Воспоминания Шедвелла о 1967-ом и догадки о жизни босса

Старый ведьмолов вспоминает былые деньки. Он много всего перепробовал за жизнь... А в итоге к старости у него осталось вовсе не то, чего он ожидал. Нет, не в том смысле, что ни гроша. А странная причуда давнего работодателя, за которую он, как и тот гомик-южанин, платил регулярно вот уже годы и годы, и годы. Нет, очевидно, сынку босса это всё не то чтобы интересно, он устало притворяется, что верит россказням об армии ведьмоловов. А Шедвелл... Шедвелл притворяется, что верит его словам о том, что с его батюшкой всё хорошо. Красивый был, шельмец! Его сынок тоже вышагивает текучей непристойностью, но каждой собаке видно, кто не слепой, что этот сынишка той рыжей, которую ведьмолов всего раз видел рядом с боссом, уже помолвлен или навроде того. Если в далеклом семьдесят шестом молодой ведьмолов мог шально зазвать и от всей души помочь боссу не быть смурным, то к этому парнишке лучше никому юному и дерзкому лишний раз не соваться. Босс не-то не растерял верности слову, не-то с годами, как и сам Шедвелл, оказался не такой соленый сухарь, казаться. Его сынишка каждый раз выслушивает бредни, совсем уж ленивые и жалкие, мистер Кроули поддерживает ставшего такой же развалиной, как и он сам, ведьмолова. В том, что ловкий когда-то, и шикарный настолько, что от одного взгляда вслед тесно становиться, рыжий заводила, по уши увязший в темных делах, теперь старик и его положение похуже самого старого дурака ведьмолова будет, сомневаться не приходится. Он как-то быстро состарился к их последней встрече, всего за пару лет. Видать, дела пошли круче. В последнюю встречу рассказал, как о чем-то собой разумеющемся, о сыне, который теперь будет вести дела, вместо него самого. И так сказал, что тогда ясно стало, как в тот раз, когда босс показал при нём свои чувства "это первый и последний раз", так, что молодой Шедвелл понял. Тогда крепкий и ещё вполне надеявшийся на что-то бо́льшее, кто только не, но стабильно вот уже годы как ведьмолов, понял, что ничем боссу помочь не сможет и это первый и последний раз, когда тот говорит о семье. По сути второй раз, когда они обсуждают, на сей раз косвенно, обсуждают секс босса. Шедвелл с усмешкой думает, что с той рыжей тоже всего один раз и было, "первый и последний". Дамочку он потом видел в газете, она была совсем поехавшей и темные делишки мистера Кроули её не смутили. А тут у них ребенок был, оказывается. Шедвелл сам себе проспорил, полагая, что того растила какая-нибудь родня. Но, как оказалось, босс открылся с новой, и (стало ясно почему до того молчал) уязвимой-то какой стороны! Настолько похожим сын мог выйти, только если годами видел отца. Значит растил. При том в строгости, ну, на сколько сам понимал, в общем старался. На Бентли, хоть возраст самый то погонять, ни царапинки. Шедвелл надеялся, что всё обошлось, когда впервые после той последней встречи с боссом увидел эту машину. Мистер Кроули был тем, кого не хочется покидать или чтобы он покинул. Но из знакомой машины вышел чуть другого оттенка рыжины юнец. И ведьмолов понял, что всё вот настолько плохо, что мистер Кроули отдал свой любимый автомобиль (а он мало что так любил, настолько, что не прятал это, легко и всем видом показывал) отдал сыну. Это значило, что он ему больше не мог понадобиться. Либо умер, либо в тюрьме, либо калека. Потом, не по обмолвкам даже, а по манере говорить после каких-то фраз или не вполне к месту сказанным словам после упоминаний извне (за годы такого скопилось) Шедвелл понял, что всё же босс попался и получил пожизненное. Его малец мог звонить ему, а может и навещал, выслушивая советы, поскольку уж очень много знал о прошлых деньках, и явно свежо-бодро вцепился в дела отца так, будто тот и не исчезал. По крайней мере никакого особого передела не случилось. Даже никому не пришлось выучивать новое имя. Уж на что гораздый выдумывать и сочинять был мистер Кроули, а мальца звали точно также. А значит... Да очевидно: назвала мать. Сама. Оставила на память, а потом (ха-ха) оставила папаше. И ведь вырастил! Иногда, малец замирает, когда слышит такие слова, как "осужден навечно" или когда говорят о том, что приходится сдерживать порывы. Будто он мог бы, Шедвелл понял это по устало-небрежному взмаху рукой, когда юнец говорил о батюшке, мог бы устроить так, чтобы он хоть прямо сейчас поговорил с ведьмоловом. Но нельзя. Возможно. Но нельзя. Может сбежать, значит. Но не будет. Шедвелл пьёт за его здоровье дешевый виски. Он уверен, что и стариком босс всё также подвижен, пусть рыжина сменилась белизной. (Как-то не представляется даже, чтобы босс облысел). Скучает ли он по тому, из-за кого тогда позволил юному ведьмолову потянуть себя за рукав и из-за кого дал от ворот поворот той рыжей? Или этот человек тоже с ним там? Это было бы утешением. Но Шедвелл не мог спросить. Он даже толком не знал что. Он сперва не придумал как. И становится всё менее решителен и всё более стар и жалок, чтоб иметь право спрашивать. Остается вспоминать былые деньки и того, к кому один раз был от всего сердца, по юности вдохновенно-добр, а этот человек велел снабжать какой-никакой подачкой, того старика, в которого превратился его, ну тогда казалось, что они просто не плохо сработались и ладят. А оказалось, что мистер Кроули прощаясь в первый и последний раз, завещал не просто дела, а вести их с ведьмоловом, даже когда нет ни смысла, ни надежды. И, пусть пока мистер Кроули жив, он по доброй памяти велит выплачивать старику-лгуну подобие пенсии в обмен на скучные сказки, Шедвелл спрашивает о его здравии не из-за жалования. Нет, на самом деле и из-за него тоже. Он достаточно жалок для этого, да и в былые годы не брезговал поживлй, просто не такой маленькой. Шедвелл прикрывает глаза, грея руки о стаканчик дрянного кофе, в который налил алкоголя. Старые колени в тепле всё равно ломит. Но сейчас прямо так, как когда сквозь ткань штанов ощущался холодный кафельный пол. Молодой, для Шедвелла сейчас — мальчишка, а тогда — загадочный и мрачный, яркий, умный и взрослый мистер Кроули в воспоминании оборачивается и говорит "ты меня понял?" Он присморит за сыном мистера Кроули, совсем мельком, и пусть оба считают, что за двести фунтов в месяц.