A Long Forgotten Feeling

В голове Куникудзуши всплыла картина из прошлого, где он, будучи мальчиком лет пяти, сидел в детской и рисовал на полу цветными карандашами иллюстрацию в детский сад. Только как закончил, малыш побежал на кухню, где сидела его мать и с кем-то говорила по работе. Бурные эмоции, бурные рассуждения, в которые вмешался мальчик, легонько подергав за край кофты матери, с надеждой и радостью Куникудзуши смотрел на нее.. Красивая внешность: длинные мягкие фиолетовые волосы, которые любил заплетать сыночек, бледное личико, ухоженное, ни одной даже черной точки не увидишь. Вот она – та самая богиня, которая, казалось бы, должна была дарить свою любовь и заботу. Женщина глянула на малыша, замолкая и тяжело вздыхая, говоря собеседнику, что позже перезвонит, после чего скинула звонок и оставила телефон на столике, выхватывая с рук синеволосого рисунок, который осматривала секунд пять, а затем разорвала на маленькие кусочки. Только это все случилось, Скарамучча отшатнулся назад, стягивая с лица улыбку радости, а глаза наполнились страхом и слезами. Эи поднялась с кресла, подходя ближе, схватила за довольно таки длинные волосы сына и силой потянула в другую комнату, параллельно еще слушая визги и хныканье. Такое ощущение, что сейчас мальчику вырвут волосы с кровью, но такого не было… Пока что. – Мама! Пожалуйста, отпусти!.. Мама!! – разрыдавшись, кричал ребенок, хватаясь за руку матери, чуть ли не падая на каждом шагу от быстрой ходьбы. Когда Райдэн остановилась, выставила Скарамуччу вперед и хлестанула его по щеке, аж бедняжка просто упал на пол, сильно ударяясь локтями и спиной об бетонную плитку. – Ты видел, что я занята! Скарамучча, какого черта!? Вечно ты ходишь за мной, как будто ты моя заноза в заднице! – Н-но…  – Заткни пасть! – пнув его так, что бессильное тельце малыша отлетело к стенке и болезненно простонало, женщина рыкнула, быстро подойдя к нему, схватила за челюсть, поднимая его так, что он еле-еле касался кончиками пальцев пола, и встряхнула разок, – Ты – сплошная моя неудача! Зачем ты только на свет родился, отродье! Правду мне говорили, что я пожалею, что ты вообще живешь! – Мама…. – с носа Скарамуччи стекала капля крови, которая мешала нормально дышать. – Ты меня плохо слышишь!? Закрой. Свой. Рот! Скрутившись в клубочек, малыш расплакался еще сильнее. Боль в теле очень сильная из-за таких ударов. Это не впервые происходит, но привыкнуть к этому малыш все еще не мог и даже не пытался, ибо считал это ненормальным. К кому обратиться за помощью, он не знал, боялся этого, боялся, что ему прилетит еще сильнее. Каждый день приходилось терпеть побои, каждый раз они разные, тем более сильнее, чем раньше. Скарамуччу били до гематом и крови, иногда угрожали ножом, если что-то не так… Изрезали кожу..  Райдэн Эи - психбольная женщина, это точная информация. Здоровый человек никогда бы не говорил и не делал такое.  В один теплый денек Эи на эмоциах сидела на кухне и с кем-то ссорилась, пока Куникудзуши опять сидел и рисовал что-то. Глазки у бедняжки пустые, будто бы сделанные из пластилина. Бледная кожа, худощавое телосложение – за это время он исхудал примерно на килограмм 8, ибо ничего не кушал, отказывался, да и мать уже забила на это. Слова в тот день его сильно ранили. Скарамучча больше не подходил к матери, даже если она свободна. Натерпелся и не хочет получать снова и снова за то, что просто существовал.  Вот именно. Существовал, а не жил. Погода была хорошая. Весь день в детском саду малыш бегал и играл с ровесниками, тогда он познакомился с близнецами: Люмин и Итэр… Такие похожие, у обоих приятные бледные волосы, будто бы выцветшие лепестки подсолнухов. Волосы мальчика были собраны в косу, некоторые волосинки вылезли из «плетенки», а у девочки короткая стрижка и с челки по вискам были длинные прядки.. Глаза освещали лучи солнца, они такие… Приятные, на цвет как мед, так и хотелось в них смотреть все время. А еще Куникудзуши заметил, что у Люмин в волосах был цветочек белой лилии, который все еще давал свой приятный запах, миленько…  С утра от начала знакомства слушать всякие истории было очень интересно и комфортно, он смог почувствовать себя комфортно в такой компании новых друзей.  – Кстати, Скарамучча! Расскажи-ка о себе хоть немного! А то сидишь все время, молчишь… – с интересом обратилась Люмин к нему, тепло улыбнувшись. – А? А…. Мне нечего рассказывать о себе.. Простите….  – Ох, хорошо, но если что ты рассказывай все, хорошо?? – .. Угу…  – Кстати, кем мечтаешь быть? Как ты представляешь свое будущее?  От такого вопроса Скарамуччу кинуло в дрожь, и он замолк, думая о том, какое будет его будущее. Скорее представлял, что будущего он не дождется и будет лежать в деревянном маленьком домике тремя метрами под землей, а на месте этого домика сверху будет плита с его именем.  – Не знаю, наверное, в кругу друзей, которых я очень сильно ценю, мм….  Еще представляю одинокую жизнь в хорошей сфере, там, программист, не знаю, слишком сложный вопрос. Я свое будущее не вижу, увы. А вы? – Итэр хотел бы быть волейболистом, вступить в одну из самых лучших команд, его интересует очень сильно спорт! – с теплой улыбкой заявила Люма. – Эй! Я просил никому не говорить! – Это же хорошая работа, братец. – Ее не считают серьезной... – вмиг от своих же слов Итэр слегка покраснел и погрустнел, ему так нравится все, связанное с волейболом, но его вкусы просто высмеяли и не приняли в серьез, было обидно даже. – Очень хорошая работа, – с интересом сказал Куникудзуши, потирая пальцами подбородок, будто бы думает об этом. – Ээ… Э! – Я сказал что-то не так? Прости. Слегка улыбнувшись блондинчику, Скарамучча легонько погладил его по голове, волосы Итэра такие мягкие, как шерсть маленького пушистого котенка… приятные. Щеки румянцем покрылись, но все еще интересно было сидеть и гладить нового друга, пока Люми тихо хихикала от такого зрелища. – Так… А что насчет тебя? – обращаясь к Люмин, спросил синеволосый малыш.  – Насчет меня?? Ой, тут будет долгий рассказ! – лицо её аж засверкало, –  Я хочу стать фигуристкой! Кататься на льду, делать трюки всякие! Это очень красиво, понимаешь!?? Я хочу приносить людям красоту и очарование своим катанием на коньках, и я пойду на любые жертвы ради этого! Балетом займусь, спортом, растяжками, буду учиться кататься, чтобы добиться идеала! Я все смогу, ибо я этого очень сильно хочу!! – ухмыльнувшись, посмеялась с данной ситуации, – Моя любовь к фигурному катанию просто большущая! – показывая руками, насколько она большая, залилась смехом, – У нас с братцем мама была фигуристкой, мы очень сильно любили смотреть, как она катается, и это очень круто и красиво! У меня просто мечта научиться также, или даже превзойти ее!  – О.. Крутотень!  Смеялись и болтали они еще долго, аж до самого вечера, как домой должны были уходить. Близнецов забрали первыми, да и Скарамучча их проводил, попрощавшись с ним. Через минут 10 пришла и мать мальчишки, которая по-доброму улыбнулась воспитателям, которые провожали их. Попрощавшись, они ушли. Темнота на улице, Эи повела малыша не домой, а в какую-то даль, в темные переулки, где свернула налево, отпуская Скарамуччу, выставляя перед собой.  Опять крики и оскорбления в сторону малыша: – Скарамучча, ты только мне на нервы действуешь! Как же ты меня заебал, малый. Жаль, что я тебя тогда не оставила в детдоме.. – тяжело вздыхая, женщина прикрыла глаза рукой. – Мама…? Прорычав, Эи дала сильную пощечину за лишние слова. – Я тебе не мать! И тут резко прозвучал треск. Треск, который принадлежал стеклу. Под ногами мальчишки теперь валялись осколки, в них мальчишку и швырнули. На асфальте осталось две дорожки от крови, которые были размазаны с ладошек Куникудзуши, но на это он никак не отреагировал, ни звуку, ни эмоций, на что Эи просто распахнула глаза: столько крови с маленьких рук, а тому совсем не больно? Такого быть не может.  Этими осколками изрезали всю кожу шестилетнему ребенку, избили до потери сознания и переломали конечности, одну руку только оставили целой, после чего след от матери пропал вовсе. Раны, нанесенные стеклом, открылись, с них вылилось довольно много крови, но жить еще можно было в таких условиях. Тело так валялось до самого утра, пока его не нашла какая-то девушка, она же вызвала полицию и скорую. Виноватую в этом все они не узнали, ибо Скарамучча ничего не рассказал после того, как пришел в себя. Состояние не радовало, но поделать с этим ничего нельзя – пришлось угомониться, пока полиция суетилась, и остаться под присмотр врачей.  Втыкая взглядом в белый потолок, у малыша совсем не было сил лежать и терпеть эту боль дальше, не было желания дышать вовсе.. Так плохо ему никогда еще не было, как сейчас. Все тело ныло очень сильно и не давало возможности двигаться хоть как-то.  Противно. Противно от такой слабости. Противно от себя, что он допустил такое. Скарамучча никогда не хотел быть слабым и до сих пор не хочет. Это чувство заставляло выставлять себя будто бы жалким и ненавидеть себя тоже за это. Он обещал матери и отцу, что не будет слабым, но… Как только умер отец, мать стала устрашающей, из-за чего обещание было нарушено, из-за чего Скарамучча плакал каждую ночь. За дело принялись органы опеки: за состоянием мальчика врачи смотрели, приходили и психологи, которые расспрашивали и давали терапию, которая была необходима, но он молчал, никак не реагировал и не отвечал совсем. Доверия... Нет никакого.  Больно. Больно шевелиться и говорить, будто бы ему язык оторвали вместе с переломанными конечностями. Только спустя месяц всех терапий, психологи добились слова от Скарамуччи. Он смог довериться и рассказать то, о чем очень сильно боялся говорить. — Что ж... Расскажи-ка, кто так с тобой поступил? — положив на коленки планшетку с бумажкой, спросила женщина лет 25-30, рассматривая мальчика. Ее тут Скарамучча первый раз видит. — .... Я... Ээ.... Мама... — сглатывая ком в горле, он поджал губки, — Это сделала моя мама..  — Хорошо... — записывая все аккуратным прописным почерком, приятным на взгляд, пробормотала психолог, — А причину? Ты знаешь причину? Что вообще с тобой сделали тогда? — Причину... Когда умер папа, она стала... Как психбольная. Она меня била просто за то, что я мог пройти мимо ее кабинета, унижала и говорила, что жалеет о том, что я родился.. чтобы я лучше ум... умер.. — голос начал дрожать, а глазки наполнились слезами, которые сразу полились по бледным щекам, — Я... Я.. Я виноват в этом! Она меня побила, потому что.... потому...  — ... — .. Я не знаю! Я не знаю, почему она меня оставила! Я не понимаю, почему она меня так ненавидит... Не понимаю... Не понимаю, я не понимаю! — расхныкавшись, как тряпка, уцелевшей рукой упорно вытирал слезы со своих глаз, не смотря на то, что она очень сильно дрожала, — Простите... Простите, пожалуйста! Простите.. — Куникудзуши, все хорошо, не надо извиняться, — пододвинувшись поближе, женщина легонько и нежно погладила малыша по волосам, иногда с щек вытирая ему слезки, — Я понимаю, тебе сейчас сложно это все принять. Можешь поплакать, тебе станет легче, и мы сможем продолжить. Хорошо? — Да.... Да, хорошо.. Так психолог узнала обо всем. О том, что было раньше, как все было, почему все так, как было все перед тем, как попасть в больницу. Оказалось, что мальчишку не только лишили движения, так ещё и умудрились изнасиловать, пользуясь такой ситуацией и опять бросили, ибо тот, кто сделал ушел, а Скарамучча остался там валяться, после чего потерял сознание от болевого шока.  Конечно, психолог записала все, потом обговорила с другими специалистами, прописывая некие таблетки и курс терапии у психиатра... Разве... …Скарамучча не слишком молод для такого? Для получения психологической помощи из-за жестоких людей... В чем же он провинился? Плакать теперь хотелось еще больше. А как после выписки? Ему ведь идти некуда, кроме матери, которая его вышвырнула, как ненужного щенка на верную смерть. Больше никого не было.   После полного выздоровления Скарамуччу забрала семья близнецов, что его удивило не на шутку, ибо ему было стыдно, что его кто-то чужой опекает, поэтому их родителей просил обращаться с ним, как со слугой, но был очень сильно благодарен. Только еще было стыдно перед Люмин и Итэром за то, что они его встретили в таком состоянии. Конечно же, они рады были видеть одногруппника у них дома, но когда родители им объяснили, почему он тут, близнецы ему очень сильно сочувствовали, ибо жаль, что он такому подвергся в раннем возрасте. Хоть и в чужой семье, но тоже стал любимым и родным, но позже съехал из-за того, что съедала совесть от того, что он живет в чужой семье за чужие деньги.