От одного до шести

***

      Саяка натирает ладони, сильнее укутывается в синий шарф, прибавляя шаг, ловко лавируя в потоке остальных учеников «Хяккао», словно пиратский корабль среди бушующих волн океана. Каникулы закончились, судьбоносно перечеркнув в календаре последние свободные от забот деньки. Старые раны от падения зажили, воспоминания оставили неприятный осадок. Проигрыш — поражение в битве за сердце её Президента, поражение — неудача, постыдная для человека её уровня.       После последних событий они едва обмолвились словечками. Да и вряд-ли у них бы вышел полноценный разговор: жалостливые нюни Саяки и бесконечно тяжёлый взгляд Президента больше походит на пытку, чем на цивилизованный диалог.       Шелест багровых листов под ногами, хоть как-то смягчал напряжение, застывшее в холодном воздухе. Он небрежный, негромкий и раздрожающий. Перенимает все негативные эмоции на себя. Не хотелось бы кричать и кидаться обидными словами на первого попавшегося под руку. Это, как минимум, эгоистично.       Люди движутся медленно, обмениваясь с друг другом накопившимися новостями. Тихий гул вызывает мигрень, вынуждая остановиться на пару секунд. Саяка устало трёт круговыми движениями виски, стараясь хоть ненадолго расслабиться. Она прикрывает глаза, погружаясь в собственных мир воздушных замков. Саяка любит воображать. Представлять себя любимой… Для Кирари, представлять её безграничное внимание на себе, ощущая себя особенной, быть единственной и неповторимой. А ещё…       — Эй, Саяка, — писклявый голос вывел из транса, силой вырывая из сказочных желаний. Игараши медленно опускает взгляд вниз, встречаясь с фиалковыми глазами Руны. Она юрко разворачивает ярко-зеленую обёртку чупа-чупса, бросая её на асфальт. — Ты в порядке? Выглядишь не очень.       Не очень. Ужасно. Отвратительно.       — Всё прекрасно, Руна, — Саяка через силу поднимает уголки губ. Досадно-фальшивая улыбка, словно мачета, отрезает в один удар все навязчивые расспросы.       — Ладно, — низкорослая девушка пожимает плечами, напоследок указывает питомцу на мусор, чтобы тот наконец убрал бумажку. На территории академии нельзя мусорить.

***

      В столовой дела обстоят не лучше. Игараши пялится на поднос с обедом, не прикасаясь к деревянным палочкам. Живот урчит, напоминая, что пища — неотъемлемая часть жизни. Чушь. Кирари — неотъемлемая часть. А еда может и подождать.       Размякший сэндвич не вызывает аппетита, только наоборот — заставляет жадно глотать слону, в надежде насытиться.       Саяка оборачивается, наблюдая Президента в компании Юмэко. Игараши одолевает зверская ненависть. Почему всё сложилось не так? Где тот момент, в котором она ошиблась? Логическая цепочка так и не восстанавливается в голове. Саяка хватает карандаш, вырисовывая тонкую линию на клетчатом листе. Слова и закорючки не решат её проблемы.       Логика подвела.       Кирари — загадка, ключ к которой лежит через эмоции. Но что именно ей нужно? Азарт уже переполняет края чаши, любовь — пустой звук, служащий для развлечения Президента. Что-что-что? Мысли Кирари — охотничьи сети, в которые Саяка угодила по неосторожности.       — Земля вызывает зануду-Саяку, — галдит Мидари, стукнув железным подносом по столу. Остатки еды разлетаются по краям, в том числе, и на «расчёты» Игараши. — Приём!       — Сигнал прервался, — раздражённо бурчит девушка, оттирая края блузки влажными салфетками.

***

      Пар от горячего напитка стремится вверх. Кирари сидит в кресле, закинув ногу на ногу, изредка делая глотки чая. Ей нравится кипяток. Ей доставляет удовольствие обжигать язык от горячей жидкости. Это дарит ощущение внутреннего тепла.       Душа у дьявола холодная, поэтому в Аду так много огня. Тепло нужно всем.       Саяка чувствует себя лишней среди этой картины. Обычно она стоит сбоку от Президента или позади, играя с ней в молчанку. Тишина так не давила, наоборот, успокаивала, оберегала.       А сейчас Кирари наблюдает за ней, словно за лабораторной крысой, подмечая изменения в поведение и внешности. Тёмные круги под глазами Игараши размером с солнце и правда вызывали интерес. Растрёпанные волосы, смахивающие на птичье гнездо, не вызывали отвращения. Совсем иначе.       Кирари беспокоилась.       — Как твои раны, дорогая?       Вопрос в пустоту. Момобами и так видит всё глазами. Лицо Саяки снова так же прекрасно, как и душа. Пальцы скользят по бокам кружки, разглаживая белоснежный фарфор. Дорогой фарфор. Кирари частенько делала подобное. Ей приятно само ощущение богатства в руках.       Интересно, могла ли оказаться на этом месте Игараши?       — Да, Президент.       Врёт.       — Саяка, — тихо зовёт Момобами, указывая на место напротив. Игараши без вопросов садиться напротив, складыввя руки на колени. — Давай сыграем, — Президент достаёт шестигранный кубик, бросая его девушке напротив. — У нас будет честная битва, — Саяка заинтересованно оглядывает каждый угол кубика.       — Обычный, — кратко бросает младшая девочка. — Какие правила?       — Название игры «От одного до шести». Правила будут простыми. Если выпадют чётные цифры, то ты целуешь меня, как только твоя душа пожелает, — на щеках вспыхнул здоровый румяц, без которого Саяка сама не своя. Кирари ликует. — Если нечётные, то это делаю я.       — В чём подвох? — осторожно спрашивает младшая.       — Бросать будешь ты, — игриво подмигивает Кирари. — Все в твоих руках. Бери и действуй.       Саяка хватает кость в ладони, неторопливо трясёт, затем бросает на тёмно-бордовую поверхность стола. Куб крутится, словно юла, которую крутит ребёнок для потехи.       Убить или быть убитым.       Выпадает четвёрка, заставляя Игараши растечься по дивану, будто желе солнечным днём. Она закрывает красное от смущения лицо, только бы Кирари не смотрела на неё. До главной мечты Саяки подать рукой. Вот, сидит напротив, нагло улыбаясь в лицо своей растерянной секретарши.       — Я жду, Саяка. Ты можешь не спешить.       Издевается. Саяка больше не позволит шутить над собой, когда её Президенту вздумается. Игараши быстро пересекает преграду, разделявшую их, и опускается на чужие колени. Кирари застывает в изумлении. План приходит в исполнение. Саяка нахмурится, рассматривая удивлённое лицо Президента. Они поменялись местами в считанные секунды. Пусть поймёт, что Игараши чувствовала на протяжение последних лет.       Бирюзовая помада безвкусная, хотя раньше Игараши наивно полагала, что та отдаёт сладким привкусом ягод, как и её блеск для губ. Щекотать щёки Кирари оказалось забавным: её хладнокровная маска разбивается, обножая все эмоции, на которые она только способна: смущение, радость, неловкость — своеобразный коктейль из главы клана. Саяка пьёт его, наслаждаясь новым вкусом.       Кисловат, но идеален.       Поцелуи — это то, в чём Игараши не хватает опыта. Она просто жмётся губами к Кирари. Это уже что-то запредельное. Кирари не спешит прекращать игру. Только подбрасывает дровишки в костёр, накаляя событие. Момобами явно вошла во вкус.       В комнате становится очень душно, поэтому она любезно растёгивает пару пуговиц на блузке Саяки, но та, кажется, подумала совсем не об этом. Игараши отлетает на другой конец дивана, вжимаясь в бархатный подколник. Она жадно глотает воздух, стирая ладонью выступивший на лбу пот.       — Чт… Что Вы хотели сделать?! — Саяка осматривает себя, вынуждая шестерёнки в голове запустить процесс размышления. — Вы хотели…?!       — Ты испорченная девочка, Саяка.       Кирари подавляет смешок в кулаке.