inside your walls.

TW You'll never live like common people You'll never do what ever common people do Never fail like common people You'll never watch your life slide out of view And then dance, and drink, and screw Because there's nothing else to do -Pulp, Common People       «Я люблю своего сына, поэтому поддержу любое его решение и любого партнёра, которого он выберет, если этот выбор делает его счастливым. В нашей стране разрешены однополые союзы и я верю в то, что однажды в обществе будет меньше ненависти, чем сейчас — всё же, любовь есть любовь. Однако заявления миссис Блэк абсолютно возмутительны. Никто не крал её сына, ни к чему его не принуждал, он находится рядом с Джеймсом по своей воле, и я надеюсь, что однажды Вальбурга Блэк сможет это понять»— Юфимия Поттер, комментарий для The Sun.       Регулус Блэк отказался давать комментарий.       Ужин был невыносим. И Римусу, и Сириусу было тяжело дышать, а кусок не лез в горло, когда за столом присутствовали и Вальбурга, и Орион. Они то и дело поглядывали на Сириуса, будто бы опасались, что он тоже сбежит, исчезнет и растает прямо тут, в воздухе. Лица всех Блэков напоминали Римусу портреты Эль Греко: худые, с острыми скулами, бледной кожей, впавшими щеками. Страдание, которое Римус видел на лице Сириуса, было сравнимо с выражениями лиц мучеников с полотен, которые он видел в альбомах с картинами эпохи Испанского Ренессанса. Свет пасмурного неба, проникавший через пыльные занавески, придавал его коже нездоровый оттенок. Он видел, что Сириус совершенно не может есть, и только ковыряется вилкой в своём ужине, ожидая, что он исчезнет сам собой.       — И что теперь? — спрашивала Вальбурга, глядя куда-то сквозь своего мужа, словно бы он был сделан из тёмного стекла.       — Им разрешили браки в прошлом году, — ответил Орион, сперва сильно откашлявшись.       Его рубашка была идеально выглажена, но висела на нём, как на вешалке. Отец семейства значительно потерял в весе.       — Какая мерзость, — выражение лица Вальбурги подкрепляло её слова. Она выглядела так, будто бы её стошнит. — Но что следовало ожидать от Поттеров. Проклятые либералы и их половые извращения.       Римус заметил, как приподнялся уголок губ Сириуса. Он знал, о чём тот думал. О том, как они прошлой ночью предавались ещё более мерзким извращениям. О том, как их ночи казались святыми по сравнению с кровосмешением, ещё не изжитым в английской аристократии. Сириус смотрел на Римуса и представлял себе родовое дерево семьи Блэк. И то, как Римус с упорством термита подтачивает его каждую ночь.       — Когда вы уезжаете? — спросила Вальбурга.       — Завтра утром, — пробормотал Сириус.       Вальбурга закончила есть и отодвинула от себя тарелку.       — Имей в виду, Сириус. Если ты исчезнешь, как твой младший брат, я достану тебя не то, что из Уэльса, но из самого Ада. Я понятно объясняю?       Сириус сглотнул слюну и кивнул. Вальбурга стрельнула взглядом в Римуса.       — Верните его в целости и сохранности, Люпин, — и вышла из столовой. Звук её шагов растворился в ворсе дорогих ковров.       А Римус думал о том, как сильно эта последняя фраза напоминала ему то, что Джеймс сказал при прощании. «Не облажайся, Люпин». Он задумался о том, из каких чувств были сказаны оба этих предложения. Конечно же, Джеймс любил Сириуса как своего брата. Вальбурга ненавидела Сириуса как своего наследника. И в обоих случаях им казалось, что отныне Римус становился тем, кто несёт ответственность за Сириуса. То ли защитник, то ли тюремщик, заточивший Сириуса своей любовью, душной и жаркой, как летний день.       Сириус не любил поезда. В первую очередь, потому что на них нельзя было курить. Поначалу он пытался листать свою книжку — роман Керуака, который он купил на станции, думая, что читать его в дороге — вершина романтики путешествий. Но в поезде хотелось только спать и курить, постоянно курить.       Им пришлось сделать три пересадки по дороге из Нортгемптона в Бридженд, и на каждой станции он вылетал из поезда со скоростью пули, только бы поскорее найти место, где можно было бы покурить. Он пытался слушать музыку на своём плеере, но каждый альбом уже казался заслушанным до дыр, а наушники не могли заглушить шум поезда. Спать в кресле не получалось даже с плечом Римуса в качестве подушки — оно было слишком костлявым. Сириус пожалел, что не воспользовался связями и не позвонил кому-то из друзей с личным самолётом. Там ему разрешили бы курить, налили бы шампанское и…       До приезда оставался час. Сириус уже видел в окно старые гаражи, разрисованные граффити, сменявшиеся древними валлийскими руинами и зелёными полями, и если Сириус видел пасущихся коров или лошадей, он радовался, как ребёнок.       Бридженд был небольшим городом, раскинувшимся на побережье, и Сириус глубоко вдохнул морской воздух, несущийся сквозь сочную зелёную траву — такую, что росла только в Уэльсе. Сириусу казалось, что когда-то давно он здесь проезжал. Настолько знакомым был этот запах, свежий, влажный, с привкусом сажи от местных угольных шахт. На Римуса он влиял совершенно иначе.       Люпин становился мрачнее тучи с каждым километром, что преодолевал их поезд. Он смотрел куда-то внутрь себя, и выходил из вагона медленно, неохотно, с медлительностью в шагах, как у приговорённого к смерти, поднимающегося на эшафот.       — Там, — Римус указал рукой куда-то наискосок, когда они выходили со станции, — нам нужно будет сесть на автобус.       — А, это… не понадобится, — и Сириус улыбнулся.       Как только они спустили с путепровода, их уже ждал мотоцикл Сириуса, за которым следил работник станции. Римус даже не подозревал, что он возьмёт его с собой, поэтому посмотрел на Блэка с нескрываемым удивлением. Это немного оживило его прежний мрачный вид.       — Я попросил Фрэнка сразу отправить его на наш поезд, — Сириус пожал плечами, прошёл к мотоциклу и подал Римусу шлем. — Так что прокатимся с ветерком.       И это только спустя пару дней после того, как Сириус с него упал. Римус понимал, что на этот раз никто не мог испортить мотоцикл, хранившийся в мастерской Фрэнка, но всё равно сел на него с опасением, покрепче цепляясь за Сириуса и чувствуя, насколько он худой. Это был не первый раз, когда Римус катался на мотоцикле, но воспоминания о предыдущих поездках были более чем болезненными. Но даже сейчас, когда он прикасался к Сириусу, ему казалось, что он дотрагивается до раскалённой поверхности и вот-вот ошпарит руки. Однако Сириус не вздрогнул. Он поправил руки Римуса, чтобы они не сильно давили на живот, и приказал ему держаться крепче.       Двое парней на мотоцикле привлекали внимание в городе, где все друг друга знали. Слухи здесь распространялись быстро. Римус знал, что соседи начнут шептаться, как только у его дома остановится симпатичный мотоциклист, привёзший родителям сына, почти год не отвечавшего на их звонки. Так и произошло. Стоило им остановиться у дома семейства Люпин, и все взгляды прохожих были прикованы к ним. Римус мог заметить, как миссис Мактэвиш выглядывала из окна, и как соседская девчонка, вытянувшаяся за этот год, глазела на Сириуса, и как двое утомившихся работяг, присевших на парапете, смотрели с подозрительным прищуром. Римус старался не думать об этом. Старался не думать.       Дом был более чем обычным. Бедным, но обычным. Светлое двухэтажное здание со скошенной крышей, широкими окнами, старым грузовиком, припаркованным у входа. Раз в двадцать меньше Блэк-мэнора. Площадь от ворот до крыльца была вымощена плиткой, а сзади дома был небольшой зелёный двор, на котором росла виноградная лоза и пара высоких деревьев, которые местные жители выращивали для сохранения приватности. Под окнами были оставлены садовые принадлежности, с которых сыпалась засохшая земля. Оказавшись перед дверью, Сириус сам не заметил, как оставил Римуса у калитки, словно бы тот был вампиром — нужно пригласить, чтобы он мог войти на участок. Блэк усмехнулся и поманил его рукой, и только тогда Римус сжал зубы, ступил на мощёный двор и подошёл к двери. Сириус чуть погладил его по плечу перед тем, как Римус открыл дверь.       — Мам, пап, я дома, — проговорил Римус, но так тихо, что Сириус даже не был уверен, что их услышат.       Но вот из кухни выбежала женщина средних лет — Хоуп Люпин. Седину в своих волосах она скрывала краской, которая должна была имитировать медовый блонд, но из-за неправильной пропорции сильно желтила. В руках у неё было кухонное полотенце, и она вытирала и без того чистые руки с невротичным упорством. Хоуп пахла чесноком. У неё была добрая, счастливая улыбка, а глаза блестели от радости. Она кинула полотенце на комод у двери, подбежала к Римусу и обняла его за шею. Он обнял её в ответ и поцеловал в крашеную макушку — сын был на две головы выше матери.       — Как я рада, что ты дома, — сказала она и крикнула в сторону гостиной, из которой был слышен шум футбольного матча: — Лайелл! Римус привёл друга.       В гостиной скрипнуло кресло, и медлительными шагами, шаркая тапками, в проходе появился мужчина, по измождённому лицу которого можно было догадаться, как будет выглядеть Римус через тридцать лет. Это невероятное сходство заставило Сириуса долго и пристально вглядываться в лицо Лайелла, изучать каждую морщинку, пытаясь понять, появились ли они со временем, или же это работа на угольных шахтах, влажность и бедность делают с когда-то красивым лицом. А Лайелл Люпин был красивым мужчиной, с правильными чертами лица, ямочками на щеках, каштановыми волосами, подёрнутыми сединой, и глубокими карими глазами. Свои желтовато-зелёные глаза Римус явно унаследовал от матери.       Лайелла не портил ни лишний вес, ни рабочие мозоли на руках. Только когда Лайелл бросил на Сириуса мрачный и тяжёлый взгляд, тот понял, что пялится.       — Сириус Блэк, — представился Сириус и протянул Лайеллу руку. Он улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой, предназначенной для гостей из высшего света, но Лайелла она не впечатлила. Они пожали друг другу руки, и Лайелл не мог не заметить, насколько белой и тонкой была кожа на костяшках пальцев Сириуса. Он покосился на Римуса, одним лишь взглядом спрашивая, кого сын привёл в дом. Римус же старался не смотреть на отца.       — Лайелл Люпин, — представился глава семейства.       — Поздравляю вас с юбилеем, — заметил Сириус и нырнул рукой во внутренний карман своей куртки. — Я не был уверен, что вам подарить, но…       Сириус протянул Лайеллу кожаный кошелёк, простой, но качественный, с двумя скрещёнными буквами L на краю. Лайелл внимательно осмотрел подарок и с таким же равнодушным выражением лица, как и до этого, кивнул, пробормотав короткое «спасибо». Сириус решил, что этот мужчина давно уже не испытывал искреннего ощущения энтузиазма.       — Гости скоро придут, — заметила Хоуп и улыбнулась, держа в своих руках руку Римуса.       Их дом был завален старыми вещами, пожелтевшими от времени фотографиями, но обставлен был с уютом. Сириус заметил кружевные салфетки ручной работы, флаг Уэльса в гостиной, репродукцию «Салема» Сиднея Курноу Воспера с загнувшимися уголками, и коллекцию CD-дисков The Beatles, смешанную со старыми пластинками, громоздившимися поверх давно сломанного проигрывателя. В гостиной стоял бумбокс, который видел свои лучшие времена, но ещё мог развлекать гостей, выдавая шершавый звук While My Guitar Gently Weeps. На диване остались следы когтей — но в доме не было кошки. Только фарфоровая урна с отпечатком кошачьей лапки на каминной полке. Урна стояла прямо рядом с другой, отмеченной крестом и гравировкой «Джон Ф. Люпин». Всё семейное кладбище умещалось на домашнем камине.       Комната Римуса была небольшой. Односпальная кровать, наклейка на окне: «Национальный парк Пенсинор» — сувенир со школьной экскурсии. Под кроватью лежала коробка со всякой мелочью, из которой Сириус выудил игральные фишки, фэнтезийные карточки и случайные железные крышки от пивных бутылок. Он жадно рассматривал каждый уголок комнаты, пытаясь наконец-то понять, каким ребёнком был Римус Люпин, но в этой комнате не было ничего особенного. Ни детских рисунков, ни фотографий с друзьями, и даже книги были все, как на подбор, типичными. Что-то, что можно найти в любой школьной библиотеке. Сириус пролистывал Редьярда Киплинга, «Над пропастью во ржи», «Хоббита», и только когда в его руках оказалась «Одиссея капитана Блада», Римус усмехнулся. Сириус поднял на него глаза, надеясь хоть что-то для себя открыть.       — Ты чем-то похож на капитана Блада, — заметил Люпин и провёл рукой у лица, намекая на внешнее сходство, зная, что в другой вселенной Сириус точно стал бы благородным пиратом. — Мне нравилась эта книга в детстве. Сириус сложил книгу себе в рюкзак, и Римус сел рядом с ним на кровать.       — Твой отец неразговорчивый, — Сириус взял его руку и провёл по линии жизни.       — Он не очень любит подарки, — пожал плечами Римус, и Сириус нахмурился. — И дорогие вещи.       — Стоило сразу сказать! — Сириус толкнул Римуса плечом. — Твоя мама очень милая.       — Ага. Она хорошая, — кивнул Римус. — Отец её не заслуживает.       Сириус не знал, как это понимать. Они сидели в его комнате, на покрывале глубокого синего цвета, которые часто лежали на мальчишеских кроватях, и смотрели друг другу на колени. Римус надул матрас и сказал, что будет спать на нём, но Сириус был уверен, что посреди ночи ему не удастся удержаться на узкой тинейджерской кровати и он точно упадёт прямо на Римуса. Совершенно случайно.       Они спустились на кухню, ведомые запахом пастушьего пирога, и Сириус тут же подскочил к Хоуп, спрашивая, нужна ли ей помощь. Сириус нравился Хоуп. Он был красивым, как принц, вежливым, и было видно, что заботился о Римусе. Хоуп предложила ему порезать овощи для салата, и он с огромным энтузиазмом взял в руки нож и огурцы, но куски у него получались слишком большими. Римус рассмеялся и отобрал у него нож, принялся нарезать огурцы самостоятельно, из-за чего Сириус сделал вид, что страшно оскорблён. На минуту всё было нормально.       Начали приходить гости. В отличие от гостей на ужине семейства Блэк, они приносили с собой еду, алкоголь, десерты. Еда заменяла собой подарки для юбиляра, ведь Лайелл был не большим поклонником вещей. Он предпочитал жить скромно, поэтому окружал себя только функциональными вещами, приносившими пользу. Старший бригадир шахты, отмеченным начальством и уважаемым среди коллег, которые тоже пришли его поздравить.       Но больше всего Сириуса поразило то, что уже больше двадцати лет Лайелл не брал в рот спиртного.       Сириус поддерживал разговор с тётушками и кузинами, наслаждался разговором о маленьком Римусе, о том как он учился плавать и как сильно любил кота Люпинов по кличке Дымок. Его кузина даже расплакалась, когда упомянули кота, — так сильно его любили в семье. Сириус понимал, что и Римуса любили, и долго не мог понять, откуда взялись эти раны, эти глубокие рубцы под кожей Римуса, которые отравляли его существование.       — Ты всё так же думаешь продолжать заниматься наукой? — спросила Элси, двоюродная бабушка Римуса. Лайелл прыснул и чуть улыбнулся, и от этого у Сириуса по спине пробежал холодок.       Римус, конечно же, заметил реакцию своего отца. Он сглотнул и робко проговорил:       — Думаю, что да.       — Ну, ещё не поздно передумать, — тут же вставил Лайелл.       Сириусу это не понравилось. Надменность в тоне Лайелла. Его снисходительное отношение. Он видел, что перед отцом Римус склоняет голову так же покорно, как Сириус перед матерью, но в Римусе совершенно нет того протеста, который Вальбурга отчаянно пыталась потушить в своём наследнике. Поэтому Римус сидел смирно, продолжал есть, а Сириус всё смотрел на него и ждал, когда же эта решительность, которую он так часто видел в Блэк-мэноре, выйдет наружу. Но её не было.       Тогда он вспомнил каждый случай, когда Римус говорил с Вальбургой, и понял, что тот никогда не перечил ей, стараясь удержаться в их доме. Только высказывал своё мнение, осторожно, с хирургической точностью, не задевая жизненно важных органов. Но Сириус был другим.       За столом уже давно сменили тему, но Сириус подал голос.       — Что вы имели в виду? — и посмотрел на Лайелла.       — Извини? — уточнил Лайелл.       — Когда вы сказали, что ещё не поздно передумать — что вы имели в виду? — Сириус почувствовал, как Римус толкнул его ногу под столом.       Лайелл положил вилку с ножом, сложил руки и посмотрел на Сириуса. Гости за столом притихли и принялись нервно переглядываться.       — Наука — это, безусловно хорошо, но мне кажется, что Римус далеко бы пошёл в медицине. Быть врачом — уважаемая, реальная профессия, которая приносит реальные деньги.       — Значит, дело в деньгах? — спросил Сириус, не дав Лайеллу договорить. Он потянулся в карман своих джинсов, достал телефон и демонстративно поднял его. — Скажите, сколько денег вам нужно, чтобы позволить Римусу заниматься тем, что он хочет. Я готов сделать перевод прямо сейчас.       Не было слышно даже стука вилок и ножей о тарелки. Римус и Хоуп сидели, скромно потупив глаза, и за этот взгляд Сириус ненавидел Римуса.       — Сириус шутит, папа, — подал голос Римус, и Сириусу хотелось хлопнуть его по лицу.       — Это не очень смешная шутка, — ответил Лайелл.       Больше ни он, ни Сириус не сказали за весь вечер ни одного слова. Сириус вышел на задний двор и закурил. Над домом висело ясное звёздное небо, необычайно ясное для городов, и Сириус долго смотрел наверх, отыскивая знакомые созвездия, когда Римус вышел к нему и встал рядом, глядя вместе с ним на серебристое сияние Альтаира. Сириус протянул ему пачку сигарет, но Римус покачал головой.       — Твои не знают, что ты куришь? — спросил Сириус.       — При волчанке нельзя курить, — сказал Римус, и это заставило Сириуса рассмеяться. Римус продолжил: — а ещё есть сладкое, жирное… На самом деле, много чего!       Это разбавило гнетущую обстановку, и вопросы, которые Сириус так жаждал спросить у Римуса, сами собой забылись в его голове. Потому что присутствие Люпина, то, каким он был наедине с ним — это было самое главное. Они могут быть только вдвоём. Им не нужны другие люди.       — Я так хочу травки, — Сириус развернулся к Римусу и взял его за руку. — Есть человек?       Человеком оказался парень, живущий в полуразвалившемся доме своей матери. Сириусу он не понравился сразу. Чёрные сальные волосы, давно не видевшие шампуня. Огромный нос, некрасиво торчащий на лице. Сутулость и подозрительность, с которой этот человек держался. Сириусу не нравилось напряжение в плечах Римуса, с которым он шёл всю дорогу, но Римус в Бридженде был нервным постоянно, поэтому Сириус не заметил, как изменилось выражение его лица, стоило им приблизиться к дому Северуса Снейпа. Снейп вышел к ним, засунув руки в карманы старой растянутой олимпийки, на которой было заметно пятно то ли от соуса, то ли от машинного масла. Они с Римусом пожали друг другу руки, и Снейп стрельнул глазами в Сириуса.       — Новый бойфренд? — спросил Северус, как-то особенно странно сжав губы.       — Ага, — ответил Римус, и почему-то это обрадовало Сириуса.       — Я не буду доставать это здесь. Давай пройдёмся, — заявил Снейп, указывая своим длинным носом куда-то по диагонали.       Сириус хотел было возразить, но Римус осторожно положил руку ему на плечо, будто бы предчувствуя очередную остроту, кивнул Снейпу и пошёл следом за ним.       — Куда мы идём? — спросил Сириус, когда они отошли от дома примерно на пятьсот метров.       — Под мост, — ответил Снейп, и Сириус хотел было уже пошутить, но именно сейчас он заметил, как сжался Римус. Не просто сжался — остановился, пока и Сириус, и Снейп не осознали, что обогнали его на несколько шагов. — Что-то не так, Люпин?       — Всё в порядке, — но Сириус знал эти глаза.       Они спустились под эстакаду недалеко от дома Снейпа, в высокие заросли кустов шиповника и жимолости, среди которых стоял остов от заброшенной машины, старый фольксваген. Внутри него ещё осталось что-то, напоминающее сиденья — на ободранные подушки кто-то накинул покрывало. Сириус понял по многочисленным выцарапанным на остове инициалам, что это было популярное место для свиданий.       Римус стоял, и глаза его были приклеены к бесконечным буквам, которые, если сильно приглядеться, могли складываться в слова. Л+Е, Д+С, О+И, Т+Л, «твоя мама шлюха», свастика, кончающий член. Римус не мог отвести взгляда от плюшевого пледа на старых, заплесневелых остатках сидений.       Снейп кинул взгляд в сторону, залез в карман и достал оттуда небольшой контейнер из-под леденцов, и передал его сразу Сириусу. Сириус хотел было открыть и посмотреть, но Снейп сразу же остановил его руки, хотя никого вокруг не было. Даже полицейские машины проносились прямо над их головами, а от остального мира они были скрыты густыми зарослями. Сириус протянул Снейпу несколько купюр, тот кивнул и в последний раз глянул на Римуса. И в этот момент Блэку совсем не понравился довольная усмешка, появившаяся на тонких губах местного барыги.       — Наслаждайтесь, — бросил Снейп и вновь прошёл через кусты.       Римус по прежнему молчал, и только когда Сириус подошёл к нему и положил руку на плечо, он словно бы покинул внезапно охватившее его старое видение.       — Какая-то история? — спросил Сириус. В ответ Римус только усмехнулся. — Кто этот Снейп?       — Мой первый парень.       Сириус оглянулся на брешь в зарослях, где скрылся Снейп. Ему хотелось броситься за ним, догнать и допросить, но он знал, что сейчас он был нужен Римусу.       — Расскажешь? — Сириус спросил это с ноткой злости в своем голосе, но он точно не был уверен, на кого сейчас была направлена эта злость, была ли она обидой на Римуса, которая всё ещё в нём сидела, или обидой на весь город, с Северусом Снейпом и Лайеллом Люпином, которые столько лет отравляли душу Римуса.       В ответ он кивнул, и они сели на влажную от росы траву, достали из коробки косяк и зажгли его. На половине косяка Римус начал говорить.       Ему было 14 лет, когда они познакомились. Северус Снейп был только что переведённым учеником — его мама, как он потом узнал, сбежала от жестокого мужа в эту глухомань. Римус много времени провёл в больнице, поэтому в школе у него совершенно не было друзей. Они сблизились со Снейпом, стали вместе делать уроки в библиотеке, смотрели «Секретные материалы» у Северуса дома — у него была целая коллекция на видеокассетах. И только когда Снейп сказал, что агент Малдер секси, а Римус согласился, они сразу всё поняли друг о друге и поцеловались.       Так они начали встречаться. Римусу не показалось, что в их отношениях много чего изменилось. Они всё так же делали вместе уроки, читали книжки у Римуса в комнате, смотрели кассеты у Северуса и очень мало говорили. Только теперь, когда Северусу становилось скучно, он смотрел на Римуса с минуту, пока не привлекал его внимание, и говорил «хочешь пососаться?». И они целовались. Иногда трогали друг друга сквозь штаны, не решаясь зайти дальше — на первом этаже всегда была чья-то мама, которая могла бы их услышать.       Тогда Северус предложил встретиться «под мостом» — в заброшенном автомобиле для подростковых свиданий. Римусу не очень нравилась эта идея. Родители не могли их там застукать, но другие подростки — легко. А тогда бы уже пошли слухи о том, что и он, и Северус — геи. Но Снейп убедил его, что всё будет нормально.       Они сели на старый, влажный от росы плед, и принялись целоваться. Римус полез рукой Северусу в штаны, но тот то и дело перехватывал его руку, не позволял ему зайти дальше их привычных занятий. Римус не мог понять, зачем тогда Северус вообще позвал его сюда. И тогда из зарослей вышли четверо человек. Римус узнал ихлица. Это был Фенрир Сивый и его банда. Фенрир Сивый провёл больше времени в колонии для несовершеннолетних, чем в школе. Ему было 19 лет, и он только и ждал, когда его снова поймают и упрячут — на этот раз в настоящую тюрьму. Как потом выяснилось, Северус уже несколько месяцев работал на Сивого и барыжил травой.       Стоило им появиться, и Северус выбежал из машины, но парни Сивого перекрыли Римусу выход. Римус до сих пор помнит улыбку Фенрира — хищную, обнажающую выбитый зуб.       Римус сопротивлялся.       Его положили животом на сиденья. Рукой Сивый вдавливал его шею в вонючий плед. С него стянули штаны. Римус не плакал. Он просто думал, когда это закончится. Думал о Северусе. Думал о собственной боли — так много лет ему приходилось жить в боли. Ему было всего лишь 14 лет, но он уже думал о том, что, должно быть, боль будет длится вечно. Когда всё закончилось, его оставили в машине. Пятнадцать минут Римус приходил в себя. Дома отец заметил его заплаканные глаза, следы борьбы на его теле, синяки вокруг шеи, возможно, даже укусы, но ничего не сказал. Для него это была всего лишь мальчишеская драка.       Неделю Римус жил с этим чувством, что его отцу совершенно наплевать, что с ним произошло. Он тихо плакал в комнате, и если отец его слышал, он кричал и приказывал прекратить. Словно бы этой боли, которую пережил Римус, никогда не существовало. И в тот момент в голову Римусу пришла страшная, пугающая мысль, но она так сильно захватила его всего, что он не мог иначе. Он действовал, согласно болезненному импульсу, который поселился внутри него, как если бы рана, которую не залечили, продолжала гноиться, заражая всё его тело.       Он нашёл Фенрира Сивого. Тот постоянно улыбался и смотрел на Римуса, как на свою добычу. А именно этим он и был. Римус вернулся к Сивому, и Сивый снова отвёл его под мост.       Это повторилось ещё раз. И ещё раз. И ещё раз. Римус разрушал своё тело и свою душу в надежде почувствовать хоть что-то, но всё, что он чувствовал — это собственную неполноценность. Он был всего лишь использованным телом, и был рад, что его нелепое, подростковое тело, покрытое шрамами и язвами от болезни, усеянное порезами, которые он оставил себе сам, может кто-то захотеть. Он был счастлив, но счастье это было таким мучительным, что каждый раз после встречи с Сивым его тошнило от отвращения к самому себе.       И только тогда Лайелл заметил происходящее. Наверное, это был один из соседей, заметивших Римуса с Фенриром Сивым. Римус точно не знает, что сказали его отцу, но единственный раз в жизни Лайелл ударил его и сказал, чтобы он больше не шатался с этим «мерзким уголовником». Римус перестал. Чувствуя, как кожу саднило после отцовского удара, Римус был рад, что наконец-то оказался замеченным. Пусть так, пусть даже так. Римус прекратил видеться с Сивым, а совсем скоро Фенрир сломал одному полицейскому пару рёбер, и его отправили в тюрьму. Там он тоже не отличался хорошим поведением, поэтому сидел до сих пор.       Некоторые шрамы — Римус их показал — Фенрир оставил ему.       Сириус погасил второй косяк.       — Тебе стоило рассказать это мне. Тогда. Вместо этих баек про отца-алкаша и суицид матери.       — И чтобы ты тогда сказал, Сириус? Просто обозвал бы меня педиком. Который любит, когда его унижают.       Сириус задумался.       — Даже не говори, что это не так, — Римус не дал ему вставить слово. Сириус усмехнулся и положил голову Римусу на плечо.       — Ты прав. Именно так я бы и сказал, — Сириус взял Римуса за руку и переплёл их пальцы. — Что поделать, если теперь я сам — педик, который любит, когда его унижают. Римус усмехнулся.       — Блистательный Сириус Блэк.       Сириус посмотрел на шрам от сигареты, который Римус оставил ему. В тот момент Сириус хотел почувствовать хотя бы малость того, что чувствовал Римус. Он притянул к себе лицо Люпина.       — Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал, — и Сириус многозначительно посмотрел на сиденья в заброшенном автомобиле.       Римус сразу же понял, чего он хочет.       — Нет. Сириус, нет. Я не буду этого делать.       — Римус, пожалуйста.       — Ты больной, блять, ублюдок.       Тогда Сириус сильно сжал руку Римуса.       — Ты должен мне, Люпин, если вдруг забыл. За то, что украл моего лучшего друга. За то, что дал сбежать моему брату. За то, что обманывал.       — Я не буду этого делать, Сириус, — повторил Римус, но почувствовал, как рука Сириуса на его лице стала твёрже.       — Будешь, Римус. Потому что ты меня любишь.       Сириус его поцеловал.       — Я хочу знать тебя настоящего.       Теперь, когда Римус превратился в послушного пса Сириуса Блэка, он не мог отказаться. Он уложил Сириуса лицом в вонючий плед и на сплошном инстинкте вдавил его шею в старые сиденья. Плед был склизким, словно бы пропитанным чем-то. Римус вошёл в Сириуса, и ему стало больно. Он застонал, но не от удовольствия. Римус трахал его грубо, так, что Сириус забывал себя, и только когда боль стала совсем невыносимой, он произнёс:       — Римус, хватит. Прекрати.       Но Римус не прекращал. Сириус не знал, хотел ли он, чтобы Блэк прочувствовал его боль полностью, или просто физически не мог прекратить. Стало страшно.       Сириус почувствовал на щеках слёзы.       — Пожалуйста, Римус, прекрати.       Римус не прекращал. Тогда Сириус вырвался и отпихнул Римуса. Тот упал на траву. На лице у него было абсолютно отсутствующее выражение лица. Он был где-то не здесь, а внутри самого себя. Сириус взял его лицо в свои руки и принялся целовать его щёки, глаза, нос, чтобы тот пришёл в себя.       — Прости, пожалуйста, прости меня, Римус.       Когда глаза Римуса наконец-то сфокусировались, он принялся бормотать.       — Ты можешь делать со мной всё, что хочешь, Сириус Блэк. Потому что как только я признался тебе в любви, я навсегда стал твоим. Тот, кто любит, всегда более уязвим. Ты можешь раздавить меня, уничтожить. Всё, что только хочешь.       Сириус закрыл ему рот рукой.       — Ты такой болван, Римус. Потому что я тоже люблю тебя. Иначе и быть не может.       Слёзы Сириуса были на вкус как морская вода. Римус был счастлив их пить. Он был любим.       Они теснились на надувном матрасе вместе, но посреди ночи Римус проснулся от того, что не нашёл Сириуса рядом с собой. Через открытую форточку в комнату тянулся сигаретный дым. Сириус сидел на крыльце и курил.       Когда Римус подошёл к нему, он заметил, что костяшки его рук были избиты в кровь.       — Где ты был?       — У Северуса Снейпа.       Всё вдруг стало понятно. Римус почувствовал, как при виде этой крови, пролитой за него, по его телу расстилалась нежность. Он поцеловал Сириуса во вспотевшую на виске прядь.       — Я знаю, в какой колонии сидит Фенрир Сивый, — намекнул Сириус.Он был готов взорвать весь этот город ради Люпина.       Римус поцеловал его в плечо кожаной куртки.       — Я готов всё для тебя сделать, Сириус.       — Даже убить?       — Даже убить.       — Отлично, — Сириус усмехнулся. — Тогда убей моих родителей.