испила бы кровь вампира, хотя бы каплю, но самым важным пунктом было то, что кровь должна была принадлежать тому вампиру, который оставил укус, но вместе с этим, новообращенная жертва начинала подчиняться любым приказам своего господина. Однако, это работало лишь с старыми вампирами или же древними. Смотря с каким намерением был укус, убить или же насладиться... Он делает пару глотков, совершенно не заботясь об комфорте девушки, не знавшей куда себя деть, внутри нее все перемешалось в абсолютно непонятный микс, состоящий из противоречивых чувств и ощущений, боль на грани наслаждения, ясность ума в маленьком шаге от потери контроля над собственным рассудком, легкость ощущающаяся по всему телу и тяжесть где-то внизу живота, острые, как бритва клыки все еще остающиеся в глубоких ранах, заставляют чувствовать, как вампир высасывает из нее кровь с каждым глотком, заставляя ныть незатянувшиеся раны, а яд смешивавшийся с собственной кровью поселяет в венах ощущение экстаза, по холодной коже струятся тонкие линии крови, так и не попавшей в рот ее мученика и причины блаженства, она давно такого не ощущала, кровавые ветви тянуться вниз от раны, пропитывая собой белоснежный топ, стягивающий собой грудную клетку, внутри которой, под ребрами, словно птица в клетке, в бешенном темпе билось сердце, ветви продолжались свой путь исчезая в ложбинке, еще немного и она точно потеряет сознание, вот только от чего именно совершенно не понимает то ли от недостатка крови в жилах или же от блаженства. Она ударяется головой об бетонную стену, стоит лишь немного запрокинуть ее назад, лавандовые глаза покрытые дымкой, в который раз расширяются, разве несколько секундами ранее они не стояли по среди танцпола, она прекрасно помнит пьяные тела маячившие на грани сознание и громкую музыку, но сейчас их окутывала лишь тьма и тихая музыка доносящаяся из далека, почему-то она все еще уверенна, что находиться внутри заведения, девушка окидывает взглядом помещение, удостоверяясь, что они находятся в одной из вип комнат, она почему-то выдыхает с дрожью, разве ночь не должна была уже закончиться. Из хвора мыслей вытаскивают руки, блуждающие по телу, очерчивающие изгибы изящной фигуры, порой задерживающиеся на аппетитных ягодицах. — А.гх... — она не сдерживает стон, ведь совсем не владела собственным телом, ладони сжимаются сильнее на корнях безлунной и беззвездной темой ночи, пытаясь оттянуть истязателя от истерзанной шеи, еще немного и юная особа явно лишиться сознания, -... все... хах... хва...тит, — девушка прикрывает глаза, перед ними постепенно начинает темнеть, только вот умелые ладони и яд действуют на нее совершенно иначе, она явно награни, в шаге от прыжка в бездну, в прочем, по светящимся в неоновом свете ламп, рубиновым глазам с золотыми и серебряным вкраплениями, с удовольствием осознает, что не только она в одном шаге, — ...т-тт-ты убьешь меня. Эта фраза, произнесенная с мольбой в голосе, пропитанным наслаждением, почему-то приводит его в чувства, возвращая, будто бы отключенную человечность внутри него, что-то на подобии рычага на рельсах, секунда и ты можешь стать самым настоящим чудовищем, а можешь быть милым и пушистым. — Ты не человек, — он усмехается, когда замечает заинтересованный взгляд фиалковых глаз на собственных губах, покрытых ее кровью. Умопомрачительный аромат, все еще цепляет его внимание, но сегодня у него нет намерений кого-то убивать, лишь желание получить удовольствие и вдоволь насладиться, девушкой перед глазами, почему-то танцующие липкие тела оставшихся людей на танцполе его совершенно не интересуют, лишь это дева, с завораживающими фиалковыми глазами, которые почему-то словно хамелеоны продолжают менять свой оттенок с лавандного на фиалковый переходя в сиреневый и лишь после становясь пурпурно-фиолетовым. Констатация факта нежели вопрос остающийся без ответа. — Какой догадливый, — она закусывает пухлую губу, стараясь отвести взгляд от манящих губ все еще окрашенных в цвет ее крови, кровопийца слишком прекрасен и, кажется, уж очень хорошо осведомлен об этом факте. — Что же, — его ладонь оказывается на подбородке, она ощущает, как тот слегка надавливает большим пальцем, заставляет приоткрыть губы, — продолжим? — трибрид не дожидается ответа впиваясь в пухлые губы, сразу же получая ответные движения в такт, старающиеся подстроиться под медленно начинающийся танец, в который их заманили, сердце делает кульбит, стоит ощутить собственный вкус крови в поцелуе, еще немного и она просто скатиться по стенке вниз. — Может в следующий раз? — она старается не заострять внимание на том, что давно уже промокла и продолжение «продолжить» звучит гораздо заманчивее, чем может представить этот искуситель ночи. Терять голову вот так, из-за первого попавшегося незнакомца совсем неправильно, но разве в этом мире есть кто-то, у кого нет греха за душой. Если этот вампир станет ее постоянным ночным грехом, то она явно совершенно не против. Она ощущает, как сквозь поцелуй, вдыхает в легкие какой-то дым и спустя несколько секунд продолжающие ныть раны, оставленные острыми клыками на нежной коже, затягиваются. Весь этот флакон действий, заставляет закипать кровь внутри нее лишь сильнее, она чувствует, как румянец подступает к щекам, что же, несмотря на продолжительную своеобразную кормежку, крови в ней все еще достаточно, чтобы краснеть. — Дорогуша... — только он не успевает договорить, как незнакомка все же теряет сознание из-за слабости, гулящей по всему телу, он же лишь на инстинктах прижимает ту ближе к своему телу, усмехаясь, что же, он не против продолжить завтра. Трибрид поднимает беззащитную девушку на руки и в мгновении ока оказывается в уже знакомой комнате, в которой остались его братья и сестры. — Знаешь, мне абсолютно все равно, — самый старший с приподнятой бровью и недобрыми искорками всматривается на девушку в руках младшего брата и тяжело вздыхает, — просто постарайся не влипнуть в какую-нибудь историю... — Ох-х-х-х, братец, я уверенна, он уже успел в нее влипнуть!