Whispers in the Dark

      Вернувшись в свою пустую однокомнатную квартиру, Николай первым делом, пошел в душ и простоял там больше часа, смывая с себя весь пот, кровь и грязь, но сколько бы он не мылся, ощущение, что он весь грязный, так и не ушло ещё несколько часов. Залечив все раны и синяки на теле, кроме больного горла и ноги, Николай, убедившись, что закрылся на все замки и зашторил все окна, осторожно лег на свою постель и уставился в знакомый, белый потолок с небольшой трещиной. Есть не хотелось. От одной мысли, чтобы что-то съесть, тошнило. Он устал, дико устал до такой степени, что не заметил, как провалился в сон и проспал более двенадцати часов.       Николай не выходил из дома целых четыре дня, потому что, во-первых, элементарно тяжело давалась ходьба, во-вторых, ему требовалась время, чтобы отойти от произошедшего, а, в третьих, ему было элементарно плохо и страшно выйти на улицу. Он панически боялся, что Клаус его снова найдет и повторится тоже самое. И ведь это было вполне возможно, потому что Ягер был довольно богатым человеком, имел связи и наверняка мог найти кого угодно.       И только на пятый день, Николай стал думать. Думать над тем, о чем думал до этого. А именно, почему до сих пор не вызвал полицию, врачей из психбольницы и не поехал на задержание. Боялся? Да. Но было что-то ещё. То самое, по которой причине он не сказал Даниилу Александровичу где находился в тот момент, после которого все пошло по наклонной. Желание помочь. Безумное желание с учётом того, что произошло, но не на это ли Ивушкин подписывался, когда хотел стать полицейским? Конечно, никто от этого не застрахован, но Николай - полицейский, который условно всегда рискует своей жизнью. И сейчас он выжил, чтобы довести начатое дело до конца.       Любой разумный человек бросился бы бежать куда подальше и тем более не лез туда, откуда еле выполз живым, но Ивушкин понимал, что, если бы оказался в такой же ситуации, как Клаус, ему бы тоже потребовалась помощь, потому что все они просто люди. Поэтому, на следующий день, когда он выглядел получше, раны затянулись, и он мог ходить без помощи специальной палки от старой швабры и более-менее мог негромко разговаривать своим сорванным голосом, Ивушкин вернулся в отдел, чтобы отметиться и прошерстить информацию о нынешнем деле.       Николай вдруг вспомнил, что лейтенант Круглов говорил, что трупов всего было шесть. Появилась мысль, что все эти трупы принадлежат одному единственному человеку Клаусу - Ягеру, потому что даже даты сходились. Убийства начались с 2018 года и все похожи между собой. Как оказалось, трупы похожи и внешностью. Все как один, голубоглазые со светлыми волосами. Не трудно догадаться, чьи эти преступления. От чтива информации как именно были убиты жертву Ивушкину в какой-то момент поплохело и он все убрал, теперь думая, как вывернуться из этой ситуации.       Он, как следователь и как жертва, знал, кто убийца, но не имел никаких доказательств. Даже если он получит ордер на обыск, то очень сомневался, что в доме Ягера найдутся какие-то улики, да и это противопоставлялось его желанию помочь больному. Что делают с больными? Лечат их. Чем? Таблетками. У кого они есть? У Бориса Ефимыча — очень умного и знакомого психиатра.       Но таблетки подразумевали то, что Ивушкину придется вернуться в тот дом и ещё как-то умудриться накачать ими Ягера в надежде, что тот придет в себя. А ещё снова столкнуться не только с монстром Клауса, но и с самим собой. Слабым, чутким, нервным. Одна эта мысль навевала жуткий страх и панику, но Ивушкин не мог себе позволить еще раз прослыть таким. Иначе какой он полицейский? Нужно быть умнее, решительнее, и чем больше он медлит, тем больше трупов появится вновь. Это именно то, что заставило его отодвинуть в сторону свои страхи, чтобы смочь что-то сделать для других и преисполниться, как настоящий полицейский.       Борис Ефимычу он наплел почти правдивую историю о том, что его лучший друг, якобы убивший свою жену, который сидя в тюрьме, видит ее в каждом прохожем и нуждается в срочном лечении, но предоставить этого никто не может, как и сам Ефимыч кататься на зону, поэтому было решено выписать, конечно же, нелегально рецепт якобы на человека, который уже лечится, но на самом деле даже не существует. Щедро отблагодарив за это, Ивушкин купил эти таблетки, новое средство связи — потому что предыдущий телефон так и остался в машине Клауса и неизвестно, когда Николай его вернёт, и собрав по минимуму некоторые свои вещи, отправился на пути к своей ходячей, больной Смерти. В этот раз он не брал с собой ничего опасного в плане оружия или ножа, потому что в последнюю их встречу это плохо закончилось — нога до сих пор болела и будет болеть теперь постоянно при каждом шаге.       Он не знал, в каком состоянии сейчас Клаус, в себе или не в себе, но на оба случая, имел план действий, как и слова, которые будет говорить. Остановившись у ворот уже знакомого дома, который было не сложно найти — Николай почему-то запомнил ярко красный бак для мусора, юноша, весь на нервах, глубоко вздохнул пару раз и бибикнул, чтобы его пропустили. Вскоре, забор заскрежетал и открылся, пропуская гостя — все это время, подъезжая и ставя машину в гараж, Ивушкин чувствовал себя полным безумцем от того, что творит. Но все же, в этот раз, он подготовился — в основном морально к тому, что будет происходить. Усвоив предыдущие уроки, он ни в коем случае теперь не собирался злить мужчину, тем более угрожать чем-то, а все также будет вести себя, как жена, стараясь избегать сексуального контакта.       Когда Клаус открыл дверь и с лёгким удивлением в глазах, смотрел на юношу со спортивной сумкой в руках, Николай, изобразив радость на лице, приблизился, чтобы мягко поцеловать немца в щеку и пройти в дом.       — Извини дорогой, была на девичнике у подруг. Представляешь, сразу три вышли замуж! — восторженно и одновременно изумлённо воскликнул Ивушкин, сняв кеды и пройдя в гостиную, — Телефон как назло, потеряла, ты его не видел? Ивушкин представление не имел, что сейчас в голове у Клауса, но надеялся, что тот ничего не помнит и не знает, сколько времени прошло с его ухода. Опустив сумку с вещами на диван, Николай, оглядываясь по сторонам, снимал куртку и при этом одновременно следил за движением у порога.       Несмотря на свою актерскую игру, он чувствовал небывалое напряжение во всем теле и накатывающий страх, который приходилось давить всеми силами, чтобы продолжить свое дело.       — Ты голодный? Давай приготовлю поесть? — скользнув невинным взглядом по Ягеру, не дожидаясь ответа Ивушкин двинулся на кухню, чувствуя в кармане вес небольшой баночки с теми самыми таблетками, которые, по обещанию Бориса, должны были помочь. Однако, что Николай будет говорить, когда Клаус скорее всего отрывками будет приходить в себя и видеть в своем доме какого-то незнакомого парня, Ивушкин пока не знал.       Ягер с бешеным коктейлем из разных эмоций, таких как: страх и ужас, непонимание, удивление, недоверие с подозрением и бог-знает-чего еще, молча наблюдал за тем как парень молча со страхом и обидой в голубых заплаканных глазах, схватил свои потрепанные и окровавленные вещи, шустро натягивая их на себя, бросая короткие опасающиеся взгляды.       Мужчина тоже не отставал и со своего места наблюдал за русским. С ужасом он приметил на груди того, помимо длинного тонкого разреза белесые пятна густоватой жидкости, которая немного успела смешаться с кровью, что натекла из пореза. Клаус был дико шокирован появлением незнакомого человека в своем доме. Так еще голого и всего в крови и, судя по всему, сперме. В голове никак не укладывалось что вообще, черт возьми, сейчас происходит. Все это было похоже на психоделический сон, точно не на шутку. Во-первых, в его окружении не было таких ярых шутников с дибильными пранками, как любит говорить молодежь, и во-вторых, это было бы слишком аморально шутить так. Видно было, что этому парню больно сгибать, и вообще шевелить, правой ногой. На колене того были уже покрывшиеся изнутри кровью некогда белые бинты. Еще больший шок испытал Клаус, когда на штанах блондина, в области того самого колена, было огромное пятно уже засохшей крови и дыра. Такая как в фильмах, когда пуля попадает в человека. Не похожая на то, как если бы ткань попытались прорезать ножом.       Задумавшись и пытаясь переварить всю эту ситуацию, немец упустил момент, когда на него неожиданно направили пистолет. Славянин со злобой в глазах и угрозами открыть огонь по немцу медленно, явно превозмогая боль пытался добраться до выхода из комнаты. Напрягшийся под дулом пистолета Ягер смог позволить себе немного расслабиться только тогда, когда с той стороны двери, судя по щелчку замка, его заперли в спальне собственного дома. Спустя несколько минут Клаус услышал, как открываются, сначала гаражные ворота, а затем и ворота на его участок. Через окно мужчина мог наблюдать как бюджетная Kia с полицейскими номерами уезжает прочь на опасной для выезда на дорогу скорости.       Первым делом Клаус сорвался обыскать весь дом для поиска Королайн. В комнате ее, очевидно, не было. В ванной тоже. Чтобы выйти пришлось сломать дверь. Плечо, конечно, не очень было радо такому близкому и крепкому знакомству с прочным деревом и противно ныло, но зато замок поддался и сломавшись выпустил немца. Быстро пробежавшись по всему коттеджу, мужчина осмотрел его с подвала и до третьего этажа. Нигде он не смог найти и следа девушки. Будто ее не было в доме очень долгое время. Нет. Были ее вещи. Одежда, милые безделушки, косметика и тому подобное, но не было той атмосферы, которую создает девушка, живя где-то. Длинные волосы на мебели, разбросанная косметика, валяющиеся по углам резинки для волос и тому подобные мелочи. Это как удивило, так и напугало блондина. Он не мог понять что происходит.       Решив немножко отдохнуть от беготни и перевести дыхание, мужчина нашел свой телефон и здесь его ждал еще один шок. Дата на телефоне. Он четко был уверен, что сейчас 2017. Тогда почему же устройство говорит, что он находится в 2023?       Тут виски пронзило жуткой болью. В голове замелькали картинки.       Вот он с супругой едет из платной клиники, где Королайн сделали УЗИ, чтобы посмотреть на развитие плода. Девушка радостно смеется своим звонким и мелодичным голосом, поглаживая, пока еще плоский живот, который только-только начал округляться.       Вот их слепит свет встречной машины. Крик, визг шин, удар, темнота.       Следующее, что увидел немец, то как он, ранясь об раскуроченный металл и битое стекло пытался вытащить бездыханное тело любимой девушки. Из уголка ее рта тонко стекала струйка крови. Тело уже даже не дергалось. Удар пришелся на ее сторону и ее, буквально, зажевало металлическими деталями в салоне авто. Подушка безопасности не раскрылась. Один из кусков стали воткнулся ей, прямо в живот, не давая и шанса на выживание ни для немки, ни для не рожденного малыша.       Снова темнота и зал суда. Это Клаус помнит сухо и размыто. Действовал он как на автомате. Говорил, ел, спал, жил.       Следующий кадр.       Молодая блондинка и его окровавленные руки на ее шее. В навсегда погасших глазах виден неописуемый животных страх перед своим мучителем.       Мужчина крупно содрогнулся всем телом от этих воспоминаний. Он не знал, что думать и делать. Первым делом он решил все же попробовать написать жене, но телефон записанной оператором фразой оповестил, что он ошибся номером и такого номера не существует. Тоже самое произошло и с номером матери жены. Оставив попытки позвонить Клаус решил воспользоваться другими источниками информации. Лучше бы он этого не делал. Интернет услужливо показал ему статью из новостей о том, что его с Королайн в тот вечер сбил пьяный водитель седана и о том, что жена умерла на месте. Даже было видео того, как он весь в крови и слезах пытается вытащить труп жены из машины.       Отходил он от этих воспоминаний три дня. Почти не спал и не ел. Никак не мог поверить, что его любимая малышка Королайн умерла уже целых шесть лет назад. Как он пропустил их? Он же отчетливо помнит, что делал на прошлой неделе, в каком состоянии его дела бизнеса, но то и дело его воспоминания не могли состыковаться с реальностью.       Устав мучать себя Клаус решил узнать хотя бы кто был тот парень и что он делал в его доме. Еще и в таком состоянии. Тот факт, что выглядел блондин как жертва изнасилования и промелькнувшее в его голове воспоминание с удушением неизвестной девушки он решил попытаться игнорировать. Не его это были руки! Не его! Он в жизни никому не причинил никакого вреда.              — «Но что тогда в твоей кровати делал окровавленный голый парень со следами спермы на груди?» - подло напомнил внутренний голос, — «Кроме вас в доме больше никого не было. Да и ты тоже был не очень-то и одет» -       — Schweigen! - громко крикнул немец.       Используя свои связи, власть и деньги ему удалось узнать многое об этом парне.       — Николай Ивушкин. 25 лет. Сирота. Не женат. Лейтенант полиции, - пробегаясь глазами по всему досье на русского зачитывал Ягер. И последнее заставило его удивиться и задуматься. Если теоретически он избил и изнасиловал лейтенанта полиции, то почему же у его порога все еще нет группы захвата с ОМОНом на прицепе? Почему ему до сих пор никто не позвонил?       Слишком много вопросов и слишком мало ответов. Один из не мало важных на данный момент был «я сошел с ума или нет?». От напряженных мыслей его отвлек автомобильный сигнал кого-то за забором. Решив, что будь что будет и если это пришли его арестовывать, то туда ему и дорога.       Используя дистанционный пульт, немец открыл ворота и на территорию его коттеджа заехала уже знакомая легковушка. Мужчина был готов ко всему. Ко всему, но не к тому, что вместо приказа сложить руки за голову и сдаться этот странный русский поцелует его и говоря о себе в женском роде, плетя что-то о каких-то там подругах и девичнике в наглую зайдет в дом и начнет тут хозяйничать. Отмер мужчина только тогда, когда уже раздевшийся от верхней уличной одежды блондин ускакал на кухню. Закрыв дверь, он направился следом и встал на пороге, шокировано смотря как парень роется в его холодильнике.       — Эм, кх-кхм,- прокашлялся мужчина, не зная с чего начать, - Никхолай, вас же так зовать? Я- я помнить наша прошлая встреча.- Волнуясь, а от того и снова говоря с жутким акцентом сказал немец.       Неожиданные слова Ягера заставили юношу почувствовать, как что-то внутри дёрнулось в страхе, как и его самого, из-за чего он чуть не выронил из рук стеклянную бутылку с оливковым маслом. Он замер в непонимании послышалось ему или нет.       Немец очевидно знал кто он. И более того, помнил их последнюю встречу. К такому Николай не был готов. У него лишь был план прикинуться присматривающей за мужчиной прислугой на тот случай, если немец вдруг очнётся и увидит около себя левого парня, но весь план рухнул, как карточный домик. И ведь мог бы догадаться, что это произойдет. С ягеровскими то деньгами...       Медленно выпрямившись и также медленно развернувшись с потемневшими глазами и напряжённым лицом, Ивушкин уткнулся пронизывающим и подозрительным взглядом в мужчину, словно не верил в то, что перед ним стоит тот самый Клаус Ягер, бизнесмен и заботливый муж, но глаза мужчины отражали искреннее непонимание и волнение.       Следователь просто молча смотрел, сверля шрамоликого голубыми глазами.       Интересно, что он ещё помнит и знает?       Склонив голову набок, Ивушкин как-то заинтересованно посмотрел на Клауса, сщурив глаза и поставив бутылку на стол, которую, до этого, крутил в руках, принял какой-то мрачно-задумчивый вид. Отведя взгляд, но не разворачиваясь спиной для своей же безопасности, юноша снова открыл холодильник и стал выуживать оттуда продукты.       — Что ещё ты помнишь? — спросил Николай, строя из продуктов небольшую горку на свободной руке, и подперев ее подбородком, понес туда же, где стояло и оливковое масло — кухонный стол. В его голосе явно сквозило то, что он откуда-то знает Ягера и судя по напряжённому тону, не первый день.       Разложив продукты на столе, Николай стал проверять сроки годности, потому что не был уверен по заспанному виду мужчины, что тот вообще подходил к кухне все это время.       Клаус некоторое время молча наблюдал за хозяйничающем на его кухне русским, пытаясь подобрать подходящие слова. Громко проглотив вязкую слюну, мужчина все же решился заговорить и сказать правду. Все равно он точно не знает, что у этого Ивушкина есть на него, да и уехал тот с неопровержимыми доказательствами насилия над собой на собственном теле. Пусть Клаус и не помнил, что тогда произошло и точно ли это было его рук дело и его семенная жидкость поблескивала на чужой груди, смешиваясь с кровью, но последнее воспоминание, что пронзило его бедную голову в тот роковой день заставило усомниться в своей непричастности к данному происшествию.       Ягер зашел на кухню, теперь уже полностью, и сел на один из барных стульев. Сложив руки по локоть и переплетя пальцы на них в замок Ягер, с трудом пересиливая себя тихо начал перечислять.       — Я-я вспомнил аварию…- На несколько, показавшихся вечностью секунд, Клаус замолчал, ведь это воспоминание было до ужаса болезненным и он все еще всей душой хотел верить, что это все не правда. Дурацкая шутка собственной больной головы, как минимум, что с его женой все хорошо. — Суд я помню расплывчато, но что-то наверное было. – На следующем воспоминании Ягер запнулся еще сильнее не решаясь рассказать про него. Он наблюдал за нарочито спокойными действиями готовящего что-то русского и поморщившись как от зубной боли быстро выпалил роняя голову на ладони.        — Еще я помню девушку. Всю в крови и собственные руки на ее шее. Все. Больше я ничего не помню и не понимаю. Я понимаю… понимаю, что что-то со мной не так. Я до сих пор не могу вставить эти кадры в свои воспоминания о моей жизни. Я не знаю как это объяснить! - Глаза мужчины защипало от непрошеных злых слез обиды на себя и свой мозг, и Клаус поспешил стереть их рукой перед тем, как посмотреть на молчавшего все это время полицейского.       Проверив все продукты на сроки годности, Ивушкин достал миску, доску, помыл овощи и стал нарезать небольшим ножом, (не тем, которым Клаус убивал жертв), простой салат, одновременно слушая Ягера и с каждым его словом почему-то начиная злиться... От страха, который скрывал за спокойной готовкой, напряжения и понимания того, что этот...человек не помнит ничего из того что сделал, в том числе и с ним. Впрочем, Николай и не хотел, чтобы об этом кто-то знал, тем более помнил, но почему-то все равно злился и хотел, чтобы немец чувствовал вину и одновременно не хотел этого. Обида и сочувствие столкнулись в его голове кровожадным поединком. И всё же обида на последнем издыхании победила, о чем он потом, разумеется, пожалеет.       Как только мужчина закончил свой рассказ, Ивушкин нарочито с громким стуком уронил нож рядом с доской и упершись ладонями о стол до по беления в пальцах, поднял на мужчину сверкающий взгляд.       — Зато я знаю, — прошептал Николай с торжествующей улыбкой на лице, по крайней мере, так выглядело со стороны, даже глаза его горели, однако вовсе не от радости, а от плохо скрываемой злости. Улыбка также быстро сошла с его лица, как и появилась. — Я бы двинул тебе сейчас, но боюсь, что опять кукухой поедешь...       Буквально прошипев последние слова, которые только ему были понятны, Ивушкин одарил удивленного Ягера взглядом и вернув в руки нож, продолжил готовить, стараясь не показывать дрожь в ладонях и свои бурные эмоции.       — Шесть лет назад умерла твоя жена, Королайн, — спокойно стал рассказывать юноша ровным голосом, но не слишком громким потому что горло, покрытое синяками и ничем не скрываемое, до сих пор болело, и складывать нарезанные овощи с доски в миску. На работе он соврал, что подрался с каким-то пьяницей в баре. — Очевидно с мужем ей повезло... — беззлобно усмехнулся Ивушкин, коротко скользнув взглядом по мужчине и беспечно добавил, опуская все детали и при этом гадая в своей голове, с чего это он вдруг хвалит чужого мужа: — Ну, почти...       Сложив все овощи в миску, Ивушкин посолил их, перемешал, добавил оливковое масло и ещё раз стал тщательно перемешивать.       — Наверно, ты уже знаешь кто, но, пожалуй, все же, наверно, я должен представиться. Меня зовут Николай Ивушкин, я следователь по твоему делу, — На всякий случай, юноша достал ксиву из заднего кармана и показав документ, положил его обратно, но прежде чем продолжить рассказывать то, что Ягера может шокировать, он, через минуту поисков, достал рюмку и открытую бутылку алкоголя.       И лишь поставив перед немцем рюмку налитого виски и убрав лишнее, снова оперся ладонями о стол и продолжил, только теперь он смотрел куда-то за плечо мужчине, вспоминая информацию.       — Я веду дело по убийству тобой Кэтрин Хейгл, продавщице в вашем районе, — Николай не стал упоминать, что помимо одного трупа, есть ещё шесть, чтобы использовать это в последствии. У него уже был совершенной новый план в голове, но построенный на обиде и злости, — Голубоглазая блондинка, двадцать шесть лет, прямо как...Королайн Смит, — изогнув уголки губ в подобии улыбки, за которой прятал истинные эмоции, Ивушкин вновь перевел не моргающий взгляд на уже шокированного Ягера, — Скорее всего, даже уверен на девяносто девять процентов, ты посчитал ее за свою жену, а когда жертва стала сопротивляться, ты изнасиловал ее, задушил и убил, закопав труп около двух месяцев назад в лесу, — Николай рассказывал так, будто сам это сделал. В его голосе не было осуждения или агрессии, лишь какая-то странная беспечность, словно он рассказывает, как провел вчерашний день.       В воздухе повисло тяжёлая тишина в абсолютном молчании. Николай, смотря немного в бок от Ягера, с наслаждением в душе, так и видел боковым зрением, как дрогнул кадык Ягера при последних словах.       Глубоко вздохнув и выдохнув спустя пару минут, Ивушкин перевел безэмоциональный, какой-то уставший взгляд из-под век на испуганного Клауса.       — Предрекая твой вопрос, почему ты до сих пор не за решеткой...Я даю тебе шанс, единственный в своем роде. Ты даёшь мне помочь тебе, как именно — это уже мое дело, — Ягеру не нужно было ничего знать о таблетках, — Я помогу тебе прийти в себя, и тогда, когда это произойдет и ты вспомнишь, то сам выберешь свою судьбу и путь искупления. Сажать в тюрьму того, кто неосознанно убил человека, я не вижу никакого смысла... Впрочем, ты и не там окажешься, — Николай имел ввиду психиатрическую больницу, куда Ягера со стопроцентной вероятностью запихнут и сделают из него овоща, но озвучивать это не стал, — Детишкам детдомовским поможешь, не знаю, бабушке на улице поможешь дорогу перейти, мне плевать, но я скорее сам тебя убью, чем позволю отсиживаться в тюрьме или сдохнуть, понял?       В последних словах следователя звучала прямая угроза, а по полыхающему взгляду было понятно, что он не шутит.       Конечно, тот вариант, который он предложил, для Клауса обернется гораздо худшим исходом, чем оказаться в тюрьме, в дурке или умереть, потому что, когда он вспомнит, сколько человек жестоко убил на самом деле, совесть и чувство вины до конца жизни будут сжирать его. Почему-то Николай был в этом уверен, хоть и знал этого человека всего немного.       Что может быть хуже?       Обычно у убийц нет чувства вины за содеянное, но Клаус не из тех и делал это неосознанно и это видно по тому, как сейчас он был словно оглушен полученной информацией.       В голове Николая так и кричало что-то мелкое, задушенное и разбитое, как его душа, которая не заживёт ещё очень долго, что это неправильно, он жесток и ничем не отличается от человека, сидящего напротив, но обиженному, все ещё с кровоточащей раной и больным телом, Ивушкину не хотелось это слышать. По крайней мере, пока.       От громкого звука упавшего на столешницу ножа Клаус крупно вздрогнул и немного приподнял опущенное лицо, чтобы посмотреть на русского. Тот стоял, бледный как мел, опершись ладонями об стол и метал глазами в сторону немца молнии. Каждое последовавшее в следующие минуты слова острыми кольями пронзали сердце и душу Ягера. После каждой сказанной Николаем фразы хотелось дотянуться до используемого ранее для нарезания овощей ножа и вонзить его себе куда-нибудь в грудь, чтобы боль физическая перекрыла боль душевную, однако нож быстро убрали из его зоны досягаемости и вместо него пришлось залпом глотать предложенный алкоголь. Клаус, даже, не почувствовал вкус дорогущего спиртного. Как только не пролил? Ведь руки неописуемо сильно дрожали, словно рюмка была не первая, а уже ндцатая. И еще эта манера рассказа у Ивана. Он говорил так, словно не об ужасных и кровавых событиях идет речь, а словно они говорят о каких-то будничных вещах.       Повисшая между ними, после короткого рассказа о прошлом, тишина давила на бедного Фрица весом в несколько тон. Еще бы немного больше времени и его бы раздавило под всем этим весом вины и сожаления. Но ситуацию снова спас славянин, решив рассказать о будущем.       И от этих слов Клаус еще больше удивился и не верящие со слезами на глазах посмотрел на Ивушкина, судорожно пытаясь найти во всем его облике хотя бы каплю лжи, но не смог. Пусть русский и смотрел на него с неприкрытой злобой, пусть он откровенно угрожал, но под всем этим Ягер каким-то шестым чувством ощущал, что этот парень хочет ему помочь. Но с чего бы полицейскому, так еще и жертве помогать опасному преступнику-психопату? Ведь если бы он арестовал бы его, то возможно смог бы получить повышение, новое звание, премию, в конце то концов! В чем мотивация этого странного русского? Мог же просто бросить его гнить в тюрьме или специальной лечебнице для таких маньяков как он, но нет, сказал, что не позволит этому случиться.       Клаус не смог сдержаться и все же спросил, пусть и говорить было не приятно, так как во рту резко стало сухо как в пустыне.       — Почему ты все это говоришь мне? Для чего? - взгляд пронзительных, словно лед на Байкале, глаз был устремлен прямо на Николая.       — Думаю, если бы я тоже потерял жену и свихнулся от горя и боли, то хотел бы, чтобы мне помогли. — тихо выдохнул Николай, сказав это без злобы спустя минуту раздумий. Он действительно так считал и хотел помочь какой-то другой своей человечной частью, но можно ли назвать это помощью? Заставлять человека страдать от самого себя же всю жизнь?       Закончив с салатом и отвернувшись к плите, Ивушкин, чувствуя, как злость отступает и на место нее приходит гложущее чувство вины, причину которой пока не понимал, он принялся готовить яичницу. И пока он это делал, то незаметно вытащил таблетку из кармана, которую заранее достал из баночки и также незаметно, высыпал ее содержимое в растворенное вилкой яйцо, перемешал и вылил всю смесь на разгоряченную сковороду.       Клаус переваривал услышанное и совершенно не смотрел за тем, что там у плиты делает блондин.       Вместо этого все его мысли занимало то, что его воспоминания не сходятся с тем, что рассказывал ему Ивушкин. Мужчине было страшно от самого себя. Как он мог так поступить с бедной девушкой? И к тому же… «– Погодите. Он сказал, что убил я ее два месяца назад. Да. Допустим. Но ведь с тех событий прошло целых шесть лет. Он не сказал, что та несчастная была единственной жертвой помимо самого парня. Неужели я..?»       Клаус тяжело сглотнул от прошибшего его осознания, что день могло быть гораздо больше. Николай же описал девушку. И по описанию она похода на жену Ягера. Тут взгляд немца вернулся к стоящему чуть полубоком, видимо, чтобы не упускать его из виду, парню. Он тоже был похож на Королайн. Только в мужском обличии. По спине потекла капля стылого пота, заставляя кожу покрыться мурашками, а волосы встать дыбом.       « — Сколько в этом мире таких же голубоглазых блондинов? Довольно много. Особенно для России на северо-западе.»       Эта мысль до ужаса напугала немца. Конечно в Германии таких людей гораздо больше, но все же.       Тут взгляд голубых глаз зацепился за неосмотрительно оставленный без присмотра нож. Выход пришел сам собой.       Коротко глянув за занятого содержимым сковороды русского Клаус рванул к ножу.       Коля тоже дернулся, но так, будто ждал нападения на себя, но к его удивлению немец проткнул тонким лезвием не славянскую плоть, а свой собственный живот.       Николай услышал звуки движения слишком поздно, чтобы осознать свою ошибку оставленного без присмотра, ножа, которым Клаус полоснул себя, чудом не задев жизненно важные органы.       И он испугался этого до холода в ногах. Испугался, что этот человек сейчас что-нибудь с собой сделает, поэтому подбежал, выхватил окровавленный предмет и откинув подальше на пол, схватил Ягера крепко за шею сзади, при этом второй ладонью ухватился за чужое запястье руки, в которой только несколькими секундами раньше было средство для самоубийства.       — Ягер! Смотри на меня! Смотри на меня! — заставив мужчину оторвать полный взгляд боли от неглубокой раны на животе и посмотреть на себя, следователь, с некоторой злостью в глазах скорее из-за того, что испугался, нежели на Клауса, странно смешанное с тем самым сочувствием.       —Не смей этого делать, понял? Не смей! — прошептал юноша, игнорируя то, как больно его сердце ёкнуло при виде этих змеиных глаз со слезами перед собой. На лице проступила тревога, когда он зачем-то на автомате прислонил мужчину, сидящего на барном стуле, к себе в плечо, в полуобъятии, как ребенка, который случайно упал и которому сейчас было очень больно. Николай был готов поклясться, что в эту минуту чувствует боль сам, — Я помогу тебе. Я знаю, как тебе сейчас больно, но мы пройдем через это, верно?       "Мы" — прозвучало так, словно они близкие люди, а не незнакомые, которые познакомились всего неделю назад, но Ивушкин чувствовал, что так правильнее, что так надо, чтобы не только успокоить Клауса, но и успокоиться самому себе.       — Ты не виноват в том, что сделал. — твердо заявил юноша и почти поверил в это сам, ведь Ягер всего-навсего человек, который болен.       И который грохнул семь человек, да Ивушкин? — отозвался голос разума, но русский упорно не замечал его сейчас в данную минуту, ожидая от Ягера согласие.       — Позволь помочь, — попросил он, чувствуя, как у самого щиплет нос от накатывающих чувств.       И что я творю?       Клаус плакал. Как маленький ребенок он плакал навзрыд. — «Так же плакал и Койля тогда в твоей кровати.»       От этой мысли плакать захотелось только сильнее. — «Почему? Почему от так добр со мной?!» - Немца тошнило от самого себя. Он самый настоящий монстр.       — Ich bin ein Monster,- всхлипывая просипел немец, уткнувшись в плечо парня.       Находится в чужих объятиях было очень приятно. Так тепло. Спокойно. Ягер не заметил, как начал успокаиваться. Стоило закрыть глаза и открыть вновь, как вместо русского парня появилась милая хрупкая немка.        — Королайн,- сипло прошептал Клаус. Девушка мило улыбнулась. Ягер не сдержался и позволил себе нежный поцелуй в губы с любимой женой. Но, к сожалению, его пришлось быстро прервать, так как в районе живота было сильно больно. Опустив глаза вниз мужчина в шоке увидел кровь.       — Was ist das?- шокировано спросил немец.