Tea & Necromancy/Чай и некромантия

— Я мертва, — произнесла она. Это прозвучало как нечто совершенно обыденное. Ее друзья посмеялись. — Все мы мертвы, — фыркнул один из них. Деннис, вроде? Не суть важно. Он был тем самым взъерошенным гриффиндорцем, что вечно таскал с собой камеру. Сейчас в его глазах искрился черный юмор. — Война прошла и забрала нас с собой, — после этих слов он издал резкий, злобный смешок, пронзив воздух невысказанной болью. Но Малфой смотрел на нее, только на нее. Она моргнула. Ее друзья продолжили общаться, она нет. Ее губы не дернулись в ответ на омерзительную, кошмарную шутку. Уголки глаз не сузились от аморальной забавы. Вместо этого, под лунным светом, проникшим в коридор, приобрели очертания ее впалые щеки и восковая кожа. Словно ожил скелет. Ее кости выпирали под тонким слоем кожи, натянутой на них, будто были слишком большими для оболочки плоти, и Драко задумался о том, когда она в последний раз ела. Хотя за последние пару лет его самого-то едва ли посещал аппетит. Он отвернулся, осознав, что с простого наблюдения перешел к пристальному разглядыванию. Но не смог отделаться от одной мысли. С Грейнджер что-то было не так. Очевидно, никто не мог быть на все сто процентов в норме. Это было попросту невозможно. Однако у Грейнджер что-то было явно не в норме. Малфой задался вопросом, что если проклятый кинжал тети призвал нечто вроде демона, овладевшего ее телом? Или коварная часть Темного Лорда, выбравшись из крестража, умудрилась пробраться в нее? В следующие пару дней он продолжил наблюдение. Она определенно не ела. На протяжении любого из приемов пищи Грейнджер брала что-то вроде, ну, куска хлеба, и, разрывая его на мелкие кусочки, вяло покачивалась из стороны в сторону, вглядываясь в никуда. Или, вероятно, в бездну. Чем бы оно ни было, возникало ощущение, будто это единственное, что придавало ей голодный вид. Крошек, разбросанных по тарелке, оказывалось достаточно для обмана любого, кто садился за стол после нее. Она всегда специально приходила первой. Или же последней, чтобы друзья были вынуждены оставить ее одну. А багровые круги под глазами стали заметным признаком того, что и сон больше не был ее спутником. Со временем все присутствующие на занятиях решили, что сломанная психика породила в ней жуткий бзик. — Мисс Грейнджер, не могли бы вы продемонстрировать? — озвучил просьбу профессор Флитвик на уроке заклинаний, невзирая на ее уж-точно-не-поднятую руку, что вяло свисала с края парты. — Прошу прощения, профессор. Это попросту невыполнимо, — чопорный ответ, отдавший скукой, мгновенно погрузил класс в тишину. Магия, которую Грейнджер сочла невыполнимой? Любопытно. — Ох, уверяю вас, это совершенно не так, мисс Грейнджер! — воодушевленно продолжил Флитвик. — Произнесите заклинание, четко удерживая в голове воспоминание, затем взмахните и опустите. Для начала достаньте палочку и… Мисс Грейнджер, где же ваша палочка? Она лишь пожала плечами. — Я умерла и больше не могу колдовать. Класс разразился смехом, пронизанным оттенком настолько больной истерии, что если бы они не рассмеялись, то уж точно разрыдались — вышло бы до ужаса жалкое зрелище, а такого сторонились. Грейнджер с интересом осмотрела комнату, и оказалась единственной, помимо Малфоя, у кого не сработал травматический рефлекс поддаться неуместному веселью. Флитвик нашептал, что она может уйти, если неважно себя чувствует, и Гермиона вышла из аудитории. Впервые Драко заметил, что она не только не носила с собой палочку, но и не таскала на себе как раньше эту громоздкую сумку со всеми книгами, пергаментом и школьными принадлежностями. С Грейнджер не просто что-то было не так. С ней творилось что-то крайне, безумно ненормальное. Малфой подумал было, что раз ему удалось это распознать, то и остальным тоже. Потому решил пустить все на самотек. Хотя все равно периодически приглядывал за ней, не мог перестать. Вены отравляло чувство вины из-за того, что он находил это увлекательным. Словно наблюдал за столкновением во время квиддича в замедленном действии. Однако ее друзья, по всей видимости, не беспокоились, так что он определился — что бы с Грейнджер ни происходило, они держат все под контролем. Пока через три недели за ужином не посмотрел на нее. Было уже поздно, осталась лишь пара-тройка студентов, спорящих о новых правилах в плюй-камни, в то время как Гораций Слизнорт дремал в своем кресле за учительским столом. Малфой украдкой наблюдал за Грейнджер. Она лениво ковыряла йоркширский пудинг слишком тонкими, бледными пальцами. Ломкие ногти, заостренные на концах, придавали фалангам дьявольский вид белого кипариса. Внезапно она сильно чихнула, затем моргнула, а после, приподняв рубашку, с удивлением взглянула на себя. В это же мгновение Драко охватил дикий ужас, спина покрылась холодным потом. Белая изогнутая кость, заостренная и покрытая кровью, торчала прямо из ребер. Она сломала ее. Чихнув. Одного ее чиха оказалось достаточно, чтобы разорвать кожу. Не торопясь, будто произошедшее было лишь слегка странным, Грейнджер одернула рубашку и встала из-за стола. Малфой ощутил, как плечи расслабились от облегчения. Судя по всему, никто не заметил сего инцидента — она спокойно прошла вдоль слизеринского стола к дверям, явно держа путь в лазарет. Грейнджер передвигалась с легкостью, пусть капли крови и падали на пол по пути. Даже когда она подняла руки, чтобы распахнуть массивные двойные двери, Драко не заметил гримасу боли на ее лице. Он решил направиться по тому же пути. Вернуться в общую гостиную. Казалось, Грейнджер не замечала, что он шел позади. Или же ей было все равно. Но как только впереди показался поворот, ведущий к больничному крылу, она свернула в противоположную от него сторону, нырнув за гобелен, который, как было известно, вел на улицу. Малфой притормозил, пытаясь разобраться в том, что с ней такое. Но это же была Гермиона Грейнджер, у нее наверняка имелась на то веская причина. Точно. Его разум поверил в то, что нашел объяснение. Должно быть, она пошла к теплицам. Некоторые из находящихся там растений могли унять боль перед походом к мадам Помфри. Вправление костей Эпискеи было адски неприятным, но срабатывало быстро, поэтому обычно медсестра не тратила время на обезболивающее. Верно. Это имело смысл. В таком случае, никаких проблем. Но мысль о том, что с Грейнджер творилось что-то ненормальное, не отпускала его, требуя утолить любопытство. Малфой закатил глаза. «Ладно, — подумал он. — Но только на минуту». Он потратил больше, чем минуту. Он не встретил ее в потайном проходе. Не нашел ни в одной из теплиц. Даже в пятой, где если бы она и использовала немного волшебной пыльцы мухоловки, то не смогла бы и ветра на лице ощутить, не говоря уже о чем-то посильнее. Драко осмотрелся вокруг. С утра шел дождь, землю развезло, и он заметил свежие следы, удаляющиеся от замка. Проклиная любопытство, он наложил на себя согревающие чары и пошел по следам, постепенно осознавая, что приближается к хижине лесника. Грейнджер ведь дружила с этим полувеликаном, не так ли? И он снова ошибся — следы огибали хижину. Тянулись дальше, дальше, дальше. В Запретный лес. Настал тот момент, когда стоило развернуться и позвать кого-нибудь. Директора Макгонагалл, или кто там теперь был деканом Гриффиндора? Профессор Синистра? Малфой знал, что именно так и следует поступить, и пусть в голове уже строился план, как передать словами всю странность поведения Грейнджер, ноги несли его вперед, намереваясь найти ее. Он пробирался внутрь темного, зловещего леса около десяти минут, периодически шепча Ревелио, просто на всякий случай. И наконец нашел это. Малфой подумал «это», потому что Грейнджер не было видно. Не сразу. Он обнаружил нечто иное — каменную плиту и прямоугольную яму. На небольшой поляне, где не росли ни деревья, ни кустарники, ни грибы. С осторожностью приблизившись, он узнал, где находилась ее палочка — у основания полуовального надгробия. Драко заглянул в дыру в земле, откуда на него, приподняв голову, уставилась Гермиона Грейнджер. — Ты что делаешь? — хрипло спросил он, ощутив, как резануло по пересохшему горлу. В последнее время он едва ли говорил, и теперь странно было произносить слова вслух. Она лежала в самом обыкновенном гробу с мягкой обивкой. Малфой взглянул на надгробие, но на нем не оказалось ни единой надписи. — Что ты делаешь? — огрызнулась Грейнджер. — Раз уж это моя могила, и ты в нее вторгся. — Твоя, потому что ты мертва? — Именно, — последовал четкий ответ. Она посмотрела на него так, будто обоснованности в одном произнесенном ею слове было вполне достаточно, чтобы заставить его уйти, закончив разговор. Однако он не мог игнорировать то, как багровел от крови ее свитер и портились от раны шерстяные нити, отвратительно натягиваясь на торчащей кости. Малфой сглотнул, чтобы унять подступившую тошноту. — Ты истекаешь кровью, — произнес он, чуть сморщившись от полоснувшей слух слабости, что прозвучала в собственном тоне. Она фыркнула. — Нет, это не так. Мое тело выделяет разлагающиеся остатки из-за колотой раны, что я непреднамеренно ему нанесла. Драко изогнул бровь. В этом она оставалась невообразимо верной себе. Он вытащил палочку и прошептал заклинание, чтобы исцелить рану. Грейнджер не вылезла из гроба — лишь приподнялась, опершись на локтях и скрестив ноги у щиколоток. — Это было совершенно не обязательно, пустая трата магии, — сказала она, с осуждением скривив губы. — Я мертва, нет никакой надобности в оберегании моего трупа из сугубо эстетических соображений. Малфой сел на край ямы, свесив ноги, и склонил голову к плечу, указав на место рядом. — Поднимайся, Грейнджер. Она взглянула на него с некой презрительной растерянностью. — Почему? — Потому что я хочу поговорить с тобой. Гермиона смотрела на него снизу вверх еще пару секунд. Между ними натянулась неловкая тишина. — Повторяю свой вопрос. — Потому что… — Драко думал, с какой стороны подойти, чтобы она наверняка смогла утолить его любопытство. — Я хочу знать, когда ты умерла. Грейнджер молчала. Затем взгляд с сомнением метнулся в сторону, и, поднявшись на ноги, она устроилась рядом, на краю. — Я не знаю, когда именно. — Гермиона задумалась, поджав губы. Над этим вопросом она точно долго размышляла. — Просто в один день я проснулась и уже знала, что умерла. — Очередная пауза. — Хотя, это не совсем корректно. На третьей неделе семестра, сидя у целителя разума, я вдруг осознала, что мертва. Словно так всегда и было. Поэтому завершила прием и ушла. С тех пор мне не нужно было видеться с ней. По очевидной причине, — произнесла она, указав на свое предполагаемо мертвое тело. — Поня-ятно, — протянул Малфой. Она казалась совершенно серьезной, в голосе не было ни намека на шутку. Драко решил — то, что происходило с ней, чем бы оно ни являлось, действительно было очень, очень странным. — Как ты умерла? Тебе известно? — продолжил он, изо всех сил попытавшись спросить так, чтобы Грейнджер не подумала, будто он решил устроить допрос. — У меня есть несколько теорий, — с легкостью ответила она, качая ногами. — Поделишься предположениями? — Нет. — Вполне ожидаемо. — Ты мне не нравишься, поэтому, нет. Малфой осматривал деревья, окружавшие найденный Грейнджер небольшой пустырь, пока они сидели, не шевелясь, в полной тишине этого леса. Если бы раздался шорох или любой другой посторонний звук, Драко знал, что в то же мгновение его бы охватило стремление уйти отсюда, и то, как Гермиона безмятежно лежала здесь, готовая к тому, чтобы оказаться выпотрошенной чем угодно, не поддавалось его пониманию. Однако раз она верила, что уже мертва, видимо, не смогла бы стать еще более мертвой. — Ты же не спишь здесь? — выпалил он, как только пришла мысль. — Когда могу, сплю, — ответила Грейнджер настолько будничным тоном, что стало холодно. — Если кому-то нужна помощь с домашней работой, они обычно настаивают на том, чтобы после ужина я вернулась в гостиную. И тогда потом сложно сбежать, — закончила она, пожав плечами. — Кто еще об этом знает? Поттер? Уизли? Ну уж точно Макгонагалл или кто-то из твоих дурацких друзей? Что ты делаешь, чтобы помочь себе? — Малфой заваливал ее вопросами, наблюдая, как она постепенно отодвигается, и как его присутствие с каждым заданным вопросом раздражает ее все больше. — Ты не мог бы уйти? — Гермиона озвучила просьбу, больше похожую на требование, а затем улеглась обратно в гроб, не удостоив его и взглядом. Он облажался и знал это. Но решил предпринять последнюю попытку. — Грейнджер, — он заставил свой голос прозвучать решительно, и их глаза встретились. — Я тебе верю. Она моргнула, плечи едва заметно вздрогнули. Казалось, будто ей хоть от кого-нибудь хотелось это услышать. — Почему? Судя по всему, это ее любимый вопрос. — Не знаю, — ухмыльнувшись, Драко слегка развел руками. — Я верю в это так же, как и во все остальное. — Ах, — послышалась ее отрезвленная реакция, — значит, ты будешь верить, пока это представляет для тебя выгоду, — она вздернула брови, по всей видимости, желая подчеркнуть, насколько предсказуемым его считает. Мысли заполнили разум, план составился быстро. Пожалуй, только так можно было удовлетворить интерес. — Я буду приходить сюда каждый день. В то же время, что и сегодня, около восьми. Буду ждать тебя не больше часа. — И в чем смысл? — вопрос соскользнул с неимоверной скукой. — Пей со мной чай. Одну чашку чая в день, и я оставлю тебя одну. Грейнджер все еще выглядела недостаточно убежденной, и внезапно Драко понял, что и не был рядом, чтобы выдвигать такие условия — это она заняла место в его жизни, а не наоборот. Он попытался еще раз. — Мне часто доводилось слышать, что я обладаю особым талантом в надоедании окружающим. Запросто могу стать твоим закадычным другом до конца года. Не хочешь рискнуть, Грейнджер? Как только она посмотрела на Драко, он почувствовал ее беззвучный, рвущийся наружу выкрик столь излюбленного вопроса, поэтому расплылся в ленивой ухмылке, приложив все усилия на то, чтобы та вышла предельно раздражающей. Грейнджер резко выдохнула. — Не заставляй меня повторять, — злостно заскулила она. — Я отказываюсь быть приниженной до убогой заводной игрушки, способной произнести лишь пару фраз. С подобными ущемлениями все мое и без того дряхлое вечное существование будет растрачено впустую. Малфой беспечно пожал плечами и все же ответил на ее незаданный вопрос: — Всегда хотел попробовать свои силы в некромантии. Не имело значения, восприняла Грейнджер это как шутку или нет, она все равно закатила глаза и кивнула. — Хорошо. Полный провал будет тебе к лицу. Ни магия, ни магловские методы — ничто не может излечить от смерти. Она прогнала его взмахом руки, и Драко поднялся на ноги, ощущая полнейшее отторжение с ее стороны. Однако прежде, чем вернуться в замок, он отошел на достаточное расстояние и, удостоверившись в том, что она не увидит его, возвел над могилой несколько защитных чар и наложил согревающее заклинание. Этого хватит, чтобы она не умерла от переохлаждения, особенно учитывая то, что ночи становились все холоднее по мере наступления шотландской осени. Он не мог позволить своему новообретенному личному проекту действительно отойти в мир иной. По крайней мере, не так сразу.

⁂

— Твой чай отвратителен, Малфой. Что ж, бесспорно, таким он и был. Драко подмешал в него наспех сваренное питательное зелье, а вкуснее оно стало бы только на следующий день. За последние шесть дней чай получался вполне сносным, но не отличным, и Малфой подумал, что ему наконец удалось правильно рассчитать количество мяты. Однако сегодняшний чай оказался просто ужасным. Слизнорт задержал его, и теперь они сидели здесь так, словно отбывали наказание. Если Грейнджер и уловила лечебные добавки, то ничего не сказала. В особенности трудно было обнаружить их в разновидности чая со вкусом лакричного корня. Заварить такой требовало титанических усилий, ведь компоненты плохо смешивались друг с другом, однако, лакричный чай оказался единственным, к которому у Драко имелся доступ, и который, при этом, успешно скрывал привкус данной версии зелья. Последние пару дней им удавалось быть более любезными по отношению друг к другу, но Грейнджер ясно дала понять, что не будет ему рада после того, как в обязательном порядке допьет чай. Предельно медленно, но Драко все же удавалось растягивать время, проводимое с ней. Он решил, что это лучше, чем торчать в замке, молча сидя в одиночестве. К тому же его по-прежнему одолевало жгучее желание выяснить, что с ней происходит. С чего она взяла, что мертва? Недовольство сегодняшним чаем было очевидным — Гермиона высунула язык, сморщив нос, и опустила чашку, но Малфой бросил на нее предостерегающий взгляд. — Я не уйду, пока ты не допьешь его, Грейнджер. Таков был уговор. Она что-то проворчала, а затем, вопреки тому, что чай был очень горячим, пригубила весь за пару секунд. — Так, с чаем покончено. Можешь идти, — произнесла Гермиона, посмотрев Драко в глаза. Он рассудил: если хоть кому-нибудь было бы под силу заставить человека исчезнуть, то сейчас от одного ее взгляда он был бы изгнан в ад. — Я не допил свой, — ответив, он сделал самый крошечный глоток, на который только был способен, едва не скривившись от отвращения. Просто влить в себя все это варево, как она, было непреодолимым искушением. Однако Малфой стерпел. Она хмыкнула, оценив его самообладание. — Корнуэльская пикси сможет сделать глоток побольше. У меня уже складывается представление, что тебе просто хочется продлить пребывание в моем присутствии. — Знаешь, ты — самое интересное из всего, что случилось в этом году, — честно признался он. — Не часто можно встретить говорящего инфернала. Грейнджер оскорбленно отпрянула. — Никакой я не инфернал, — выплюнула она с невысказанным да-как-ты-смеешь, повисшим в воздухе. — Только не говори, что ты нечто столь же чересчур плебейское, как вампир, — растягивая слова, произнес он. — Ты обескровлен? — Нет. — Если я стану вампиром, ты будешь моей первой жертвой, уверяю, — она усмехнулась так, будто это было довольно очевидно. Малфой посмеялся. — Обещаешь? Грейнджер прищурилась. — Не могу пообещать. Если бы меня изменили, я бы, скорее всего, напала на первого попавшегося человека, лишь бы голод утолить. А если бы по воле случая поблизости оказался ты, вполне вероятно, что мне бы удалось ненадолго сдержаться. Вне всяких сомнений, на вкус твоя кровь омерзительно противная, учитывая всю эту гнусную инцестно-чистокровную родословную, протекающую по венам. — Предвзятое отношение к крови, Грейнджер? Такая неоригинальность даже оскорбляет, — он ухмыльнулся ей. — Знаешь, в этом есть доля искусства: просто так от такого не избавиться, первым сгнить должно презрение. — Мне не нравится, какое наслаждение ты испытываешь от этого, — произнесла она, очевидно желая, чтобы он ушел. — Значит, не вампир? — Ты видел меня при свете дня, Малфой. И сейчас ставишь под сомнение мои предположения относительно твоих интеллектуальных способностей. — Твои предположения на твоей же совести, — подытожил он. — Может, я надеюсь, что ты будешь меня недооценивать. Молчание в ответ указывало на то, что она, так-то, никак его не оценивала, ни недо-, ни пере-. — Почему ты здесь? — проворчала Грейнджер, плюхнувшись на спину, и уставилась на чистое ночное небо. Он ее проигнорировал. — Может, суккуб? — Разве я затрахала тебя до смерти? — усомнилась она, издав вздох вселенской скуки. — А ты бы хотела? — Это бы сделало тебя некрофилом. Хотя, раз ты ударился в некромантию, может, в этом и заключается цель? — спросила она, посмотрев на него с нагло вскинутой бровью. Малфой широко ухмыльнулся. — На самом деле, я проверял, как ты ответишь. Никогда в жизни мне не приходилось слышать столь вульгарной лексики, Грейнджер. — Стало быть, ты глухой, раз не слышишь собственного бахвальства, — бесстрастным тоном произнесла она, закатив глаза. Он рассмеялся. — Только посмотри, снова ладим, как в старые добрые. — Блестяще, — саркастично выплюнула Гермиона. — Я мертва, а ты псих. Сказочная пара. Драко коротко хмыкнул. Когда она не вбрасывала нелепые факты, казалось, с ней все в порядке. — Как же нам распознать, какому типу мертвецов ты принадлежишь, Грейнджер? Разве ты еще не провела тонну исследований с целью выяснить это? — И в чем бы заключался смысл? — Она лениво наматывала локон на палец. — Я бы по-прежнему оставалась мертвой, обратного пути нет. — Ты не можешь использовать магию, не ешь, — резюмировал он. Она кивнула. — Не нуждаюсь в пище. А магия требует жизни. Смотри, — она дотянулась до палочки и села. — Люмос. Ничего не случилось. Заклинание она произнесла правильно, неширокий взмах исполнила корректно. И все же — никакого света. Однако она все равно не могла быть по-настоящему мертва. Грейнджер смотрела на кончик палочки пустыми глазами. Воспользовавшись тем, что она отвлеклась, Драко бережно взял ее за запястье. По крайней мере, пульс был. Слабый, неровный, но был. А кожа была мягкой. Нежной. Не в чувственном смысле, нет. Скорее, подобной папиросной бумаге, что грозила порваться на части от малейшего намека на давление. Например, от чиха. Малфой вдруг осознал, насколько же легко было бы переломать ей кости, и насколько же Грейнджер, должно быть, в некоторой степени (и, по его мнению, абсурдно) доверяла ему. Новая информация все еще заставляла его хмуриться в замешательстве, когда Гермиона приоткрыла рот, чтобы произнести: — Знаешь, ты особо никак и не ощущаешься, Малфой. Она просто смотрела на то место, где он касался ее, и не отстранялась. — Что ты имеешь в виду? — Обычно, когда кто-то касается тебя в первый раз, возникает некое ощущение. Чувство незнакомства, к которому ты должен привыкнуть. Кожа может быть слишком горячей или слишком холодной, может вспыхнуть неожиданная искра или пойти дрожь. Но не с тобой. Ты ощущаешься как ничто, — произнесла она, подняв на Драко взгляд. В ее высказывании не крылось никакой злобы. Напротив, она казалась… удивленной. — И это хорошо? Грейнджер пожала плечами. — При данных обстоятельствах, вероятнее всего, это наилучший исход. Он ждал объяснений, и она раздраженно взмахнула между ними рукой. — Ты же меня недолюбливаешь, припоминаешь, Малфой? При чем настолько, что потенциально ненавидишь. И вот мы отправляемся в какое-то странное путешествие, состоящее из чайных симпозиумов, а ты чувствуешь себя в достаточной мере комфортно, чтобы не просто приблизиться, но и прикоснуться ко мне, не ожидая очередной пощечины. Это все до жути сюрреалистично, не находишь? Отпустив ее запястье, Малфой перевел взгляд на деревья в надежде увидеть акромантула прежде, чем слова, повисшие на языке, вылетят изо рта. К глубочайшему сожалению, голова оставалась на плечах, и все из-за поразительного отсутствия паучьих клешней, которые вполне успешно могли бы избавить его от этого момента. Предатели. — Знаешь, сколько времени прошло с тех пор, как я произносил что-то вслух, прежде чем впервые пришел сюда к тебе, Грейнджер? — так и не повернувшись к ней спросил он, наблюдая за тем, как роскошно распрямляется между пальцами трава. — Уверяю, сколько бы ни прошло, мне бы хотелось, чтобы это длилось дольше. Драко снова усмехнулся. — Я и не сомневался. Тем не менее, две с половиной недели. — По причине того, что никто из других слизеринцев не вернулся, а тебя заставили? — протянула она, намекнув на чудесный ультиматум от Министерства: шесть месяцев в Азкабане или год испытательного срока в Хогвартсе. Выбор представлялся очевидным. Если это действительно был выбор, в чем Драко не был уверен. Возникшая между ними пауза вызвала воспоминание о суде, на котором собственной персоной свидетельствовал тот самый Великий-и-Победоносный Избранный, используя юридическую терминологию, цитируя законы и ссылаясь на прецеденты со словами, состоящими из стольких слогов, сколько Драко никогда прежде от кретина не слышал. Словно каждое предложение, исходящее от Всемогущего-и-Прекраснейшего Мальчика-который-выжил начиналось с произнесенного под нос: «Гермиона сказала сказать, что…». Довольно очевидно, чьи исследования и письменные навыки были использованы. Конечно же, Малфой ее не поблагодарил, и вряд ли станет, раз уж она мертва. Хотя бы в этом ее смерть сыграла на руку. Он мог бы поверить в нее только по одной этой причине. Чувствуя, что он тоже предался воспоминанию, Грейнджер сообщила: — Твой суд был в тот же день, когда я узнала, что шрам на руке никогда должным образом не заживет. — Интересное совпадение, — отметил он прежде, чем продолжить. — Если в будущем вновь потребуется написать Поттеру речь, вероятно, тебе стоит упростить манеру изложения. Судя по всему, слова, в которых больше десяти букв, вводят его в смятение, притупляя совокупное воздействие его полнейшего великолепия. Улыбка затронула уголки ее губ. — Забавно. Тео сказал то же самое. Хотя он назвал Гарри «феерически хитрожопым жуликом». — Тео? Теодор Нотт? Ты о моем Тео говоришь? — выпалил Малфой. Он и не знал, что Тео помогал им. Однако предположил, что Нотт намеренно не сказал об этом. Тео ненавидел всех, кто думал, что ему не все равно. Грейнджер заговорщически склонилась ближе. — Знаешь, думаю, что уже очень скоро он станет не твоим, а Гарри, — произнесла она с многозначительным взглядом, дополняющим значение слов. Малфой потер лицо. — Салазар. У Тео всегда был отвратительнейший вкус на мужчин. Вечно за версту чуял тех, кто со сроком годности. — Технически, у всех нас имеется срок годности, — напомнила она. — У всех, кроме тебя, верно? Твой уже истек, — заключил он, повернувшись к ней лицом, и впервые заметил, как же близко они на самом деле сидели. Это не было настолько дискомфортно, насколько он предполагал. Грейнджер отбросила палочку в сторону, и та стукнулась о надгробие. Казалось, ее не одолевало желание комментировать его высказывание. Не было смысла бить мертвую лошадь. Ну или, в данном случае, мертвую Грейнджер. — Почему твоя надгробная плита пустая? — спросил он. Она рассмеялась. — А ты как считаешь? Он задумался над ее вопросом, распознав подвох. Ловушку, которая поможет ей разузнать его мнение. Если б он считал ее высокомерной, то сказал бы, что Грейнджер думает, будто кто-то другой должен сделать это за нее, или что слишком маленькая табличка не может надлежащим образом вместить все ее достижения. Если б он верил, что Грейнджер нерешительная скромница, то сказал бы, что она оставила ее пустой, так и не осмелившись заполнить. Однако, на самом же деле, Малфой подозревал, что она, ходячая апатия, просто плевать на это хотела. Безусловно, он бы не доставил ей такого удовольствия, как надлежащий отклик, поэтому уклонился от вопроса при помощи того, что не являлось ответом. — Ты не можешь использовать магию, — Драко пожал плечами. — Как же тогда могила, гроб и плита здесь оказались? То, что Грейнджер использовала магию, чтобы создать их, было ясно как день, и теперь она наверняка должна была признать противоречие в собственной логике. — Я использовала остатки энергии в своем запасе магической силы, — прямо заявила она. Гермиона выглядела искренне удрученной, поэтому на этот раз Драко собрался произнести нечто, из-за чего упал бы в своих глазах. — Я думала, ты знаешь, — вдруг сказала она. Он быстро стиснул челюсти, лишь бы проглотить все чертовы слова утешения, а затем прочистил горло, чтобы наверняка избавиться от них. — Что ты имеешь в виду? Ты думала, я знаю, что? — Что я теперь такое, — сказала она, наклонившись вперед. Костяшки ее пальцев побелели от того, с какой силой она держалась за край ямы. Малфой переживал, что сухожилия порвут ее кожу в точности, как ребро. Раскроют, подобно засцветшему бутону розы. Он отвел взгляд в попытке остановить очередной наплыв дурноты и снова посмотрел в глубины леса. — Откуда мне знать? — Раз уж всю свою жизнь ты провел в магической среде, я думала, тебе доводилось слышать о других волшебниках, столкнувшихся с подобным. Даже если я попытаюсь разузнать больше, с чего мне начать? Проклятья? Волшебные недуги? — она вздохнула. — Вот и один из минусов, столь присущих маглорожденным… — она осеклась, вскинув брови, и, посмотрев чуть выше своих коленей, замерла, глядя туда же, в никуда. — Продолжай, — настоял Малфой. Ей определенно было что сказать, а сдерживаться вовсе не в ее стиле. — Из тебя не самая лучшая аудитория для таких речей. Хотя, быть может, я ошибаюсь, раз уж таким людям, как ты, больше всего стоит это услышать. А вот станешь ли ты слушать так-то уже… — Хватит, Грейнджер. Давай. Просто… — он поманил ее четырьмя пальцами, — просто бей. — Хватит попыток, просто бей, — передразнила она с насмешливым американским акцентом. — Что? — его черты исказились в замешательстве. Она смеялась, и этот смех, раздававшийся на всю поляну, был свободным, безумным. — Видишь ли, вот и один из великолепнейших плюсов, присущих маглорожденным. Фильмы, телевидение, телефоны, компьютеры, — она вздохнула, и улыбка погасла. — Может, мне стоит обучиться программированию и овладеть магией технологий? Как говорят, интернет живет вечно. — Что за бред ты несешь, Грейнджер? — спросил Драко, но она отмахнулась от него и стала более серьезной, даже мрачной. — Я хочу сказать, когда профессор Макгонагалл пришла в мой дом и вручила письмо из Хогвартса, она говорила, насколько же я «особенная», и что немногие маглы рождаются с магией, и я думала, что все это чудесно, волнительно. Но ведь прибыть сюда, на самом-то деле, не было осознанным выбором, разве нет? Малфой скептически вскинул бровь. — Не могу представить свою жизнь как у маглов, без магии. Думаю, я бы воспользовался любым шансом, чтобы жить в мире волшебников. Грейнджер с горечью улыбнулась. — Гарри чувствует то же самое. Не имеет значения, как хреново обошелся с ним этот самый мир, или как его использовали, чтобы спасти всех от Волдеморта, он по-прежнему чувствует то же самое. — А ты нет? — спросил Драко, не в силах представить, как это возможно. Очевидно, что лучше быть волшебником, чем маглом. Владеть магией было элементарно лучше, чем не иметь ее вовсе. Совершенно объективно, не из ненависти. — Думаю… было бы неплохо знать о рисках. Понимать, насколько жесток волшебный мир. Как окончилась война, не так давно. Сколько существует предрассудков по отношению к маглорожденным. Насколько варварским является общество с его элитарностью, коррумпированным правительством и примирением с рабством. Думаю, если бы я все это понимала, не приехала бы в Хогвартс. Она выглядела поистине негодующей, пока слова лились изнутри подобно кислотному дождю, с шипением плескавшимся между ними. Драко пропускал через себя сказанное, и внутренности накалялись до предела от того, насколько жестоко атаковали все, что он когда-либо знал. — Маглы столь же жестоки. У них есть оружие, созданное исключительно для того, чтобы убивать. Взрывать города, равняя их с землей. Они расточительны и ужасны в той же мере, что и волшебники, если не больше. Все недостатки нашего общества свойственны и твоему драгоценному миру маглов. И, Мерлина ради, Грейнджер, домашние эльфы не рабы. Ты просто… Тебе никогда не понять это должным образом. Им нравится служить нам, — заключил он, испытывая жар и опустошение. Ему не нравилось, чем обернулся этот разговор. Малфой раздраженно выдохнул, не скрывая негодования и злости. А Гермиона выжидательно уставилась на него в ответ. — Правда? — усмехнулась она, изогнув губы в отвращенной манере. — А тебе понравилось быть рабом? Внутри прогремел палящий взрыв. — Остановись, — потребовал он. — Оставь попытки заставить меня уйти. Это не сработает. Осознание, что Грейнджер делала это намеренно, не только привело его в ярость, но и намертво укрепило намерение спасти ее никчемную жизнь. Он не позволит ей расточительно сгинуть в небытие. Она должна оставаться в живых и быть несчастной. Если должен был он, то и она тоже. — Почему ты здесь? — Она тоже злилась. — Я не просила тебя об этом. Я не хочу тебе помогать и не хочу быть друзьями. Он предположил, что она могла добиться всего желаемого, когда специально выводила Поттера и Уизли из себя. Однако с ним это не пройдет. А то, что она решила, будто ему нужна от нее какая-то услуга, крайне забавляло. Малфой усмехнулся. — Не нужна мне твоя жалкая помощь, ты, дурная ведьма, — резанул он. — А ведь это все, на что я гожусь! — заорала она. Крик звенящим от гнева эхом пронесся по яме. Здесь крылось нечто еще. Оно пряталось за ее расширенными глазами, мелким тремором губ, усиленной хваткой ладоней на краю могилы. Нечто, что он очень хорошо знал. Отречение. Драко знал, что она привыкла быть востребованной. И замечал определенное отсутствие симпатии со стороны окружающих ее людей. Ее не любили так, как чтили. Мозг считали полезным средством, предметом уважения, но не заботы. Тех людей, которые искренне хотели бы заботиться о ней, здесь не было. Поттер и Уизли проходили подготовку в Аврорате, мелкая Уизли играла за ловца в Холихедских Гарпиях, Лонгботтом получал степень по гербологии в Шармбатоне. Остальные гриффиндорцы не вернулись на выпускной курс, как и большинство его собственных друзей. Однако Драко, по крайней мере, получал от них немалую долю писем, а по выходным они навещали его в Хогсмиде. Он задался вопросом, а какую поддержку получает Грейнджер? Если вообще ее получает. — Почему ты здесь? — протянула Гермиона немыслимо тихо, когти одиночества расцарапали ее горло настолько, что голос прозвучал рвано и обиженно. Малфой не ответил. Вместо этого — он сделал небольшой глоток уже остывшего чая. Тот стал еще хуже, чем был. — Просто фантастика, — рявкнула она, склоняясь к нему, чтобы посмотреть, сколько осталось. — Очередной пикси-глоточек приближает чашку к опустошению. Мои пытки будут продолжаться вечно. — Есть новости от Поттера и Уизли? Или Уизлетты? — спросил Драко, пропустив комментарий мимо ушей, и посмотрел на нее, чтобы прочесть реакцию. Грейнджер вздрогнула, как и ожидалось. — Мы с Роном… С момента расставания все складывается неловко. Вдобавок они с Гарри очень заняты тренировками. Уверена, у них просто нет времени на письма, — она тяжело сглотнула. Даже просто глядя на ее профиль, Малфой видел страх. Грейнджер боялась, что они забыли о ней из-за ее решения вернуться в Хогвартс. — А Джиневра? — предположил он, понадеявшись, что использование первого имени девушки поможет ей открыться. Она покачала головой. — Джин винит меня в том, что Гарри порвал с ней. Да, частично это моя вина. При разговоре я как бы склонила его к этому решению. Но мне лишь хотелось, чтобы они оба были счастливы, а в их отношениях было так много отягчающих обстоятельств и… — она замолчала, заправив прядь волос за ухо. Грейнджер смотрела вниз на гроб, неуверенность в глазах заставляла их метаться из стороны в сторону. Малфой же переваривал сказанное. Он не отрывал от нее взгляда, желая утолить всепоглощающий интерес по поводу мощной мрачной ауры, которую породила так называемая смерть. — Что насчет твоих родителей? — надавил он. Гермиона тут же застыла. Болтающиеся ноги замерли. Плечи приподнялись, и голова спряталась между ними. Глаза перестали блуждать по могиле. Они помолчали мгновение, которое показалось слишком долгим. Грейнджер ни разу не моргнула, и Драко увидел, как слезы, скопившись вдоль ее ресниц, с отчаянием упали на юбку. — Извини, — он предпринял попытку увильнуть от собственного вопроса, желая забрать слова назад, чтобы исправить нанесенный ущерб. Однако у его проклятого любопытства нашлись и другие досадные идеи, раз оно заставило его продолжить: — С ними что-то случилось? Или… Гермиона резко перегнулась через его колени и, схватив стоящую возле края чашку, притянула ее к себе так небрежно, что содержимое пролилось как на ее руку, так и на его одежду. А после — выплеснула остатки на надгробие. Капли янтарного оттенка скатывались по гранитной поверхности изваяния подобно слезам. Она выбросила чашку за спину, и Драко оглянулся. Та, подпрыгнув, мягко приземлилась на траву, опираясь на нее так опасливо, словно получила сотрясение. Когда Малфой повернулся к Грейнджер, приоткрыв рот, чтобы хоть что-то сказать, она уже спрыгнула обратно в яму: легла на бок, свернулась калачиком, чуть согнув ноги, и, положив голову на руку, принялась вяло ковырять крошечную прореху на атласной обивке гроба. Он смотрел на нее, чувствуя, как все внутри сжимается от необратимо нанесенной боли, и как впоследствии клубок паники сдавливает запутанными нитями грудь. Это, чем бы оно ни было, оказалось куда более причастным, чем он изначально предполагал. Драко подумал, что ему больше не стоит копать глубже, учитывая, насколько она сломлена. В то же мгновение до него донесся голос призрачной иллюзии той опустошенной девушки, которая раньше была окружена святым ореолом. — Уходи сейчас же, — произнесла Грейнджер. Каждое слово прозвучало мрачно, слабо. — Мы закончили. Не возвращайся. Его не нужно было просить дважды. Он пошел прочь так, словно ее отчаянием можно было заразиться. Не забрал чашку, руководствуясь безрассудной логикой оставить здесь частицу себя. И на самом краю поляны, прежде, чем скрыться среди деревьев, Драко притормозил и оглянулся на надгробие. Оно угнетало, лишая всякой надежды, с этой пустотой под лунным светом, и он испытал некую скорбь по отношению к Грейнджер, которая, определенно, тихо плакала в своем гробу. Скорее всего, желать ей смерти означало, что она наконец смогла бы положить конец своим страданиям. Малфой наложил на ее могилу чары и ушел.